Папа, ты попал!

Глава 41. Надя

Марина, Марина, Марина…

Голос звучит пушечным громом в моей голове, отдавая болезненными спазмами в виски…

Одно слово открыло мне глаза на истину… Одно слово смогло расставить всё по своим местам.

— К-как? Как ты сказал? — переспрашиваю, в душе надеясь, что из-за волнения я неправильно расслышала Максима.

— Я веду к тому, что ты могла принять любовь за что-то другое. Такое же чистое и светлое чувство, но не настолько глубокое. Ты так молода, и…

Ну всё! Достаточно!

Мне тошно слышать подобную глупость. Я не выдерживаю и выставляю руку вперёд, прямо перед его лицом, пресекая всякие попытки схоронить мои возникшие чувства к нему.

Я уже успела тысячекратно пожалеть о том, что призналась ему в любви. Дурочка зачем-то открыла ему сердце, захотела впустить его в свою жизнь, а он в ответ не придумал ничего лучше, чем унизить меня. Он растоптал меня, но сам ещё не осознаёт это.

— Ты назвал меня… другим именем, — мне хочется забиться в угол и реветь, драть глотку в отчаянии, но могу я лишь бессвязно бормотать, задыхаясь от того, насколько сильно щемит в груди.

— О… Разве? — округляет он глаза в удивлении.

— Да, Максим. Ты только что назвал меня Мариной…

Максим застывает на месте. Лишь его бегающий взгляд, мгновенно ставший пустым и бесцветным, говорит о том, что передо мной стоит живой человек. Он меняется в лице. Теперь я вижу как ему действительно неприятно… самому гадко от того, что не смог проконтролировать поток собственных же мыслей. Он открывает рот, а слов попросту не находит.

Максим дёргается в мою сторону и я снова выставляю руку, не давая ему шанса приблизиться ко мне.

— Это не простая случайность, ведь так? Что-то большее кроется в этом имени? Просто ответь мне… — молю я.

Я желаю знать правду, и где-то в глубоко в сердце всё ещё на что-то надеюсь. Надеюсь, что это была слуховая иллюзия.

Но ни черта подобного. Максим поджимает губы в плотную тонкую линию, демонстрируя мне сочувствующий вид. Без слов он даёт понять мне, что я понапрасну надеюсь.

— Боже, Надя… — взывает он к небесам, пройдясь ладонью по лицу так, словно он желает содрать с него кожу. Ему совестно, но ничего с этим он поделать не может. — Ну ошибся, я… всякое бывает! Я вовсе не хотел тебя как-то задеть этим… Это случайность. Ничего незначащая случайность. Извини, я правда очень жалею, что так глупо вышло.

Как бы я хотела поверить в то, что он не живет своим прошлым… Как бы хотела верить, что в моих силах затмить его былую любовь. Я хотела бы… Очень, но я не могу тягаться с призраками. Это не в моих силах.

— Ты злишься на меня? — он тянется ко мне, желая обнять.

И я, наверное, позволила бы ему вывести своей лаской из моей памяти такой неприятный момент, если бы телефон в моей сумочке не затрезвонил.

Момент безвозвратно упущен. Я вздрагиваю, а Максим отступает. Погрузив руки в карманы брюк, он сверлит своим тяжёлым взглядом мою сумочку, в которой разрывается телефон, но не до него мне сейчас.

Мелодия продолжает действовать мне на нервы, пока я не сбрасываю вызов.

Мама с завидным упорством снова перезванивает.

— Ответь на звонок, — строго проговаривает Максим, отходя к панорамному окну, выходящему на центральную улицу.

— Извини. Видать, что-то срочное.

Бросаю взгляд на Максима, стоявшего с гнетущим видом у окна, а затем выхожу за дверь и подношу телефон к уху.

— Дочка, ну наконец-то! Я целый день не могу до тебя дозвониться! — голос мамы чересчур тревожен, что я начинаю судорожно перебирать в голове все возможные праздники. Может, забыла её с чем-то поздравить?

— Мам, ну я же тебе говорила, что как-нибудь пришлю тебе снимок Максима! Терпение, моя дорогая!

— Бог с ним, с твоим Максимом! Я звоню по другому делу!

Выхожу на задний двор, встаю у стеночки, заметно напрягаясь всем телом.

— По какому это делу?

— Даже и не знаю с чего начать.

Тон мамы меня настораживает. В последний раз подобным образом она разговаривала со мной, когда потерялась в торговом центре. Что на этот раз она учудила?

— Постарайся начать уже с чего-нибудь! У меня не так много времени. Мы с Максимом сейчас…

— Твой отец общается с одной женщиной… — обрывает меня мама на полуслове.

Меня будто водой ледяной окатили с головы до ног. Чувствую, что начинаю нетвердо стоять на ногах и подпираю собой пыльную бетонную стену, чтобы не свалиться от такого неожиданного заявления.

— Что? Папа тебе изменяет? — верещу я трубку.

— Упаси Господь, дочка! Тоня, его давняя знакомая. Раньше они частенько созванивались, но со временем их общение сошло на нет…

С облегчением выдыхаю, но напряжение тем не менее никуда не исчезает. Всё это неспроста.

— Ну и? Что ты хочешь мне этим сказать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сегодня они созвонились впервые за последние два года. Дело в том, что одна женщина… в общем, раньше она была против их общения… А спустя время так вообще сожгли все мосты… — говорит загадками, не щадя мои нервы. — Да и как-то разговаривать больше не о чем было. Все разговоры обычно сводились к одному и тому же.

Задумываюсь. Перевариваю слова, но никакого смысла как ни стараюсь, так и не нахожу.

— Что? Я ничего не понимаю…, — прижимаю сумочку к груди и начинаю вышагивать кругами по двору, нервно жуя губу.

— У твоего отца до нас была другая семья, — говорит она чуть ли не шепотом.

Тошнота подступает к горлу. В глазах моих темнеет и волосы встают дыбом по всему телу от таких ошеломляющих признаний. Это шутка. Меня просто решили сегодня добить. Может, я всё ещё сплю? Если так, то нужно немедленно просыпаться, пока не стало ещё хуже!

— Д-др-ругая семья? — теряю силы в руках и ногах, бросаю на асфальт свою сумочку. Свинцовая тяжесть внутри давит меня к земле и я скатываюсь по стеночке вниз, приземляясь на холодный поребрик. — Как такое возможно вообще?

— В нашей жизни возможно всё дочка, — мама говорит будничным тоном, что ещё больше повергает меня в шок. — Толя просил не рассказывать тебе без надобности. Я в общем-то была не против, пока Антонина не огорошила меня сегодня.

Ещё немного и голова моя взорвётся. Я прикладываю трясущуюся ладонь ко лбу, затем потираю виски, в которых не перестаёт стучать отбойный молоток.

— Подожди, что-то я не соображаю… У папы была другая семья? И ты об этом знала?

— Знала, дочка.

— Но почему? Почему ты молчала?

— Потому что это осталось в прошлом, — резко отвечает, как будто это и неважно вовсе. — Мы натворили много ошибок за нашу жизнь, но не вини в этом своего отца! Ему и так тошно. А теперь так вообще.

Чувствую, меня ждёт серьёзный разговор по возвращении в родительский дом. Я не отстану от них до тех пор, пока они не выложат мне всё.

Мне обидно. Я очень зла на маму, ведь всегда считала, что между нами никогда не было тайн. Не было и быть не может.

— Ладно! Если это всё, то так и быть… я попробую смириться с тем, что вы всю жизнь обманывали меня, но как-нибудь позже! Сейчас мне не до этого! — меня претит этот разговор, я хочу поскорее отделаться от него, чтобы вконец не рассориться с мамой.

— Надя, это ещё не всё..

— Что ещё? Ты хочешь сказать, что и у тебя тоже есть другая семья? — дерзость и обида прёт из меня. Я дохожу до точки кипения. С силой сжимаю телефон, мечтая выбросить его в мусорный бак, стоявший напротив. — Ты ещё скажи, что у меня есть старший брат, которого вы вынуждены были скрывать от меня! Кто я такая вообще? Я же недостойна знать всего этого!

— Сестра, — с осторожностью проговаривает она по слогам.

— Это прикол такой? — прыскаю ядовито.

Не верю. Теперь не верю ни единому слову.

— Надюш, у тебя есть сводная сестра. Точнее была, — мама вдруг начинает негромко всхлипывать, что может означать только одно: это ничто иное, как правда. Правда, которая трогает её до глубины души. — Девочка моя, твоей сестры уже как пять лет нет в живых, — я перестаю дышать, лишь бы уловить каждое её слово. Молчу, да и слов не находится от представления того, что папе пришлось пережить. — Твоему отцу сообщила эту страшную новость Антонина Александровна, родная сестра Томы. Тамара и Толя в своё время были женаты, — мама удерживает недолгую паузу, чтобы глотнуть побольше воздуха. Ей трудно говорить, а мне невыносимо больно слышать это, но я держусь. Сижу на асфальте с поникшей головой и шмыгаю носом, пытаясь сдержать поток непрошеных слёз. — В браке у них родилась Марина, твоя сводная сестра. Когда Мариночка выросла, она вышла замуж за одного мужчину, — наступает мучительная пауза, заставившая тело встрепенуться от противной дрожи. — Этим мужчиной был твой Максим, но это ещё не самое ужасное, — сердце пропускает болезненный удар. Я резко приподнимаюсь на ноги, находясь в полнейшем шоке. — Тома утверждает, что Максим встречается с тобой только лишь из-за того, что он видит в тебе Мариночку. Ты стала её заменой, дочка. Прости, но я не могла не предупредить тебя об этом…

Земля плавно уходит из-под ног. Разум отказывается поверить в услышанное, но пазл складывается сам по себе.

Это именно то… именно то, чего я и опасалась. Думала об этом, но боялась признаться себе в том, что я лишь замена. Жалкая подделка.

Максим не смог справиться с утратой и выбрал меня в качестве своей отдушины… Только лишь потому, что при виде меня представлял её. Марину…

Как это ужасно…

Разворачиваюсь, чтобы пуститься в бега, без предупреждения оборвать нашу связь и исчезнуть из его жизни, чтобы хоть как-то облегчить её.

Слёзы плотно застилают мои глаза, но сквозь пелену я замечаю Максима. Всё это время он стоял у меня за спиной. Но как долго он наблюдал за моим нервным срывом?

— Мам, я тебе перезвоню. Извини… Мне нужно время, чтобы как-то всё это переварить… — я сбрасываю вызов и моментально скукоживаюсь всем телом, потому что Максим в один шаг сокращает между нами расстояние, впритирку останавливается возле меня. Когда рука его взмывает к моему лицу, он смахивает с моей щеки катящуюся слезинку.



— Что заставило тебя плакать? Что-то стряслось? — искренне он обеспокоен.

Вглядываюсь в бездонную пучину его необычайных глаз, с теплотой смотрящих на меня. Но сколько бы теплоты в них ни было, сейчас они не способны растопить тот айсберг, образовавшийся у меня в сердце. За какие-то считанные секунды мои внутренности покрылись толстой коркой льда.

— Я действительно напоминаю тебе её? — с трудом произношу, языком запинаясь о собственные зубы.

— Кого? Рёву-корову? — пытается он свести всё в шутку, привлечь меня к себе, но я и бровью не веду.

Мне сейчас не до шуточек.

Максим хмурится и убирает руки от меня, когда я шарахаюсь от него. Он наконец замечает, что мне неприятны его прикосновения. ОН мне неприятен.

— Твою бывшую жену!