Папа, ты попал!

Глава 56. Максим

Волнение с каждым вдохом набирает мощь. Сердце грохочет внутри с такой силой, что разрывает грудь, и так громко, что путает своим шумом мысли, не давая мне выстроить внутренний монолог. Я жутко нервничаю, и вспотел весь так, что хоть выжимай.

Хотя, с чего бы вдруг?

Я ведь целую неделю готовился к этому дню. Оделся ещё так, как на свадьбу не одевался, не забыл прикупить симпатичный букет цветов. Я даже начисто побрился с утра, что большая редкость для меня, но такое ощущение, будто я всё равно что-то забыл.

С нашей последней встречи прошла ровно неделя. Целая неделя ушла на то, чтобы с Наденьки полностью сняли обвинения.

Это очень долго.

Я переживаю, что на ней может негативно сказаться это заточение.

Но хорошо, что этот кошмар закончился, вместе мы справимся. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы она забыла этот период в своей жизни. А если и помнила, то только с улыбкой на лице.

Ух.

Столько сил внутри, столько мыслей и новых идей, что голова идёт кругом, но это чувство поистине прекрасно. Можно сказать, я счастлив.

Хотя, нет.

Счастливейшим человеком я стану только тогда, когда смогу увидеть её перед собой. Когда смогу прикоснуться к ней и понять, что она не какая-нибудь там иллюзия. Когда уловлю её радостный смех, который так полюбился мне. Когда окунусь в омут её бездонных глаз и растворюсь в них, напрочь забывая обо всём. И наконец когда услышу её голос, ласково произносящий моё имя.

Осталось совсем немного, а нервы мои уже потихоньку начинают сдавать.

Я опираюсь на нагретый от раскалённого солнца капот машины и от нечего делать постоянно посматриваю на стрелки часов, отсчитывая минуты.

Пять минут. Всего лишь пять минут отделяют меня от встречи с Надей… от безмерного счастья.

Боюсь, эти минуты будут самыми долгими и тревожными минутами в моей жизни.

Так… нужно прекращать изводить себя…

Лучше подумай, что скажешь ей…

Это ж несложно. Я скажу всё, но постепенно, лишь бы мне не забыть родной язык при виде её и не потерять рассудок от её красоты.

Подумываю, что надо бы завезти мотор машины, да включить кондиционер в салоне. Не горю желанием задохнуться от переизбытка чувств и удушья, когда мы поедем отсюда, но я вынужден замереть, не дойдя до водительской двери пару шагов.

Путь мне перегораживает та, которую я больше никогда не ожидал встретить. В Новосибирске так уж точно.

— Какого…, — в ступоре я. — Ты чё забыла здесь?

Милана закладывает прядь светлых волос за ухо, снимает солнцезащитные очки. Робко улыбнувшись, она делает несмелый шаг в мою сторону. Милана, которая даже мусор выбрасывала всегда при полной боевой раскраске, сегодня выглядит неважно: бледное, опухшее лицо, отросшие тёмные корни, облупившийся лак на ногтях и всё то же платье, что и неделю назад. Странно, ведь Милана неукоснительно следовала одному правилу: никогда не надевать вещь, если когда-то она уже была надета.

— Вот, пришла попрощаться с тобой, — как будто на последнем издыхании произносит.

— Ну, так прощай, — с безразличием проговариваю и бросаю взгляд на здание СИЗО, откуда с минуты на минуты должна выйти Надя. Справа от меня цыкают, я веду бровью, вернув взгляд на Милану. — Что? Я же попрощался. Тогда почему ты ещё здесь?

— Вообще-то я также хотела бы извиниться перед тобой.

— Мне твои извинения ни к чему, — кривлю рот от внезапного приступа тошноты, вызванной её присутствием. Снова поглядываю на часы. — И вообще, ты не вовремя. Разве ты не должна сейчас греться под лучами испанского солнца?

Мне приходится реагировать на каждый звук, исходящий от здания СИЗО. Нельзя допустить, чтобы Надя нарвалась на Милану. Её настроение не должно омрачаться ни сегодня, ни завтра. Никогда больше.

— Ты раскусил меня, — опускает пустые глаза в асфальт, тяжело вздыхает, будто желает, чтобы её пожалели. Не дождётся! — Отец сказал мне, где ты сейчас. Он буквально заставил меня прийти сюда и попросить прощения у тебя с Надей.

— Твой отец толковый человек, но в этом он ошибся. Сейчас меньше всего на свете я желаю видеть тебя рядом с Надей! Будет лучше, если ты просто уйдёшь, — всем своим видом показываю как она мне противна, но она продолжает стоять у машины как вкопанная. На меня нактывает волна гнева, поскольку она не двигается с места, а намёков не понимает. — Уходи, я сказал! — не вытерпев, гаркаю я. Милана вздрагивает.

Отдаляюсь от неё на всякий случай. А то мало ли. После всего того, что она натворила, я не в состоянии контролировать себя, находясь с ней в непосредственной близости. Не хватало ещё, чтобы она родила раньше срока, если я вдруг разойдусь и выскажу ей всё, что накипело.

Хотя, насколько помню, преждевременных родов она не боялась. Тогда, почему я должен остерегаться этого?

— Максим, — стоит услышать её скрипучий голос, как я снова напрягаюсь всем телом. Не оборачиваюсь. Никак не реагирую, думая, что отстанет и свалит, но нет. Она становится напротив меня, всё ещё корча из себя жертву. Неприятно смотреть. Ей больше подошла бы роль настоящей свиньи, но никак не невинной овечки. — Я очень сильно сожалею о своём поступке. Я не хотела, правда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мне уже плевать что ты там хотела!

— Бывший бросил меня за день перед свадьбой, — хлюпает она раскрасневшимся носом, поднося к лицу бумажный платок, приготовленный заранее. — Только познакомившись с тобой, я узнала, что беременна. И я рассказала бы о своей беременности, если бы не влияние моей матери. Она уверяла меня, что всё пройдёт гладко, если я буду придерживаться диете и подкуплю своего гинеколога. С отцом ведь прокатила такая схема двадцать семь лет назад! Мама была уверена, что и с тобой проблем не возникнет.

— Что? Степан Аркадьевич тебе не родной отец, — недоумеваю я, а она виновато машет головой, поджимая губы. — Он хотя бы знает? — она вновь отрицательно качает головой, я кое-как удерживаю в себе отборные ругательства. Мерзость. — И почему я не удивлён?

Бедный мужик… Столько гадости натерпелся за свою жизнь.

— Может быть, он и догадывается, но он никогда не упоминал об этом вслух. А сейчас мне очень жаль его. Только сейчас я поняла, что значит, когда от тебя все отворачиваются. Когда остаёшься совсем одна, — ревёт она белугой, глотая слёзы. — И никто! Никто не приходит на помощь!

— Если ты решила надавить этим на жалость, то не выйдет. Сейчас у меня есть занятие поинтересней.

Повисает молчание. Милана задумчиво смотрит вдаль, жуёт губу и гладит себя по животу.

— В ресторане ты спрашивал, что я делала в твоей комнате. Тогда я действительно искала ключи от квартиры.

— Нашла?

Она угукает.

— Однажды вы с Надей и Васей уехали куда-то, я вломилась в квартиру и прихватила с собой из её косметички помаду. Мы сняли с неё отпечатки и перенесли на брошь, а через день я снова пробралась к тебе, вернула помаду и подбросила украшение в сумку. Мама сказала, что это хороший план, чтобы устранить препятствие на пути. Но в последний момент я передумала! — я рефлекторно стискиваю кулаки. Милана шарахается от меня, выставив перед собой руки, будто всерьёз думает, что я могу причинить ей вред. — Клянусь, я хотела позвонить и признаться тебе в этом! Но приехал отец и мне ничего не оставалось кроме как пойти на поводу у своей матери. Она мечтала выдать меня замуж! А всё для того, чтобы продать эту брошь! За неё могли дать огромные деньги, но кому я сейчас нужна, — горько всхлипнув, она указывает на живот. — Мы просто хотели обналичить брошь! Мы не хотели навредить никому, но папа опередил нас. А признаться ему, всё равно что собственноручно вырыть себе могилу. Он лишил бы нас всего! Он же ненавидит нас с матерью!

И я его нисколько не осуждаю.

— Даже сейчас ты не смогла меня удивить, — сухо отвечаю, повернувшись к ней спиной.

Не намерен смотреть на то, как она разводит тут сырость своими никому ненужными слезами.

— В общем, я хотела только признаться тебе и спросить, — тяжело сглатывает она. — Если бы всего этого не было: ни беременности, ни броши, ты бы всё равно бросил меня?

— Ничего бы не изменилось! — с полнейшим безразличие отвечаю, погрузив сжатые ладони в карманы брюк. Мне не за чем продолжать этот бессмысленный разговор, но Милана будто умышленно действует мне на нервы. Она снова становится напротив, вопрошающе глядя на меня из-под ресниц. — Милана, пойми, я тоже был жутким эгоистом. Я был с тобой только ради сохранения карьеры, а если бы не было никакой беременности, то не было бы и нас. Я не был бы с тобой в любом случае, так что не кори себя! Живи, как жила! Только оставь меня в покое!

Её подбородок начинает подрагивать. Она стирает со щёк дорожки от слёз. И вот сейчас мне кажется, что она не играет больше. Ей и впрямь больно, но мне нисколько не жаль. Она больше не заслуживает даже жалости к себе.

— Хорошо, я поняла тебя. В общем, это всё, что я хотела, — бросает на меня последний печальный взгляд и устремляется прочь.

Я зачем-то окликаю её:

— Обустройся в Испании и начни новую жизнь! Только в этот раз будь умней!

Она оборачивается, вышагивая спиной вперёд.

— Нет никакой Испании! Отец соврал насчёт особняка. Он одурачил меня, подсунув вместо документов о переоформлении недвижимости, отказ от всего его имущества.

Прикусив щёку с внутренней стороны, у меня кое-как получается удержать дьявольский смех, рвущийся наружу из груди.

Степан Аркадьевич вовсе не бедный и тем более не несчастный. Это самый продуманный человек, которого я когда-либо встречал.

И кто знает, я ли помог ему открыть глаза на Милану, или же он ждал подходящего момента, чтобы оставить её ни с чем.

— Тогда просто будь умней!

— Постараюсь! — машет она рукой. — Наде привет!

Я уже предчувствую появление Нади. Всем нутром ощущаю, что она где-то уже совсем рядом.

Не успеваю я сделать и шаг в сторону здания, как входная дверь его открывается и передо мной появляется она.

Наденька…

Как же долго я ждал этого момента.

Наверное, неспроста судьба повела нас тернистым путём. Наверное, мне нужно было пройти через многие препятствия. Не так, конечно, я представлял уроки жизни, но, видимо, по-другому я ничего не понял бы.



У меня было достаточно времени, чтобы усвоить урок и расставить приоритеты в своей жизни по мере их значимости. Понять, что значит сама жизнь. И представить, что было бы, не будь в ней Нади.

Кто-то скажет, что для таких выводов, прошло слишком мало времени.

А я скажу, что понять меня сможет лишь тот, кто хотя бы однажды терял в своей жизни кого-то… Навсегда или на время — неважно. Потому что само понятие утраты несёт в себе много боли, разочарований и отчаяния.

В минуты отчаяния мы больше всего уязвимы. Именно в такие мгновения мы и понимаем, как ценны те моменты, когда мир ещё не дал трещину.

Не подкинь нам судьба трудностей, я так и не понял бы что чувствую к Наде. Не осознал, как на самом деле дороги мы друг другу… Как дорога моему сердцу она…