Паутина Шарлотты

15. Сверчки

В траве стрекотали сверчки. Они затянули унылую однообразную песню о том, что лету приходит конец. «Лету конец, лето прошло», — пели сверчки. «Конец наступил, конец наступил, лето совсем умирает».

Сверчки считали своим долгом возвестить всему миру, что лето не может продолжаться вечно. Даже в прекрасное время — в дни, когда лето переходит в осень — сверчки разносили весть о грядущих переменах.

Песню сверчков услыхали все. Эйвери и Ферн Эрабл услышали ее, шагая по пыльной дороге. Они подумали, что скоро снова надо будет ходить в школу. Песня донеслась до молодых гусей, и они догадались, что никогда уже больше не буду гусятами. Шарлотте песня сверчков напомнила, что времени у нее осталось совсем немного. Миссис Эрабл услыхала сверчков, стоя на кухне. «Вот и еще одно лето прошло», — с грустью подумала она. Лерви услышал песню, когда мастерил ящик для Уилбера, и понял, что пора копать картошку.

«Лету конец, лето прошло», — твердили сверчки. «Скоро ударит первый мороз», — пели сверчки. «Лето, прощай, лето, прощай».

Овцы услышали стрекотанье сверчков и так разволновались, что проломили дырку в изгороди, окружавшей пастбище, перешли через дорогу и разбрелись по полю. Дырку обнаружил гусак, провел через нее свое семейство, и все они отправились в сад и стали клевать упавшие яблоки. Небольшой клен, что рос на болоте, заслышав пенье сверчков, так встревожился, что стал совсем пунцовым.

Уилбер теперь постоянно был в центре внимания на ферме. Хорошее питание и режим сделали свое дело: таким поросенком можно было гордиться. Был день, когда целых сто человек явилось на ферму полюбоваться Уилбером. Шарлотта выткала в паутине слово сияющий — в золотистых солнечных лучах от Уилбера и вправду исходило сияние. С тех пор, как паучиха взялась ему помогать, Уилбер старался, как мог, чтобы оправдать свою репутацию. Когда в Шарлоттиной паутине было выткано «Ну и поросенок!», Уилбер делал все возможное, чтобы казаться поросенком хоть куда. Когда Шарлотта написала «красавец», Уилбер из кожи вон лез, чтобы выглядеть покрасивее. А теперь, когда паутина объявила его «сияющим», он стремился блистать изо всех сил.

Сиять не так-то просто, но Уилбер энергично и со страстью принялся за дело. Он слегка поворачивал голову и взмахивал длинными ресницами. Потом он глубоко дышал. А если видел, что зрителям это наскучило, подпрыгивал и в воздухе совершал кувырок назад с полупереворотом. Тут уж толпа вопила и ревела. «Ну как, — самодовольно спрашивал мистер Зукерман, — ничего себе свинка, а? Сияет, да и только!»

Кое-кто из друзей Уилбера со скотного двора опасался, что слава может вскружить ему голову и он начнет зазнаваться. Ничего такого, однако, не случилось. Уилбер был скромный поросенок, и даже известность его не испортила. Он по-прежнему с тревогой думал о будущем: ему не верилось, что обыкновенная йаучиха сумеет спасти ему жизнь. Время от времени по ночам его мучил страшный сон. Ему снилось, что за ним гонятся люди с ножами и ружьями. Но это был только сон. Днем Уилбер был, как правило, весел и спокоен. Ни у одного поросенка не было таких верных друзей, а Уилбер уже успел понять, что дружба — одна из самых прекрасных вещей на свете. Даже Ъесня сверчков не слишком его опечалила. Уилбер знал, что приближается время окружной ярмарки, и ему не терпелось отправится в путешествие. Если на ярмарке он покажет себя молодцом, то может выиграть какой-нибудь денежный приз, и тогда Зукерман уж точно сохранит ему жизнь.

У Шарлотты были свои причины для беспокойства, но о них она помалкивала. Как-то утром Уилбер заговорил с ней о ярмарке.

— Ты ведь поедешь со мной на ярмарку, правда, Шарлотта, — спросил он.

— Право, не знаю, — отвечала Шарлотта, — это ярмарка в неудобное для меня время. Мне будет трудно отлучиться из дому, даже на несколько дней.

— Почему? — удивился Уилбер.

— Ну, просто мне не хотелось бы расставаться с моей паутиной. Здесь столько всего происходит.

— Ой, ну пожалуйста, поехали вместе, — стал упрашивать Уилбер. — Шарлотта, ты мне так нужна. Я не могу ехать на ярмарку без тебя. Ты должна поехать со мной.

— Нет, — сказала Шарлотта, — я думаю, мне лучше остаться дома и заняться кое-какими делами.

— Какими? — поинтересовался Уилбер.

— Мне пора обзавестись яичным мешком, чтобы потом отложить в него яйца.

— Я не знал, что ты умеешь откладывать яйца, — удивился Уилбер.

— Конечно, умею, — сказала паучиха. — Я универсал.

— «Универсал» — это тот, у которого внутри яйца? — спросил Уилбер.

— Да нет, «универсал» означает, что я могу без труда переключаться с одного занятия на другое. Это означает, что я вовсе не должна только и делать, что плести паутину, заманивать кого-то в ловушку и все такое прочее.

— А давай, ты поедешь со мной на окружную ярмарку и там будешь откладывать свои яйца, — стал упрашивать Уилбер. — Вот здорово будет!

Шарлотта дернула за паутину и задумчиво следила за тем, как она раскачивается.

— Боюсь, это не получится, — проговорила она. — Ты совсем не понимаешь, как это бывает, когда откладываешь яйца. Я не могу приспосабливать свои семейные дела к ярмарочным мероприятиям. Уж если подоспеет пора кладки яиц, ярмарка — не ярмарка, а яйца класть придется. Впрочем, я не хочу, чтобы ты из-за этого переживал — можешь потерять в весе. Давай договоримся так: если смогу, я непременно поеду на ярмарку.

— Вот и хорошо, — сказал Уилбер. — Я знал, что ты меня не бросишь в такой момент, когда ты мне особенно нужна.

Уилбер провел весь день в своем загончике, безмятежно полеживая на соломе. Шарлотта отдыхала и ела кузнечика. Она знала, что скоро уже не сможет помогать Уилберу. Через несколько дней ей придется бросить все дела и приступить к изготовлению хорошенького мешочка, в котором потом будут храниться ее яйца.