Паутина Шарлотты

21. Последний день

Шарлотта с Уилбером остались вдвоем. Взрослые отправились на поиски Ферн. Темплтон спал. Уилбер прилег отдохнуть от пережитых волнений. Медаль все еще висела у него на шее: если скосить глаза, он даже мог ее разглядеть.

— Шарлотта, — позвал Уилбер через некоторое время, — ты чего примолкла?

— Да так, люблю спокойно посидеть. Я вообще никогда не отличалась болтливостью.

— Да, но сегодня ты какая-то особенно тихая. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Пожалуй, я немного устала. Но вообще мне хорошо и спокойно. Твой успех сегодня утром на ярмарке — это ведь отчасти и мой успех. Теперь ты можешь уверенно смотреть в будущее: твоей жизни ничто не угрожает, опасность миновала. Никто не причинит тебе иреда. Дни будут становиться все короче, начнутся холода. С деревьев опадут листья. Наступит Рождество и придет снежная зима. Ты увидишь, как красиво вокруг, когда все замерзает, потому что Зукерман теперь дорожит тобой и никогда не сделает тебе ничего дурного. Никогда. Потом зима кончится, дни снова станут длиннее, в пруду на пастбище растает лед. Снова прилетят и запоют птицы, проснутся лягушки, надует теплый ветер. И все это ты увидишь, Уилбер, и услышишь все эти звуки и почуешь запахи — мир вокруг тебя будет прекрасен, и каждый чудесный летний день принесет тебе радость…

Шарлотта умолкла. По Уилберову рыльцу покатилась слеза.

— Ах, Шарлотта, — проговорил он, — подумать только, что когда я впервые встретил тебя, я думал, что ты жестокая и кровожадная!

Уилбер замолчал, весь во власти охвативших его чувств. Потом он справился с собой и снова заговорил.

— Почему ты все это сделала для меня? — спросил он. — Я этого не заслуживаю. Я-то совсем ничего для тебя не сделал.

— Ты же мой друг, — ответила Шарлотта. — Для меня это важнее всего на свете. Я ткала для тебя паутину, потому что я тебя люблю. Что есть жизнь в конце концов? Мы рождаемся, сколько-то себе живем, а потом умираем. В паучьей жизни мало радости: все время думаешь, как бы кого заманить в ловушку, да мух ешь. Помогая тебе, я, наверное, старалась сделать свою жизнь более возвышенной. Я уверена: у каждого должно быть что-то такое в жизни.

— Знаешь, — сказал Уилбер, — я не мастер красиво говорить. У меня нет такого дара красноречия, как у тебя. Но ты спасла меня, и я с радостью отдам за тебя жизнь, Шарлотта, честное слово.

— Я верю тебе. И я очень благодарна тебе за твои добрые чувства.

— Шарлотта, сегодня мы все поедем домой. Ярмарка уже почти кончилась. Правда, здорово будет снова вернуться в наш амбар к овцам и гусям? Тебе хочется домой?

Шарлотта немного помолчала. Потом она заговорила, но так тихо, что Уилбер едва мог ее расслышать.

— Я не поеду обратно в амбар, — произнесла она.

Уилбер вскочил на ноги.

— Не поедешь? — воскликнул он. — Что ты такое говоришь, Шарлотта?

— Пришел мой конец, — проговорила Шарлотта. — Через день-другой я умру. У меня уже нет сил сползти вниз и перебраться в ящик. Я даже не уверена, что той нити, что осталась в прядильниках, мне хватит, чтобы спуститься вниз на землю.

Услышав эти слова, Уилбер, вне себя от горя, бросился наземь. Его тело сотрясали рыдания. Он скорбно вздыхал и хрюкал.

— Шарлотта! — простонал он. — Шарлотта, мой верный друг!

— Ну-ну, будет, — сказала паучиха, — не надо устраивать сцен. Успокойся, Уилбер. Перестань метаться!

— Но я не перенесу этого, — вопил Уилбер. — Я не брошу тебя умирать здесь в одиночестве. Если ты не едешь домой, то я не поеду тоже.

— Не говори глупостей, — возразила Шарлотта. — Ты не можешь остаться здесь. Зукерман, Лерви, Джон Эрабл и все остальные вернуться с минуты на минуту. Они запихнут тебя в ящик, и ты, как миленький, отправишься домой. Кроме того, тебе нет никакого смысла оставаться. Тут никто тебя не накормит. Ярмарка скоро опустеет, здесь не будет ни души.

Уилбер совершенно потерял голову. Он кругами носился по загончику. Внезапно он задумался: он вспомнил о яичном мешке и о пятистах четырнадцати паучатах, которые должны появиться на свет весной. Если Шарлотта не может вернуться домой в амбар, он должен, по крайней мере, забрать ее детей.

Уилбер подбежал к загородке. Он встал на задние ноги, передними оперся о верхнюю перекладину и огляделся. Издалека приближались Эраблы и Зукерманы. Уилбер понял, что необходимо действовать быстро.

— Где Темплтон? — спросил он.

— Он спит там в углу, в соломе, — сказала Шарлотта.

Уилбер кинулся туда. Крепким пятачком он подцепил крысенка и подбросил его в воздух.

— Темплтон! — крикнул Уилбер. — Слушай меня!

Сначала у крысенка был сонный вид, но в следующую минуту он злобно уставился на Уилбера, который посмел его разбудить.

— Что за дурацкие шутки, — проворчал он. — Нельзя уж и вздремнуть спокойно, и непременно придет какой-нибудь хам и подбросит тебя в воздух.

— Слушай меня! — закричал Уилбер. — Шарлотта тяжело больна. Ей осталось жить совсем недолго. Ей очень плохо, и она не может ехать с нами домой. Я обязательно должен забрать с собой ее яичный мешок. Но мне его не достать, я ведь не умею лазать. Только ты мог бы до него добраться. Нельзя терять ни секунды. Люди идут сюда, они вот-вот будут здесь. Темплтон, пожалуйста, прошу тебя залезь наверх и достань оттуда яичный мешок.

Крысенок зевнул. Потом расправил усы. Потом поднял голову и посмотрел на яичный мешок.

— Ну что? — неприязненно проговорил он. — Опять старина Темплтон должен всех выручать? Темплтон, сделай то, Темплтон, сделай се, Темплтон, сбегай на помойку, принеси обрывок журнала, Темплтон, одолжи мне кусочек веревки, мне надо сплести паутину.

— Ну, скорее же! — молил Уилбер. — Темплтон, ну пожалуйста, скорее!

— Ага, теперь ты говоришь «Темплтон, поскорее», да? Хо-хо-хо! А что мне будет за все эти услуги, хотелось бы знать? Никто Темплтону слова доброго не скажет. Только и слышишь, что оскорбления да шуточки, да язвительные замечания. А доброго слова не дождешься.

— Темплтон, — в голосе Уилбера звучало отчаянье, — если ты сейчас не замолчишь и не начнешь действовать, все пропало. Это разобьет мне сердце, и я умру. Ну, пожалуйста, залезь наверх!

Темплтон лениво разлегся на соломе. Он заложил передние лапки за голову, а задние закинул одну на другую. Всем своим видом он давал понять, что решительно не намерен себя утруждать.

— «Это разобьет мне сердце», — передразнил он. — Ах, как трогательно! Боже ты мой! Я заметил, что чуть только у тебя какие-то сложности, так ты всегда ко мне бежишь. Но что-то я не припомню, чтоб у кого-нибудь сердце разрывалось из-за меня. Куда там! Кого интересует какой-то там старина Темплтон!

— Поднимайся! — заорал на него Уилбер. — Ты ведешь себя, как избалованный мальчишка!

Темплтон ухмыльнулся и продолжал лежать.

— Кто без конца бегал на помойку? — вопрошал он. — Как же, конечно, старина Темплтон. Кто спас Шарлотте жизнь, шуганув сынка Эраблов с помощью тухлого гусиного яйца? Разрази меня гром, это был старина Темплтон! Кто укусил тебя за хвост и привел в чувство, когда ты сегодня утром хлопнулся в обморок при всем честном народе? Опять старина Темплтон. А тебе не приходило в голову, что меня уже тошнит от всех этих поручений и одолжений? Кто я такой по-твоему? Крысенок на побегушках?

Уилбер чувствовал, что теряет последнюю надежду. Люди были уже близко. А Темплтон отказывался ему помочь. Внезапно его осенило: Темплтон же любит поесть!

— Темплтон, я даю тебе клятву: только достань Шарлоттин яичный мешок, и я всегда буду пускать тебя первым в мое корытце, когда Лерви будет приносить мне еду. Ты будешь выбирать себе оттуда, все что захочешь, и пока ты не наешься, я даже не притронусь к кормушке.

Крысенок приподнялся.

— Честно? — спросил он.

— Слово даю! — Вот тебе истинный крест.

— Что ж, идет, — решил крысенок.

Он подошел к стене и стал карабкаться. Живот у него все еще был раздут после вчерашнего обжорства. Со стонами и причитаниями он медленно подбирался к потолку. Он лез и лез, пока не добрался до яичного мешка. Шарлотта двигалась ему навстречу. Она была уже при смерти, но из последних сил старалась подползти поближе. Темплтон оскалил безобразные длинные зубы и начал перекусывать нити, которыми мешок крепился к потолку. Уилбер смотрел за ними снизу.

— Пожалуйста, будь крайне осторожен, — повторял он. — Все яйца должны остаться целы.

— Эта фтука жалепила мне весь рот, — ныл Темплтон. — Невкушная — ужаш, на конфету шовшем не похоже.

И все-таки Темплтон делал свое дело. Ему удалось срезать мешок на весу, не повредив его, и спуститься с ним вниз. Он положил его перед Уилбером. Уилбер вздохнул с огромным облегчением.

— Спасибо тебе, Темплтон, — произнес он. — Я никогда в жизни этого не забуду.

— Я тоже, — отозвался крысенок, ковыряя в зубах. — Я как будто моток ниток съел. Все, пора домой!

Темплтон залез в ящик и зарылся в солому. Он спрятался как раз вовремя. В тот же момент появились Лерви, Джон Эрабл и мистер Зукерман. А вслед за ними миссис Эрабл, миссис Зукерман, Эйвери и Ферн. Уилбер уже придумал, как доставить до дому яичный мешок. Был всего один способ: он осторожно положил маленький комочек в рот и прижал его кончиком языка. Он помнил Шарлоттины слова, что яичный мешок крепкий и не боится воды. Уилбер почувствовал странный привкус, и рот у него сразу наполнился слюной. Кроме того, Уилбер, разумеется, не мог произнести ни звука. Когда его запихивали в ящик, он взглянул наверх на Шарлотту и подмигнул ей. Шарлотта догадалась, что Уилбер, как сумел, попрощался с ней. И еще она поняла, что ее дети в безопасности.

— До свиданья! — прошептала она. Потом собрала последние силы, подняла одну из передних ножек и помахала Уилберу.

Больше она ни разу не пошевелилась. На следующий день, когда разбирали чертово колесо, беговых лошадей грузили в прицепы, а ярмарочные артисты складывали пожитки и разъезжались кто куда, Шарлотты не стало. Вскоре ярмарка совсем обезлюдела. Павильоны и киоски опустели. Повсюду валялись бутылки и мусор. Из сотен людей, побывавших на ярмарке, ни один не узнал, что большая серая паучиха сыграла самую главную роль в ярмарочных событиях. Никого не было рядом, когда она умерла.