Паутина Шарлотты

16. На ярмарку

Накануне открытия окружной ярмарки все улеглись спать пораньше. Ферн и Эйвери в восемь уже были в постели. Эйвери снилось, что чертово колесо остановилось и он оказался на самом верху. Ферн снилось, что ее укачало на качелях.

Лерви улегся в полдевятого. Ему снилось, что он целится бейсбольным мячом в тряпичную кошку и получает приз: настоящее индейское покрывало. Мистер и миссис Зукерман отправились спать в девять: миссис Зукерман снился большой морозильник, а мистеру Зукерману снились сны об Уилбере. Ему грезилось, что Уилбер ужасно вырос и стал аж сто шестнадцать футов в длину и девяносто два фута в высоту, что он выиграл все призы, какие только есть на ярмарке, и весь украшен голубыми ленточками — даже на кончике хвоста у него красуется голубой бантик.

Обитатели нижнего этажа в амбаре тоже рано заснули, — все, кроме Шарлотты. Назавтра ожидалась ярмарка, нужно было встать пораньше и проводить Уилбера навстречу неведомым приключениям.

Утром, лишь только рассвело, все уже были на ногах. День выдался жаркий. Неподалеку, в доме Эраблов Ферн притащила к себе в комнату ведро горячей воды и как следует вымылась мочалкой с мылом. Она надела свое самое красивое платье — ведь на ярмарке будут мальчики. Миссис Эрабл мочалкой отдраила Эйвери шею, намочила ему волосы, сделал пробор и долго приглаживала щеткой вихры на макушке, пока они не легли гладко — только какие-нибудь шесть волосков остались стоять торчком. Эйвери надел чистые трусы, чистые джинсы и чистую рубашку. Мистер Эрабл оделся, позавтракал, потом вышел из дому и протер грузовик до блеска. Он вызвался отвезти всех на грузовике, включая и самого Уилбера.

С утра пораньше Лерви выстелили Уилберов ящик с: вежей соломой и поставил его в загончик. Ящик был зеленый. Надпись золотыми буквами гласила:

Шарлотта постаралась, чтоб в такой день паутина выглядела покрасивее. Уилбер не спеша позавтракал. Он помнил о том, что должен сиять и чтоб еда не попала в уши.

В кухне миссис Зукерман неожиданно объявила:

— Хоумер, я собираюсь искупать поросенка в пахте.

— В чем? — переспросил мистер Зукерман.

— В пахте. Я сейчас вспомнила, что моя бабушка своего любимого поросенка купала в пахте, когда он был грязный.

— Уилбер не грязный, — с достоинством произнес мистер Зукерман.

— У него за ушами грязь, — сказала миссис Зукерман. — Когда Лерви наливает ему пойло, оно течет у него по ушам. Потом это все засыхает, и получается корка. Кроме того, у него большое грязное пятно на боку, оттого что он лежит в навозной куче.

— Он лежит на чистой соломе, — поправил ее мистер Зукерман.

— Ладно, все равно: он грязный, и его надо помыть.

Мистер Зукерман обессилено опустился на стул и стал жевать пончик. Миссис Зукерман отправилась в дровяной сарай. Она вышла оттуда в резиновых сапогах и старом дождевике, неся ведро с пахтой и маленький деревянный валек.

— Эдит, ты сошла с ума, — пробормотал Зукерман, но жена не обратила никакого внимания на его слова. Вдвоем они подошли к загончику. Миссис Зукерман, не теряя времени, влезла за загородку к Уилберу и принялась за дело. Она обмакивала валек в пахту и терла им поросенка со всех сторон. Гуси, овцы и ягнята столпились поглазеть на небывалое зрелище. Даже Темплтон потихоньку высунул голову и глядел, как Уилбер принимает пахтовую ванну. Любопытство Шарлотты было так велико, что она спустилась вниз на длинном тросе, чтобы ничего не упустить. Уилбер зажмурился и стоял, не двигаясь. По бокам у него стекала пахта. Он открыл рот и туда тоже немного затекло. Оказалось очень вкусно. Он чувствовал, что сияет, и ему было очень хорошо. Наконец, миссис Зукерман закончила работу и насухо вытерла Уилбера. Свет еще не видывал такого чистого и красивого поросенка. Он был прямо белоснежный, а на ощупь гладкий, словно шелк.

Зукерманы пошли наверх переодеться в праздничную одежду. Лерви побрился и надел клетчатую рубашку и фиолетовый галстук. Про обитателей амбара все забыли.

Семеро гусят вышагивали вокруг матери.

— Пожалуйста, ну пожалуйста, возьмите нас на ярмарку, — упрашивал один утенок. Вслед за ним стали приставать все остальные.

— Ну пожалуйста, ну пожалуйста, ну пожалуйста, — они трещали не умолкая.

— Дети — резко оборвала их гусыня. — Мы спокойно-ойно-ойно сидим дома. Только Уилбер-илбер-илбер едет на ярмарку.

Тут вмешалась Шарлотта.

— Я тоже поеду, — мягко проговорила она. — Я решила ехать вместе с Уилбером. Я могу ему понадобиться. Мало ли что там может произойти. Рядом с Уилбером должен быть кто-то, кто умеет писать. Думаю, что и Темплтону стоило бы поехать — мне нужен будет помощник, чтобы выполнять мои поручения и вообще заниматься всякими делами.

— Никуда я не поеду, — проворчал Темплтон. — Меня ярмарки не интересуют.

— Просто ты никогда не был на ярмарке, — отозвалась старая овца. — Ярмарка — настоящий рай для крыс. На ярмарке повсюду валяется еда, целый пир для крысы, стоит только вылезти попозже ночью. В беговой конюшне рассыпано полным-полно овса. На траве внутри беговой дорожки, там, где обычно сидят зрители, всюду разбросаны коробки из-под завтрака, а в них остатки бутербродов с ореховым маслом, крутых яиц, крошки печенья, недоеденные пончики и сырные корки. А вечером, когда на площадке с аттракционами гаснут яркие фонари и люди разъезжаются по домам, можно найти настоящие сокровища: кукурузные хлопья, застывшие капли сладкого яичного крема, обкусанные засахаренные яблоки, которые дети поленились доесть, фруктовые конфеты, соленые орешки, вафельные стаканчики из-под мороженого с обрызганными краями и деревянные палочки от леденцов. На ярмарке крыса всюду найдет, чем поживиться — в палатках, киосках, на сеновале всякой дряни остается столько, что можно целую армию крыс накормить.

У Темплтона засверкали глаза.

— Это точно? — переспросил он. — Все эти слова сладкие басни — это правда? Я ведь люблю красиво пожить, так что не скрою, твой рассказ меня заинтересовал.

— Все это чистая правда, — сказала старая овца. — Поезжай на ярмарку, Темплтон. Попомни мои слова, то, что ты увидишь, превзойдет твои самые смелые ожидания. Ведра с остатками сусла, консервные банки с прилипшими кусочками тунца, жирные пакеты, набитые протухшими…

— Хватит! — закричал Темплтон. — Ни слова больше! Я еду!

— Вот и хорошо! — отозвалась Шарлотта, подмигнув старой овце. — Ну что ж, нам нельзя медлить. Уилбера скоро посадят в ящик. Мы с Темплтоном заберемся в ящик прямо сейчас и там спрячемся.

Не теряя ни секунды, крысенок помчался к ящику, пролез между планками и притаился, зарывшись в солому.

— Отлично, — сказала Шарлотта. — Теперь я.

Она плавно перелетела по воздуху, выпустила нить и мягко приземлилась. Потом поползла вверх по стенке ящика и, добравшись до самой верхней доски, скрылась в дырке от выпавшего сучка.

Старая овца одобрительно кивала головой.

— Ну и груз, — проговорила она. — На ящике следовало бы написать «Знаменитый поросенок Зукермана и два „зайца“».

— Осторожно, люди идут-дут-дут! — закричал гусак. — Замолчите-чите-чите!

Мистер Эрабл сидел за рулем большого грузовика и медленно подавал назад по направлению к амбару. Лерви и мистер Зукерман шагали рядом с машиной. Ферн и Эйвери стояли в кузове, прижавшись к борту.

— Слушай меня, — зашептала Уилберу старая овца. — Когда они откроют ящик и будут запихивать тебя внутрь, отбивайся! Не сдавайся без борьбы! Поросята всегда сопротивляются, когда их куда-нибудь запихивают.

— Но если я буду сопротивляться, я же запачкаюсь, — возразил Уилбер.

— Все равно, делай, как я тебе говорю. Отбивайся! Если ты сам, своей волей полезешь в ящик, Зукерман решит, что на тебя навели порчу. Он может испугаться и не поехать на ярмарку.

Из соломы высунулась голова Темплтона.

— Ты, конечно, можешь отбиваться, если надо, — проговорил он, — но помни, пожалуйста, что я тут сижу в соломе и мне не хотелось бы, чтобы меня топтали ногами или заехали мне копытом в физиономию, чтоб меня колотили, давили, мяли, колошматили, увечили, молотили и трепали. Я просто хочу сказать, будьте поаккуратней, господин Сияющий, когда вас будут сюда запихивать.

— Успокойся, Темплтон, — сказала овца. — Убери голову, они уже идут. Сияй, Уилбер. Прячься, Шарлотта. Гуси, гогочите погромче.

Двигаясь задом, грузовик поравнялся с загончиком и остановился. Мистер Эрабл заглушил мотор, вылез, обошел грузовик и откинул задний борт. Гуси загомонили. Миссис Эрабл вылезла из грузовика. Ферн и Эйвери спрыгнули вниз. Миссис Зукерман вышла из дома и направилась к собравшимся. Все столпились у загородки и постояли минутку, восхищенно взирая на Уилбера и на великолепный ящик. Никто и не подозревал, что в ящике уже сидят крысенок и паучиха.

— Просенок хоть куда! — сказала миссис Эрабл.

— Красавец! — сказал Лерви.

— Он так сияет, — сказала Ферн, вспоминая день, когда Уилбер родился.

— Ну что ж, — сказала миссис Зукерман, — во всяком случае, он чистый. Не зря я его пахтой вымыла.

Мистер Эрабл внимательно оглядел Уилбера со всех сторон.

— Невозможно поверить, что он родился недомерком, — проговорил он. — То-то славная будет ветчина да бекон, когда придет время резать эту свинку, а, Хоумер?

Уилбер услышал эти слова, и у него замерло сердце. — Ой, мне плохо, — прошептал он старой овце в ответ. — Надо, чтоб кровь прилила к голове.

Уилбер подогнул колени, все сияние ушло. Он прикрыл глаза.

— Смотрите! — закричала Ферн. — Ему дурно.

— Эй, глядите на меня, — завопил Эйвери и стал на четвереньках вползать в ящик. — Я свинья! Я свинья!

Ногой Эйвери задел притаившегося в соломе Темплтона.

«Какое безобразие! — подумал крысенок. — Что за нелепые существа эти мальчишки! И зачем я ввязался в эту историю?»

Гуси увидели Эйвери в ящике и загоготали.

— Эйвери, а ну сию минуту вылезай из ящика! — приказала мать. — Что ты тут устроил?

— Я свинья! — вопил Эйвери, расшвыривая солому во все стороны. — Хрю-хрю-хрю!

— Папа, грузовик сейчас укатится! — закричала Ферн.

За рулем никого не было, а грузовик между тем медленно съезжал вниз по склону. Мистер Эрабл бросился к кабине и дернул ручной тормоз. Грузовик остановился. Гуси гоготали. Шарлотта вся съежилась в дырочке от сучка, стараясь стать как можно меньше, чтобы Эйвери ее не заметил.

— Вылезай немедленно! — кричала миссис Эрабл.

Эйвери вылез из ящика на четвереньках и скорчил Уилберу страшную рожу. Уилбер потерял сознание.

— С Уилбером обморок, — объявила миссис Зукерман. — Плесните на него водой.

— Лучше пахтой! — вставил Эйвери.

Гуси гоготали.

Лерви побежал за водой. Ферн забралась в загончик и присела на корточки рядом с Уилбером.

— У него солнечный удар, — решил Зукерман. — Сегодня слишком жарко.

— А может он умер? — предположил Эйвери.

А гуси все гоготали.

— Эйвери, сию минуту вылезай, я сказала! — кричала миссис Эрабл.

Эйвери послушался материнского окрика и забрался в кузов грузовика, откуда ему лучше было видно. Лерви вернулся с ведром холодной воды и опрокинул его на Уилбера.

— И на меня вылей! — заголосил Эйвери. — Мне тоже жарко.

— Да замолчишь ты или нет? — закричала Ферн. — Замолчи, слышишь! — Глаза ее были полны слез.

От холодной воды Уилбер пришел в себя. Он медленно поднялся на ноги под звуки гусиного гогота.

— Он встал, — объявил мистер Эрабл. — С ним все нормально.

— Я есть хочу! — заявил Эйвери. — Хочу засахаренное яблоко.

— Уилберу уже лучше, — сказала Ферн. — Мы можем ехать. Я хочу покататься на чертовом колесе.

Мистер Зукерман, мистер Эрабл и Лерви схватили Уилбера и стали запихивать его головой в ящик. Уилбер принялся отбиваться. Чем сильнее они его пихали, тем сильнее он упирался. Эйвери спрыгнул с грузовика и кинулся помогать мужчинам. Уилбер бил ногами, вырывался и хрюкал.

— Ну, с этим поросенком все в порядке, — весело произнес мистер Зукерман, подталкивая Уилбера коленом под зад. — Ну, ребята, все вместе — взяли! Подна-жали!

Последним усилием они наконец впихнули Уилбера в ящик. Гуси гоготали. Лерви тут же приколотил несколько досок, чтобы Уилбер не мог выбраться наружу. Мужчины поднатужились и, подняв ящик, взгромоздили его в кузов. Они и не знали, что в соломе прячется крысенок, а в дырочке от сучка сидит большая серая паучиха. Они видели одного только поросенка.

— Все в машину! — скомандовал мистер Эрабл. Он включил мдтор. Дамы уселись рядом с ним. Мистер Зукерман, Лерви, Ферн и Эйвери ехали в кузове, держась за борта. Грузовик тронулся. Гуси загоготали. В ответ им раздались радостные вопли детей, и все покатили на ярмарку.