Пепельное сердце

Глава 20 Дайе

С баркасом все стало проще, и одновременно сложнее. Было такое ощущение, что стоишь на натянутой веревке, с трудом балансируя. Одна сторона вела к Зоря, в сообщество, заманивавшее отсутствием своего Я, где она была в безопасности, как нигде в другом месте. На другой стороне находился Любимый. Саммер пыталась удерживать равновесие посередине, угнетаемая своей виной и желанием полностью принадлежать Зоря. При этом она испытывала страх за любовь, которую с каждым днем ощущала все больше и больше, но в которой не решалась признаться.

Для своих запретных походов Саммер всегда выбирала ночь. Но каждый раз Теллус уже ждал ее. И каждый раз Любимый не спал. Они оба были постоянно начеку. То темное, что его окружало, недоверие между ними не уменьшалось, иногда они даже ссорились, потому что Саммер приставала к нему с вопросами.

Каждый раз, скрестив руки на груди, он качал головой.

— Тогда давай заключим сделку, — предложил он. — Скажи мне, что ты сделала с моим сердцем, а я расскажу тебе все, что ты хочешь знать.

И Саммер, прикусив губы, молчала. Ей хотелось прямо-таки побить его за то, что она была в отчаянии и ощущала себя беспомощной.

Но все же между ними было нечто другое, как только они замолкали и устало отпускали прошлое, наступало Здесь и Сейчас. Было достаточно пространства, чтобы они нашли руки друг друга и крепко держались, словно были безнадежно потеряны и опирались лишь друг на друга.

— Если ты ничего не говоришь о себе, то, по крайней мере, расскажи обо мне, — потребовала Саммер после одной из этих трудных битв.

Они сидели у стены, прислонившись, друг к другу, на одеялах, которые принесла Саммер и наблюдали за тем, как порыв ветра крутыми спиралями поднимал вверх пелену дождя, словно развевающуюся вуаль.

Любимый вздохнул.

— Я впервые увидел тебя в парадном зале. Была глубокая зима, а на тебе не было обуви. Ты ходила по мрамору босиком.

«Праздник Индиго. Он был там! Значит это все-таки он».

«Если бы я знала, кто он, то подала бы идею одному из Лордов, попытать его»,— слова Леди Мар прозвучали в голове Саммер. Ее затрясло от страха и она еще крепче сжала руку Любимого.

— Я подумал, наверное, эта девушка с юга, должно быть, она сумасшедшая, — продолжил он. — Ты не знала, что суп может быть очень горячим. Не знала вкуса хлеба. Иногда мне казалось, что ты только что родилась на свет и должна научиться жизни. Ты выдавала себя во всем, что делала. Некоторое время я думал, что ты морозная фея, изучающая мир людей, — он рассмеялся. — Но феи мягкие и приветливые, ты же была надменной, холодной, и в то же время вспыльчивой. Поначалу мы так часто ссорились, что я думал, ты меня терпеть не можешь. Ты не хотела слушать моих советов, развлекалась тем, что пугала мою лошадь. Животные не любили тебя. И только декоративные птицы были равнодушны к тебе.

— Если ты мне не нравился, почему тогда я нравилась тебе?

— Кто сказал, что ты мне нравилась? Сказать тебе правду? Я поцеловал тебя только для того чтобы, наконец, заставить замолчать во время очередной ссоры.

Саммер вспылила.

— Что?

На его лице появилась плутовская улыбка.

— Вот это, — он указал на место между сдвинутыми бровями, — я любил в тебе. Маленькую, гневную складку, когда ты злилась или была растерянной. И то, как ты смотрела на меня. Как сейчас. Как будто хочешь меня придушить.

Щеки Саммер зарделись, и она опустила взгляд.

— И...тебе удалось... заставить меня замолчать?

— Нет. Ты так часто надо мной смеялась, что мне тоже хотелось придушить тебя. Тебе доставляло удовольствие дразнить меня. Однажды ты вызвала меня на фехтовальный бой. Я победил, и ты так разозлилась, что взяла мою шпагу и сломала ее.

Саммер закрыла глаза. В ее воспоминаниях появилась любовная пара. Поцелуи и никаких ссор. Песни и стихи. Это никак не сочеталось с тем, что он рассказывал.

— Я по-прежнему не понимаю! Если мы так не нравились друг другу, то, как нас угораздило влюбиться?

Саммер подняла взгляд и заметила, что все это время он смотрел на нее таким странным, интенсивным взглядом, который еще больше чем раньше притягивал ее и одновременно приводил в замешательство. Казалось, что воздух замельтешил, как будто была и третья реальность, которую она лишь видела во сне. Ее обдало жаром, когда Любимый кончиками пальцев дотронулся до мягкого места за ее ухом и затем нежно погладил затылок.

— Например, так! — сказал он и поцеловал ее.

В этот раз всё было по-другому. Незнакомо и от этого еще более завораживающе.

Она даже не заметила, что уже не сидели, а обнявшись, опустились на одеяла и шкуры на полу. И когда его рука коснулась ее плеча и немного приспустила платье, она почувствовала кожу, а не перчатки. Он медленно целовал ее плечи, в то время как она рассматривала шрамы на его руке. И когда он не отпрянул, когда Саммер погладила их, для нее это был особенный подарок. Он не принуждал ее, а шаг за шагом заманивал все дальше, в неизведанную местность, которую она до этого наблюдала лишь издалека. Она помнила об этом, тем не менее, для нее было ново переступить через порог.

Он улыбнулся, когда Саммер расшнуровала его рубашку и кончиками пальцев исследовала кожу, робко обходя стороной лишь одно место на его теле, там, где не билось сердце. Губы Любимого коснулись ее шеи, и она полностью растворилась в ощущениях, которые не имели ничего, совсем ничего общего с ее существованием в качестве Зори. Еще никогда она не осознавала так четко, что жила, что у нее было тело, удивительным образом расцветшее в объятиях Любимого. Это и вправду была третья реальность, вечная и бесконечно прекрасная. И когда они вынырнули из своих объятий, было не важно, что она была Зорей без крыльев, а он человеком без сердца. Здесь они были просто людьми.

Сегодня сияние его серо-зеленых глаз было светлым и теплым.

— Теперь ты помнишь? — спросил он.

Саммер улыбнулась.

— Я... не уверена, — пробормотала она. — Поцелуй меня еще раз.

В эту ночь она была слишком взволнована и растеряна, чтобы возвращаться к Зоря. Вместо этого девушка сбежала на баркас, где свернувшись калачиком, легла на янтарное ложе. Саммер была до боли счастлива, но и одновременно несчастлива, как будто снова совершила предательство.

— Кто я? — прошептала она баркасу. — Я хочу быть Зорей, я одна из них. Я знаю, что должна выполнить задание. Но тогда почему я люблю как человек?

«И что бы я ни делала, я всегда буду выдавать одну из своих сторон», — мысленно добавила она.

Даже находясь в утешительных объятиях корабля, она не могла успокоиться. Саммер пришла в голову песня, показавшая ей, что и женщина в белом задавалась тем же вопросом, что и она.

— Мое настоящее Я, — прошептала она, села, притянула ноги к телу и запела. И пела она до тех пор, пока не устала как человек и, наконец, не заснула.

Летние листья

темным вечером

поглощают

мысли –

в их венах кружится

мое настоящее Я.

Ее разбудил странный звук, как будто кто-то что-то скоблил или тер с наружной стороны баркаса. Выбравшись из янтарного помещения, Саммер обнаружила в воде огромную акулу с зазубренным спинным плавником, словно наблюдающую за ней тусклым взглядом. Затем позади нее раздалось шлёпанье маленьких ног. Вода фонтаном брызнула до самой палубы.

— Ты жена Танцора Света? — послышался детский голос.

Саммер бросилась на корму и наклонилась через перила. Под водой плавала девочка с черными локонами, которую она уже как-то раз видела на скале. Акула лениво подплыла к ней, и девочка, не боясь ловко оттолкнулась от массивного тела и забралась на выступ в скале. На ней был своего рода купальник с пришитыми рыбными чешуйками и местами для каждого пальца в отдельности. Только теперь Саммер поняла, что девочка была очень похожа на светлые образы Тандрай. Глаза потрясающе голубого цвета и белая кожа. Но почему Тандрай-девочка отважилась приблизиться к Зоря? «Может я все-таки человечнее, чем мне казалось? Я ведь должна ненавидеть Тандрай».

— Танцор Свет? Я... точно не знаю. Может я смогу тебе ответить, если ты расскажешь, кто это?

Ребенок наморщил лоб, как будто не мог представить, что кто-то мог не знать, о ком шла речь.

— Ну, человек, забирающий мертвых! Он единственный, кто сам не умирает. А ты кладёшь ему мертвых на еловый порог.

Саммер была так ошарашена, что даже засмеялась.

— О, — сказала она. — Ну, если так, то... да. Я однозначно жена Танцора Света.

Девочка засияла и так широко улыбнулась, что позволило Саммер увидеть отсутствие у нее некоторых зубов. Это объясняло появление крошечного молочного зуба, который она получила взамен кошачьей головы Морта.

— Знаешь, я тебя сразу узнала, — гордо сказала девочка. — Когда ты спрыгнула с парохода. Ты блестела как бабочка, летящая над водой. Ты принесла в море свет. Все другие акулы уплыли от тебя прочь. Тогда я поняла, что ты наверняка имеешь отношение к Танцору Свету.

— Да, я знаю, ты довольно давно следишь за мной.

— Мы! — обидевшись, сказала девочка. — Зия тоже еще здесь.

— Твою акулу зовут Зия?

Теперь ребенок был действительно рассержен.

— Это не «моя акула», а моя сестра. Мы неразлучны.

— Ты происходишь от рыб? Или Тандрай могут менять личность?

Девочка посмотрела на Саммер так, как будто у нее были не все дома.

— Мой отец и моя мать однозначно не рыбы, — ответила она с достоинством.

— Извини, я не хотела тебя обидеть, — сказала Саммер и, улыбнувшись, добавила, — тебе не холодно? Может, поднимешься ко мне на баркас?

Ребенок возмущено покачал головой. Зия нервно плавала вокруг него. Саммер задрожала, когда огромная голова вынырнула из-под воды. Акула разинула пасть и показала красную глотку с двумя рядами зубов, величиной с палец Саммер. Однако девочка не глядя протянула руку к чудовищу и похлопала по треугольному носу.

— Все хорошо, Зия, она ничего тебе не сделает!

Она наклонилась вперед, когда акула погрузилась под воду. В этот момент Саммер увидела отражение девочки. Белые, горящие глаза и такие же белые волосы, темно-синяя кожа и дьявольские черты лица. Саммер непроизвольно сделала шаг назад.

— Ты... вовсе не Тандрай-девочка. Ты принадлежишь к животным-бегунам.

Ребенок сел на скалу и улыбнулся.

— Я и Тандрай тоже! В моей матери течет кровь Тандрай. Но мой отец животное-бегун.

И словно доверяя Саммер большую тайну, девочка добавила:

— Я нечто особенное. Животные-бегуны и Тандрай – враги. Животные-бегуны чуят кровь Тандрай и охотятся на них. Но, тем не менее, есть я. Хотя по идее это невозможно.

С лица Саммер сошла улыбка. «Она может быть и тем и другим»,— с горечью подумала она. «Почему я должна выбирать?» Саммер поймала себя на том, что безумно завидовала девочке.

Малышка указала на Зию.

— У настоящего животного-бегуна акула не может быть сестрой или братом. Только животные из леса. Но Зия все время приплывала в порт, когда я была там. И однажды я подплыла к ней.

Саммер огляделась.

— А твои родители? Они тоже где-то поблизости?

— Не, они в Анаканде.

Саммер потеряла дар речи. Малышка действительно была предоставлена сама себе.

— Тебе не одиноко? И вообще как тебя зовут?

— Дайе. Нет, мне не одиноко, у меня есть Зия. А когда здесь станет слишком холодно, мы уплывем назад в Анаканд. Ты часто была в обратной стране?

Саммер покачала головой.

— Эту часть царства Танцора Света я еще не знаю. Я... просто кладу мертвых ему на порог. И он не говорит мне о том, что с ними происходит потом. А ты скажешь мне?

Девочка покраснела от гордости, что знает больше чем женщина на золотом корабле.

— Танцор Свет забирает их с порога из еловых веток и приносит в лес, в котором все наоборот. Все цветы там завядшие и день ото дня становятся все красивее. Плоды, висящие на деревьях, сначала созревают, а потом становятся зелеными. Они сморщиваются и затем превращаются в цветки. А бабочки складывают крылья и забираются обратно в кокон, чтобы превратиться в гусеницу.

— Но какой смысл приносить их туда? Что мертвые там делают?

— Чтобы учиться! Танцор Свет обучает всех мертвых искусству жизни наоборот. Они остаются у него до тех пор, пока не становятся детьми. Затем Танцор Свет приносит каждого ребенка обратно к порогу из еловых веток, и ты забираешь его и кладешь возле пещеры, где живут мужчина и женщина, мечтающие иметь ребенка. С этого момента дети снова проходят нормальный путь развития.

— Значит, таким образом, вы в конце каждой жизни снова появляетесь на свет.

Странно, но именно эта история тронула Саммер до слез, и утешила ее во внутренних противоречиях. «Кто сказал, что я должна решить окончательно? Есть столько миров и столько способов умереть. Может история Дайе такая же правдивая, как представления Зоря о смерти? Возможно», — робко добавила она, — «если он не Индиго... Я могу быть тем и другим. Гусеницей и бабочкой».

— Эй, малышка,— крикнула она ребенку. — Ты еще навестишь меня? Но смотри, приходи только когда я одна. А то есть несколько... танцовщиц, которые недолюбливают Тандрай.

Ребенок засиял от радости, которая тут же передалась Саммер.

— Принесешь мне еще что-нибудь? Мне нравятся кролики, — крикнула она и прыгнула в воду. Саммер задрожала, увидев крошечную руку на огромном спинном плавнике акулы. Они вместе нырнули и превратились в тени под водой.

— На что играем сегодня? — пробурчал Теллус и с отвращением посмотрел на три крошечных, белых конуса рядом со стопкой карт. — Зубы? Ты в своем уме, Леди Тьямад?

— Они мне дорого обошлись, — невозмутимо ответила Саммер. — Принесешь мне кролика из кухни Лорда Джораса, но так чтобы никто не заметил.

Старый стражник покачал головой.

— Мне этого не понять,— сказал он, раздавая карты.

Еще до того, как Саммер преисполненная радостью и ожиданием вошла, она почувствовала, что воздух в камерах был словно наэлектризован, как перед грозой. Любимый сидел у окна с мрачным взглядом, беспокойный, как пойманный хищник. Он едва взглянул, когда Саммер вошла.

— Давно не виделись,— коротко заметил он.

После последней совместной ночи, это было как прыжок из горячей воды в ледяную. Она сжала руки в кулаки, пытаясь оставаться спокойной, хотя на самом деле ей захотелось немедленно уйти.

— Ты же знаешь, я не могу пробираться сюда каждую ночь.

— Да и зачем тебе? — саркастически ответил он. — Я все равно обречен, сидеть здесь и ждать тебя.

Он спрыгнул с подоконника, схватил ножку стула и выбросил ее из окна. Ветер тут же подхватил кусок дерева и с такой силой поднял его вверх, что Саммер практически не успела проследить за ним.

— Как долго это должно продолжаться? Я просто дурак, с которым ты играешь?

— Прекрати! — теперь крикнула и она. — То же самое я и тебя могу спросить. Твои поцелуи, это всего лишь способ добиться цели и выбраться отсюда?

«Пожалуйста, нет», — подумала она в ту же секунду. — «Не говори неправду. Не разбивай мне сердце».

Он тяжело сглотнул и провел рукой по волосам, после чего посмотрел на нее грустным взглядом пойманного зверя.

— Ничего не поделаешь, — хрипло сказал он. — Просто здесь не то место, где двое людей могут или должны доверять друг другу. Иногда я забываю об этом. Прости.

Это был не тот ответ, который Саммер надеялась получить. Но его слова задели ее еще и по-другому. «Я не доверяю ему», — удрученно подумала она. — «Хотя мне так этого хочется». У нее на языке снова крутился вопрос, но она промолчала. — «Не будь идиоткой, — подумала она. — «Он всегда будет говорить, нет, если я спрошу его об Индиго. Если это не он. А если он, то будет опасаться признаваться в этом. Ведь тогда я была бы его смертью».

«Была бы я?» — добавила она. — «Могла я принести ему смерть?» Это был тот же вопрос, который она задавала себе сто раз в день. И сто раз отвечала отрицательно.

Она посмотрела на его руки и шрамы, которые он больше не прятал под перчатками.

— Ты не дурак, — рассерженно сказала она. — И я не играю с тобой. Так же как ты не играешь со мной, я права?

Саммер с облегчением почувствовала, что грозовое потрескивание исчезло. Ни слова, ни говоря, Любимый взял ее за руку и подошел ближе. Его поцелуя хватило в качестве ответа.

— Мы любили друг друга только из-за поцелуев? — спросила она. — Из-за проведенных вместе ночей?

На его губах появилась веселая улыбка. «Он как день и ночь», — подумала она.

— Иди сюда, — сказал он. — Я расскажу тебе одну историю.

Саммер позволила отвести себя к окну. Не мешкая, она села напротив него, так близко к вихрю, и все-таки в безопасности в широкой каменной раме окна. Отсюда она могла видеть лишь море. В эту ночь оно было прозрачное и далекое.

— Я был ребенком, когда обжег руки, — начал Любимый. — Из-за шрамов я больше не мог работать в кузнице. Мой отец был твердым человеком. Он боялся потерять меня как рабочую силу. Только поэтому он прислушался к совету врача. Меня удивляло, что врач беседовал со мной, вместо того, чтобы лечить мои руки и шрам на лице. Впервые кто-то не давал мне приказы, а действительно хотел знать, кто я. Он дал моему отцу совет купить мне гитару, потому что это была единственная возможность тренировать мои руки. Также он должен был давать мне свободные часы для занятий фехтованием, чтобы сделать запястья крепкими и гибкими, иначе в скором времени я больше не смогу ничего делать в кузнице.

Он положил руки перед собой и задумчиво рассматривал их.

— Так я стал заниматься музыкой и научился играть на гитаре. Я ничего не любил так, как эти часы, в которые тренировался и играл. В один прекрасный день я познакомился с морозной феей. Я думал, у нас нет ничего общего, кроме наших ночей и ссор. Но когда я сыграл ей на гитаре, ее лицо засияло. У нас было намного больше общего, чем мы могли себе представить. Однажды ночью она встала и взяла бумагу и перо.

Он улыбнулся, как будто только что что-то вспомнил.

— Ах да! Это тоже всегда мне нравилось в тебе! Что ты никогда не набрасывала халат.

— Я не была голой! На мне был крылатый плащ. Но ты не мог его видеть.

— Точно. Я забыл, — сказал он и кивнул. — Невидимый плащ это конечно совсем другое. В любом случае, в ту ночь ты начала писать слова для новых песен. Это были странные стихи, своеобразные как какой-нибудь экзотический язык. В них не было рифмы, но была мелодия. Я полюбил твои слова сразу, как только услышал их. В этом была вся ты. И я решил показать тебе свой настоящий голос и придумал музыку для твоих стихов. Поцелуи угасают так быстро. Но наши души услышали друг друга.

«Души». Она любила его за одно это предложение.

— Итак, это были не только поцелуи,— серьезно продолжил он. — Скорее все вместе. Твой смех, твоя злость и манера ссориться, как будто тебе нужно было выиграть битву. Серьезность, с которой ты пыталась научиться фехтовать. Осторожность, с которой ты держала в руках зимние цветы, твое восхищение всем, что живет и умирает.

«Значит, это песни», — подумала она. — «Теперь все начинает вставать на свои места».

— Споешь для меня песню? — попросила она. — Одну из тех, для которых я написала слова?

К ее удивлению его настроение внезапно изменилось. Как будто ледяной ветер погасил все тепло, его лицо помрачнело, и Саммер при всем желании не могла понять, что такого сказала. Он бросил на нее такой взгляд, как будто она попросила его выпрыгнуть из окна.

— Сожалею, — пробормотал он. — Заточенная в клетку птица не поет на публику.

Саммер покачала головой и спрыгнула с подоконника.

— Тогда я пойду, — также холодно ответила она. — Не буду мешать тебе петь песни для себя.

— Саммер?

Она была уже в дверях и неохотно остановилась.

— Ты все еще не веришь мне, верно?

Это было скорее утверждение, чем вопрос. Она повернулась.

— Не совсем, — призналась она. — Я бы очень хотела, но в моих снах я не могу разглядеть лицо Индиго. Однако он такого же роста и с такими же темными волосами как у тебя. И он любил музыку.

— И? — сказал Любимый. — Он тоже был левшой?

Саммер насторожилась, затем открыла рот от удивления.

— Нет! — выкрикнула она.

Любимый скривил рот в иронической улыбке и снова посмотрел на море.

— Ну, так подумай об этом.

Саммер чуть не сорвалась, когда спускалась по лестнице, такой рассеянной она была. Спустившись вниз, она не открыла засов спрятанного прохода, а осталась стоять, прислонившись к стене. Саммер закрыла глаза и последовательно прокрутила в голове, все, что пережила во время трибунала.

«Индиго на троне. Его руки в перчатках, как у всех мужчин того времени. Он обвел рукой все, что она видела и слышала, пообещал ей музыку и свет – и это была правая рука. Несколько дней спустя Индиго сидел в своей роскошной комнате за столом. Она по-прежнему не видела лица, но четко видела, что он писал письмо лебединым пером, как в стародавние времена, и тоже правой рукой. Той же рукой он протягивал ей бокал с вином, выпивал сам, дирижировал музыкантами, срывал зимние цветы с дерева и играл с ней в шахматы».

— Любимый не Индиго! — сказала она в темноту и почувствовала такое облегчение, что у нее подкосились ноги, и она сползла по стене на пол. Саммер почувствовала, насколько тяжел был этот груз, только сейчас, когда сбросила его и легко и свободно смотрела в темноту и просто была счастлива. «Я действительно могу быть и тем и другим! Я люблю – и я всем сердцем и душой Зоря. Я могу выполнить свою задачу и, несмотря на это, целовать Любимого».

Потрескивание заставило ее насторожиться. Идя на звук, она вытащила юбку из-за пояса, и та снова прикрыла ее ноги. Треск стал громче и доносился однозначно из ее правого кармана. Там, где она до сих пор хранила пустой кожаный футляр от перочинного ножа. Как давно она не вспоминала о красной кукле, которую нашла на поле битвы и спрятала там? Футляр был по-прежнему пустой, но ей на руку выпало что-то сверкавшее янтарным цветом. Она поморгала и присмотрелась внимательнее.

И чуть не вскрикнула от радости. Сначала показались усики, затем крошечные лапки насекомого. Из футляра вылез бражник «мертвая голова», светившийся во второй реальности и такой красивый, что у Саммер перехватило дыхание. Она смотрела ему вслед, когда он поднялся в воздух, и радовалась тому, как дрожали его медового цвета крылья, когда касались стен шахты. Затем из футляра выбралась вторая бабочка, потом третья. Одна за другой они вылуплялись из этого странного кокона и присоединялись к другим. С каждым из них сердце Саммер все больше наполнялось радостью.

— Вы снова у меня есть! — прошептала она. «Как будто они только и ждали, что я удостоверюсь во всем». И когда весь этот рой призрачных бабочек окружил ее, щекоча крыльями щеки, Саммер начала смеяться и плакать одновременно. Плащ она потеряла навсегда, но ее Зоря-бабочки вернулись к ней.

Выйдя из тайной комнаты, у нее было ощущение, что только в эту секунду она выбралась из могилы, в которую заточил ее Индиго двести лет назад. Отнюдь не чувство вины теперь заставляло ее искать Индиго, а неистовое желание выполнить задание. В один момент все стало просто и понятно.

Бабочки следовали за ней, когда она подошла к столу и положила ключи рядом с картами. Теллус как всегда делал обход и делал вид, что не заметил, что его ключи находили применение. Но сегодня Саммер не дала ему возможности улизнуть.

— Теллус! Мне нужно с тобой поговорить!

Шарканье ног где-то в проходе резко прекратилось. Она прямо таки чувствовала его нерешительность, но затем он все-таки сдвинулся с места. Его обиженное лицо говорило о многом, когда он появился из-за угла галереи. Хоть он и недолго бежал, но был бледным и тяжело дышал.

— Что? — пробурчал он. Затем его глаза расширились. Он уставился на нее, как будто спрашивая себя, она ли это.

— Что произошло там наверху, Леди Тьямад? Ты выглядишь так, как будто проглотила несколько счастливых звезд и одновременно безумно испугалась!

Саммер улыбнулась. «Почти угадал, Теллус. Как всегда».

— Мне нужна твоя помощь. Чтобы решить один важный вопрос, который так беспокоит меня, что я наверняка не смогу уснуть в ближайшие два дня.

— Почему ты проигрываешь в картах, как новичок?

— Это имеет отношение к игре, — осторожно ответила она. — К игре разума. Предположим, ты делаешь свой обход. Опускаешь лифт для еды вниз и видишь, что заключенный там наверху, в который раз не притронулся к еде. Что бы было тогда?

Ей показалось, что Теллус в одно мгновение изменился. Это был другой Теллус, воин с острым взглядом, которого нельзя было обмануть. Он наморщил лоб, и у Саммер создалось впечатление, что он мысленно создавал планы и рисовал стрелочки, в точности продумывая каждую уловку в своих ответах. Теллус медленно подошел к столу и взял одну карту со стопки. Затем обстоятельно прокашлялся, как всегда, прежде чем начать разговор.

— Тогда... я бы сообщил, что он, наверное, выпрыгнул из окна. Лорд Джорас прислал бы ко мне солдат, которые бы пошли наверх и открыли бы камеру. И нашли бы ее пустой. Он был бы не первым. Уже идет снег, скоро в камерах будет ужасно холодно. Может какой-нибудь несчастный рыбак однажды выловил бы со дна морского останки бедного парня. Но, скорее всего, нет, потому что его бы уже давно съели угри и крабы.

Сердце Саммер забилось учащеннее. Призрачные бабочки взволнованно кружили вокруг нее. Но она знала, что на него нельзя было давить.

— Ужасная судьба.

Теллус пожал плечами.

— Такова жизнь. В Камерах Забвения никто не выдерживает долго, не сходя с ума. Я бы мог его понять. В конце концов, он уже несколько недель не видел ни одной живой души. И у него не было ни малейшей надежды на спасение. Но люди нуждаются в надежде больше, чем во всем остальном. Без нее они умрут. Таким способом или другим.

Он посмотрел ей прямо в глаза.

— Ведь речь об этом. О надежде, — повторил он. Она сглотнула и ответила на его скрытое прощание кивком.

Он отвернулся и поднял стопку карт со стола.

— Ах, старость не радость. Я становлюсь забывчивым. Надеюсь, самое позднее послезавтра я вспомню, куда положил ключи от межкомнатных дверей.

Не глядя на нее, он положил карты обратно на середину стола, зевнул как лев и, кряхтя, потянулся.

— В последнее время у меня возникли проблемы с костями. Мне нужно все больше времени, чтобы сделать обход. Кашель тоже усиливается день ото дня, да и сердце сдает. Если так и дальше пойдет, то завтра мне понадобится целый час, а то и два, для одного единственного обхода.

Он кряхтя подошел к полке и достал из коробки рукавицы и меховую шапку. Саммер посмотрела на стопку карт. Последняя совместная игра. Верхние карты сдвинулись, и когда она задела их указательным пальцем, они и вовсе соскользнули на пол. На черном, червовом тузе, напомнившем Саммер знак Лорда Теремеса в виде листочка липы, лежали ключи.

Ей так хотелось поблагодарить старого стражника за доброту. Но Саммер знала, что тем самым забрала бы все, что у него осталось – остатки его чести как стражника. Или, может быть, иллюзию этого. Поэтому она молча взяла ключи. Саммер спиной чувствовала его взгляд, но не обернулась. Он кашлянул, пока она колебалась.

— Ты... хороший человек Леди Тьямад, — пробурчал он.

«Человек».

Вот теперь у нее на глазах все же выступили слезы. Она быстро надела маску.

— Это ты хороший человек, Теллус, — искренне ответила она. — Лучше тебя еще никогда никого не было.