Пепельное сердце

Глава 2 Ночной театр

Этой ночью с хищными кошками шутки плохи; укротители имели дел по горло. Хороший знак, ведь это означало не только то, что зрительный зал был полон, но и то, что на сцене и за кулисами царило особое напряжение. Именно это нужно пьесе, которая, прежде всего, существовала за счёт выхода на сцену животных, и нужно игре актёров. Так как сейчас, в необычайно жаркие дни сонливой осени, апатия грозила подкрасться и к театральной труппе.

— Он здесь, наконец? — прошептал Морт Саммер. Хоть старый директор театра и пытался скрыть свою нервозность, Саммер было достаточно взглянуть на его руки, чтобы понять в каком он находился настроении: над каждой костяшкой и сухожилием болезненно туго натянулась кожа — так крепко он вцепился в канат и змеиную трость.

Саммер мгновенно отвела взгляд от его рук и подошла к щели между занавесами. Тем временем атмосфера там, снаружи, накалялась каким-то почти агрессивным образом — искристый дождь из эмоций, словно укутал Саммер как тёплое пальто. Пространство между занавесами открывало вид на средний ряд сидений. Освещение было достаточно ярким, чтобы Саммер могла без труда разглядеть посетителей — здесь было много городских лиц, гладких, белых; мужчины тщательно выбриты, женщины со светло напудренной кожей. Подчёркнуто равнодушное выражение лиц заставляло выглядеть их похожими друг на друга как братья и сёстры. Но в театре толпилось и много иностранцев, которые в эти дни в первый (и, вероятно, в последний) раз могли познакомиться с таким большим городом как Маймара. Они наводняли город уже в течение нескольких недель: искатели приключений, заблудившиеся или просто люди, которых заманили на побережье слухи о какой-то далёкой войне. Эти гости выдавали себя уже тем, с каким любопытством они вытягивали шеи и постоянно толкали в рёбра рядом сидящих людей, чтобы обратить их внимание на особенности театра — на громадный полукруг увенчанной солнечными символами сцены, и на обе боковые платформы, чьими единственными украшениями были белые экраны. При взгляде на многочисленные открытые рты, Саммер улыбнулась. Ещё не так давно, она сама точно так же изумлялась достопримечательностями Маймары.

Прямо среди толпы занял своё место почётный гость этой ночи: Батор Сэл, самый богатый судовладелец города. Саммер ожидала увидеть сильного впечатляющего мужчину, но теперь она была несколько разочарована, увидев хилого бледного старика. Казалось, его дорогое пальто было для него слишком велико. Только благоговейные взгляды местных жителей и корабельный герб на его плече выдавали его высокое положение. Саммер не так давно входила в состав труппы, но даже она знала, что ночной театр пережил денежный кризис лишь потому, что Батор Сэл оплачивал корм для животных. Большинство хищников и без того принадлежали ему, в конце концов, их доставляли из других стран на его корабле и исключительно с целью демонстрации здесь. Но были ещё и химеры из спрятанных в пригороде лабораторий: уродцы, такие как двуглавая лиса, которая особенно нравилась публике, и лошадь с тигровой шкурой.

— А сейчас? — настаивал Морт. — Батор здесь?

Саммер отошла от занавеса и кивнула старому мужчине. Тем временем у него уже выступил пот, и редкие окрашенные в иссиня-чёрный волосы склеились над его лысиной. Капельки пота собрались над могущественными бровями, из-за которых Морт порой сам казался диким зверем, стоило ему посмотреть мрачным взглядом. Но Саммер нельзя было ввести в заблуждение его грубостью. Хоть он и был ворчливым и алчным и с удовольствием гонял бы своих актёров кнутом и тростью, словно животных по сцене, но о своём старомодном театре, который он купил несколько лет назад на все свои сбережения, он беспокоился каждый вечер как о возлюбленном человеке.

— Батор занял своё место, — утешительно шепнула Саммер. — Мы можем начинать.

Словно её шёпот был боевым кличем, Морт потянул канат вверх. В тот же миг за сценой забурлила жизнь. Работники сцены разбежались по своим местам, что заставило снежных барсов зашипеть, а ручных птиц забить крыльями. Помощницы бросились к сундукам с одеждой. Лестница заскрипела, когда толстый осветитель вскарабкивался на сцену над их головами. Краем глаза Саммер увидела, как Морт подошёл к своему талисману — маске из чёрного материала, которая висела на опорной балке. В качестве единственного украшения на лбу блистала серебряная кошачья голова, начищенная до блеска от каждодневных прикосновений.

— Саммер, хватит тянуть резину, иди сюда, — позвала Спринг. Она взволновано махнула Саммер рукой. Как и всегда, сегодня она была первой, кто надел свой костюм и маску. Но даже в течение дня, когда её весенний костюм из розовых чешуек, которые, вероятно, должны выполнять роль цветочных лепестков или змеиной кожи, ещё не был надет, она всё равно будто сияла: слегка полноватая девушка с волосами цвета соломы и навязчивой красотой сирены. На самом деле, в реальной жизни Спринг звали Ана, и она была родом из Камси — маленькой деревеньки в горах на востоке страны.

— Ещё одну секунду! — ответила Саммер шёпотом.

Она снова развернулась к занавесу, закрыла глаза и просто замерла. В покое и безопасности от бурных событий она могла чувствовать толпу, как, если бы она сама стояла среди любопытных зрителей: дрожь их дыхания, глухой скрежет подошв, нетерпеливо шаркающих по полу, скрипящие стулья, смех тут и там. Это был миг, принадлежащий только ей. Стоять невидимой в тени и при этом быть так близко к ним, кожа к коже, сотня бьющихся сердец, судьбы и мечты — даже, если многие их них вращались вокруг вина и женщин и не заслуживали внимания.

Одна из пантер зашипела. Запах хищников в клетках сегодня особенно чётко бил Саммер в нос, но в нём присутствовал ещё и аромат дорого парфюма, чередовавшийся с резким запахом пота и бренди, которое разливали в портовых кабачках. Вероятно, этот запах и раздражал кошек.

— У тебя уже боязнь сцены, красавица? — Финн как всегда подкрался незаметно. Она ощутила тёплое дыхание его слов на своей шее ещё до того, как его руки легли на её плечи. От его прикосновения она вздрогнула, но всё же не сдержала улыбки. Саммер осторожно выскользнула из его рук. Правая половина лица Финна чётко вырисовывалась на тёмном фоне в пыльной полоске света, пробивающегося сквозь щель занавеса. Он был в гриме: золотые, серые и чёрные оттенки придавали его мягкому лицу угловатые героические черты Герона сына Солнца, которого он воплощал на сцене. Светлые зачёсанные назад волосы только усиливали этот эффект. Лишь улыбка, хитрая улыбка Финна, никак не сочеталась с трагичной фигурой.

— Давай! На сцену! — приказал осветитель сверху.

Финна это не заботило.

— Батор подождёт, — шепнул он Саммер заговорщицким тоном. — У нас есть всё время мира для одного поцелуя. Итак?

Когда он наклонился, Саммер с трудом подавила желание уклониться. Она рассмеялась и покачала головой.

— Попытай своё счастье с Аной или Черисс, Герон Сердцеед.

Когда она ловко скользнула в сторону и уже хотела его обойти, рука Финна внезапно сомкнулась вокруг её правого запястья.

— Холодные руки, холодное сердце, — прошептал он с драматичной грустью, которой он особенно хорошо владел на сцене. Финн застал Саммер врасплох, поднёся её руку к своим губам и поцеловав с нежностью, которая заставила Саммер замереть. — Ты должна была играть мою Зимнюю возлюбленную, не Черисс. По крайней мере, твой лёд настоящий.

— Здесь нет ничего настоящего, Финн, — с насмешкой ответила Саммер и, быстро отвернувшись, вырвала свою руку. — Это просто старый чуланный театр прошлого столетия. Ты не герой, а я не твоя возлюбленная. Но не все ли мы играем лучше всего те роли, которые нам чужды?

— Ауч! — Он ухмыльнулся. — Но не радуйся раньше времени, сегодня я тебя поцелую!

— И я надеюсь, за это Саммер тебя хорошенько поколотит, — прикрикнул на него Морт. — Иди на сцену или я выгоню тебя кнутом!

По знаку рукой Морта свет в зрительном зале погас. Публика вмиг умолкла, сцена засверкала в потрескивающем свете старого кинопроектора, который волшебным образом переносил чёрно-белое небо на экраны. Удивленный шёпот пробежался по толпе. Над сценой пришло в движение деревянное солнце и с помощью невидимых тросов опускалось навстречу земле. Саммер знала, что двум мужчинам, ответственным за то, чтобы выгонять солнечных быков на сцену, приходилось изрядно попотеть. Заиграла флейта, заглушая топот бычьих копыт. Жалостливая мелодия обрисовала заход солнца.

Саммер отступила назад как раз перед тем, как поднялся занавес, и поспешила к остальным за кулисы. Снаружи рассказчик начал повествовать историю о короле Свете с солнечной короной на голове, свалившемся с небес после сражения.

Черисс, игравшая Зимнюю возлюбленную Герона, стояла у клетки со снежными барсами и настраивала животных на себя. Она держала тушки мёртвых голубей как можно дальше, чтобы не испачкать кровью свой светлый костюм, и кормила кошек с помощью багора — достаточно еды, чтобы утолить сильный голод, но слишком мало, чтобы они насытились и обленились. Когда Саммер пробежала мимо неё по самой большой дуге, какой только было возможно, Черисс блеснула ей своей мимолётной улыбкой и снова вернулась к животным. В своём серебристо-белом костюме она казалась ещё светлее и прозрачней, чем обычно. Стройная девушка с невероятно длинными ногами, которые в юбке с разрезом представали в особенно выгодном свете. Белый мех прижимался к её подбородку, подчёркивая лазуритовые глаза. Естественно, этот цвет не был натуральным — так же как мрачно-чёрный цвет её волос. Кто работает в ночном театре, должен быть готов, примерить на себя шкуру кого-нибудь другого.

— … в объятья леди Смерть опустился король Свет, — продолжал рассказчик. — Вниз, в преисподнею, которая жаждала того, чтобы погасить огонь его солнечной короны…

Это было репликой для пяти пантер, которых теперь выгнали на левую платформу, где они встретились с двумя быками. Каждый прыжок, каждый удар лапой были тысячу раз отрепетированы, и, тем не менее, борьба между солнечными быками и хищными кошками оставалась одной из самых сложных частей дрессировки. Рычание пантер заставляло даже актёров за сценой замирать, затаив дыхание. Саммер закрыла глаза, распознавая эхо грубых кошачьих голосов. Пол сотрясался под тяжестью быков. В публику прокралось осмотрительное беспокойство, вероятно, первые зрители уже задумывались над тем, было ли это хорошей идеей посмотреть «Полуночных чудовищ». Тем не менее, никто не решался пошевелиться и покинуть театральное помещение.

— … но король Свет был отважным и сражался с вечной тьмой. Два дня и три ночи длилась его борьба, но ни свет, ни тьма не проигрывали. Наутро третьего дня женщина Смерти и мужчина Солнца остановились. Непобеждённые они стояли друг напротив друга, и им нравилось, что они видели…

Искусственный гром заставил хищников зашипеть. Снежные барсы за сценой принялись им подпевать и забегали по клетке. Серебряная пыль, которой Морт посыпал их белый мех на спине, заблестела как свежий снег. Но до тех пор, пока кошки оставались в клетках, волшебная иллюзия не работала. Здесь они были не спутниками Зимней женщины, а лишь старыми, злыми хищниками, которым даже спустя столько лет человеческий запах всё ещё создавал слишком много хлопот. Днём Саммер часто разглядывала хищников Морта, как они спали в своих клетках, видела вздрагивающие лапы и губы животных, слышала сонное урчание и задавалась вопросом, живут ли они, хотя бы во сне своей истинной жизнью. Охотятся ли они, бегают, думая, что театр — это кошмар, из которого они пытаются проснуться каждую ночь?

— …и из объятий Тьмы и Света взял своё начало… Герон сын Солнца!

Выход Финна. Вступил барабанный бой, и наконец, у беспокойных ног в зрительном зале появилось занятие. Оттуда послышался свит и топот. В этот момент, Саммер окончательно была подхвачена стремительным потоком спектакля. Её щёки пылали от волнения и ожидания, наконец, окунуться с головой в свою роль и забыть обо всём остальном.

Она споткнулась в полумраке, спеша к чулану с костюмами. Миа, худощавая, веснушчатая Осенняя женщина, уже натянула свой красный костюм и нетерпеливо закрепляла зубами защитный бандаж на своём запястье.

— Давай я сделаю! — Саммер подпрыгнула к ней. Руки Мии были мускулистыми, а ладони в мозолях. Она была единственной, кто играла свою роль, вися на канатах в воздухе — ветреная Осенняя возлюбленная, танцующая в небесах с листвой.

Саммер разрешили оставаться на земле, но зато её костюм был самым дорогостоящим из всех: зелёным и роскошным как само лето. Листья из бархата сомкнулись вокруг плеч и груди, шёлковая юбка цвета воды струилась по её ногам. Дорогое украшение в виде стрекоз нужно было вплести сложным узором в волосы. Подскочили две помощницы и дёргали, и тянули волосы Саммер, причёсывали светло-рыжие волны в гладкие пряди, плели и завивали до тех пор, пока каждое из металлических насекомых не нашло своё место. Время начало стремительно бежать — и пока Саммер ещё была занята тем, чтобы завязать последние узлы на рукавах и юбке, уже было время выхода Спринг, Весенней возлюбленной.

Тихий свист Морта, и все замерли — только Ана открыла клетку со змеями, присела на корточки и забарабанила ногтями по полу в быстром такте. Огромная гадюка — символ пробуждающейся в тепле весны — почуяла след и скользнула из клетки на руку Аны. Юная актриса бережно несла рептилию на своих руках и плечах, спеша на сцену. Над ней загрохотало, когда маленьких змей выпустили из коробок. С помощью каната Морт открыл контейнеры под сценой.

— Мой отец король Свет, но моя мать слепая жестокая леди Смерть, которая проглатывает своих детей, — говорил Финн. — С чёрными когтями она стремится к тому, чтобы уничтожить всю эту красоту…

— Давай, надевай пальто! — прошипела Миа Саммер. Тяжёлый предмет одежды состоял из деревянных прутьев и веток, которые словно воротник возвышались за головой Саммер. Тяжесть в ту же секунду пригнула её к земле. Саммер выпрямила колени, стараясь принять вертикальное положение. Ей не нравилось это пальто — оно делало её неподвижной, но к счастью, ей не нужно было носить его долго. Вокруг неё мельтешили помощницы, закрепляли, завязывали узлы, и, наконец, все зафиксированные полотна были собраны вместе на запястьях Саммер. Один рывок, и ткань снова свободна.

Раздался свист и аплодисменты, когда начала танцевать Весна. Саммер ощущала вибрацию от прыжков Аны под своими ногами и видела перед глазами сцену, будто она могла смотреть сквозь кулисы: танец Аны со змеями, заставляющий мужчин молчать в оцепенении, а некоторых и вовсе бросало в пот лишь от одного вида на эту ядовитую змею. И всё-таки мужчинам, которые испытывали страх, женщины, казались особенно прекрасными, а их любовь — особенно ценной. Это не было простым совпадением, что именно Ану и Черисс, выступавших с самыми опасными животными, буквально преследовали поклонники.

Саммер считала шаги Аны, до тех пор, пока та снова не остановилась после вращения и не замерла.

Это был знак.

Морт открыл ящики, и щелчок услышали лишь посвящённые. В этот же миг погасли все огни. Послышались крики удивления и ужаса, когда четыре дюжины змей попадали со сцены — в темноте замерцали рисунки на их спинах. Они были заблудившимися падающими звёздами, которые приземлялись на лысины, плечи и колени, молниеносно сползали под ножки стульев и скользили по дрожащим носкам ботинок. Другие змеи выползали из-под сцены. Теперь зал начинал закипать. Один мужчина закричал как резаный. Раздавался грохот, падали стулья, тяжелые убегающие шаги заставляли пол содрогаться, двери с грохотом захлопывались.

Миа встретила Саммер, скаля зубы. Саммер тоже не сдержала смеха, когда она услышала испуганный вой мужчин. Теперь точно всем стало ясно, что большая часть зрителей были иностранцами. Каждый житель Маймары знал, что у маленьких гадюк, которых Морт выпускал в публику, больше не было ядовитых клыков.

— Да будет ночь, любимый, — невозмутимо продекламировала Ана. — Змеи тянутся к небу. Я следую за их сиянием.

Новая волна стона прошлась по толпе, когда Ана спрыгнула со сцены с гадюкой на плечах и закружила среди публики. В этот момент даже Саммер, затаив дыхание, надеялась, что никто из зрителей не пахнет крольчатиной или не испугает змею в неподходящий момент. Она была единственной, у кого ещё были ядовитые клыки.

— Не уходи! — жалобно кричал Герон сын Солнца вслед своей возлюбленной Спринг. — Зачем поцеловала ты меня, чтобы снова покинуть? Ты вырываешь моё сердце из груди!

На этом месте у Саммер всегда бегали мурашки по коже. Она не могла испытывать ничего другого, как действительно любить Финна за печаль и боль в его голосе. Пьеса была напыщенной, а история преувеличенной и яркой как ярмарочное представление, а актёры — лишь живыми украшениями для животных. Всё же Финн играл свою роль Герона, словно не существовало ничего другого. Каждое слово было настоящим. «Драгоценный камень среди стекляшек, — подумала Саммер. — Ты растрачиваешь свой талант впустую на Морта».

— Зачем нужно мне твоё сердце? — ответила Весна с насмешливой улыбкой. — Оставь себе, оно принадлежало мне достаточно долго. Ты всё ещё не узнаёшь меня, Герон? Я твоя юность. Обладать мной ты можешь лишь раз в своей жизни, во второй раз я не буду на твоей стороне.

В темноте Морт легонько постучал тростью по полу — сложная команда из азбуки Морзе, которую понимали лишь его рептилии. Не позднее чем через десять секунд на этот зов из зрительного зала последовала первая змея и скользнула под кулисы — движущийся сверкающий узор, похожий на ожившую цепочку, заполз в клетку. Вторая и третья змеи также вернулись из зрительного зала. Потом ещё с десяток собрались за решёткой клетки. Наконец-то и Ана скользнула за сцену.

— Сплошные пьяницы, — прошептала она, задыхаясь, и сняла серебряную маску с лица. Гадюка, которая, как и маленькие змеи, была покрыта светящимся порошком, заставляла щёки и волосы Аны светиться в темноте. — Два стула сломаны. И, по меньшей мере, тридцать человек убежало.

Снова заиграла музыка, сопровождаемая топотом копыт на боковой сцене, куда второй дрессировщик направил тигровую кобылу.

— Деньги приходят, деньги уходят — я жду лишь того, чтобы эти приезжие идиоты не затоптали всех моих змей, — проворчал Морт, забирая змею у Анны, и осторожно поместил её в клетку.

Свет мигнул, когда кинопроектор снова заработал. Саммер услышала, как некоторые зрители втянули воздух, и была уверена, что многие вцепились в свои стулья. Перед экраном на месте гарцевала тигровая лошадь с Финном на спине, но перед движущимся фоном для зрителей это выглядело так, словно она вместе с Героном неслась по небу с невероятной скоростью.

Морт принялся спешно освобождать птиц. Это был знак для Саммер. Осторожно она двинулась в своём пальто из веток к сцене. Она играла свою роль уже больше пятидесяти раз, но каждый этот раз незадолго до выступления её руки начинали дрожать. «Пусть львы будут сегодня спокойны», — безмолвно молила она. Саммер не знала почему, но ни хищные звери, ни лошади не любили её. Только птицы не проявляли себя агрессивно или испуганно в её присутствии.

В зеркале, которое стояло напротив кулис, Саммер могла видеть отражение зрительного зала. Длинные пробелы и отдельно пустующие места свидетельствовали о выходе Аны. Даже стул рядом с Батором Сэлом был пуст.

Морт выпустил из авиария ласточек и иволог. В следующий миг Саммер стояла среди стаи. Кончики их крыльев касались её щёк. Поток воздуха вздымал шёлковые ленты её юбки. Отрывистый свет прожекторов отбрасывал дрожащие полосы света на птиц и схватывал их полёт в сотне моментальных снимков.

— Пять… шесть… семь… — отсчитывал ей Морт. Саммер быстро надела медную маску-бабочку и сделала глубокий вздох. Это был короткий, сверкающий миг счастья, ради которого она жила: секунда, когда она могла позволить себе забыться. — … И пошла!

Под свист от мягких взмахов крыльев она переступила границу к другому существованию. Мерцающее течение унесло её с собой, слой, за слоем освобождая жизнь, пока от неё самой ничего не осталось. Саммер улыбнулась, и прохладная маска прижалась к её щекам, за секунду нагревшись и став частью неё.

Ласточки низко порхали по залу над головами зрителей, когда королева Лета вышла на большую поляну леса — леса, который кишел жизнью: сотни птиц, реагирующие на каждый её знак, летали кругами и меняли своё направление. На фоне нарисованных деревьев собрались все летние животные: два льва и дюжина разношёрстны обезьян, тигры с далёких островов, древесные жабы и попугаи. Среди этого изобилия Герон сын Солнца выглядел ещё более одиноким. Летняя женщина приказала ему своим повелительным голосом покинуть её лес. В глубине души Саммер задавалась вопросом, неужели когда-то она была другим человеком, неужели страх заставлял бежать её с места на место.

Пальто надавило на её плечи, когда больше пятидесяти иволог опустились на его ветви. Ещё пять, шесть шагов она с достоинством пронесла этот груз, потом сняла его с себя одним рывком за разрывную верёвку, оставив пальто стоять как место для сбора птиц, и подошла к воину. Вмиг всё стало так легко, каждый шаг был как полёт, каждый вздох как смех. Здесь она не вздрагивала от прикосновений, и вид на руки не вызывал неприязни. Она флиртовала с Героном сыном Солнца, снова и снова ускользая из его рук.

— Победи меня, если сможешь, — кричала она. — Но я предупреждаю: рабов ты можешь захватить, но лето не будет твоим вечно. Кто обладает мной, тот учится терять!

Из публики донеслись выкрики, когда большой лев бросился на Герона. Борьба с диким зверем выглядела пугающе правдоподобно. Летняя женщина смеялась, а время бежало дальше.

Она и Герон жили своей историей: было время борьбы и вражды, время споров и уважения. Спустя один танцевальный шаг — первая улыбка. Когда они, наконец, встретились глазами, взгляд Герона был настолько искренним, что Саммер ни секунды не сомневалась в его любви.

До тех пор… пока он внезапно не притянул её к себе, крепче, чем это требовалось в постановке, взял её в свои руки и склонился к ней слишком близко.

— Что ты делаешь, чёрт возьми! — прошипела она, но даже под гримом она узнавала дьявольскую ухмылку Финна.

— Ставки один к десяти, — прошептал он ей неслышно для зрителей и… действительно попытался её поцеловать! Последние чары рассеялись. Теперь она была всего лишь девушкой в маске посреди сценического хлама и достойных сожаления животных. Ярость была как холодная струя воды — резкой и отрезвляющей. Молниеносно она отвернула голову в сторону и со всей силы ударила Финна по голени. Он ахнул и сразу отпустил её, но хорошо смог обыграть свою боль. Широкая юбка Саммер скрыла удар. Тем не менее, в зале кто-то радостно рассмеялся, и обезьяны, воспользовавшись этой возможностью, начали кричать. Теперь львы становились по-настоящему беспокойными, словно чувствуя гнев Саммер. За кулисами Саммер могла слышать шёпот Морта. Она взяла себя в руки и попыталась отвлечься на короткую паузу, за которую она отдалилась от Герона, и подозвала стаю птиц. Прежде чем она продолжила говорить свои слова, Саммер бросила косой взгляд на зрителей. Батор отклонился, скрестив руки, на спинку стула. На его губах играла улыбка. Он разглядывал Саммер с таким интересом, словно она была одной из хищных кошек, которым он оплачивал корм. Но это ощущение не было похоже на то, когда, несмотря на маску и костюм вдруг ощущаешь себя абсолютно голой. Когда Саммер посмотрела на пустеющий стул левее от Батора, сценическое освещение вдруг превратилось в ледяной свет, который заставил её мёрзнуть.

На спинке стула: перчатки. Пальцы, которые глубоко впивались в кожаную обивку.

«Возьми себя в руки! — отругала она саму себя. — Повсюду есть мужчины, которые носят перчатки». Но сегодня её сердце не слушало голову. И то, чего она боялась больше, чем всех хищных кошек вместе взятых, настигло её в мгновение ока. Театр поблёк, и реальность её ночных кошмаров приближалась к ней пугающе близко, так что она начала задыхаться. Её учащённый пульс выстукивал с каждым ударом картину, от которой она думала, что убежала: Он.

— Саммер? — прошептал Финн на ухо. Его руки крепко лежали на её талии. Должно быть, она сделала один-два больших шага, словно хотела удариться в бегство. В какой момент она попыталась покинуть сцену? Птицы всё ещё со свистом кружили, а зрители начали переговариваться.

— Смерть… — нашёптывала ей слова Миа из-за кулис. — Смерть и любовь…

Саммер моргнула, пытаясь узнать мужчину, который носил перчатки. Но он сидел в тени на следующем ряду. Она разглядела лишь его очертания. Прежде чем Саммер смогла приглядеться более внимательно, свет повернулся в её сторону и ослепил её.

— Смерть… — с ещё большим надрывом прошептала Миа.

Саммер сглотнула. Ей пришлось прочистить своё горло, чтобы наконец продолжить своё предложение.

— Смерть и любовь — соседи, — закончила она поспешно, без огня, без глубины, так жалко, что зрительница в первом ряду захихикала. — Но всё же… всё же разлука живёт в обоих домах.

Пока Саммер вырывалась из рук Финна и убегала со сцены, не договорив своих слов, она бросила взгляд в зрительный зал. Никаких рук, никакого Кровавого Мужчины. Никто не касался стула рядом с Батором, так же как и позади стула было пусто.

...

Морт кричал уже с тех самых пор, как последний зритель покинул театр. И Саммер не могла винить его за это.

— Именно сегодня так оплошать! — гремел он. — Что, если Батор остался не доволен пьесой? Ты почти всё испортила! Ты…

— Почти, — перебила его Черисс. — Но этого никто не заметил.

— Я это заметил! — разбушевался Морт и забил себя кулаком в грудь. — Я!

— Ладно тебе, Морт, — теперь подключился Финн. — Батору пьеса понравилась, он даже оставил нам деньги на вино. Кроме того, это была моя вина. Я изменил слова.

— И проиграл спор, — пробормотала Ана, освобождая крепления на костюме Саммер. В её голосе слышалась язвительная улыбка.

Морт пренебрежительно фыркнул.

— Слова туда, слова сюда, Саммер должна была среагировать. Если я захочу, чтобы кто-нибудь беспомощно пролепетал свои пару предложений, я с таким же успехом могу выпустить на сцену любого из портового квартала города.

Миа нервно закатила глаза. Это его изречение все знали наизусть.

— Так найди уже себе кого-нибудь из портового квартала, — сорвалась Саммер. — Тогда, по крайней мере, пьяным идиотам будет на что поглазеть. Ведь как раз об этом идёт речь в пьесе, не так ли?

В некоторые дни ей было легко играть свою роль: чересчур гордая девушка с южных островов, которая никому не позволяла ничего себе предлагать. Но сегодня даже этот навык давался ей бесконечно тяжело. Она всё ещё была сбита с толку. «Это ничего не значит, — повторяла она себе, словно молитву. — Это всего лишь были перчатки. И короткая раздражительная реакция на них». Тем не менее, она была поражена, как ей удалось довести свой выход до конца. Во время заключительного поклона она не надела маску и лихорадочно обыскивала глазами каждый ряд. Но мужчина исчез. «Конечно. Это был какой-то зритель, который ушёл. Вероятно, он схватился за спинку стула, когда вставал, и тебе не повезло посмотреть на него именно в этот момент». Звучало неплохо. Разумно. Но почему это не успокаивало её?

— Она ещё наглее! — кричал Морт. — Я вообще не понимаю, за что тебе плачу! Это ты должна возместить мне ущерб, за то, что испортила мою пьесу!

— Чаевыми тоже возьмёшь? С тем, сколько ты мне платишь, компенсация окажется весьма незначительной.

— Если это всё, чему ты научилась в театре в Кандуране, то я ещё слишком много тебе плачу!

Саммер фыркнула.

— В Кандуране, по крайней мере, следили за тем, чтобы в переднем ряду не сидели всякие сумасшедшие. Только не говори, что не видел того толстого рыжеволосого парня, который пялился на меня, словно обезумевший. И знаешь, что? Он прятал нож под своей курткой! У вас бы тоже слова застряли в горле!

Ухмылка Аны исчезла с лица, и даже Морт побледнел. Финн выглядел так испуганно, что Саммер пришлось опустить глаза. «Ложь удаётся мне всё так же хорошо». Иногда для неё это было загадкой, как легко она могла заслужить доверие людей.

Саммер хотела убрать выбившуюся прядь волос за ухо, но заметив, как сильно дрожит её рука, оставила как есть. Вместо этого она встала, сбросив платье с плеч и грубо выдёргивая золотых стрекоз из волос.

— В Кандуране я была актрисой, — прокричала она с точно высчитанной долей обиды. — Здесь же, напротив, мы все марионетки, Морт — исполнительный скот и лёгкая добыча для так называемой публики.

И хотя Морт налился ярко-красным и набрал в лёгкие воздуха, чтобы на неё накричать, Саммер чувствовала, что уже давно выиграла.

— Эй, теперь точно достаточно! — немедленно вмешалась Миа. — Остановитесь по-хорошему. Вы оба! Все совершают ошибки. И ты, Морт. Я. Финн. Все мы.

Морт издал разрушающее проклятье и непроизвольно протёр лоб тыльной стороной ладони.

— Не сегодня, — прохрипел он. — Не сегодня!

Вмиг он показался усталым и морщинистым, и Саммер задумалась, чего стоит старому дрессировщику, ночь за ночью играть строгого ворчливого директора. «Столько же, сколько мне стоит быть напуганной до смерти и не показывать этого?»

Теперь Морт спорил с Мией по поводу контроля на входе, но постепенно ярость уступала место усталости. Труппа внимательно осмотрела его. Беспокойство отражалось во всех чертах их лиц, в сдвинутых бровях и нахмуренных лбах. В такие моменты Саммер так сильно любила всех этих людей, что это причиняло ей боль. Они могли ссориться, ненавидеть друг друга и обижаться, но в своём маленьком мирке их переплетённых жизней никто никогда не пропадёт «Они единое целое». Формируя эти слова в своей голове, Саммер заметила, что ни разу ей не пришло на ум слово «мы». Но она не могла и не хотела задумываться, что бы это могло значить.

Чтобы скрыть дрожь, Саммер скрестила руки на груди и сжала ладони в кулак, спрятав их в подмышках. Черисс, которая неправильно расценила этот жест, успокаивающе положила руку на её плечи.

— Не бойся, Саммер. Мы позаботимся о том, чтобы этого парня больше не пустили в театр!

Это был один из редких моментов, когда Саммер позволила прикоснуться к себе. Глаза Черисс снова были выцветшего серо-голубого цвета, её утончённо очерченное лицо оставалось прекрасным даже без грима, хоть и заурядным, но таким знакомым. И Саммер отдала бы всё, чтобы просто прижаться в эти объятья, в «мы», которое уже начало тускнеть.

— Заканчивайте и дайте нам, наконец, отпраздновать! — сказала Миа.

— Да-да, вино, деньги и празднование — ничто другое вас больше не интересует! — проворчал Морт.

— Я устала, — пробормотала Саммер и мягко выскользнула из объятий Черисс. — И у меня… у меня сегодня нет настроения праздновать. — Она старалась не смотреть на Финна, хотя он всё время искал её взгляд, и взяла свою матерчатую сумку из сундука. Прежде чем кому-нибудь пришло в голову её остановить, она спрыгнула со сцены и с высокоподнятой головой пересекла театральное помещение. Как только Саммер перешагнула порог двери, она принялась бежать.

Вдоль пяти-шести улиц летели её ноги над землёй. Только когда от быстрого бега у неё закололо в боку, она остановилась на углу улицы, хватая ртом воздух. В городе стояла душная, вялая осень, которая любой ценой хотела быть летом. Но когда покидаешь нагретый от тел и наполненный застоявшимся воздухом театр, ночной воздух кажется лёгким и приятно прохладным. И хотя уже было далеко за полночь, ветер приносил с собой музыку и смех — с гавани, где путешественники вкушали каждый час перед отправкой своих кораблей. Всего пару шагов, и Саммер смогла бы укутаться в накидку из голосов и света. Но она прижала свою сумку к себе и прислонилась к стене дома. Грубая штукатурка впивалась в её спину. Большинство домов в Маймаре были выкрашены в бледно-голубой цвет. В свете луны, повисшей над городом, словно гримаса мертвеца, они светились так, будто были лишь призраками жилищ.

«Это ничего не значит, — мысленно повторяла Саммер. — Он мне больше не приснится. Это осталось позади!» Но другой голос твердил ей, что она обманывает саму себя. Четыре месяца с ложным чувством безопасности, без кошмаров, с уверенностью, что она, в конце концов, нашла правильное убежище: Маймара, город масок, где торжество сменяется в такт дня, и туристы уезжают и приезжают в бесконечном потоке. А что теперь? «Снова в бега? Бросить всё ради нового города и надеяться, что там он меня не настигнет?» Ответ на этот вопрос она знала слишком хорошо.

Внезапный скрежет вырвал её из своих мыслей. Она обернулась и увидела всего лишь кошку. Секунду они смотрели друг на друга — обе застывшие в движении, обе подозрительные и на чеку. Потом животное убежало в тень, и Саммер почти рассмеялась сама над собой. «Бродячая кошка, как и я. Девять и больше жизней».

Но паника ещё не настигла её. Возможно, у Саммер была даже неделя, прежде чем он снова начнёт посещать её каждую ночь.

Саммер крепко повязала сумку вокруг талии и обогнула улицу, которая вела к старой части города на гавани. В конце улицы она заметила фигуру. Конечно, её сумасшедшее сердце тут же попыталось заставить её поверить, что это мужчина в перчатках, но свет мигающего фонаря бросил полоску света на растрёпанные белокурые волосы. Финн! Она почти улыбнулась. Подчёркнуто небрежно он прислонился к фонарному столбу.

— В чём дело? Сегодня Черисс тебе отказала? — крикнула она ему с вызовом. Она прекрасно знала, что он встречался с Черисс так часто только потому, что надеялся заставить Саммер ревновать. Но сегодня он не отреагировал на её колкости.

— Ну, я подумал, тебе будет не доставать твоей обуви, — ответил он без следа насмешки. Только сейчас Саммер осознала, что была босиком. И когда она посмотрела на себя вниз, ко всему прочему Саммер обнаружила, что всё ещё была одета в шёлковую юбку от своего костюма. Она была рада, что Финн не видел, как кровь прилила к её щекам. Какой же безрассудной нужно быть, чтобы вот так просто убежать в своём костюме?

Финн приблизился к ней так осторожно, словно опасался, что она снова убежит, и остановился на расстоянии вытянутой руки. Он стёр свой грим в спешке, и на его виске всё ещё сверкала золотая краска. Он сбросил с себя язык тела героя, и его лицо стало снова мягким, обретая почти застенчивую приветливость, которая в нём так нравилась Саммер.

— На самом деле я хотел извиниться, — сказал он. — За спор с поцелуем. Это была глупая идея. И неправильный момент. Но скажи, парень в зрительном зале — у него, правда, был нож?

— Да, — без колебаний соврала Саммер. — Я думала, в любую секунду он прыгнет на сцену. Неужели ты его не видел?

Финн покачал головой.

— Ты уже замечала его раньше?

— Разумеется! Кажется он… он меня преследует!

Финн закусил нижнюю губу. Он выглядел таким подавленным, что Саммер снова пожалела, что рассказала ему небылицу.

— Тогда ты должна была сказать об этом раньше. На то и труппа — мы защищаем друг друга. Морт пообещал нам поставить в дверях вышибалу. И если он об этом не позаботиться, об этом позабочусь я.

Было так просто высмеять его, снова стать острой на язык девчонкой, в которую по непонятным причинам влюбился Финн. Но здесь, в полумраке переулка, она предпочла бы спрятаться в его объятьях.

— Ты меня до ужаса напугала, Саммер, — продолжил он ещё тише. — Я едва ли узнавал тебя сегодня на сцене. Выражение в твоих глазах… этот страх. Такой тебя я ещё не знал.

— Ладно, нет никаких причин делать из этого драму, — ответила она слишком резко. — Но спасибо, что принёс мою обувь. А теперь мне, правда, надо идти.

Он понял намёк, отцепил мешок от своего пояса и кинул ей. Саммер его поймала, достала свои сандалии и быстро надела их. Есть вещи, к которым она не привыкнет никогда. Обувь была одной из них. Она поблагодарила Финна коротким кивком и хотела уже убежать.

— Саммер, у меня есть для тебя кое-что ещё!

Она медленно развернулась к нему.

Финн улыбнулся и достал из кармана своих брюк горсть монет и купюр.

— Неужели ты готова отказаться от оплаты? И… — его голос приобрёл тёмное манящее звучание, — в гавани играет музыка.

Саммер покачала головой.

— Мне… мне, правда, нужно домой, Финн.

«Какая уже по счёту ложь за этот день?»

Финн скрестил руки на груди и приподнял левую бровь.

— К своему другу, которого ты от меня скрываешь? Во дворец, где ты спишь в позолоченной кровати на чёрных шёлковых простынях, которые сверкаю прекрасней, чем море в ночи?

— Да, именно в этот дворец, — ответила она так же иронично. — Где тысяча тараканов во фраках только и ждут того, чтобы с почтением поприветствовать свою хозяйку.

Лицо Финна просияло.

— А я смотрю, мы живём в одном месте.

Теперь она вдруг рассмеялась. Разговаривать с Финном, всё равно что танцевать. Стоило сделать первый шаг, как уже оказываешься в следующем вращении. Тоска по тому, чтобы просто быть девушкой, которая флиртует с мужчинами, охватила её настолько внезапно, что она извиняющееся пожала плечами, развернулась и побежала вдоль улицы.

— Знаешь что? Тогда я хотя бы провожу тебя домой, — крикнул Финн ей вслед.

— Нет. Я сама найду дорогу домой!

Но так просто от него не отделаешься. В следующий момент он уже шёл рядом с ней.

— В этом я не сомневаюсь. Но ты порядком легкомысленна, чтобы ходить одной по переулкам. Представь, что случится, если рыжеволосый с ножом действительно следует за тобой по пятам. Он должен знать, что рядом с тобой есть герой.

— Герой, который может побороть только дрессированных чудовищ, — усмехнулась она. Но он совершенно точно слышал улыбку в её голосе.

— Хорошо, если ты не считаешь меня способным тебя защищать, нам лучше идти среди людей. Давай-ка посмотрим… — с ловкостью фокусника он на ходу подбросил монету и поймал её тыльной стороной руки, — …орёл: она оставит меня стоять одного. Решка: она станцует со мной. — Даже не взглянув, он протянул ей руку. — Решка, правильно? — Вопреки его робости, в глазах Финна заблестел смех. — Давай, Саммер! Всего час твоего времени, возможно, даже пол. Один танец, один бокал вина. Потом я провожу тебя, куда захочешь. И если ты скажешь «Отвали!», тогда я уйду.

Саммер остановилась, и они были так близко друг к другу, что он легко мог справиться с украденным у него поцелуем. Но всё же здесь, без маски, он соблюдал дистанцию. И Саммер отметила, что для него всё это было серьёзно.

— Ты отказывала мне так часто, что я больше не попрошу тебя в следующий раз, — сказал он. — Всего лишь полчаса — неужели я так много прошу? — Словно по велению режиссёра зазвучала старинная мелодия флейты из трактира. Пара людей разразились смехом и запели первую строфу старейшей Маймарской песни — музыкальная экскурсия в прошлое города, которым туристы восхищаются каждый раз заново:

У моей любимой рот карпа,

Нос как у морской собаки,

Её смех привлекает чаек,

Но как же сладко она целуется!

Финн всё ещё смотрел на неё серьёзным взглядом, но при этом звенел парой монет в такт. «Почему бы и нет? — возмутился упрямый голос. — Почему просто не побыть счастливой, хотя бы час?»