Огонь зажжен в ладони, запястье перемотано лоскутком мантии. Михаил попал из одного чертога в другой. Этот заполнен, скользящими по стенам и полу, живыми тенями. Но тени не нападают, лишь мелькают то тут, то там, проскакивают мимо и на пути у парня расступаются почти почтительно.
– Вот так вот! Разошлись живо, босс идет! – гадко лыбился Мишаня – Прочь проклятые, освободить дорогу оскверненному! – и уничижительно пробурчал – Что бы это не значило…
Он достиг выхода из чертога, но в коридоре темнота, которую свет пламени не может рассеять. В той темноте раскрываются и закрываются тысячи красных глаз. В их взгляде безразличие и скука, глаза посмотрят на Михаила, лениво разомкнув сонные веки и тут же их сомкнут, но рядом с закрывшимися глазами, открываются новые. Парень, прошедший три шага остановился, не решился продолжать путь по тому коридор, вернулся в чертог искать другой проход.
Он шел по залу, вдоль стен стояли покрытые сплошным текстом каменные плиты – стелы,[1] записи на них почти неразличимы, но если приглядеться…
Едва-едва парень проявил интерес к тексту, как одна из теней запрыгнула на стелу и, разорвавшись на мелкие кусочки, расползлась по записям, перекрывая все потертости, пустоты и принимая формы букв. Весь текст стал четким и понятным. Мишаня прочитал:
«Если кто-нибудь купит или возьмет на хранение серебро или золото, или раба, или рабыню, или вола, или овцу, или что бы то ни было из руки сына свободного или из руки чьего-нибудь раба без свидетелей и письменного договора, то этого человека, как вора, должно предать смерти».
Следующая стела:
«Если кто-нибудь, выступив в судебном деле с свидетельством о преступлении, не докажет сказанных им слов, то этого человека должно предать смерти».
Следующая:
«Если кто-нибудь, бросив на другого подозрение в темном колдовстве, не докажет этого, то тот, на кого брошено подозрение в чародействе, должен пойти к реке. Если река овладеет им, то тот, кто его обвинил, получает его дом, а если река объявит этого человека невинным, то того, кто бросил на него подозрение, должно предать смерти, а опускавшийся в реку получает дом своего обвинителя».
«Похоже на свод законов – Парень почесал макушку – Тут подземелье из камня, мечи и магия, языческие боги… Такая древность и вдруг законы! Чудеса. Цивилизация не так нова и прогрессивна, как многим кажется».
Новая стела:
«Если кто-нибудь повредит глаз у свободного, то должно повредить глаз ему самому».
– Очевидно!
«Если кто-нибудь, протянув палец против божьей сестры или чьей-нибудь жены, окажется неправым, то этого человека должно повергнуть перед судьями и остричь ему волосы».
– Ха-ха, даже так, забавно!
«Если чья-нибудь жена будет захвачена лежащей с другим мужчиной, то должно, связавши, бросить их в воду. Если муж пощадит жизнь своей жены, то и царь щадит жизнь своего раба».
– Пф! Если хочешь убить любовника жены, то вместе с ним придется убить еще и свою же жену! Уха-ха! Хитро и подло.
«Если строитель, строя кому-нибудь дом, сделает свою работу непрочно, так что дом упадет, то его должно предать смерти».
– Не слишком ли сурово?
«Если целитель, заботясь о здоровье страждущего, сделает свою работу небрежно и страждущий по вине целителя лишится руки, или ноги, или жизни, то такого целителя должно предать смерти».
– Что-то в этом есть.
«Если сын ударит своего отца или мать, то ему должно отрезать руки».
– Н-да! Сурово, но слишком справедливо. Или справедливо, но слишком сурово? Или ни то, ни другое?
Михаилу надоело читать законы. Он шел дальше и набрел на статуи, к счастью обычные, а не пантомы. Все три статуи на пьедесталах. Один восседает по центру, словно царь, бесстрастный, в пышных одеждах. Головной убор не похож на корону, своеобразный длинный колпак обшитый драгоценностями.
«По-моему что-то похожее носили фараоны».
Перед царем, с правой стороны, юноша из белого мрамора, в хламиде[2], на шее у него кольцо, возможно кандалы, но больше напоминает украшение, при желании такое можно легко снять через голову. Он развернул свиток, взволнованно читает.
Напротив юноши, слева от царя, старик из черного мрамора, одетый в мантию, глаза его прикрыты повязкой, в руке скипетр. Старик очень зол, он властно указывает перстом на молодого человека. Под статуями, на каждом из пьедесталов – широкие таблички:
«Милет Тирийский отрок верховного жреца Ро-Энун, по велению величайшего царя из царей У’Ваала, наставляемый превосходным словом У’Ваала… – опустим множество бессмысленных строк подхалимства – …мудрости У’Ваала, отстаивает справедливость ради того, чтобы сильный не обижал слабого, чтобы сироте и вдове оказывалась поддержка, чтобы притесненному дано было право постоять за себя... – и бла-бла-бла, текст продолжается – Начертал драгоценные слова закона, основания которого прочны, как небо и земля… Угнетенный, вовлеченный в тяжбу, пусть придет к изображению царя-законодателя, и заставит иных прочесть слово закона и…»
Михаил не стал дочитывать табличку, а перешел к следующей, находящейся под статуей старика:
«Достопочтенный Реалит, мудрейший визирь величайшего царя из царей… – бла-бла-бла – …призывает к правосудию тех, кто не соблюдает слова царя-законодателя, написанные им у его памятника, кто не обратит внимания на царское проклятие, не побоится проклятия богов… Тот кто отвергнет законодательство, исказит превосходные слова, или пробудит другого сделать это… Будет ли это царь, или вельможа, или наместник, или…
Эо-Хиалит великая мать, слово которой значимо всюду, да призовет она опустошение его роду...
Ро-Эшгар, великий судья небес и земли, да не даст ему говорить и судить, да направит его рассудок к заблуждениям…
Ро-Энун, отец богов, проклянет его судьбу…» – и так далее еще много-много имен и абзацев.
«То была комната бога, теперь по соседству комната царя-законодателя. В этом подземелье есть хоть какая-то логика?»
Парень подошел к сидящему на троне, прочитал вслух:
– Я несравненный, великий… бла-бла-бла… царь У’Ваал – как только это имя прозвучало, раздался шепот множества потусторонних голосов, как в прошлый раз, когда свершалась магия.
Парень почувствовал затылком колебания манны, обернулся, пламя всколыхнулось в его руке, тени отброшенные статуями юноши и старика дрожат… Нет! Шевелятся, жестикулируют живые тени, ведут горячий спор, а между ними тень Михаила вытягивается вперед, встревает как подсудимый меж обвинителем и защитником. Но откуда у парня появилась тень, если единственный источник света в его руке?
Михаил медленно оглядывается. На него взирает царь-законодатель, глазами, сияющими ослепительно словно солнце. И парень падает на колени:
– Прошу прощения великий солнцеликий! – кланяется до земли – Клянусь всеми богами, я не хотел вас оскорбить. Почтение мое молю примите!
Пополз, попятился назад, жопой кверху, лбом скребя по полу. Царь непоколебим, его глаза как два прожектора преследуют Мишаню, и тени вокруг парня кружат, приобретая отчетливые формы людей и нелюдей различных обликов – мужчин и женщин, худых и толстых, высоких и коротышек, полу-людей и чудовищ. Они показывают сцены как будто из немого театра – говорят, кричат и жестикулируют, толкаются и дерутся, некоторые братаются и вместе выпивают, а некоторые занимаются любовью.
Мишаня встал, он все еще не рисковал отворачиваться от лика царя, но отступал спиной вперед, задел плечом одну из теней спорщиков, прошел ее насквозь и даже не почувствовал. Но тень почувствовала, она всем своим видом показывая оскорбленность повернулась к парню и толкнула его. И это соприкосновенье с тень уже было ощутимо. Невидимая, непреодолимая сила опрокинула Михаила, и он развалился на полу. Все тени вмиг замерли, отвлеклись от своих дел и указали перстами на парня. Все кроме толкнувшей его тени, та тень стояла и безмолвно смотрела. Мишаня приподнялся на локти.
– Эм... Прошу прощения... дру... – неловкая пауза образовалась из-за того, что парень не мог определить какого рода, пола и какой принадлежности существо перед ним, человек ли, мужчина ли, купец, знать или раб, перед царем любой мог бы предстать, Мишаня выбрал слово поуважительнее – Господин?
Оскорбленная тень направила на Михаила палец, секунды три не шевелилась и вдруг изобразила смех. Все тени засмеялись, без звука разумеется, задрав головы они лишь открывали рты, дрожа плечами и сотрясаясь телами, порою топая ногами и шлепая руками своим по животам. Но указующих перстов не опускали.
Мишаня вновь поднялся и пристыженно опустив голову спешил удалиться от статуи царя. И тени ему вовсе не препятствовали, но продолжали смеясь тыкать пальцами. Парень бросил все силы на поиск выхода, и все-таки нашел его. Ушел в пещеры, оставив тени эфемерных насмешников позади, там им и место.
И вот в пещерах, его таки одолела усталость. Удобно разместившись у камня и потушив огонь, он уснул. Спал очень плохо, потел и был в бреду. Проснулся от того, что кто-то или что-то его кусает. От боли дернулся, толкнул обидчика ногой, схватился за кинжал. Раздалось стрекотание «клокъ-къ-къ» и «клац!» щелкнули жвала. На Михаила набросилась сколопендра и оплела его тело почти целиком, но парень высвободил вооруженную кинжалом руку и с криком «На мразь! Сдохни ублюдок!» колол противника куда попало.
Эту битву проиграла сколопендра, но из темноты кругом стали доноситься те же звуки «клокъ-къ-къ». Парень быстро зажег огонь, вместо кинжала вооружился мечом. Еще две твари появились рядом. И он их, не без труда конечно, но все же зарубил.
Михаил присел у камня, свет не гасил, хлебнул «воды», коснулся лба, жар спал. Парень чувствовал голод, и его взгляд скользил по тушам чудовищ.
«Ну нет. Это мерзко! Но ведь насекомые обычно съедобны. Чистый белок. Нет-нет… Но стоит только пробить панцирь, и под ним мясо… Сочное мясцо. Ну нет!»
Отнекиваться можно сколько угодно, но голод сам себя не утолит. Парень целеустремленно принялся дробить и отколупывать хитин. От потрохов избавился как смог и мясо, по кусочку надевая на острие кинжала, жарил на магическом огне, и ахал каждый раз, когда горячий жир в его ладошку капал. И вот оно готово, кусочек откусил:
– Бля-я-я-я! Нереально вкусно!
Он слопал целую сколопендру, и одну треть второй сколопендры спрятал в сумку, больше попросту не поместилось. Затем помедитировал, во время медитации его разум объял дурман, казалось, целый мир кружит вокруг него одного.
Он есть камень, держащий твердь земли, он есть вода, где-то вдали журчит, он огонек в ладони, трещат угли, которых на самом деле нет. Он – тварь, что рыщет в глубине, жвалами стрекочет, он – трусливый гнус, таится в темноте, и он есть кровь, струящаяся по его собственному телу, и по чужому телу, телу монстра. И где-то рядом капля крови, оторванная от родного естества. Он кровь и манна в ней, манна в драгоценном камне и манна в склянке. Манна в уме, что вне разума. Раб сверх разума или частица безумия, абсурд земного бытия – все это Он.
Михаила клонило в сон, но парень не поддался, сделал глоток «воды», смочил ладонь, умылся окровавленной рукой, кровь по лицу размазал, но не заметил подвоха. Лоскут с запястья снял, хотел промыть порез, но раны будто не бывало.
«Сколько времени я спал?»
Помешанный недолго недоумевал и сжег в ладони пропитанный кровью лоскут. Он с удовольствием вдыхал пары горящей ткани, которые казались ему сладкими, словно запах женщины.
Взял манускрипт, 30 очков навыков, раскрыл в разделе «Магия»:
Навык Аккумуляция манны – уровень Адепт. Доступны таланты:
«Глубокая медитация» – дает возможность слиться с окружающей манной, процесс восполнения магического запаса ускорен. Проще достигается при применении психотропных препаратов.
«Сосуд» – Мастером достигнут минимальный порог стабильного объема манны. Теперь малое количество манны будет сохраняться постоянным и медленно накапливаться во время отдыха и сна.
«Магический сосуд» – требуется развить силу воли до 14.
Навык Управление манной – уровень Адепт. Таланты:
«Концентрация» – дает возможность войти в состояние «простой» медитации, во время манипуляций с манной или выполнения тех или иных не сложных действий, например, ходьбы.
«Манипуляции манной» – требуется развить восприятие до 12.
Навык Магическое восприятие – уровень Адепт. Таланты:
«Продвинутое магическое чутье» – радиус увеличен до шести метров. Заклинание, которое произносится неподалеку, привлечет внимание мастера.
«Магическое зрение, или слух, или обоняние, или осязание, или вкус» – пять разных талантов, каждый из которых объединяет магическое чутье с соответствующим органом чувств.
– Воу! – парень почесал макушку.
«Я становлюсь магом! Стабильный минимальный запас манны – есть, могу концентрироваться, и чутье стало более чутким. Ес! Прокачиваю все. Но как быть с последним? Магическое зрение, слух и прочее? Вкус к магии, нафига ее пробовать? Бред! Можно выбрать какой-то один или сразу все. Остановлюсь для начала на зрении».
На сей раз, Михаил пережил «Раскрытие Талантов» с гораздо меньшими мучениями. Он осмотрелся. Но в его ощущениях ничего не изменилось.
«И в чем прикол зрения?»
Парень решил поэкспериментировать. Он мог смутно ощущать движения манны в своем теле и попытался сделать так, чтобы манна наполнила глаза.
Взор расплылся, слегка мерцал, стало больно, чуть-чуть больнее, чем открыть глаза в бассейне с хлоркой. Но вскоре картинка стабилизировалась, и парень различил в воздухе бесцветные разводы. Манна была похожа толи на воду, толи на дым, толи на лучи света, и двигалась она по-разному – плывет, волной скользит, кружит, летит, мелькает словно молния. Огонь в его ладони излучает манну, как будто взрывные волны идут одна за другой. И под кожей у парня что-то движется, мелькает, переливается различными цветами и мигает. Все очень странно, ненормально.
Видна нить, вытянутая от сердца Михаила к манускрипту. Сквозь сумку просвечивается тусклый свет, и в кошеле такой же. Его излучают магические камни, наконечник посоха и колба – все магические предметы.
«Ожидаемо. Как классно, что это можно включить и выключить, я бы сошел с ума, если бы видел это постоянно. Это все манна, да? Как странно… Хи-хи, мне все же не дает покоя один вопрос, если манну все-таки попробовать, то может ли она вдруг оказаться вкусной?»
И любопытный расточитель потратил еще одно очко навыков, чтобы обрести «Магический вкус», и к его несчастью не в смысле кулинарного таланта.
Михаил чувствовал онемение в языке, когда направлял в него манну. Все еще не выключив магического зрения, он высунул язык, лизнул им скользящий в воздухе поток манны. Лицо парня побледнело, глаза выпучились, губы скривились, а щеки надулись. Он наклонился и «Буэ-э-э!».
«Никогда в жизни не пробовал ничего более омерзительного».
– Как будто горькие таблетки оказались начинкой пирожка, но и сам пирожок сделан из… Даже не знаю из чего. Наверное, из говна.
Мишаня, не потрудившись отключить магический вкус, выпил «воды», и расплылся в улыбке, блаженство отразилось в его глазах.
– Вот это да… – не мог найти больше слов, он поглядел на флягу и сделал еще один глоток, завалился на спину и – Ха-ха-ха! – лыбился, смеялся как счастливый идиот.
Смеясь, дурак открывал рот, и на его язык попал еще один магический поток и результат, как в первый раз – парень на корточках и блюет. Запил водой, но не поддался эйфории, хотел магический огонь лизнуть, но не рискнул. Он наконец-то «выключил язык», и принялся вновь наполнять жаренным мясом сколопендры только что опустошенный живот.
Поел, запил из фляги с медовухой, хоть там уже давно не медовуха, он все равно как будто опьянел, включив и выключив на мгновение вкус манны, распробовал «напиток», чтобы мнимо напиться. Однако одурманен был по-настоящему. Счастливым идиотом овладело вдохновенье, он прицепил к поясу огненный свиток таким образом, чтобы можно было легко дотянуться обеими руками. Одна ладонь уже в огне, приложил вторую к свитку, зажег. Обе его руки охвачены пламенеем, парень смотрит на это и гадко улыбается. Он запустил в сталактит огненный шар с первой руки, потом снова создал в ней огонь, и в тот же миг метнул огненный шар второй ладонью.
– Ха-ха… Я огненный смерч! –совершил еще два залпа – Чик-чик! Перезарядка… – бормотал, заново зажигая обе руки – Я пламенный пулемет! – метнул огненный шар во тьму пещер, там попрятались чудовища, испуганные огнем.
Мишаня сомкнул веки, а разомкнув, увидел реальность покрытую пикселями. И в его ушах плавно возрастал гул тяжелого рока:
«Дум! Бу-бум! Ба-ба-бам! Ту-ду-дум! Дум-бам! Ба-ба-бам!»
– О да-а-а-а…
И он побежал вперед на монстров. Металл в голове играл все громче, и в поле зрения парня даже возникают волны басов:
«Ту-ду-ду-дум! Ту-дум! Ту-ду-дум…» – и музыка взрывается – «ТЫЩ-ДЫЩ! БАХ! БУ-БУМ! БА-БАХ!»
Твари лезут из всех щелей, а Михаил метает огненные шары, нещадно сжигая монстров одного за другим. Гниды, скелеты, сколопендры, черви, жуки, пауки, креветко-маллюски, папугаязавры, чихуадоки, слоно-гондоны, черепозады, австралохомяки, котокозябры, кабрачупсы, куканояки, стерваяки и даже курва-бобры – все были уничтожены!
Раз, два, три огненных шара, трое монстров сгорают. Мишаня запыхался и манны остается маловато, но рядом еще два врага. «Вжу-ух!» – вздымается пламя поглощая обоих. Но и это еще не все. Настало время босса. Комочек тени с щупальцами выполз из тоннеля.
– Уйра’Берууса… Хъ, тьфу! – парень скалится, встал в стойку, его кулаки горят, ужасающее стрекотание монстра слышится приглушенно на фоне тяжелого рока в голове.
Вокруг фигуры босса расползаются пиксели. Перед Михаилом предстает огромный черный осьминог, тело у осьминога гуманоидное, но вместо ног щупальца, а вместо рук клешни.
Босс прыгнул и клешнями зацепился за потолок, а щупальца потянулись вниз, к парню. Мишаня сделал сальто и на лету метнул шар пламени, приземлился, «перезарядился», метнул второй и третий. Два щупальца обожгло, а третье само отпрянуло, вывернулось, уйдя из под удара. Но все остальные атаковали. Парень, преследуемый щупальцами, побежал по пещере по кругу. Он продолжал метать огненные шары, но силы были на исходе.
«Сейчас бы хильнулся, блин зря всех мелких мобов перебил! Но зато под ногами не путаются. Эх! Как бы мне этого достать? О! Придумал!»
Мишаня метнул огненный шар под потолок туда, где сидел босс, одну клешню поджог, но монстр все еще цеплялся за потолок другой, однако более не мог атаковать. И парень обрушил на него целый град атак. В конце концов, чудовище не удержалось.
«Отлично! Крит! Сейчас добью!» – думал парень, пока босс падал.
Но осьминог, приблизившись к земле, подставил щупальца, и отскочил как будто на пружинах. Горящий, злобный босс полетел прямо на Михаила. Парень с перепугу отпрыгнул, но был пойман клешей на лету. Клешня сдавила его пояс, не просто так, что никак не выбраться, а по-настоящему, так что кишки наружу, и хрустит, ломается хребет. Михаил не мог атаковать, не мог удержать концентрацию, огонь в руках погас, и боли он не мог стерпеть, потерял сознание, когда его порвало напополам – это смерть.
***
Герой наш, Михали, смерть повстречал.
Он умер, в этом нет сомненья.
Он совершенно точно мертв.
Он умер, однако, лишь в своем воображение, а тело было живо.
Очнулся полудурок, застрявший между сталагмитов вниз головой. И сразу принялся ощупывать себя ниже пояса – все на месте. Потрогал сжимавшие его тиски – это камень, и вовсе не клешни.
– Ох! Моя спина! Моя спина… – ухватился за кончик сталагмита, подтянулся и выбрался из ловушки.
Зажег огонь и осмотрел обугленные стены пещеры, ни живых, ни мертвых монстров рядом не было. Парень припомнил, что происходило, присел на корточки и взялся за голову.
– Ох бля-я-я-я… – просидел так минуты три приговаривая – Пиздец! Позор! Хорошо хоть никто не видел... Надеюсь, никто не видел… – и еще через минутку-другу самобичевания, задумавшись, почесал он бороду – Чем-то похоже на ЛСД.
«Это манна так влияет на сознание? Или…»
Парень недолго думая решил проверить дневник волшебника, и не получил ответов, но нашел подсказку, а конкретнее намек: один алхимик, имя которого не было указано, создал сильнодействующий наркотик (его название тоже отсутствует) из каких-то там ферментов найденных им в организме насекомых, в том числе сколопендр. Кстати, эти ферменты крайне ядовиты и представляют нешуточную опасность для здоровья и жизни человека.
Мишаня, глазами хлоп-хлоп, прочитал текст дважды. Закрыл дневник, спрятал его в сумку, а из сумки вытащил мясо сколопендры и выкинул его.
– Ну нахер! – разговаривая с самим собой пошел в один из тоннелей – Если меня еще раз накроет, то можно встрять в такое…
[1] Сте́ла (лат. stela от др.-греч. στήλη — столб) — каменная, мраморная, гранитная или деревянная вертикальная плита (или столб) с высеченными на ней текстами
[2] Хламида - у древних греков мужская верхняя одежда похожая на плащ.