Пилот-девица

Глава 15 Физрук, химичка и технолог

Май, 2621 г.

Город Рита.

Планета Наотар, система Дромадер, Великая Конкордия.

— В общем, кому как, а мне лично ясно, что дело наше дрянь, — промолвил дядя Толя и залпом выпил полстакана клонской анисовой водки.

Они расположились в кабинете директора школы — сюда привел их снова же дядя Толя.

Которого, в свою очередь, заманили в этот кабинет… да-да, поиски анисовой водки!

К слову, чутье пилота не подвело. В шкафу, стыдливо накрытая старым, многажды залатанным пледом, действительно обнаружилась «гостевая» бутылочка с ликующими селянами под фруктово-цветочными гирляндами на этикетке. «Тихо стибрил и ушел — называется нашел», — не забыл сопроводить экспроприацию своей любимой поговоркой дядя Толя.

Никто кроме него анисовки не пил. Хотя он заботливо предлагал приложиться всем и каждому.

Вначале дядя Толя поднес водку егерям из «Атурана», но те, конечно, отказались и поплелись на чердак, где обустраивали новую огневую позицию.

Искушал он и Василису. Но та, наученная горьким опытом, только презрительно фыркала.

Учительнице химии Пакизе — кареглазой и чернобровой красавице с осиной талией и округлой пышной попой — дядя Толя тоже предлагал «по маленькой».

Та поначалу согласилась. Но потом выяснилось, что из вежливости — пила она как птичка, и даже неясно, глотала или сплевывала в кадку с фикусом.

Ну и последнему члену их импровизированной ячейки сопротивления — школьному физруку Фархаду Шакибу — дядя Толя тоже краденую анисовку подносил.

Но тот, сверкнув очами, заявил, что дал обет воздерживаться, пока хоть один нечистый джипс остается на его родном Наотаре.

В общем, коллективная анисовая медитация не задалась. Но это не слишком опечалило бывалого дядю Толю — он щебетал, как соловей и, вдобавок, ругался чаще обычного. Анисовая водка недаром славилась своим коварством.

— А что эвакуация, удалась на славу? — спросил он у Фархада, который из Прибежища Душ вообще не отлучался.

— Удалась-то удалась, да только всех вывезти не успели. Старшеклассников пришлось разместить в бомбоубежище.

— В бомбоубежище? — дядя Толя едва не поперхнулся от удивления. — У школы есть настоящее, обустроенное бомбоубежище?

— Разумеется, — горделиво кивнул физрук. — Все общественные учреждения Великой Конкордии оборудованы бомбоубежищами. Такова воля Народного Дивана!

— Ну вы даете! Тоталитарная сверхдержава — иттитская сила! — одобрительно крякнул дядя Толя и немедленно выпил.

Василиса лишь в самых общих чертах представляла себе, что такое бомбоубежище. И где оно в принципе должно находиться. Но из разговора она уяснила: где-то совсем рядом трясутся от страха несколько сотен детей, которые, конечно, уже не совсем дети, но ведь еще и не взрослые.

Тех самых детей, для которых она еще утром готовила морковный салат с изюмом, орехами, сельдереем и чесноком!

«Боже мой, всего лишь утром… А кажется, с начала этого светопреставления прошло три дня», — горько вздохнула Василиса.

Хотя в школу компания из пулеметного окопа проникла шесть часов назад, комфортом директорского кабинета они наслаждались лишь последние минут сорок.

Стоило им переступить порог, как объявившийся точно из-под земли комбайн, лютуя, снес левое крыло здания. А в открывшемся проломе мелькнули два очень внимательных и недобрых джипса-гребешка…

Даже драчливым егерям «Атурана» хватило ума трезво оценить свои силы.

— За мной, в подвалы! — скомандовал сержант Бабур.

Правда, до подвала они не добежали — лестница, ведущая вниз, была полностью завалена обломками.

Прятаться им пришлось в прихотливо изукрашенной мелкой лазурной плиткой бане-хамаме. Там было сыро, темно, сильно пахло штукатуркой и шампунем. Изможденная беготней и прятками Василиса легла на мраморный массажный стол и сразу же почувствовала себя… трупом.

К счастью, в тот вечер комбайн побрезговал Прибежищем Душ имени Счастливой Звезды — видимо сочтя звездную школу недостаточно питательной.

«Гребешки» — те тоже улетели, сэкономив пару-тройку гигаджоулей для более важных целей.

Вообще же, Василисе и ее спутникам очень повезло, что джипсы не задавались задачей уничтожить все человеческие особи в районе высадки. Точно так же они не стремились тотально следовать тактике «выжженной земли», занимаясь лишь сбором сырья да обеспечением безопасности своих комбайнов и кораблей-«свечек».

Когда сидеть во влажной тишине банного подземелья стало физически невыносимо, сержант Бабур дал «добро» на то, чтобы вновь подняться в вестибюль.

Там дядя Толя взял инициативу в свои руки — отыскал кабинет директора, натащил туда еды из холодильника учительской (где он обнаружил Пакизу и Фархада), раскупорил анисовку…

Кое-как отужинав козьим сыром и копченым угрем, сержант Бабур в очередной раз попытался связаться со своими.

Однако никто ему не отвечал.

Ну то есть совсем никто.

— Даже не знаю, как это понимать, — тяжело вздохнул сержант Бабур.

— Зато я знаю, — воздев палец к потолку, провозгласил — несколько громче, чем это предполагали обстоятельства — уже вдатый дядя Толя. — Знаю! Это — пипец! Уж поверьте мне на слово, милые друзья, я их повидал немало.

— И где, хотелось бы знать, вы их повидали? — сержант Бабур бросил на дядю Толю жгучий ревнивый взгляд. Ему не понравилось, что кто-то выставлял себя более опытным, чем он, в присутствии дам.

— Ну… Скажу обтекаемо: на Вентусе.

— А что вы делали на Вентусе? Ведь, насколько мне известно, гражданскому населению туда летать запрещено.

— Бабочек ловил. Охренительно ценных. И там, когда скакал с сачком… разного навидался.

Василиса уже поняла, что биография дяди Толи — что-то вроде мешка деда Мороза, в который дядя Толя время от времени запускает руку, чтобы извлечь на свет очередную подходящую к случаю (а то и не очень подходящую) диковину-воспоминание.

— Ладно, растолкую для невежд, — снизошел до объяснений дядя Толя, приобнимая сержанта Бабура за плечи. — Вот у тебя, сержант, сейчас нет связи. А нет связи почему? Потому что спутники связи не функционируют. А почему они не функционируют? Потому что кто-то их к едреней фене посшибал! А как этот загадочный «кто-то» мог их посшибать, если их защищают ваши корабли? Ответ: «кто-то» их подорвал после того, как уничтожил все корабли, которые защищали эти спутники связи! И этот «кто-то», я думаю, не кто иной, как джипсы-расчески… Тебе, братка, наверное, трудно поверить в то, что эти расчески могут уничтожать ваши истребители, которые такие дорогие и могучие… А я тебе как пилот скажу: расчесочки — это кошмар и тихий ужас, вот что это такое! Будь я пилотом-истребителем, я бы гордился, если бы одного такого не то что даже сбил, а просто поцарапал! Вот так-то, сержант.

— Спутники спутниками, но горизонтально моя рация должна хоть до кого-то доставать. — Судя по выражению лица Бабура, который, как и большинство клонов, совершенно не умел скрывать свои эмоции, на душе у сержанта воцарилась безлунная ночь. — Должна. Но никто не отвечает…

Рядовой Кумар, посланный сержантом на разведку, доложил, что никаких признаков присутствия егерей в поле больше не наблюдается. Там безраздельно хозяйничают четыре прожорливых комбайна. Но зато — и в этом рядовой Кумар видел хороший признак — в воздухе чисто. Гребешки будто попрятались. Только на западе, над Ритой, алеет зарево и время от времени что-то пролетает.

— Будем ждать, — постановил сержант Бабур и отправился на чердак, к пулемету.

Когда в кабинет директора ввалился оборванный, полуобгорелый человечек с запекшимися кровоподтеками на лбу, все вскочили со своих мест — так много ужаса и горя было в этой лилипутской фигуре. Да, то был именно лилипут, карлик — ростом хорошо если метр двадцать.

— Люди! Помощь! Срочно! Там! Биозавод!

— Что?! Что Биозавод?

— Чудовища! Проклятые чудовища! Вентиль! Его закрыть! Срочно! Чудовища везде!

— Ты не части… Не части! — попросил человечка дядя Толя.

Чтобы не быть голословным, он протянул вошедшему стакан, на дне которого плескалась анисовая водка (пилот был по-прежнему одержим идеей кого-нибудь напоить, ну хотя бы ритуально).

Как ни странно, человечек принял стакан.

Опрокинул его в рот.

Выдохнул анисовым жаром.

Помолчал несколько секунд.

И заговорил — куда более спокойным и уравновешенным тоном.

— Друзья! Там — несчастье. Там — беда. На Биозаводе. Чудовища все испортили. Из-за них утечка. Несущей. Жидкости.

Дядя Толя налил коротышке еще. Тот вновь не стал отказываться. И, выдохнув, продолжил:

— Если не остановить утечку, дети погибнут.

— Разве там есть дети? — удивилась Василиса. — Я думала, всех эвакуировали!

— Эвакуировали только ясли и детсад, — пояснила учительница химии Пакиза. — А эмбрионы… их он и называет детьми… эмбрионы остались!

— А где они остались? — настороженно спросила Василиса.

За все время, проведенное в Педагогическом комбинате, она так и не осознала до конца самое главное: в Прибежище Душ занимаются производством людей от зиготы до младенца. А не просто каким-то там «воспитанием» от младенческого возраста до старшего школьного. Что, конечно, не делало чести ее познавательным способностям.

— Они остались… ну… в матках! Конечно там!

— Да-да, в матках! Из-за чудовищ ток несущей жидкости нарушен! Дети голодают! Дети задыхаются! Вы должны сделать что-нибудь! Иначе все они погибнут! Или того хуже: родятся уродами! — на лице человечка воцарилось выражение неподдельной муки.

Даже дяде Толе, в целом равнодушному почти ко всему, что происходило вокруг, стало ясно: человек живет интересами своего дела, а не какими-то там деньгами или, допустим, карьерой. Таких людей дядя Толя искренне уважал.

— Погодите… А вы кто, собственно, такой? — поинтересовался пилот; вполне, впрочем, дружелюбно.

— Я младший технолог. Меня зовут Иннуш. Я был в числе первых детей, рожденных в этом Прибежище. Технология была еще не до конца отработана. Поэтому мое тело получилось… нестандартным! Тем не менее, я считаю себя ответственным и за судьбу Прибежища, и за своих братьев… Вы ведь поможете мне, верно? — Иннуш посмотрел на собравшихся с надеждой.

— Мы не против. Но что мы-то можем сделать? Запасного вентиля у нас нету! — дяде Толе совершенно не хотелось никуда тащиться. В укромной тиши директорского кабинета было так комфортно, так покойно!

— На самом деле вышел из строя сервопривод запорного крана на магистрали, — пояснил Иннуш. — Я сам, вручную, не могу повернуть его ни на градус! Между тем, его необходимо полностью закрыть. Тогда автоматика сработает и запустит аварийный контур циркуляции несущей жидкости. Это позволит детям продержаться до приезда эвакуационной автоколонны!

— А что, она будет? Колонна?

— Они обещали! Они поклялись! — в глазах Иннуша стояли слезы.

Было видно, что в душе у него также зародились сомнения относительно реальности эвакуационной автоколонны. Но он стоически не давал этим сомнениям ходу.

— А что чудовища? — спросил Фархад. — Они все еще там?

— Их было несколько. Они устроили страшный погром! Это блевотина Ангра-Манью! Храфстра! Проводники хаоса!.. — карлик разошелся не на шутку, но тут же получил от дяди Толи новые тридцать граммов анисовки, машинально выпил их и мгновенно остыл. — Однако потом чудовища вернулись в преисподнюю, их породившую, и теперь осталось только одно. Но оно воистину ненасытно, всё ползает, ползает… Туда, сюда, взад, вперед…

— Ладно, хватит сидеть без дела, — твердо сказал физрук Фархад. И по этой твердости все, включая дядю Толю, поняли, что физрук претендует ни много ни мало — на роль предводителя их ячейки сопротивления. — Идем на рекогносцировку!

«Рекогносцировка», к вящей радости дяди Толи, заключалась в том, что они поднялись на чердак, к пулеметному расчету сержанта Бабура.

Их взгляду предстали воистину адские картины.

Залитые призрачным мертвенно-зеленым сиянием высились над горизонтом и упирались прямо в холодные звезды корабли-свечки джипсов.

Вокруг них роями зловещих светлячков вились юркие летательные аппараты.

Василисе показалось, что это были уже не гребешки. А что-то помельче, вроде тех летающих треугольников, которые она видела над школой еще утром.

По исполинским свечам вверх и вниз пробегали волны сполохов. И кажется даже конвульсивные сокращения. Теперь свечи казались… живыми. А оттого втройне опасными и отталкивающими.

Что касается комбайнов, то их в поле зрения почти не было.

То ли наработались и отправились на боковую. То ли большинство из них все-таки удалось перебить бравым клонским пилотам и егерям…

Лишь один, обещанный карликом Иннушем, комбайн гужевался ровно на полпути между Педагогическим комбинатом и Биозаводом.

И он, как назло, был чертовски активен — в те минуты он как раз запихивал в свою ненасытную глотку школьный фруктовый сад, под яблонями которого приятельница Василисы, учительница младших классов Омид Далеви, так любила проводить занятия с ясноглазой мелкотней из первых-третьих классов. «Запишите, дети. Тема сегодняшнего урока: любовь к родному краю…»

— Вот же наказание небес! Мог бы сожрать что-нибудь ненужное… Да хоть бы тот же газон на футбольном поле, — пригрозила кулаком прожорливой машине учительница химии, возмущенная не меньше Василисы.

— Мы могли бы обойти эту штуку с кормы вдоль забора, — предложил Фархад.

— Да-да, я сделал именно так! — оживился технолог Иннуш.

— А если он нас заметит? — скептически бросил дядя Толя. — Мы всё же довольно большие. Ради нас пятерых эта бандура может отринуть лень и развернуться на сто восемьдесят градусов!

— Ну так давайте его убьем! — предложила Василиса. — Точнее, попросим об этом доблестного сержанта Бабура и его смелых воинов!

Бабур заулыбался — ему льстило внимание и доверие Василисы. Просияли и «его смелые воины» — чумазые и смертельно усталые.

— Мы бы уже три раза его убили. Если бы было чем, — вздохнул Бабур. — У нас после боя осталось меньше ста патронов. И ни одного реактивного огнемета!

— То есть Пламенный Привет из Хосрова уже совсем не пламенный? — догадалась Василиса, разочарованно вздыхая.

— Увы, прекраснейшая.

— Но вы можете его хотя бы отвлечь? — спросил Фархад.

— Слишком много риска. Если мы откроем огонь отсюда, с чердака, мы тварь только разозлим. Она может атаковать здание школы и выместить свою злобу на бомбоубежище со старшеклассниками… А если мы поменяем огневую позицию и обстреляем комбайн откуда-то сбоку, то отвлечем его совсем ненадолго. Зато сами точно погибнем! Вот если бы была взрывчатка… Хотя бы десяток килограммов…

Слушая этот отчет, дядя Толя прочувствованно шморгнул носом и рубанул еще анисовки, прямо «из ствола».

— Так значит, выхода нет? — в отчаянии спросил Иннуш.

— Почему нет? Есть! — вдруг воскликнула учительница химии, пряча за ухо красивую черную прядь. Все посмотрели на нее — со своей внешностью заблудившегося бескрылого ангела она мало ассоциировалась с человеком, который знает, где добыть взрывчатку. — Мы сделаем аммонал из удобрений и алюминия!

— Удобрений и алюминия? — дядя Толя насмешливо сощурился.

— Да! Мешки удобрений Ахура-Мазда руками нечистых джипсов прислал прямо на школьную стоянку! А алюминием завалена вся территория после падения наших героических флуггеров!

Огромные карие глаза учительницы сияли светом недоброго энтузиазма.

— И где будем взрывчатку варить? В кастрюле? — хохотнул дядя Толя.

— Почему в кастрюле? В моей лаборатории! — ответила Пакиза и строго добавила:

— Мне кажется, вы выпили лишнего, уважаемый.

Пока вся их команда бесстрашных бойцов под руководством премудрой Пакизы была занята производством товарного количества аммонала и разнообразных взрывателей к нему, Василиса сбегала в школьный спортзал и сделала то, о чем уже давно мечтала: проникла в инвентарную комнату и позаимствовала оттуда спортивный арбалет с набором стрел.

— Если у Бабура мало боеприпасов, самострел лишним не будет, — пробормотала она.

На самом деле ей было довольно неловко расхищать беспризорное школьное имущество. Но обстоятельства вроде бы оправдывали такие вольности.

— Да и вообще… Если все это не прекратится, завтра никакой школы уже и не будет. А весь инвентарь сожрет этот ползучий гад на красных шарах…

Пакиза и ее помощники справились с работой примерно за час.

Нахимиченный аммонал распределили следующим образом. Тридцать четыре килограмма разлили по трем ведрам; это были основные мины, снабженные электродистанционными взрывателями. Остатки взрывчатки разделили между двенадцатью импровизированными ручными гранатами из лабораторных склянок; к ним сделали взрыватели ударные.

И наконец, уважив инициативу Василисы, специально для нее сделали пять спецбоеголовок для арбалетных стрел. Они были снабжены контактными взрывателями.

— О! Есть женщины в русских селеньях… Их бабами просто зовут, — одобрил дядя Толя Василису, которая приматывала спецбоеголовки изолентой к арбалетным стрелам.

— Комбайн на скаку остановят, и хобот ему оторвут, — закончила Василиса.

По чистой случайности, она знала этот глумливый стишок из популярного московитского сериала «Школота». Его Василиса вполглаза глядела минувшей зимой вместе с Голубой, и теперь на лету переделала «слонов» в «комбайны».

Распределив боеприпасы, они немедля приступили к осуществлению заранее разработанного плана.

Бабур со своими бойцами заложил мины-ведра подле того самого пролома в заборе, через который все они отступали с поля брани.

Затем сержант отправил в их дневной окоп обоих рядовых с пулеметом. А сам перебежал к останкам школьного тира. Оттуда отлично просматривались и комбайн, и пулеметная позиция, и маршрут запланированного выдвижения группы.

Удостоверившись в том, что Иннуш, Фархад, Пакиза и парочка этих безбашенных русских уже изготовились к бегу с препятствиями, Бабур дал отмашку своим пулеметчикам.

Пятнадцатимиллиметровая фабрика смерти приступила к работе — на этот раз короткими, экономными очередями.

Пули с неаппетитным звуком входили в панцирь комбайна на его левом боку.

По замыслу Бабура, инопланетный комбайнер должен был отреагировать на это воздействие. А именно: развернуться и помчаться на вспышки выстрелов, чтобы раздавить огневую точку своей мощной тушей.

На этом-то маршруте комбайн джипсов и поджидала адская машина из тридцати с лишком килограммов аммонала.

Увы, шестиколесное исчадие Ангра-Манью, удовлетворенно похрюкивая, продолжало жрать ароматные смородиновые кусты вместе с их развитой корневой системой и тем, что лежало под корневой системой. И никак не реагировало на вольфрамовые укусы в области своих условно филейных частей.

Однако сержант Бабур был опытным воякой. Внутренне он готовился к такому повороту событий. Недаром же сержант запасся шестью самодельными гранатами прекрасной Пакизы!

Он вскочил, черной молнией метнулся вперед и швырнул килограммовый снаряд аккурат под левое заднее колесо комбайна.

Увы, самопальный детонатор оказался так себе. Взрыва не последовало.

Но сержант Бабур был готов и к этому!

Одну за другой он метнул еще две гранаты! И еще одну!

Очередная граната все-таки рванула, от нее сдетонировали остальные.

Ну уж несколько килограммов высокобризантного взрывчатого вещества комбайн был вынужден заметить. Еще бы! Ведь ему оторвало ползадницы!

Оглушительно засвистев, инопланетная машина рванула с места километров под сто. Неповоротливый агрегат демонстрировал воистину джипсианскую прыть!

Вращающееся с дикой скоростью сферическое колесо просвистело на расстоянии вытянутой руки от сержанта. А брызнувшие веером комья земли размером с волейбольный мяч свалили его с ног.

Пулеметчики, не дожидаясь команды, поняли, что наступает критический момент. Они наградили расторопного пришельца длинной очередью — так сказать, «на все оставшиеся деньги»…

Пули легли очень точно. Как видно, сержант Бабур был весьма угоден Ахура-Мазде, Вэртрагне и всей Амэша-Спэнта вообще — и те сделали всё возможное, чтобы его наверняка спасти.

Всё внимание комбайна переключилось на докучливый пулемет.

Машина докрутила разворот до ста восьмидесяти градусов. И даже то, что она окончательно потеряла при этом поврежденное гранатами Бабура колесо, ее нисколько не смутило!

После чего комбайн понесся вперед — давить в окопе рядового Кумара и его боевого товарища.

Тут бы Бабуру и радоваться. Ведь комбайн наконец-то начал вести себя так, как предусматривал план! И по собственной воле мчался прямо к аммоналовой адской машине!

Но Бабур вдруг обнаружил, что в пылу единоборства с комбайном потерял кустарный пульт управления электрозапалами.

А когда он в длинном эффектном прыжке (которому позавидовало бы большинство футболистов и вся популяция пауков-вратарей с планеты Квай) все-таки допрыгнул до коричневой коробки и схватил ее, жвалы комбайна зацепили провода и… порвали их как паутинки!

Кулак сержанта обрушился на огромную красную кнопку.

Но взрыва не последовало!

Тогда он бросился за комбайном в самоубийственном порыве — он решил подорвать адскую машину оставшимися у него гранатами. Но в тот миг, когда Бабур уже был готов пожертвовать жизнью, он вдруг обнаружил, что недостаточно глубоко закопанные ведра с аммоналом уже воздеты жвалами комбайна ввысь и прямо на глазах исчезают в его бездонной глотке!

Одно ведро, подлетев в воздух, случайно зацепилось за носовое ногощупальце комбайна.

— Стреляйте по ведру! На джипсе! Оно висит! — заорал Бабур, адресуясь одновременно ко всем, а заодно и к себе.

С этими словами он выхватил пистолет и открыл беглый огонь.

Он наверняка попал бы — даром что ли ежеутрене упражнялся в тире?

Но его опередила… Василиса.

Отважная муромчанка уже давно бежала за поганым чудищем, полностью игнорируя предостерегающие крики пьяненького дяди Толи. И, на удивление быстро смекнув что к чему, она выпустила стрелу со спецбоеголовкой прямо в цель.

Поскольку в Красноселье метко стрелять из лука и арбалета (именуемого самострелом) считалось делом чести для обоих полов, Василиса в цель попала.

Ведро рвануло ничуть не хуже, чем это сделал бы полновесный осколочно-фугасный снаряд танковой пушки. Еще бы — десять килограмм аммонала!

Однако комбайн, возможно, пережил бы этот взрыв. Если бы не те два ведра, которые сдетонировали у него вслед за первым в глотке под мозговым наплывом (который люди ошибочно принимали за кабину водителя).

Взрыв превратил в гнусное месиво всю переднюю часть машины, а из задней выбил стометровый фонтан атомного топлива вперемешку с жидким натрием.

— Ну что, доездился, драндулет инопланетный? — торжествующе проскрипел дядя Толя. — Будешь знать, как чужие газоны без спросу стричь!

После этого локального апокалипсиса всем хотелось отдохнуть: и героическому сержанту Бабуру, и снайперше-арбалетчице Василисе, и натерпевшимся страху рядовым. Но карлик Иннуш отдохнуть им не дал. Воздев ручки в небесам и искривив пухлый рот в скорбной гримасе, он провозвестил:

— Надо бежать на Биозавод! Скорее! Там дети! Нерожденные дети! Скажите им, Анатолий!

В общем, через десять минут вся группа очутилась в самом сердце Биозавода. Почуяв себя в своей вотчине, похожий на раздухарившегося гнома Иннуш принялся командовать парадом.

— Ты, Пакиза, стоишь тут, — пояснял он, подталкивая учительницу к пульту управления. По моему сигналу ты нажмешь на эту кнопку… Это понятно?

— Понятно.

— А ты, Василиса, стоишь тут, напротив… И смотришь, не крадется ли кто к Пакизе. А если вдруг крадется, бьешь его… да хоть бы и вот этой табуреткой по голове!

— Я лучше из арбалета, можно? — подмигнула коротышке Василиса.

— Ну или так, — разрешил Иннуш. — А вы, герои, — Иннуш показал на дядю Толю, Фархада и Бабура, — идете со мной. Будем вентиль поворачивать. Готовьтесь! Он очень тугой!

Вентиль и впрямь оказался непроворачиваемым.

Четверо мужчин, двое из которых, Бабур и Фархад, явно злоупотребляли спортзалом, минуты три пыхтели, краснели и напрягали все свои мышцы, прежде чем вентиль изменил свое положение хотя бы на градус.

Но они все-таки додавили проклятую железяку! Смогли!

Василиса, стоящая в центре соседнего зала, услышала, как трубы изменили мелодию своего звучания.

Словно бы один ручеек обмелел. А другой, гораздо более мощный, начал свой победный бег где-то там, наверху, где, по уверениям Иннуша, проходили коммуникации аварийного контура.

Ей, конечно, очень хотелось увидеть те залы, где в синтетических матках, освещенные тусклым волшебным светом, вызревали младенцы, судьба которых — быть людьми из касты демов, солью земли, на чьих плечах в Конкордии держится все, от рудников до мультипликации.

Но Иннуш категорически отказался провести ее в святая святых.

— Это тайна, понимаешь? Тайна. И она должна сохраняться, что бы ни случилось.

— Но мы же помогли! Мы жизнью рисковали ради этих… малышей! — пыталась переубедить Иннуша любопытная Василиса.

— Прибежище Душ — это не завод. И не магазин. Он принадлежит к сакральному Лону Родины. И лишь моя Родина может решать, кто имеет право видеть ее будущих детей до срока их рождения!

В словах Иннуша было так мало позы и так много глубинной мистической уверенности, что Василиса не посмела настаивать.

— Знаешь что, егоза… Такое мое мнение, что нам отсюда надо сматываться в столицу, в Рахш, — сказал дядя Толя на ухо Василисе, когда вся компания остановилась в столовой Биозавода возле пищевых автоматов — очень уж пить хотелось.

— Сматываться? А разве хоть кто-то возражает? — спросила Василиса. Она чувствовала себя совершенно обессиленной.

— Между нами девочками, — начал дядя Толя как-то избыточно игриво, — возражают все. Кроме нас с тобой.

— Почему?

— Ну, сержант Бабур не может оставить своих бойцов… Кумара и этого, как его… ну, второго. Шахерезада наша, ну то есть Пакиза — она никуда не уедет, пока детей из бомбоубежища не эвакуируют. Так ей велит педагогический долг. То же касается и физрука Фархада… Кстати, ты видишь, как он на нее глядит? В смысле Фархад на Пакизу? Просто глазами пожирает! Чувствую, подружатся они тут, по ходу пьесы… Но это я в сторону отклонился. Теперь Иннуш… Ему тоже ни в какую столицу не надо. Он от сияющего светом неземным Лона Родины ни на километр не отойдет, погибнет вместе с ним, как капитан подводной лодки вместе со своей подводной лодкой… Даже не знаю, ездил ли этот Иннуш когда в отпуск, или тоже тут, в Лоне, его проводил… В общем, я думаю, если мы объявим, что отправляемся в столицу, никто возражать не будет. Все даже обрадуются.

— Но почему именно в столицу? И как мы туда попадем? Связи нет, в воздухе все то же беснование, — Василиса и впрямь недоумевала.

— Пока тот вентиль закручивали, мы с Иннушем кое о чем погуторили. Он сказал, тут боковая ветка монорельса есть, на Биозаводе-то. Можно на магистраль отсюда выехать и прямиком до столицы чухать…

— Монорельс? Поезд?

— Ну да. На нем обычно детвору возили к столичным врачам. Дирекция ездила… Но это редко… Не злоупотребляли им, прямо скажем. Поэтому все новенькое, муха не сидела! Так, по крайней мере, Иннуш говорил. Если вагон монорельса на ходу, мы до Рахша за пару часов долетим!

— А если не на ходу? А если дорога разрушена? Там же что творилось сегодня! Вот представьте, едем мы едем, вдруг рельса р-раз — и оборвалась. И стоим мы с вами посреди чиста поля, как Илья Муромец с Алешей Поповичем, а вокруг черным-черно от нечисти. Только мы не богатыри…

— Ты себя недооцениваешь! — горячо заверил Василису дядя Толя. — А насчет путей, так там, на станции монорельса, в диспетчерской такая умная система стоит, которая сразу показывает: есть проблемы с путями или нет… Мы сразу будем это знать, прямо здесь, на Биозаводе, никуда не выезжая. И твой кошмар «во чистом поле» нам не грозит!

— Ну тогда скажите мне про главное: мы с вами право-то имеем из Прибежища Душ без разрешения уехать?

— А почему нет, доця?

— Ну, мы же… как бы в полоне… Нам же говорил тот офицер, на оленя похожий. Отрабатываем деньги на… — Василиса запнулась, припоминая мудреное слово, — на нашу депортацию! А теперь, если удерем, мы как бы эти деньги отрабатывать уже не будем… И что тогда делать?

— А-а, — беззаботно отмахнулся дядя Толя, — деньги, депортация, Науширван Карими… Все это было вчера! А сегодня — не видишь что ли — война на дворе!

Василиса кивнула. Она, конечно, видела.

Дядя Толя проявил завидную проницательность: желающих ехать с ними в столицу действительно не сыскалось. По причинам, уже перечисленным проницательным дядей Толей.

Зато желающих передать в столицу донесения выявилось целых трое.

Первое донесение на коленке написал старший сержант Бабур — клетчатый лист и фломастер для этой цели ему предоставила учительница химии. Донесение Бабура требовалось доставить в планетарную комендатуру Наотара, лично коменданту.

Что именно написал сержант, ни Василиса, ни дядя Толя, конечно, не знали. Но что всё содержание донесения вертелось вокруг слова «разгром» — это было ясно, наверное, и эмбрионам в потаенных залах клонирни.

Второй отчет написала красивым убористым почерком Пакиза под диктовку физрука Фархада.

Судя по обрывкам фраз, долетавших до слуха Василисы из угла вестибюля Биозавода, в этом послании было немало цветистых оборотов вроде «в этих немыслимых условиях» и «верные до последнего вздоха». Там вообще было много текста (конверт получился довольно пухлым). Отчет следовало передать «Главе Департамента Образования или тому, кто вместо него возглавил борьбу» (так гласило требование на импровизированном конверте).

Ну и наконец третье донесение. Оно было скорее записочкой, ее набросал сентиментальный коротышка Иннуш.

Эту записочку нужно было отдать любому военному в чине от сержанта и выше с просьбой немедленно донести содержимое до вышестоящих инстанций.

Что там было, в этой записке — «Протеинов хватит на два часа, затем у эмбрионов начнут расти хвосты и третья пара конечностей»? Или какое-нибудь трехстишие в многозначительном клонском духе?

Например:

«В огороде цветет бузина

Дядя уехал в

Киев — город каштанов…»?

Пока Василиса наслаждалась холодным чаем из стеклянной бутылочки и ждала, пока все окончат составлять свои документы чрезвычайной важности, дядя Толя возился в кабине благополучно обнаруженного вагона монорельса.

Вагон был самоходным и не нуждался в специальном локомотиве — что, заметим, для подобных конкордианских транспортных систем было скорее нормой, нежели исключением.

Однако когда дядя Толя возвратился к остальным, уже по выражению его лица Василисе стало ясно, что возня эта ничего обнадеживающего не принесла.

Но вместо внятных объяснений дядя Толя лишь многозначительно поигрывал бровями.

— Электричества нету? — попробовала угадать Василиса.

— Нет, с этим нормально, монорельс от столицы питается!

— Значит, пути повреждены?

— Нет, целенькие, алилуйя… На мониторе ни одного повреждения не видать!

— Тогда, наверное, вы просто передумали ехать? Настроение пропало?

— Настроение? Да у меня уже лет двадцать ни на что, кроме пива с водкой, настроения нету, — пошутил дядя Толя.

В общем, только когда Василиса капитулировала и уже собиралась обидеться, дядя Толя снизошел к любопытству народных масс:

— По правде сказать, я просто пусковой ключ найти не могу!

— А он нужен?

— К сожалению — да.

— В бардачке смотрели? — спросила Пакиза.

— А за солнцезащитным козырьком? — поинтересовался Иннуш.

— Везде посмотрел! Даже в сейфе, что в диспетчерской! И в ящиках стола! — отчитался дядя Толя. — Только не спрашивайте, как я туда, во все эти места, проник!

— И что же теперь делать? — Василиса обвела присутствующих пытливым взглядом.

— Искать ключ.

Но как они ни искали, ничего похожего на ключ в руки им не шло.

Затем Иннуш принес из столовой остатки обеда, недоеденного рабочими Биозавода.

Разделавшись с пищей, все члены отряда, вдруг почувствовав себя при смерти от усталости, залегли спать прямо в вестибюле, кто где.

Фархад и Пакиза примостились на длинных скамьях — голова к голове.

Дядя Толя завалился на столе администратора, за стеклянной загородкой, нежно обняв пустую уже бутылку анисовки с ликующими селянами.

Иннуш приуютился в кресле охранника.

Бабур — тот сел на пол, оперевшись о стену. И так, прямо на полу, заснул. Выражение лица у него даже во сне было героическим и неколебимым.

Что же до бойцов Бабура, то они остались где-то на позиции. Где именно — Василисе, откровенно говоря, было уже совершенно все равно.

Девушке достался топчанчик для пеленания младенцев. Она свернулась на нем в клубок, на манер ездовой лайки из детских книжек про полярников.

Сон всей честной компании был заслуженным, крепким и наверняка продлился бы до самого утра. Если бы только через полчаса после того, как последний полуночник сомкнул глаза, стеклянные двери вестибюля не распахнулись.

И к проходной Биозавода, прихрамывая, прошествовал длинноволосый старик с седой ухоженной бородой до пояса.

Старик был облачен в парадный мундир глубокого тыквенно-желтого цвета с ярко-алыми вставками. На его длинной шее покачивался на шелковой желтой ленте в такт шагам орден, обильно обсыпанный драгоценными камнями — орден в виде четырнадцатиконечной звезды.

На поясе гостя висел пехлеванский меч в богато инкрустированных ножнах.

Скрипя сапогами, старик дошел до центра вестибюля.

Остановился. Закашлялся.

Обвел спящих прищуренным аристократическим взглядом и громко спросил на фарси:

— Есть ли кто живой?

— Ну я, — тихо сказала Василиса, которая всегда спала чутко и чей электронный переводчик не спал вовсе.

— Вот, — старик что-то протянул ей на сморщенной ладони, в полуьтме было не разобрать.

Василиса спрыгнула со своего пеленального столика и, кое-как преодолев страх, приблизилась к таинственному пришельцу.

Не сводя с нее зорких глаз, старик сделал шаг ей навстречу.

Василиса почувствовала запах нафталина — как видно, он исходил от парадного мундира, полвечности провисевшего в шкафу — и ароматы мускуса и бергамота; ими старик был надушен.

— Вот, девочка, это ключ… Я разрешаю… вам… взять поезд… И счастливого вам… пути!

Не говоря больше ни слова, старик развернулся и, всё с тем же скрипом, направился назад. К дверям, ведущим на улицу, к вуалям предрассветного тумана…

— Это был заотар! Достопочтенный Реза Ассам Саади. Это был он! Тот, который на портрете! Я узнала его! — всплеснула руками пробудившаяся Пакиза.

После слов учительницы химии Василису тоже озарило. Да-да, именно это лицо смотрело на нее с портретов, когда она обносила шестиклассников подносами с картофельными оладушкам и бараньими кюфтэ.

— Тогда ясно, почему он разрешает, — сказала Василиса. — Он имеет власть разрешать.

Она сжала ключ в ладони, приложила ладонь к груди и прошептала горячее «спасибо».

От себя и как бы от дяди Толи — тот упоенно храпел, накрыв локтем ухо, и, конечно, даже не подумал проснуться!