Пилот-девица

Эпилог

Бои с джипсами продолжались еще две недели. Город Рита полностью исчез с лица Наотара. Рахш так и не был атакован.

Все домны джипсов, за исключением одной, были уничтожены в ходе ожесточенных сражений. Та же участь постигла и некоторые корабли-астероиды. Уцелевшие джипсы ушли.

Российское гражданство, такое необходимое в хозяйстве, Василиса Богатеева получила через три месяца — а вовсе даже не через пять лет, как пророчил лейтенант Фрол Кожемякин.

Что тут сработало? Вмешательство всесильного капитана ГБ Александры Браун-Железновой? Или подписанный лично адмиралом Пантелеевым приказ, отмечающий «Находчивость, мужество и героизм, проявленные Василисой Емельяновной Богатеевой в бою 12 мая 2622 года с инопланетными захватчиками на борту легкого авианосца „Царь Иван Третий“ и приведшие к восстановлению управления кораблем в критической обстановке»?

Кто знает…

Паспорт Василисе выдали вовсе не «обычным порядком», а в торжественной обстановке московского Зала Международной Дружбы, где третий замминистра иностранных дел, дружелюбный розово-резвый коротышка с блестящей лысиной весело пожившего мздоимца выдавал новенькие, хрустящие девственной гербовой бумагой книжечки бывшим иностранным, а ныне российским гражданам, которые, еще в бытность свою иностранцами, «ярко отличились в службе на благо Российской Директории и в преумножении славы народа русского» (так гласила официальная формулировка).

В шеренге «ярко отличившихся» и «преумноживших» помимо Василисы стояли:

— трое изможденных, сутулых конкордианцев с исполненными космической жути глазами (никто из них носить дорогой европейский костюм не умел, отчего вид у них был эксцентрично пафосный);

— один чоруг (соседка Василисы, фигуристая и болтливая американка Мамба Файв, победительница конкурса красоты, шепотом пояснила, что чоруг — светило неврологии, сделавший эпохальный вклад во вселенскую мозговедческую науку, но проклятый своими согражданами за разглашение каких-то жутко сакральных знаний ракообразного народа);

— двое латиноамериканцев, мужчина и женщина (чета Мартинес, исполнители бальных танцев, пожелавшие выступить за Российскую Директорию на всемирном конкурсе и принесшие победу);

— девятеро китайцев (экипаж звездолета «Лотос-6», который в прямом эфире спас от падения в кипящую атмосферу газового гиганта русский орбитальный завод по производству флуггерного топлива);

— …и другие колоритные личности.

Всего паспорта обрели человек пятьдесят — немного даже по меркам Российской Директории, не говоря уже об изнывающем по комфорту и социальной защищенности рукаву Ориона галактики Млечный Путь.

Замминистра пожал каждому свежеиспеченному россиянину руку. Симпатичные дошколята всучили по букету ромашек (свой букет критически настроенная соседка Василисы обозвала «бюджетненьким», не переставая при этом улыбаться во все тридцать два зуба). А затем прозвучала торжественная музыка и начался фуршет (который Мамба охарактеризовала непонятным Василисе словом «афтерпати»).

На фуршете кроме шампанского и миндального печенья поживиться было нечем.

Однако настроения Василисе это не испортило!

Как на крыльях летела она домой — в комнату общежития № 2 для слушателей подкурсов, не выпуская из рук заветную книжку с золоченой державной курочкой на обложке!

Общежитие Василисы располагалось в подмосковном городе Подольске, живописном и неспешном, как вся русская провинция. Принадлежало оно Подольской летной школе пилотов-космонавтов.

Школа сия была известна тем, что женщин-пилотов в ней обучалось немногим меньше, чем мужчин. Это и определило Василисин выбор (она чертовски тосковала по женскому обществу, и даже ночью ей снилось, будто у нее наконец-то появилась подруга!).

Впрочем, не только это. На решение повлияло также то, что ее поддатый и небритый ангел-хранитель дядя Толя был выпускником именно этой достойной альма-матер.

— А вот когда я учился, — разглагольствовал за пивом дядя Толя, — у нас на курсе только три бабы было. Мы их называли «стюардессами», ну, чтобы посильнее унасекомить… Помню, обижались они жутко на этих «стюардесс»… Шипели как кошки, — дядя Толя расплылся в улыбке школьника-озорника, дергающего девочек за косички всуперечь замечаниям училок.

— Еще бы не шипели! Я бы тоже шипела! — насупилась Василиса, которая потихоньку входила в роль будущей студентки.

— А теперь-то чего шипеть… Полный фэ! В смысле феминизм! Скоро мужиков в пилотах не останется, одни бабы, — развел руками дядя Толя. — Что вам там хоть читают на этих подкурсах, а? Выкладывай немедленно!

Василиса собралась с мыслями и начала выкладывать:

— Ну, во-первых, физику. Сложно у меня эта физика идет, занимаюсь дополнительно с кибер-репетитором… Во-вторых, дают математику. Тут полегче, препод говорит, у меня способности… Еще геометрию, химию… С химией у меня провал. Одна радость: при поступлении ее спрашивать не будут.

— Тю… — разочарованно промолвил дядя Толя. — Средняя школа какая-то! Нет хотя бы аэродинамику, астрогацию…

— Астрогацию? Если нам такую заумь сейчас читать, что же мы будем учить, когда поступим? — резонно заметила Василиса.

— Ну вам хоть внутренности флуггера показывали? Чтобы отличали где движок, а где охлаждение?

— Показывали два раза. Есть у нас такая дисциплина — «Основы матчасти». И такой мужчина добрый ее ведет, Василь Петрович. Он нас стишку научил.

— Какому еще?

— «Весь в мазуте и в тавоте, но зато служу на флоте!» — продекламировала Василиса и радостно улыбнулась.

— Этому стишку лет шестьсот, я так думаю, — в благодушной рассеянности заметил дядя Толя. — И лет четыреста уже никакого мазута с тавотом на флоте нет.

— Какая разница? Рифма «тавоте» — «флоте» прикольная.

Пилот тайком ухмыльнулся. Слово «прикольная» Василиса раньше не употребляла, как и все муромчане. И вдруг — начала. Что ни день, то метаморфозы!

— Ну а у вас как дела? — спросила Василиса, разумея хлопоты дяди Толи по возвращению себе честного имени, а также нормальных документов и занятию нетрапперского жизненного курса.

Дядя Толя сразу посерьезнел и взял привычный для разговоров на эту тему натужно-беззаботный тон.

— Докладываю. Оказалось, халатность, которую я допустил, не такая уж и роковая. Никто ведь не погиб… Чудом, между прочим! Отчего я тогда так запаниковал?.. Ну а материальные убытки я, конечно, возмещу. Буду работать, выплачивать… Тем более, есть судебное решение. В общем, я как бы теперь условно-досрочно освобожден… Да и срок давности уже подступает — ведь не погиб никто! Спасибо Александре твоей! Она таких зубастых адвокатов привела! Порвали обвинителя, как тузик грелку! В два счета доказали прокурору Зозуле, что я уже четыре раза искупил свою вину кровью! И что в трудных условиях я всегда был на стороне интересов Российской Директории!

— А что с пиратами дружили? Это вам не припомнили? — понизив голос до полушепота, поинтересовалась Василиса.

— Пираты меня, чтоб ты знала, егоза, противозаконно удерживали. Удерживали против моей воли, — дядя Толя сделал официальное, исполненное поддельного внутреннего благородства лицо.

— Это вас адвокаты подучили так говорить! — со свойственным себе простодушием догадалась Василиса.

— Тс-с! — дядя Толя приложил к губам указательный палец.

Василиса степенно кивнула — мол, не маленькая.

— То есть получается, если вас суд оправдал, не надо было столько лет прятаться? От семьи скрываться, смерть свою инсценировать?

— Это с какой стороны посмотреть. Если с религиозной, метафизической — так я многое понял. А также осмыслил и усвоил. Говорю это, доця, без всякой иронии… А если бы не та история, может и жил бы дальше чурбаном, ни о чем настоящем понятия не имеющим.

— А как ваша жена? Как дочка?

— Ну, Ангелина — та просто взяла да замуж вышла, это я на ее страничке прочитал. За шишку какую-то из Министерства Путей Сообщения. Пачка у мужа толстая, глазки свиные. Тот еще зятек у меня, чувствую… А жена… Как тебе сказать… У нас ведь с Наташкой накануне моего таинственного исчезновения с острова Сокотра все совсем плохо было. Ну, в плане взаимоотношений… А будь лучше, так я никогда бы так и не поступил. Я бы в тюрьме честно сидел, лишь бы только иметь возможность с любимой женой общаться, пусть и через решетку… А так… В общем, Наталья тоже замуж вышла. За кого — не ведаю… Но зная ее вкусы, думаю за какого-нибудь чистенького тихоню вроде преподавателя фарси в военной академии. Чтобы интеллигентный был и не пьющий. Заморыш какой-нибудь… Но я ее не виню, ты не думай! Я же считался «без вести пропавшим»! Так что сейчас буду с ней разводиться, поскольку теперь, когда я внезапно нашелся, она вроде как двоемужница…

Василиса испуганно ахнула. По понятиям Большого Мурома такое преступление каралось ни много ни мало — смертной казнью!

— В общем, чтобы под монастырь Натаху не подводить, сейчас я с ней быстро-быстро развожусь… И разведусь, конечно!

— А потом?

— Что — «потом»? — дядя Толя вытаращил глаза. — Ты хочешь знать, не собираюсь ли я бабца какого себе завести?

Василиса пожала плечами — мол, понимайте как хотите.

— Пока не знаю. Раньше не до того было… А теперь, что называется, пуркуа бы и не па? — дядя Толя подбоченился и послал куда-то за сцену галантную улыбочку ловеласа, выходящего на тропу войны.

Василиса с дядей Толей встречались часто.

Начать с того, что пилот теперь жил в Малом Муроме. Снял там себе избу с прилагающейся кибер-горничной, развел огород, в свободное время квасил капусту, курил вино, варил пиво и мочил грибы, а раз в неделю топил баню. И вообще жил ровно так, как будто находился в каком-нибудь Красноселье, а не на окраине Боровска, под боком у безумного мегаполиса Москва.

Именно дядя Толя еженедельно приносил Василисе свежие новости. Еще бы! Ведь, в отличие от Василисы, он ежедневно смотрел визор.

— А вот вчера, прикинь? — как-то сказал дядя Толя Василисе. — Малец этот… Пострел…

— Какой еще? — устало спросила Василиса. Дядя Толя явился к ней в десятом часу подшофе чуть более чем полностью. Однако способности к членораздельной речи каким-то чудом не утрачивал.

— Ну, Бэджад этот… Саванэ.

— Что за…нэ? — клонские имена по-прежнему давались Василисе с трудом.

— Ну парень, помнишь, которого мы с тобой из окопа видели? У тех егерей? Которые потом по комбайну садили из пулемета?

— А кого мы видели, дядь Толь? Запамятовала!

— Ну помнишь фермеры? Которые петрушку свою от комбайнов охраняли? А наш сержант им в матюгальник кричит: заворачивай, харэ балдеть, не провоцируй джипсов! А они ему: иди-ка лесом, мы защищаем свою ботву от алчного врага и имели тебя во всю ивановскую! Ты еще сказала, что случись такой расколбас на твоем родном Таргитае, так твои родичи вели бы себя точно так же, как эти клоны!

— А-а! Вспомнила! — Василиса хлопнула себя ладошкой по лбу.

Как далеко всё это было от нее нынешней! Как будто тысячу лет назад происходило! А вот от дяди Толи, выходит, не так уж далеко.

— Так вот установили, — продолжал дядя Толя и глаза его горели, — что малец этот, подросток, самым первым в джипсов выстрелил! С него-то все и началось! С ружбайки его допотопной! Из искры возгорелось пламя! И, вообрази, он теперь герой! Не покорился! Поднялся на защиту родной земли! Вчера по визору смотрел — туши свет! Ему, этому Бэджаду, посмертно высший орден Конкордии дали! И ладно бы только орден! На том месте, где петрушка ихняя колосилась, памятник вчера открыли! Из бронзы! Выглядит памятничек во как: такие страхолюдища прут, это как бы джипсы, а у парня — в каждой бронзовой руке по молнии, и эти молнии он, значит, в нечисть мечет. Отлито некачественно, пропорции не выдержаны, со всех сторон триумф косорукости… Впрочем, со скульптурой у клонов всегда проблемы, это не одним мной подмечено.

— Сколько вы всего знаете! — искренне восхитилась Василиса. — А нам с вами памятник там случайно не поставили? Мы же как старались — Прибежище Душ обороняли!

— Нам? Держи карман шире! — гоготнул дядя Толя. — Но вчера в передаче я видел, не поверишь, эту гламурную химичку, ну, с глазами такими, как в мультиках, — дядя Толя показал, сомкнув кольцом указательный и большой пальцы, какими именно глазами.

— Пакизу?

— Ну да! Так она сказала, что они с физруком этим крутым, забыл фамилию, подали заявление в Комитет по Делам Личности! Там репортаж был про то, что, мол, за три недели показательно отстроили дотла разрушенную Риту, и теперь у них там под каждым кустом молодожены, да вдобавок вернулись эвакуированные. Вот и физрук с химичкой молодожены!

— Ого! — обрадовалась за далеких товарищей Василиса. — Быстро это у них!

— А у клонов всегда все быстро в матримониях! Жопы голые, приданого никакого не заведено за девками давать, как у вас, у муромчан… Все, что нужно молодой семье — поступает от добренького государства! Правда, дает оно очень мало. И плохого качества. Но — дает. И все довольны, громко ликуют, поют и танцуют народные танцы, перед тем как отправиться спать на односпальную кровать валетом, под брезентовое одеяльце.

— А Иннуш? Ну, который лилипут? Он как, жив? В передаче не показывали?

— Не показывали. Но я и сам тебе, без передачи всё про него скажу как на духу. Наверняка после геройств своих и наших получил твой Иннуш повышение. И стал не просто технологом, а мега-обер-главным технологом милостью Счастливой Звезды. Ну, той самой, именем которой названо Прибежище Душ… И теперь служит Лону Родины втрое усерднее, чем раньше. Также и без передачи тебе поведаю, что кондиционер Педагогического комбината по-прежнему не починили. Потому что починить его невозможно в принципе. Его можно только выкинуть и заменить на новый!

Василиса кивнула. Теперь, когда прошло столько времени, она вспоминала свою работу на кухне школьной столовой с какой-то необъяснимой нежностью. Как будто каждая картошка, которая там прошла через ее руки, была сделана из волшебной эссенции высшей какой-то заботы.

Имелись у Василисы с дядей Толей и темы, на которые они никогда не говорили.

Например, василиск. И даже шире — василиски.

Хотя Василиса и запомнила дословно всё сказанное инопланетянином насчет клада в Восточном Лабиринте вулкана Смеющийся Курильщик, предпринимать что-либо она пока не решалась.

Скажешь дяде Толе — засмеет.

Или вот взять, к примеру, Александру — она принципиально не верила ни одному слову «подлой твари». И наотрез отказалась «тратить хотя бы один литр казенного топлива на всю эту ерунду».

Но интуиция подсказывала Василисе, что не зря, нет, не зря она узнала про озеро в Восточном Лабиринте! И что когда-нибудь, когда у нее появятся верные друзья-единомышленники и хоть какой-то флуггер, она обязательно вернется туда, на Наотар. Вернется за штурвалом своей машины. И вспомнит ту, давнюю себя, что готовила клюквенный мусс интернациональной банде трапперов из клана «Алые Тигры».

Василиса была уверена: это стоит того.

Может быть, сокровищ в расхожем смысле она в Восточном Лабиринте и не отыщет. Но ведь отыщет какие-то другие сокровища — может быть, сокровища собственного духа?

Но если с дядей Толей они о василисках не обмолвились ни словом, то с Александрой, Чичиным, а также многочисленными и едва различимыми между собой подручными последнего, Василиса наговорилась всласть.

— …Уважаемая Василиса Емельяновна! Внимательно проанализируйте свои ощущения во время нахождения на ЗКП авианосца «Царь Иван Третий». И, пожалуйста, запишите их в виде текста…

— …Превосходно! А теперь, будьте добры, нарисуйте вот этой гуашью рисунок, который наиболее точно отражал бы ваши переживания на ЗКП…

— Но не умею рисовать! — робко возражала Василиса.

— Здесь у нас никто не умеет! Но все рисуют! Некоторые даже втягиваются, — Чичин глумливо подмигнул коллеге, как видно, имея в виду некоего общего сослуживца по отделу «Периэксон».

В общем, послушная Василиса не жалея сил рисовала, описывала ощущения, отвечала на тесты, проходила сканирование мозга.

Проект «Периэксон» бился над вопросом (и даже не особо скрывал это от Василисы): почему именно чувствительную девушку не парализовали оптические атаки василиска, как это произошло со всеми остальными, грубыми и невпечатлительными, звездолетчиками?

Но ответов не находилось.

В итоге Чичину сотоварищи пришлось принять гипотезу, что у Василисы возник к пси-воздействиям василисков своего рода иммунитет еще в форте «Вольный», когда она неделями ухаживала за особью по имени Буч.

Кстати, про форт «Вольный» Василиса тоже немало рассказывала ответственным товарищам. Правда, эти были не из отдела «Периэксон» (где, как поняла Василиса, гнездились мечтатели, интеллигенты и душки).

Те, вторые товарищи всё больше напирали на систему организации караулов, количество огневых точек, расположение посадочных площадок, а также личные алкогольные пристрастия трапперских вожаков и бригадиров.

К слову, один из этих товарищей — со смешной фамилией Федотик и совершенно несмешными глазами головореза-практика — еще совсем недавно служил на знакомом Василисе авианосце «Царь Иван Третий».

Он рассказал муромчанке, что корабль все-таки не пережил Наотарский конфликт.

Да, в тот знаменательный день гремучий тандем василиска и Василисы парадоксальным образом спас «Ивана Третьего». Последний смертоносный импульс джипсианского гразера не достиг реакторов корабля, потому что бедовый инопланетянин резко «газанул» и выдернул авианосец из-под удара. А затем уже Василиса помогла «Ивану Третьему», убив василиска — который требовал от двигателей запредельной тяги, что обещало привести и к взрыву носовой реакторной группы, и к разлому корабля из-за перегрузок.

Но через несколько дней джипсы «Ивана Третьего», почти подготовленного к буксировке с орбиты Ауруши прочь, все-таки добили. Это случилось во время большого сражения, в которое был втянут весь Экспедиционный Флот и прикрыть поврежденный авианосец было нечем. Две группы озверевших гребешков набросились на «Ивана Третьего», словно голодные пираньи, и все-таки развалили его пополам, стреляя из скорострельных рентгеновских лазеров внутрь огромных пробоин, полученных кораблем в предыдущем бою.

Конечно, большая часть экипажа смогла спастись. Но вот спасти корабль не было никакой возможности.

Федотик близко к сердцу принимал гибель родного авианосца и пытался забыться в работе.

— Так откуда, вы говорите, Василиса Емельяновна, происходит этот опасный пират, Иеремия Блад? Из Луизианы?

Василиса кивала — она уже трижды рассказывала всё, что знала. И показывала дареное зеркальце с монограммой. И даже нашла трость, похожую на трость Иеремии Блада, в каталоге дорогих аксессуаров — слоновая кость, ручное исполнение, восемьсот терро.

За всеми этими делами — подкурсами, собеседованиями, свидетельскими показаниями и часами в роли подопытной мартышки и художницы — у Василисы совершенно не оставалось свободного времени.

Лишь иногда она позволяла себе поваляться в соленой ванне с пеной или поглядеть «Первый Женский». К вопросу о пене и женском — спецжурналиста Станислава Стеценко она больше никогда не встречала и ничего о нем не слышала.

Однажды, в Москве, где она была на пешей экскурсии вместе с другими девчонками с подкурсов, Василиса увидела на лавочке, прямо возле Чистого пруда, что на Бульварном кольце, Герду — девушку с глазами цвета аквамарина (или девушку, как две капли воды на Герду похожую.)

День был дождливый и холодный. Герда сидела на лавочке и грела руки о стаканчик с капуччино. На стаканчике — логотип ближайшей закусочной быстрого питания. Дымчатые волосы Герды были забраны в конский хвост, а воротник зеленого кашемирового пальто поднят.

Лицо Герды уже не было таким убийственно-печальным, каким запомнила его Василиса, когда та, пьяная от горя, рассказывала зрителям свою историю. Оно было стылым, как ноябрьский воздух. Чу! Вдруг в кармане у Герды задрожал телефон. Девушка поднесла к уху трубку. Вмиг выражение ее лица переменилось — нежданно на нем расцвела улыбка, в которой были и надежда, и ожидание грядущего счастья.

И Василиса улыбнулась вместе с Гердой…

Домой Василиса все-таки написала — переборов гордость, обиду и детское желание быть взрослой.

Написала в тот самый день, когда на практических занятиях первого курса она впервые подняла в воздух старенькую «Малагу». (Пусть и в присутствии инструктора, пусть и при автопилоте, включенном в режим ассистента, но все-таки — сама, занимая место первого пилота!)

«Дорогие мои тятя и братцы! Пишу вам я, ваша дочь и сестрица Василиса Богатеева. Я жива, здорова, сыта и устроена во всех своих потребах, брегома нашими богами и затейницей-судьбой. Живу в достатке, близ стольного града Москвы, отца городов русских…»

Василиса написала практически обо всем, утаив разве что свое знакомство с дядей Толей, месяцы в зверинце у «Алых Тигров», охоту на василиска в кратере вулкана, работу в Прибежище Душ имени Счастливой Звезды, нападение джипсов на Наотар, бегство из Риты на монорельсе, чувственные дни в гостинице «Ипподром» и предательство Стаса, а также космический бой авианосца «Царь Иван Третий» с джипсами и беседы с акселерированным василиском. Зато она немало места посвятила изучаемым предметам, портретам одногруппниц и одногруппников, а также рассказам про московитские обыкновения.

«А в мовницу они тут ходют не по четвергам и не по субботам, а каждый день, по утрам. Да и мовница зовется у них „баней“, „сауной“, а иногда „душем“. Встают же по утрам они не с петухами, а с будильником, который есть штука зело зловредная и ненадежная…»

Ответа она ждала с замиранием сердца.

И дождалась — не прошло и трех месяцев, как курьер почтовой службы «Муромская скорая» принес ей пухлый пакет. Василиса сразу узнала крупный, округлый почерк старшего братца Николы.

«Несказанно рады, милая сестрица наша, изобилию и преуспеянию твоему! И хотя тятя велел передать, что гневаются, также велел передать, что простил и великодушно ждет в гости свою Василисушку…»

Письмо обстоятельно повествовало о жизни деревни Красноселье. И новостей в нем было как гороха в мешке!

Пастух Чиж зашиб спину, грохнувшись по пьяному делу с лестницы. Алеша сбрил бороду, поддавшись наущению Ветерана и над ним теперь смеются даже дети. Голуба родила двойню — девочку и мальчика. Волхв женился на девке из Новгорода Златовратного, что приехала снимать про него фильму для визора, а уехать духом так и не собралась.

Рожь уродила добрая. А вот картоматы — дрянь, зеленые, водянистые. Волхв Осьмиглаз сказал, что зима будет дождливая, и что речка наверняка разольется. Оттого на общественных полях сеять в этом году не станут, чтоб не погнило. Зато навоза запасли, чтоб на гряды класть — втрое от прошлого года.

Наконец главная новость: Ветеран и его новоиспеченная охотничья ватага ездили на трофейном багги за три леса, искать ценного зверя. И подстрелили такое! Небывалое! Настоящее чудо-юдо! Туша как у свиньи! Рыло как у осетра! А ног — восемь штук и все резвые! Откуда взялось чудо? Не ясно. Мясо несъедобное, шкура бесполезная, как у лягушки, разве что детям потеха. Неделю на тварь всем селом глядели, пока та от голода не околела.

Рисунок чуда-юда, выполненный методичным Василисиным братцем, к письму прилагался.

«Выходит, не соврал дядя Толя насчет того пятна, которое муравьи сделали пригодным для нашего, русского люда среди чащоб Таргитайских… Выходит, если к краю той благословенной зоны приблизиться, сразу вместо нашинских волков да медведей местные таргитайские чуды-юды начинают охотникам попадаться», — вздохнула Василиса, разглядывая рисунок.

Вначале она думала сразу же написать своим про это, открытое ей дядей Толей, обстоятельство. А потом решила погодить. Еще подумают, что она в уме повредилась!

«А род матеньки нашей, Златы, как узнал про твои дела, передал тебе драгоценности материны, что теперь тебе по совершеннолетию причитаются — жемчуга речные, серьги да кольца золота червонного, яхонты нашейные и одеяния парчовые, а также убрусы, серебром расшитые…»

Василиса очарованно вздохнула. Как нравились ей все эти вещи, старинные, волшебные, ослепительно искусные, когда она была вертлявой отроковицей!

Как мечтала она о дне, когда по праву сможет носить их!

А теперь…

А теперь ей и одеть-то их некуда. Разве что на один из тех пиров, с гуслярами и медом, что раз в месяц устраиваются в Малом Муроме ее бывшими соотечественниками и примкнувшим к ним дядей Толей. Вот где кафтаны, сарафаны, кокошники, да сапожки сафьяновые…

Василиса вложила в конверт свою черно-белую фотографию — она за штурвалом флуггера, а волосы лежат на плечах красивыми волнами, по последней московитской моде — в широкий конверт, написала на конверте «Емельяну Богатееву, деревня Красноселье, планета Таргитай», наклеила марки, целых шестнадцать штук, каждая с улыбающимся лицом Юрия Гагарина, и поплелась на почту, отправлять.

К О Н Е Ц

© Александр Зорич, май — ноябрь 2011 г.