Несмотря на подчеркнуто простое название, курс «Поведение в семье» очень быстро стал для нас сложным.
— На этой неделе, — преступно скоро объявила инструктор Венди, — мы сосредоточимся на команде «Место». Позвольте собаке обнюхать лакомство, отдайте команду и угостите ее. Затем положите лакомство на коврик, чтобы она могла до него дотянуться. Порцию следует постепенно уменьшать. В конце концов вы добьетесь, что собака будет возвращаться на коврик по одной команде. Это очень Удобно, когда у вас гости и вам, например, нужно выслать собаку из комнаты. Достаточно сказать «Место!», и она выйдет. Поняла, Хола?
И это курсы для начинающих? Я с таким же успехом мог бы попытаться обучить Холу искусству оригами.
Мы оказались на курсах «Поведение в семье», потому что они были обязательным условием для более продвинутой подготовительной программы «Хороший гражданин», в конце которой собаку ждал тест.
Моей целью было пригласить Глорию на СХГ в декабре, с триумфом сдать тест, а потом всем вместе отпраздновать лучшее Рождество в нашей жизни. На дворе стоял октябрь. Безнадежно.
Тренировала нас пятидесятилетняя дама с приторным голосом, всклокоченными волосами и в узких джинсах, облегающих довольно стройную фигуру, что нетипично для собаковода. Улыбка, словно приклеенная к ее лицу, меркла лишь в исключительных случаях — например, когда Хола, прельщенная дружелюбным выражением, бросилась к ней с мокрыми поцелуями.
— Прикажите ей сесть, — сказала мне Венди.
— Хола, сидеть, — скомандовал я подчеркнуто мужественным голосом, который в действительности напоминал не то голос Пи-Ви Хермана[9], не то и вовсе Гринча, похитителя Рождества. — Сидеть!
Не могу не отметить: на секунду, прежде чем Хола положила лапы на плечи инструктору и облизала ей нос, в карих собачьих глазах мелькнула смутная тень понимания.
Венди была профессионалом. Поэтому она даже не поморщилась, лишь отвернула голову. Собаки понимают холодное отношение гораздо лучше, чем люди. По крайней мере, Хола моментально шлепнулась на четыре лапы, как будто спустилась с небес на землю. Хотите, чтобы собака оставила вас в покое? Достаточно избегать зрительного контакта, или, проще, отвернуться от нее. Одинокие женщины в барах прекрасно владеют этой техникой.
— Так, — сказала Венди, по-прежнему глядя в сторону. — Попробуйте немного пройтись с ней на длинном поводке. Можете использовать приманки, если хотите. Я видела, что вы жульничали с лакомствами, когда мы учились ходить на коротком поводке. Помните, собака должна идти рядом с вами и не вырываться. Пусть ваш зенненхунд покажет, на что он способен.
— Ладно, Хола, — сказал я. — Пора прогуляться. Идем.
Она стояла как вкопанная.
— Идем, Хола, — повторил я, повышая голос. Двадцать два глаза — человечьих и собачьих: мы занимались не одни — обратились к нам в ожидании. — Идем, давай же!
Хола начала дрожать и скулить, а потом издала звук… нечто среднее между скрипом диванной подушки и возгласом женщины, приближающейся к оргазму (сам слышал). О том, чтобы сдвинуть ее с места, не могло быть и речи: она словно вросла в землю.
— Она вообще знает, что такое прогулка? — спросила Венди. — А вы знаете, что такое приманка?
Не знаю, каким идиотом надо быть, чтобы не знать о приманках. Впрочем, я не винил Венди за этот вопрос. Глядя на нас с Холой, можно было подумать что угодно.
— Попробуйте медленно заманить ее лакомством в круг, а потом…
Не дав мне дослушать, Хола сорвалась с места, протащила меня по всему залу и застыла у решетчатых ворот, откуда хорошо была видна площадка, на которой собак готовили непосредственно к тесту. На протяжении двух долгих месяцев — целый семестр на курсах «Поведение в семье» при клубе «Порт Честер» — Хола изобретала все новые и новые способы выражать свой интерес к окружающим предметам, людям и собакам. Мне оставалось лишь завистливо смотреть на вышколенных студентов курса СХГ, не реагировавших ни на какие раздражители и смирно сидевших возле своих хозяев, пока те обменивались рукопожатиями. У меня было чувство, будто я смотрю краткую версию передачи «Богатые и знаменитые».
— Эгоизм не в том, что человек живет как хочет, а в том, что он заставляет свою собаку жить по своим правилам, — сказала Венди, которая явно читала Оскара Уайльда. — Ей известно, что такое длинный поводок?
— Ну… Мы…
— Она знает команду «Сидеть»?
А вот это уже запрещенный прием. Спросила бы еще, умею ли я пользоваться электричеством. Если собака не знает команду «Сидеть», это значит, что ее вообще не дрессировали.
— Хола, сидеть, — приказал я.
Она села. А потом перевернулась на спину и замолотила лапами в воздухе, восхваляя собачьего бога за то, что наградил ее сообразительностью.
«Ой, папочка! — казалось, вот-вот произнесет она. — Мне здесь так нравится! Спасибо!»
Меня ничуть не утешало, что кое-кого из собак тоже нельзя было причислить к Нобелевским лауреатам. В частности, с нами тренировался симпатичный молодой боксер по кличке Аттикус, одного взгляда на которого хватило бы, чтобы диагностировать синдром Дауна. Я испытывал к нему то, что собачники называют негодованием (синонимы: смертельная обида, чувство вселенской несправедливости). И дело даже не в том, что он очень скоро начал осваивать новые команды с неподражаемой легкостью, будто подсматривал в учебный план. Смертельную обиду (негодование, чувство вселенской несправедливости) вызывало то, с какой любовью и восхищением он смотрел на свою хозяйку — симпатичную двадцатилетнюю девушку в мешковатом спортивном костюме. Хотя, судя по ее виду, она была не более одаренным собаководом, чем я…
Ну ладно, ладно, по сравнению со мной все — одаренные собаководы. Но в дог-шоу ее бы точно не взяли.
У нас есть только один настоящий враг, и это мы сами.
Удивительно, насколько близко к сердцу я принял эти собачьи курсы. Каждые два дня перед тренировкой я бегал по потолку от волнения, а потом еще два дня сгорал от стыда. Все провалы Холы словно обнажали мои собственные пороки.
Кларк говорил, что Глории просто нужна передышка, но я в это не верил. По иронии судьбы я знал ее телефонный номер, но ни разу им не воспользовался. Я крутился как заведенный. Работал за троих. Выгуливал Холу. Ходил на собрания Анонимных алкоголиков. Перебирал забытые Глорией вещи — томики Эмили Дикинсон, вырезки из «Нью-Йорк пост» и «Дэйли ньюс» с рецензиями на ее выступления, розовые кашемировые шарфы и маленькие дизайнерские зонтики с узором в горошек. В задней комнате по-прежнему стояло ее пианино с толстой стопкой нот Баха и группы «Аэросмит». Она играла композиции «Аэросмита»?
Примерно через две недели после своего ухода Глория позвонила домой, когда я был на еженедельном совещании (она прекрасно об этом знала), и сообщила автоответчику то, о чем я и сам догадывался: она живет в двух часах езды от города, в горах Катскилл, в пустом однокомнатном домике, который называется Домом на скалах, потому что стоит — кто бы мог подумать! — на скалах.
— Не звони мне, — сказала она в конце. — Просто хочу, чтобы ты знал: со мной все в порядке.
Я переслушал запись несколько раз, но так и не нашел в ней никакого скрытого смысла.
Я начал вести с Холой мотивирующие беседы, пока мы полчаса тряслись во взятом напрокат автомобиле по трассе I-87.
— Ты должна добыть мне первый приз, Шмо, — сказал я маленькой Холе в зеркале заднего вида. Когда я нервничаю, я всегда называю ее Шмо. — Оставь свои глупости за пределами круга, хорошо?
Она прищурила глаза, как бы говоря:
«Какие глупости ты имеешь в виду, папочка?»
— Это настоящие собачьи соревнования, — продолжал я. — Для младшей группы. Всех этих псов тренируют для победы. Мы тоже должны постараться и показать класс.
«Мы едем в парк? Мы снова едем во Флориду? Где ты прячешь пирожки?»
— Когда мы приедем, мне понадобится все твое внимание. Так что поголодай немного.
«Я родилась голодной…»
Школа «Порт Честер» — настоящая маленькая вселенная, предназначенная только для тех, у кого есть лапы и хвост. Сомневаюсь, имеются ли там туалеты для людей, зато в залах даже в разгар лета поддерживалась комфортная прохлада.
В отличие от школьных учителей, Венди не выгоняла двоечников из класса. Зато она задавала такие же сложные вопросы:
— Вы когда-нибудь дрессировали свою собаку?
— Сколько ей лет? Пять?! Вы имеете в виду — месяцев?
— Она имеет представление об одиночном поведении?
— Вы когда-нибудь пользовались кликером?
— Она владеет «сидячим поведением»?
Эта женщина везде видела только поведение. Сидяче-одиночное поведение, длительно-сидяче-одиночное поведение, длительно-сидяче-а-потом-стояче-одиночное поведение, прогулочное поведение, а в случае Холы — отсутствие поведения.
В «Порт Честере» культивировался «позитивный метод»: собак дрессировали при помощи лакомств, плохое поведение игнорировалось. Венди обычно пользовалась практикой «щелкнуть кликером и угостить». Похоже, она была тренером так долго, что привыкла делить и свою жизнь на отрезки «цель — щелчок — поощрение», стремясь, как она сама выражалась, к максимальному правдоподобию.
— Собаки делают то, за что получают конфету, и не делают того, за что конфету получить не смогут, — сказала Венди однажды. — Причем конфетой может быть что угодно. Если ваш пес резвится в собачьем парке, а вы его подзываете и ведете домой, он очень быстро запомнит, что отреагировать на вашу команду — значит не получить желаемого. Вам нужно отдать команду и затем поощрить собаку сотню раз в сотне мест, чтобы в сто первый раз она среагировала на максимальное правдоподобие и подошла без приманки. Но полной гарантии все равно нет. Это постоянный выбор.
— Если уж на то пошло, — после паузы продолжила Венди, — что нужно сделать, чтобы собака гарантированно не освоила команду «Ко мне»?
— Я знаю, — встрепенулась хозяйка Аттикуса.
— Кто-нибудь еще?
Молчание.
— После команды «Ко мне» нужно всего лишь надеть на собаку поводок и отвести домой. Так вы никогда ничего от нее не добьетесь. Почему?
— Потому что она запомнит, что за командой не следует ничего хорошего, — ответил я.
— Это как со свиданиями. Вам нужно провести пять или шесть идеальных свиданий, чтобы получить право на одно неудачное.
Меня изумила даже не эта житейская мудрость, которая, как обычно и бывает на собачьих тренингах, является всего лишь здравым смыслом на высоте одного фута от земли. Нет, меня поразило, что Венди тоже ходит на свидания.
Сидеть, мальчик, сидеть! Хороший мальчик…
Наши отношения с Холой за пределами клуба изменились. Понятия не имею, о чем я думал раньше, когда выгуливал ее, но в этих мыслях точно не находилось места самой собаке. Теперь же я стал замечать, что она шествует по городу, словно гордый пушистый миноносец. Каждая мелочь удостаивалась внимания больших карих глаз и длинного носа, который работал наподобие металлоискателя, запрограммированного на куриные косточки.
Иногда она поворачивала голову и бросала на меня быстрый взгляд — просто чтобы убедиться, что я все еще здесь. Этот взгляд разрывал мне сердце. Сколько раз она смотрела так прежде, а я даже не обращал внимания?