Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

16 Собачий лагерь

Ширококостная дама, заводчик ЧИП, осмотрела меня с головы до ног и скомандовала:

— Садись сюда, парень!

Я присел за круглый стол рядом с ней. Мы находились в подвальном помещении охотничьего домика в центре Вирджинии. Снаружи доносился лай. Я подумал: для того чтобы стать секс-символом в мире собаководов, нужно обладать всего одним достоинством — тем самым. Недавно журнал «Фронт энд финиш» провел опрос среди своих читателей и выяснил, что пальма первенства среди заводчиков принадлежит дамам старше пятидесяти. Собачьи чемпионаты — почти абсолютно прерогатива женщин в менопаузе.

Дама повернулась к соседке, чем-то похожей на монахиню, и я услышал:

— Я больше не хочу заниматься НЧП, это слишком тяжело для собак. Семь часов мучений каждые два дня! Я знаю, многие заводчики ЧИП бьют своих собак. Это мерзко — добиваться победы такой ценой. Помните, был пес по кличке Зум? Попадался буквально на каждом шагу, а потом вдруг исчез. Я знаю, его замордовали до смерти. И не его одного. Рано или поздно собаки отказываются терпеть эти издевательства.

Через окно подвала я видел крутой зеленый холм, поднимающийся до нашей с Холой комнаты. В этих суровых охотничьих кельях было так жарко, что мы всю ночь ворочались, не в силах уснуть.

За домиком начинался лес — настолько густой и зеленый, что казался нарисованным.

— Правда? — произнес я.

Заводчица ЧИП с детским выражением лица, все больше напоминавшая мне ретривера, доверительно накрыла ладонью мою руку, которая некстати оказалась на краю стола:

— На НЧП дружбы не бывает. Чем ближе к вершине, тем больше грязи.

Пора пояснить. ЧИП: Чемпион Испытаний по Послушанию, высочайший титул, который только может получить собака. НЧП — ежегодный Национальный Чемпионат по Послушанию, спонсируемый Американским клубом собаководства. Чтобы туда попасть, нужно иметь специальное приглашение. У моей новой знакомой такое приглашение явно было, что делало ее очень, очень весомой фигурой в мире кинологов.

Наконец она убрала руку и, бросив взгляд на бейдж с моим именем, поинтересовалась:

— Итак, Марти, что ты тут делаешь?

Ее соседка подалась вперед в ожидании ответа.

Что я тут делаю? Чувствую себя четвертованным заживо.

В отличие от Холы, которая спала в комнате на узкой двуспальной кровати, теперь казавшейся мне бессмысленно пустой.

Лагерь располагался в шести часах езды на юг от Манхэттена. Хола скулила всю дорогу.

Она отказалась от обеда и даже ни разу не высунулась из окна посмотреть на проносящиеся мимо красоты, как делала всегда, если за рулем была Глория.

Я чувствовал себя виноватым: Венди же сказала, что настроение Холы — отражение моего, только в гиперболизированном виде. Даже Глория подмечала это: помнится, она называла Холу моим антирадаром.

Миновав Балтимор, я набрал номер Кларка.

— Куда ты едешь?

— В собачий лагерь.

— Что на этот раз?

— Это лагерь, где собак дрессирует пара знаменитых заводчиков. Они изобрели какой-то свой метод. Мотивационный. Должно быть, здорово.

— Ты что, взял отпуск на работе?

— Угу.

— И надолго?

— На неделю.

— И все-таки на кой?

— Эти заводчики написали единственную книгу о тесте «Собака — хороший гражданин». Я надеюсь, они помогут привести Холу в форму.

— И еще раз, — сказал Кларк. — На кой?

— He знаю, — сдался я. — Мне нужна смена декораций. Я уже схожу с ума на работе. А у Холы по-прежнему плохо со стойками.

— Звучит как предлог смыться с работы… Там, куда ты едешь, есть собрания АА?

— Это Вирджиния. Задница мира. Извини, но меня что-то не вдохновляет идея ходить на душеспасительные собрания пьяных горцев.

— Не будь снобом. Ты можешь хотя бы звонить нашим.

— Не уверен. Я же сказал, это задница…

— Марти, мне это не нравится. Ты знаешь, мы все в шаге от кривой дорожки.

— Да где я добуду алкоголь? Там нет ни одного магазина…

— Было бы желание, — заметил шеф, — а магазин найдется.

Мы ехали по извилистому шоссе между холмов, покрытых неправдоподобно сочной зеленью. Деревья и трава были заметно влажными, казалось, что листья покрывала испарина. Позади оставались городки, наводящие на мысль о безумном миллионере, который построил их в ожидании новых жителей, так никогда и не приехавших. По сторонам дороги мелькали дома, школы и больницы, увитые зеленью и обсаженными сосенками. И ни одной живой души.

Наконец мы свернули, миновав разрушенную свиноферму, и перед нами открылся собачий лагерь. В глаза бросился двухэтажный бревенчатый охотничий домик с рядами окон в серых рамах, а за ним, у подножия темно-зеленой горы, — два длинных здания, напоминающих мотель Бейтса из одноименного ужастика.

Собачьи лагеря нередко устраивают в местах, которые люди покинули еще в пятидесятых. Обычно это удаленные от основных дорог дешевые отели — без портье, отопления, горячей воды, телевидения, Интернета, мини-бара, халатов и уборки номеров.

Но в них есть и одна приятная особенность, нетипичная для прочих гостиниц: там с распростертыми объятиями встречают собак.

Я въехал на парковку, забитую старыми трейлерами, сплошь обклеенными стикерами вроде «Пропускаю только йоркширских терьеров» и «Мой штурман — собака». Найдя свободное место, я опустил окно, чтобы Хола могла подышать свежим воздухом, и отправился на разведку в охотничий домик. Сразу за входом располагался узкий зал с полотнами, иллюстрирующими богатую историю гор Грейв. Почти на всех были изображены суровые бородачи с длинными ружьями.

У ломберного стола с табличкой «Регистрация» не было и намека на очередь. За столом сидела немолодая дама с ярко-розовыми губами и в спортивной рубашке с принтом гор.

На стене, за спиной у дамы, я увидел Проблему. О Проблеме возвещал плакат, на котором я с изумлением прочел: «Добро пожаловать в профессиональный инструкторский лагерь Вольхардов!»

Чувствуете подвох?

Инструкторский!

— Здравствуйте, — сказала женщина за столом. — Как ваше имя?

Представившись, я счел нужным уточнить:

— Я обычный посетитель.

— Поздравляю.

— В смысле, я не профессиональный инструктор. Меня интересует только тест «Собака — хороший гражданин».

— О, не беспокойтесь, — ответила дама, выдавая мне бейджик и серебристую сумку с собачьим кормом. — Вы тренер, и этого достаточно.

— Но я не тренер…

— Ха, — сказала она. — Ха, ха.

Ужин проходил в семейной обстановке. Мы сидели за длинными столами, истекающая маслом от жарки во фритюре еда бодро передавалась по кругу и раскладывалась по тарелкам. Это напомнило мне столовую в начальной школе, куда я ходил в Бирмингеме, штат Мичиган. На ум пришло наблюдение Холли Винтер: «Мое попустительское отношение к собственному рациону составляло разительный контраст с тем вниманием, которое я уделяла питанию своих собак».

Напротив меня сидели мать и дочь, приехавшие из Техаса. Выяснилось, что дочь будет в одной группе со мной.

— Мне нужно пройти СХГ.

— Нам тоже, — ответила дочь, вялая и слегка испуганная девица ближе к тридцати, в чьих чертах угадывалась не то креольская, не то испанская кровь. — У нас две овчарки, и это какой-то кошмар. Во время теста одна из них постоянно норовит укусить другую.

— Ой, мы в свое время тоже чуть не провалились, — откликнулась Бет, моя соседка слева, бывшая школьная учительница, а теперь владелица крупного собачьего центра в Северной Калифорнии. — Мой Зиппи прекрасно справлялся, пока дело не дошло до «Контролируемого разделения». В этот момент мимо проходил какой-то мальчонка с хот-догом. Зиппи чуть не сбил его с ног. Немыслимо…

— Сколько испытаний по послушанию были завалены из-за хот-дога! — раздался голос с дальнего конца стола. Там сидел высокий, довольно смазливый парень в кожаной ковбойской шляпе, которую он никогда не снимал. Всю неделю в лагере его так и называли — Ковбой.

Мы объедались и непринужденно болтали о наших собаках, но будет ложью сказать, что я чувствовал себя как дома.

Конечно, у нас было что-то общее. Но эти люди были намного осведомленнее меня. Я мысленно поклялся держать рот на замке и только слушать — как обычно делают новички на собраниях АА. И конечно, сразу же нарушил клятву.

Бет рассказывала о бернском зенненхунде, который занимался в ее центре.

— Хозяин совершенно не мог им управлять, — сказала она. — Его предыдущая собака была образцом спокойствия, но этот пес казался просто сумасшедшим…

— О, это мой случай, — заметил я, подчищая остатки желе. — У меня такая же собака. Сколько уже ее дрессирую, а результата все не видно. Она неуправляемая.

Неловкая пауза.

Я немедленно сообразил, что совершил грех многих начинающих дрессировщиков: обвинил в преступлении жертву. На лицах моих собеседников читалась: «Дело явно не в собаке».

— Через восемь недель, — продолжала Бет, — тот зенненхунд получил звание Собаки-терапевта.

Остаток недели я старался изображать лужайку, а не шланг.

Насколько я знал, в лагере находилось больше сотни собак. Тренировочная комната располагалась прямо за столовой. Я все время всматривался в толпу, но так и не смог увидеть наших хозяев — знаменитых Джека и Венди Вольхардов.

— Я слышал, — начал Ковбой, — что Джек двадцать лет проработал судьей.

— В АКС? — уточнила Бет.

— Если бы. В окружном суде.

— Надеюсь, он не собирается экзаменовать мою собаку, — сказала девушка из Техаса.

— О, еще как собирается.

— Я однажды видела, как они разговаривали, — произнесла женщина слева от Бет, стеснительная секретарша по имени Келли, которая побоялась привозить в лагерь своих собак и приехала просто наблюдателем.

— Где? — заинтересовался я.

— Это было закрытое мероприятие для тренеров. Я соврала, чтобы попасть туда. Сказала, что ухаживаю за собаками… Они удивительные. Никогда этого не забуду.

Крупных и маленьких собак содержали отдельно — видимо, владельцы маленьких смущались. Оба строения стояли у подножия лесистых гор, пронизанных охотничьими тропами и мелкими стремительными ручьями. Грязные дорожки были усеяны лепешками конского навоза и прелыми листьями.

В тот вечер я выгуливал Холу по ужасно крутому, влажному от росы холму. На полпути мы повстречали усталую женщину с двумя великолепными швейцарскими овчарками, которые приходятся дальними родственниками бернским зенненхундам и выглядят в точности как Хола, если ее подстричь.

— А у нее непростой характер, да? — сказала женщина. На вид ей было лет сорок, она носила толстовку с капюшоном и широкий старомодный ободок со стразами.

— Сущее торнадо.

— Сколько ей? Два?

— Все спрашивают, — ответил я. — Вообще-то пять.

— Удивительно.

— Мы хотим пройти СХГ.

Женщина внимательно смотрела на меня, пока я пытался оттащить Холу от ее овчарок.

— Вы хотите пройти тест здесь? Его предлагают в конце тренинга.

— Думаю, мы пока не готовы, — ответил я.

В тот же момент Хола взвилась в воздух и опустилась на спину одной из овчарок, которая с легкостью стряхнула ее, отступила на шаг и презрительно фыркнула: не на того напала.

— Мда, — сказала ее хозяйка. — Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду.