Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

13 Белка

Мы с Холой делали успехи. В упражнениях «Сидеть» и «Лежать» наметился небольшой прогресс. Она начала реагировать на команду «Ко мне», иногда — даже если команду отдавал я. При желании в ее стойках можно было заметить несомненный потенциал. И я начал подумывать, что еще пара месяцев — и мы вполне осилим СХГ…

А потом появилась белка.

Венди обещала море веселья на заключительном занятии, и это заранее вызывало у меня ужас. Веселье подразумевает возбуждение, а возбуждение Холе противопоказано. У нее и так еле-еле хватает внимания… Ну, скажем, на меня.

Я пробовал медитировать по утрам — Кларк сказал, что ему это помогает справляться со стрессом на Уолл-стрит, — но мозги (мои мозги) очень быстро сложились в трапецию.

О чем это я? Ладно, неважно.

— Как у нас дела, Аттикус? — спросила Венди, хотя могло показаться, что обращается она ко всему классу.

— Замечательно, — ответила хозяйка Аттикуса; эта девушка явно ходила у тренера в любимчиках.

— Ну, что мы делали на этой неделе?

— Ой, — начала хозяйка, — у нас была большая вечеринка в честь Дня благодарения, и мы отрабатывали команду «Место». Еще я немного угостила Аттикуса коктейлем и пирожными, потом выложила фотографии на свою страничку в Фейсбуке… — Она перечисляла еще долго. Признаюсь, эта парочка здорово действовала мне на нервы, так что я предпочел отключить звук.

— Отлично, — кивнула Венди. — А как у него дела с командой «Апорт»?

Вообразите ответ сами, о’кей? Успехи Холы по этой части ограничивались тем, что она с недюжинным энтузиазмом вырывала из моей дрожащей холодной руки теннисный мячик и мелко шинковала его со скоростью хорошего комбайна. К счастью для нас обоих, тест на эту команду в СХГ не входил.

Когда ни у кого не осталось сомнений, что Аттикус — звезда недели, месяца и года, Венди достала маленькую плюшевую белку и сжала ее.

Скви-ик.

У меня кровь застыла в жилах. Хола рванулась вперед, и только поводок и мой собственный вес спасли белку от превращения в салат.

— Успокойте свою собаку, пожалуйста, — сказала Венди.

— Она… любит… белок…

Зенненхундов вывели для того, чтобы таскать тележки по крутым швейцарским горам, а у Холы мощность небольшого трактора… Будь мои ладони не такими скользкими от жареного цыпленка, которого я принес в тот день для поощрений, все сложилось бы по-другому.

Собака вырвала поводок. Остолбенев от ужаса, я смотрел, как она летит прямо к Венди, прижимающей белку к груди. На последнем метре Хола резко притормозила и уселась, высунув язык.

Дружный выдох.

— Привет, — сказала Венди, обращаясь к Холе. — Как тебя зовут?

Хола легла и замерла, как изваяние. Взгляд ее по-прежнему был прикован к белке.

— Похоже, кое-кто собирается продемонстрировать все, на что способен. Держу пари, сейчас она даже коврик отыскала бы, если бы знала, что это такое.

Хола приняла другую позу — не менее впечатляющую.

Венди хмыкнула:

— Собаки не сильны в распознавании сигналов. Они понимают, что им дали какой-то сигнал, и пробуют то, что уже срабатывало раньше. Поэтому очень сложно добиться, чтобы они легли из стойки — для начала они пытаются сесть. Хола, стоять!

Хола сделала стойку.

— Неплохо, — сказала Венди, и ее глаза расширились. — А теперь смотрите, как она попытается сесть. Хола, лежать.

Хола легла.

Секунда тишины. Даже Аттикус выглядел ошарашенным.

В конце занятия Венди каждому дала напутственный совет, над чем стоит еще поработать. Когда она подошла к нам с Холой, выражение ее лица было на редкость дружелюбным.

— Как ощущения? — спросила она.

— Замечательно, — соврал я. — По-моему, у нас большой прогресс.

— О’кей. Чем думаете заняться теперь?

— Ну… Я думаю поработать над ее манерами.

— Отличная идея.

Я почувствовал себя очень странно — как будто мне снова шестнадцать и мы с моей первой подружкой Меган сидим в «Сбарро» на Геральд-сквер, и мы оба понимаем, что эта мясная пицца — последняя в нашем романе. Финальная.

Судя по всему, Венди была решительно настроена не рекомендовать нас на следующий курс, поэтому я схватился за тарзанку, разбежался и перемахнул через каньон:

— Я подумал, что, возможно, мы могли бы попробовать подготовительную программу «Собака — хороший…»

— У меня для вас совет, — сказала она, понизив голос. — Ничего?

— Конечно.

— Вы знаете, собаки очень чувствительны.

— Еще как.

— Но ваша собака — мегачувствительная. Можно сказать, это живой радар. Очень необычный случай.

Что?

— Она действительно настроена на вас.

Я смеялся, пока не сообразил, что это вовсе не ирония в духе восьмидесятых.

— Простите, что?

— Попробуйте нервничать поменьше, о’кей? Просто расслабьтесь и повеселитесь.

— Я не совсем понимаю…

— Я хочу сказать, — продолжила Венди, — что это вы ее вынуждаете так вести себя. Посмотрите на нее. Она знает все команды. Для нее это не проблема. Она сходит с ума из-за вас. Подумайте об этом.

Потрясенная тишина длилась целую секунду, пока Хола, словно желая доказать правоту Венди, не принялась скулить вслед ее удаляющейся фигуре в джинсах. Так мог бы плакать ребенок, глядя на уходящую мать. Венди не просто подколола меня. Она сказала нечто, что повергло меня еще глубже в пучины депрессии.

Мне было проще научить Холу прыгать через горящий обруч, чем расслабиться. Беспокойство — единственная сила, пока еще удерживающая меня в этом мире. Марти, который не нервничает, — это все равно что Марти, из которого выкинули буквы м, а, р, т, и.

Обратный путь в Манхэттен был не лучшим в моей жизни. Я чувствовал себя обиженным, обманутым, преданным (и другие прилагательные). Подтверждая роль детектора моего настроения, Хола сидела на плотной простынке, которую я постелил на заднее сиденье, смотрела мне в затылок и хныкала. Легче не становилось.

Настроена на вас…

Расслабьтесь…

ПОВЕСЕЛИТЕСЬ…

Значит, все эти прогулки с приманками, выполненные и невыполненные стойки и изучение других команд были впустую. Я словно пытался лечить болезнь кровопусканием, в то время как мне требовалась лекарство, которое изъяли из продажи.

Однажды Кларк сказал:

— Марти, ты больше живешь в теории, чем на практике.

— В смысле?

— Почитай «Большую книгу». Там есть глава «В действии». Но там нет главы «В мыслях».

Иногда мне казалось, что он читает только оглавление «Большой книги» и мотивирующие лозунги, развешанные в зале, где проходили собрания: «НАДЕЙСЯ НА ГОСПОДА», «ТЫ СМОЖЕШЬ», «АЛКОГОЛИЗМ — НЕ ПРИГОВОР». Как ни странно, для него эти лозунги работали.

Хола понимала, что папочка на нее сердит. Когда мы поднимались по лестнице в подъезде, обычного огонька в ее глазах не наблюдалось. Тренинги отнимают у собак много физических сил, но еще больше — умственных усилий, так что после занятий Хола всегда чувствовала себя истощенной, но сегодня она была истощенной вдвойне.

Она так ни разу и не подняла на меня глаза. Хвост, обычно живущий своей собственной жизнью, безвольно подметал ступени.

Я взял телефон, намереваясь набрать номер Глории, но тут же передумал. Не хотелось начинать разговор — первый после нашего разрыва — с жалоб на жизнь в целом и на Холу в частности. Отношения строятся на хороших новостях.

Трубка легла на место. Остаток вечера я провел, читая спящей Холе детектив и прислушиваясь, не звонит ли телефон. Наконец я осознал, насколько смешон, и выключил его. Но в ту же секунду мне пришла в голову мысль, что Глория может не оставить сообщение и я не узнаю, звонила ли она. Поэтому я снова включил телефон и положил его на тумбочку возле кровати, чтобы мы с Холой сразу услышали звонок. Если телефон зазвонит.