Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

26 Точная копия

Я решил, что выставка будет непосредственной репетицией теста. Нужно проверить, насколько мой собачий гражданин готов к тому, чтобы стать членом общества.

Собаки, в отличие от людей, местоцентричны. Они ведут себя сообразно тому, где находятся. Я без усилий представил свою девочку в огромном зале с тысячной толпой, которая шумит, толкается и протягивает к ней руки, похожие на шпаги. Множество собак… Но что гораздо хуже, множество хот-догов… И я — самое слабое звено этой цепи. Хозяин, который принципиально не верит в способности своей собаки.

Как легко понять, ничто из перечисленного не укрепляло дух нашего собачье-человеческого тандема. Так что я решил провести репетицию репетиции и испробовать все пункты СХГ прямо в вестибюле дома. Консьерж Джошуа согласился исполнить роль «дружелюбного незнакомца», благо у него был собственный бульдог, он обожал Холу и, в отличие от некоторых, знал, как обращаться с собаками.

Я с удовольствием отметил, что пункты 1–3 не вывали у Холы никаких затруднений. Она молча сидела, пока Джошуа подходил и пожимал мне руку, а затем спокойно дала себя погладить. Что касается пункта № 3 («Внешний вид и уход»), то здесь Хола во всех смыслах блистала. Можно было подумать, что этот пункт включен в программу специально для нее.

Затем мы опробовали пункты 4 и 5, касающиеся поведения в толпе, на проходившем мимо мужчине с маленькой девочкой.

Как и следовало ожидать от собаки, пять раз проходившей программу щенячьего детского сада, Хола без проблем садилась, ложилась, делала стойку и подавала голос.

Восьмой пункт — «Реакция на другую собаку» — мы пропустили за неимением таковой.

Что касается пункта «Реакция на раздражители» (№ 9), то после шести месяцев прогулок по Вашингтон-хайтс у Холы были железные нервы.

Десятый пункт — «Контролируемое разделение» — выглядел самым простым. Собака должна была провести с незнакомцем три минуты, на которые хозяин исчезал из поля зрения. Этот тест всегда казался мне таким легким, что я не только не натаскивал Холу — а что тут натаскивать? — но даже ни разу не пробовал применить его на практике.

— Ну, десятый тест совсем пустячный, — сказал я Джошуа. — Думаю, вы можете возвращаться к работе.

— Давайте все-таки попробуем, — ответил он. — У моего Бо были с ним проблемы, и большие.

— Почему?

— Увидите.

И я увидел.

Я произнес по инструкции:

— Присмотрите, пожалуйста, за моей собакой, — передал поводок Джошуа и направился прочь.

Условия сдачи теста элементарны: собака не должна проявлять никаких признаков беспокойства. Как уточняется в брошюре, нельзя выть, скулить, лаять, метаться на месте, рваться с поводка, тяжело дышать, выказывать страх или грызть ботинок экзаменатора.

Стоило мне отвернуться и сделать шаг, как Хола нарушила первое условие.

Я зашел в комнату с почтовыми ящиками и прикрыл за собой дверь. Но мне и через дверь был слышен ее скулеж, который становился все более душераздирающим. Через тридцать секунд она залилась оглушительным лаем.

— Сидеть, девочка! Сидеть! — донесся голос Джошуа. А затем: — Хола, черт возьми, успокойся!

Звук когтей, скребущих по мраморному полу…

На сорок пятой секунде я распахнул дверь, Хола вырвала из рук Джошуа поводок и метнулась ко мне с таким видом, будто я вернулся из десятилетнего плавания.

— Гм… — произнес Джошуа отвратительно многозначительным тоном, — над этим пунктом следует немного поработать.

И в этот момент у меня зазвонил телефон.

Мы с Дэрилом — тем самым невозмутимым юристом — договорились встретиться в фойе новой двадцатиэтажки на 59-й улице, южнее комплекса, который объединял Линкольн-центр и Фордэмский университет.

Рядом с Дэрилом стоял комендант дома — обладатель внушительного пивного животика, плоского лица и черной шевелюры. Губы его были конспиративно сжаты в нитку. Пока я пересекал фойе, на ходу отряхивая зонт от дождевых капель, двое мужчин изучали служебной телефон у входа с таким видом, будто он сейчас оживет и убежит.

— Что случилось? — спросил я.

Они подняли на меня измученные взгляды, и я понял, что «ситуация», которую Дэрил вкратце обрисовал мне по телефону, гораздо серьезнее.

— Он нам не открывает, — сказал Дэрил. — Не отвечает на стук.

— И его голосовая почта переполнена, — добавил я.

— Этот джентльмен собирается открыть дверь запасным ключом. Нам нужно забрать его… Забрать в…

— У него вроде бы сестра есть?

— Мы ей звонили, — откликнулся комендант, чьего имени я до сих пор не знаю. — Она по горло сыта этим дерьмом.

— Ясно, — сказал я. — Он вытворял такое раньше?

— Раз двадцать. Так что я не могу ее винить. Ужасно говорить, но…

— Давайте уже поднимемся, — предложил Дэрил.

Всю дорогу в такси я раздумывал над десятым пунктом теста. Я не мог поверить: мы так далеко продвинулись, так усердно тренировались — и можем не сдать СХГ лишь потому, что Хола уперлась и не желает выполнять последнее дурацкое задание.

Я добился того, что она перестала кидаться на людей, научился контролировать каждый ее шаг, и все напрасно. Хола с треском провалится на тесте, который я считал само собой разумеющимся. Почему именно этот? Самый простой… Настолько простой, что я ошибочно решил, будто нет необходимости отрабатывать его.

У меня было чувство, словно Хола жестоко посмеялась надо мной, разыграла, одурачила. Всадила нож в спину.

Собака, когда волнуется, переключается на другой вид деятельности. Например, принимается шумно обнюхивать землю, будто хозяин попросил ее сбегать за убитой уткой. Таким образом собаки вытесняют из сознания чувство, которое беспокоит их на самом деле. Оглядываясь назад, я понимаю, что точно так же пытался отвязаться от мыслей о том, что Дэрил рассказал мне по телефону.

И мне это вполне удавалось, пока мы не поднялись вслед за коротышкой комендантом на восьмой этаж и не увидели такое, что СХГ мигом вылетел у меня из головы. Потому что мы вступили в ночной кошмар — один из тех, что сопровождают нас всю жизнь и даже не думают заканчиваться с наступлением дня.

Несмотря на ранний час, в прихожей было темно. В воздухе витал легкий лимонный запах, будто от освежителя. Мы перешагнули баррикаду картонных коробок из-под водки, и комендант щелкнул выключателем.

Я помню звенящую тишину, которая воцарилась после этого.

Дэрил первым миновал прихожую и заглянул в гостиную, повторяя:

— Кларк? Ты здесь? Это Дэрил и Марти. Нас впустил комендант. Кларк! У тебя все в порядке? Кларк!

Глубокий, ровный голос Дэрила буквально излучал то, что Сезар назвал бы «спокойно-уверенной энергетикой». Я снова подумал, что его облик очень подходит характеру: высокий рост, дорогие костюмы от «Орвис» в стиле кантри, по-солдатски коротко стриженные волосы, которые он укладывал гелем с каким-то цветочным ароматом, колючие голубые глаза, чуть «мешковатый» нос и острый подбородок, спрятанный под ухоженной серо-стальной бородкой.

Раньше Дэрил считался ведущим специалистом по уголовному праву, а теперь, отойдя от дел, жил в двухэтажной квартире на Вест-Энд-авеню с третьим или четвертым партнером (по-видимому, они обожали друг друга) и шестилетним приемным сыном, у которого были какие-то пороки в развитии. Насколько я знал, Дэрилу было около семидесяти, он не пил уже десять лет и шефствовал над множеством женщин и несколькими гетеросексуальными мужчинами, включая Кларка.

Пока комендант включал свет на кухне, я прошел за Дэрилом в гостиную.

Обстановка из IKEA была новой, но абсолютно непродуманной. На полу лежал золотистый ковер, меблировка состояла из темно-коричневого кожаного дивана, дешевой напольной лампы и домашнего кинотеатра на стене — самого большого из всех, которые я встречал. Однако я не увидел ни стола, ни книг, ни картин, ни домашних животных.

Я не увидел жизни.

Впрочем, подойдя к дивану, я заметил валявшуюся на ковре «Большую книгу Анонимных алкоголиков» в мягкой ярко-синей обложке. На ней, ровно посередине, будто элемент дизайна, лежал айфон Кларка, который перестал отвечать.

На самом деле в таких случаях отсутствие бытового мусора — коробок из-под пиццы, оберток от шоколадных батончиков, сплющенных пивных банок и сигаретных бычков — тревожит куда сильнее, чем, скажем, большая куча дерьма. Потому что порядок означает совершенно непредсказуемые сдвиги в сознании.

— Здесь его нет, — сказал Дэрил. — Вы уверены, что он не выходил?

— Куда уж уверенней, — отозвался комендант. — Я видел, как утром он брел наверх, а я с тех пор не покидал пост.

— Отсюда есть другие выходы?

— Нет. Он бы по-любому прошел мимо меня.

— Значит, он в спальне, — сказал я.

Мы с Дэрилом переглянулись и одновременно подумали: «После тебя».

В квартире оказалось всего около двухсот квадратных метров — гораздо меньше, чем я воображал, думая об успешном банкире с большим непослушным семейством. Я не заметил никаких следов боксера Джоуи (поверьте, если бы он действительно там жил, следы были бы). Кухня напоминала белую коробку с плитой. Гостиная — кинотеатр в полночь.

А спальня… Что ж, она напоминала развалины.

Дверь в спальню находилась в конце короткого коридора без окон. Дэрил, у которого решимости было больше, чем у меня, пошел первым. Он повернул выключатель на стене, но ничего не произошло.

— Лампочка перегорела, — зачем-то объяснил он. Затем постучался и позвал: — Кларк, ты там?

Тишина.

Мы вошли.

Из-за опущенных ставен запах здесь был более отчетливым. Рвота с болезненным привкусом чего-то странного, по запаху похожего на сироп от кашля.

— Кларк?

Я осторожно пробрался к окну и распахнул ставни. Заливший комнату свет первым делом выхватил сетку кровавой рвоты на стенах, которую словно распыляли из баллончика. Единственным предметом мебели была огромная двуспальная кровать. Сорванные простыни грудой валялись на полу в изножье кровати.

Пол вокруг был усеян стеклянными осколками — словно плитка, которую вот-вот должны уложить. Бутылки из-под водки, выстроенные в ряд под мутными от дождя окнами, напоминали жертвоприношение какому-то языческому божеству.

— Вот дерьмо, — сказал Дэрил. — Да уж…

— Простите, — произнес комендант. — Надо было раньше это сделать. Но я думал, что он хочет…

Мы, как один, обернулись к двери в ванную комнату. Ручка дрогнула, затем опустилась, и на пороге возник наш банкир, похожий на попавшего в ураган зомби.

Его обычная красная рубашка для регби была расстегнута и испачкана в слюне и блевотине, мятые штаны цвета хаки сидели низко на бедрах. На Кларке не было привычных очков, поэтому в черных впалых глазах явственно виднелась сеть лопнувших сосудов. Бледная кожа была мокрой, как и волосы. Вода мерно капала на плечи, пока он покачивался на пороге, затравленно глядя даже не на нас, а куда-то сквозь нас, в реальность, которая глубже видимой.

— Здорово, парни, — пробормотал он с неуверенной улыбкой. — Вот оно что…

— Как поживаешь? — спросил я.

— Иди к черту, — ответил он и упал лицом вперед.

После того как отключившегося Кларка на каталке увезли в реанимацию больницы Рузвельта, мы с Дэрилом десять часов просидели в зале для посетителей, не в силах добиться от врачей никакой информации, кроме той, что наш друг пока жив.

Я не так хорошо знал Дэрила, но эти часы ожидания сблизили нас, и он рассказал мне вещи, которые я сам почему-то не замечал.

— Кларк уже многие годы то беспробудно пьет, то завязывает, — сказал Дэрил.

— А мне он говорил, что трезв уже десять лет.

— Мы все врем. Ты должен был это знать.

— А как же его семья? Жена?

— Когда мы познакомились, он уже развелся. Это было лет пять назад. У него есть дети, но из-за алкоголизма его лишили родительских прав. Он их уже давно не видел. И не говорил с женой.

— Поверить не могу, — произнес я. — Но он говорил… А что с работой? Ему же теперь придется пройти курс реабилитации, наверное? Он сможет взять отпуск?

Дэрил взглянул на меня с ужасающей жалостью.

— Ох, Марти, — ответил он, качая головой. — Кларк уже много лет не работает. Этот парень потерял все. У него ничего не осталось.

— А собака? Неужели он и про нее наврал?

— Какая собака?

— Джоуи, боксер.

Дэрил покачал головой. Посетители, одетые кто во что горазд, с покорностью ожидали, когда телевизор в углу зала выдаст очередную порцию плохих новостей.

— О господи… — сказал я, прикоснувшись к рукаву ярко-оранжевой рубашки Дэрила. — Я только сейчас сообразил.

— Что?

— Почему Кларк отдал мне свою кошку, Руби.

— И почему?

— Потому что понимал, что больше не может о ней заботиться. Он любил эту кошку.

Примерно в восемь часов, когда мы оба уже начали прикидывать, как долго готовы страдать из-за этого дурака, Дэрил нарушил печальное молчание:

— На то была Божья воля…

Все мы, члены Общества анонимных алкоголиков, прекрасно знаем, что это значит. Программа АА — это программа духовного обновления, религиозная программа, и поначалу некоторые выказывают по этому поводу недовольство.

— Да?

— Как ты относишься к Богу?

— Ну… Я в Него верю. В последнее время все больше и больше.

— Это многих отталкивает. Больше, чем что-либо другое. Потому что слишком тяжело. Однажды Кларк мне сказал: «Я признаю, что я алкоголик, но мне претит идея, что это Божья воля». А я ему кивнул — знаешь, так сочувственно — и ответил: «Конечно, я тебя понимаю. Эта мысль неприятна».

— Ага.

— А потом добавил: «Но черт возьми, по-твоему, получается, что ты — центр Вселенной? Что нет никакой силы могущественнее тебя? Ты когда-нибудь задумывался о такой силе?» А он сказал: «Нет, я не знаю такой силы». Тогда я начал перечислять: а как же правительство, национальные парки, Ниагарский водопад, болезнь Альцгеймера, землетрясения, дождь?..

— Гарвардская школа бизнеса…

— Знаешь, смерть. Смерть сильнее тебя.

Некоторое время мы молчали. Мы оба думали, что через год бывший банкир Кларк, вполне вероятно, будет мертв.

На следующий день мы с Холой отправились в церковь. Был праздник Святого Франциска — день, когда всем четвероногим католикам полагается получить благословение. Так что мы сели в машину и поехали в мою любимую церковь Апостола Павла возле Линкольн-центра.

— Я хочу, чтобы ты прониклась Святым Духом, — объяснил я Холе. — Открой свое сердце и попроси Бога о благословении.

Ее глаза скептически сузились в зеркале заднего вида.

«Что такое Святой Дух, папочка?»

— Сложно сказать. Это такое особое чувство, которое на тебя нисходит.

«Как то, когда вы с мамочкой вместе?»

— Давай не будем об этом.

«Но для меня это лучшее время, — ответила она. — Я так люблю его».

— Я знаю, дорогая.

«Когда мамочка вернется?»

— Ты не могла бы помолчать, пока я читаю «Отче наш»?

Церковь Апостола Павла, построенная в конце XIX века, — настоящий собор в романском стиле. Из-за углубленного прямоугольного дизайна возникает ощущение, будто ты в попал в дирижабль. В противоположном от входа углу находится Стэнфордский Белый алтарь с каменными статуями и трубами готического органа. Боковые алтари и апсиды выполнены в филигранном барочном стиле. Атмосфера этого места такова, что каждый раз, когда я сюда попадаю, у меня появляется чувство, будто я стою на пустом футбольном поле на рассвете в самом конце зимы. Даже когда церковь переполнена, ощущение открытого пространства удивительным образом сохраняется. Здесь есть свой час пик: примерно в десять утра собор наводняется прихожанами и туристами. Месса с хором для меня — самое яркое переживание недели. Тут талантливейшие в мире певчие. По красоте их голоса могут сравниться только с закатом в горах.

Какофония из лая и подвывания ничуть не помешала преподобному Гилу прочесть молитву святому Франциску и краткое поэтичное назидание:

Обычно отец Гил не склонен к пышной словесности. Его проповеди краткие, прагматичные и ясные. Записывать необязательно.

Многие животные дожидаются благословения на руках у детей. На мой взгляд, дети еще слишком малы, чтобы понимать происходящее… Не обходится и без абсурда. К алтарю подходит женщина и протягивает кости своей умершей собаки — такие обгорелые, что я, стоя рядом, чувствую исходящий от них запах огня… Но все это почему-то вдохновляет нашего пастыря.

Отец Гил стал кропить животных святой водой. Пробиваясь через орущую разношерстную (в прямом смысле этого слова) толпу, он являл чудеса меткости.

— Какой большой мальчик! — произнес преподобный, подойдя к Холе.

— Это девочка, прошу прощения.

— Какая красавица.

— Спасибо, — сказал я. — Она приобщилась к вере недавно.

— Прекрасно.

И Хола получила двойную порцию священной влаги.

Пару секунд она стояла озадаченная — и только потом вспомнила, что ненавидит воду.