Плохая собака. Как одна невоспитанная собака воспитала своего хозяина

15 Трудовая неделя

He напивайся. Ходи на собрания. Ходи на собрания. Не напивайся. Позвони своему шефу. Выгуливай собаку. Дрессируй собаку. Работай. Не трать время, раздумывая о вещах, которые все равно не изменить. Займись спортом. Измени образ мышления. Суть в действии, а не мыслях.

Мне много раз приходило в голову, что в те первые месяцы на плаву меня удержали Анонимные алкоголики — именно потому, что загрузили тысячей Раздражающих обязанностей.

Ходи на собрания. Позвони своему шефу. Сходи на 90 собраний за 90 дней. Проведи моральную инвентаризацию. Спи. Работай над Четвертым шагом…

У меня просто не оставалось ни одной свободной минуты, чтобы заглянуть в винный магазин.

Глория продолжала нас игнорировать. Я чувствовал себя так, будто сидел на дне колодца.

Мне разонравилась квартира. Когда здесь жила Глория, мне хотелось возвращаться домой. Это она вдохновляла меня заниматься интернет-маркетингом. Теперь меня раздражали собственные стены. Я дрессировал собаку, перечитывал книги Сьюзан Конант, спал, ждал. Вот и вся жизнь.

Трезвость явно пошла на пользу моей работе. Коллеги говорили, что я «выгляжу отдохнувшим». А я начал медленно сходить с ума. Это единственное объяснение тому, чем я решил заняться. Моя идея была абсолютной прихотью и не имела смысла — может, в этом и заключался ее смысл. Я решил придумать новое слово и внедрить его в культуру при помощи сарафанного радио и вирусного интернет-маркетинга, раз уж последний был моей специальностью. Этакий офисный перформанс.

Со мной в агентстве работала двадцатишестилетняя девушка, выпускница Гарвардской школы бизнеса, особа умная и общительная, с пышными каштановыми волосами и фигурой а-ля Дженнифер Лопез. Она презирала косметику и была типичным отпрыском семьи врачей. Такие девушки всегда кажутся старше, чем на самом деле, — из-за выматывающих разводов и неприлично высокого IQ.

Однажды я заметил, что у нее больше тысячи друзей в Фейсбуке.

— Ух ты! — сказал я. — У тебя столько друзей…

— Ну, друзьями их можно назвать с натяжкой.

— Где ты их берешь? Мне кажется, я за всю жизнь встречал меньше людей.

— Я в Фейсбуке с момента его появления, — пожала она плечами. — Он же начинался как социальная сеть для студентов Лиги плюща. А я тогда училась в колледже. Это было очень умно. Можно заниматься рекламой, и…

С чего бы ни начинался разговор, рано или поздно она всегда переключалась на то, как ее знакомые (или знакомые знакомых) используют вирусный маркетинг. Поэтому некоторое время я просто смотрел на движение ее губ.

— …нужно только разработать стратегию продаж.

— Точ, — сказал я.

Пауза.

— Что?

— Точ. Ну, как точно, только короче. Сейчас все так говорят.

Она неуверенно кивнула:

— Ясно.

Я давно заметил: если невзначай обронить, что все делают или говорят так-то и это весьма перспективная идея, как все подхватывают на лету. Так что я не совсем лгал.

Коллега говорит:

— Что-то «Май спейс» не грузится.

А я ему:

— Точ.

Или клиент:

— Давайте обсудим на следующей неделе, как сделать компанию более социально активной.

— Точ.

У торгового автомата в буфете:

— Здесь все сорта кофе одинаковы на вкус. Только называются по-разному. Чистый маркетинг.

— Точ.

Однажды вечером, трясясь, как на нашем первом свидании, я набрал номер Глории. Она подняла трубку и первым делом спросила:

— Как Хола?

— Хорошо.

— А ты?

Я понял, что сейчас молчание было бы уместнее слов — слова привязывают нас к своим значениям, которые ничуть не отражают того, что мы хотим сказать, потому что изобретены не нами: мы унаследовали их от людей, которых даже и не видели никогда (точ — исключение).

— Я дрессирую Холу, — сказал я. — Она делает успехи.

— Хорошо.

— Большие успехи.

— О’кей.

Стрекот сверчков.

— Хочешь с ней увидеться?

— Думаю, я еще немного побуду здесь. Просто… Чтобы все обдумать.

Я вдруг подумал: так нечестно. Я чувствовал, что между нами натянулась хрупкая нить, которая разорвется, если я пошевелюсь или… или подумаю слишком громко.

— Правда, стало гораздо лучше, — продолжил я. — Тренер говорит, что она усваивает команды лучше, чем ее собственные собаки.

— Тренер?

— Мы ходим в школу дрессировки.

— О’кей.

— Да, — сказал я. — Как у тебя вообще дела?

— Хорошо. Все хорошо.

Звуки джаза на заднем фоне.

— Ты все еще ходишь… на собрания?

— Да. Каждое утро. Мне там нравится.

— Как ты себя чувствуешь?

— Лучше. Отлично. А ты?

— Много езжу верхом.

— На Орешке?

— Нет, Бренда дала мне другого, Блэки.

Картинка из прошлого. Она передает мне официальное приглашение от матери приехать в Айову на Рождество, я смотрю на идеальный каллиграфический почерк, и меня все еще трясет после недавней реабилитации. Колеса шуршат по трассе, и этот звук отдается у меня в ушах.

— Что за Блэки?

— Ты его не видел. Он больше, чем Орешек. Прекрасная лошадь.

Это было тысячу лет назад. Мы сидим в самой Ужасной в мире комнате на Сент-Марк Плейс, на против старого видеопроката Кима. Я же вижу, ты сходишь по мне с ума, перестань убеждать себя, что это не так.

— Как Бренда?

У Глории непростые отношения с детьми. Она терпеть не может, когда рядом занимаются семилетки. Они окружают ее лошадь и тоненькими решительными голосами начинают указывать, что делать. Она говорит, что это какое-то нездоровое поветрие. Современное поколение детей будто из джунглей вышло. Для нее примером идеального родителя всегда была героиня Фрэн Дрешер из сериала «Няня»; этот сериал она с почти религиозной фанатичностью смотрела каждый вечер в 23.30. Конечно, пока жила с нами…

— А как Самба? — продолжал допытываться я. — Тим и Андреа?

— Хорошо. Я выезжаю каждый день. Да, я нашла работу на полставки…

— Работу?

— На воскресенье, всего четыре часа в неделю. Пеку блинчики с мясом.

— Звучит хорошо.

— Ну да.

— А ты?..

Мне снова тридцать, я морю себя голодом, она все время болеет, у нас нет лекарств, я работаю по ночам консультантом по обработке текстов, а она отвечает на звонки в последней общественной конюшне Манхэттена, нынче закрытой, и я каждый день благодарю Господа, что ее голос заглушает голоса, звучащие в моей голове.

— Что? — спросила она.

— Ничего.

— Марти, мне надо идти.

— Да, — сказал я. — Конечно.

— Береги себя.

— Точ.