По следу

18

Прошло две недели со дня исчезновения Волкова, когда Северцеву сообщили, что на имя Багрова поступил перевод в сумме тридцати семи рублей. До сих пор Багров не получал даже писем. Никто не приходил справляться о нем, никто не приносил передачи. И вдруг денежный перевод. Тридцать семь рублей,- эта сумма насторожила Северцева. Почему именно тридцать семь, а не тридцать пять или, скажем, сорок? Что означало это число? Но как он ни ломал себе голову, догадаться не смог.

Самым простым выходом было бы задержать деньги и не сообщать о них заключенному. Но Северцев поступил иначе. Он решился на риск, рассчитывая в ходе допроса раскусить этот орешек. Северцев отлично понимал степень своего риска: в случае неудачи он как бы становился посредником между Багровым и тем, кто в данный момент счел необходимым подать сигнал по условленному коду. Возможно, это был Волков или сам Урганов.

Итак, Иван Ильич пригласил на допрос Багрова. Это уже был далеко не тот лощеный хлыщ из модного ресторана, заезжающий туда на часок, чтобы послушать цыган.

Багров ерзал на стуле, поминутно оглядываясь по сторонам, и никак не мог пристроить свои длинные руки. Он нервничал, положительно нервничал, и Северцев с удовольствием отметил это.

- Я пригласил вас, Багров, отнюдь не для того, чтобы еще раз насладиться вашим искусством играть в молчанку.- Северцев был весел и даже немного насмешлив.- Вам пришел перевод, и вы можете получить деньги.

Багров промолчал.

- Вы ожидали их?-спросил Северцев.- Ну, отвечайте что-нибудь, это же не входит в круг вопросов, которые у вас принято обходить молчанием.

- Допустим, ожидал,- нехотя ответил Багров.

- Допустим,- в тон ему произнес Северцев.- А можно ли узнать, от кого?

- От приятеля. Фамилия не имеет значения.

- Разумеется,-согласился полковник.- Он что, возвратил вам долг?

- Именно,- подтвердил Багров, мучительно пытаясь понять, чего от него добивается Северцев.

- Сколько вы рассчитывали получить?

- Давайте кончим,- сказал Багров, которому становилось не по себе от издевательского тона Северцева.- Там пятьдесят рублей. Я знаю.

«Пятьдесят,- мелькнуло у Северцева.- Значит, иная цифра застигнет его врасплох». И он пошел ва-банк.

- Должен разочаровать вас, здесь только тридцать семь рублей.

Он с удивлением наблюдал, как расширяются зрачки у Багрова.

- Не хватает тринадцати? Ох, уж эта мне цифра тринадцать! Чертова дюжина - неприятное число!

- Откуда вы взяли цифру тринадцать? - упавшим голосом спросил Багров.

- Простая арифметика: пятьдесят отнять тридцать семь равняется тринадцати. Пример из учебника для второго класса.

- Липа! - сверкнул глазами Багров.

Игра была проиграна.

Багров понимал это.

- Прикажите проводить меня в камеру,- мрачно сказал он.

- А как же быть с переводом? Не стесняйтесь, берите его, на худой конец тридцать семь рублей - тоже деньги.-

И Северцев протянул почтовый бланк.

- Грубая работа,- возвращая бланк, заметил Багров.

- Ну уж это вы бросьте, - совершенно серьезно сказал Северцев. - Мы не подделываем документов.

- Разрешите мне отдохнуть часок в камере

- А что произойдет через час?

- Через час я начну давать показания.

- Так я и думал,- с удовлетворением произнес Северцев.

…Допросы шли параллельно. Одних допрашивал Иван Ильич, других - Сергей Васильевич. Арестованных сводили со свидетелями, устраивали им перекрестные допросы, вывозили на места преступлений, делали очные ставки Произошло удивительное превращение: они были разговорчивыми, как никогда. Но Северцев почему-то не торжествовал. Его тревожило одно обстоятельство, которое на первый взгляд могло показаться естественным: все, абсолютно все, коллективно валили на Волкова. Багров показал, что Волков был организатором и главарем банды, Волков предлагал дела и основной куш получал тот же Волков.

Банда занималась исключительно грабежами такси и лишь изредка квартирными кражами. Ни о каких иных, более крупных делах не могло быть и речи. Это подтверждалось вещественными доказательствами и ходом всего предыдущего следствия. Но в стройной, логически обоснованной версии не оставалось места для двух кирпичей: инкассаторских мешков и убийства Коваленко.

И, делясь своими мыслями с Брайцевым, Иван Ильич высказал твердое убеждение в том, что вся эта внезапная откровенность была продиктована сигналом извне и преследовала одну только цель: выдвинуть на первый план второстепенного Волкова, чтобы прикрыть его фигурой истинного главаря - Алексея Урганова. Нет, Северцев был бы слишком наивен, если б поверил в то, что зеленый юнец Волков мог направлять действия Багрова или Басова. Продолжалась все та же игра, только на этот раз она приняла новые формы. Теперь Северцеву недоставало лишь Волкова, чтобы расставить все по своим местам.

…К концу третьей недели со дня исчезновения Волкова стало известно, что он найден убитым и находится в Лефортовском морге. Следователь одного из подмосковных райотделов милиции, передавший это известие, не без гордости сообщил, что убийца им найден и заключен под стражу. Разговор был не для телефона, и, прервав на время допросы, Северцев выехал в подмосковный район.

В маленьком городке, окруженном церквами, он провел целый день. В первую очередь его интересовала личность убийцы, который оказался местным лесником. Уже сам по себе этот факт вызвал серьезные сомнения у Северцева. Зная весь ход предыдущих событий, Северцев почти не сомневался, что убил Волкова вовсе не лесник. Знакомство с материалами предварительного следствия еще более упрочило эту уверенность, и Северцев поразился шаткости объективных данных, на основе которых был арестован мнимый убийца. Труп обнаружили пионеры, совершавшие поход по изучению родного края. Вернее, они обнаружили даже не труп, а поросль годовалых елочек, увядших без всякой заметной причины. Заинтересовавшись болезнью елочного семейства, ребята убедились, что это только еловые ветви, срубленные топором. Разметав прелые листья, путешественники увидели сжатую в кулак руку человека.

Сотрудники местного отдела милиции, производившие расследование, обнаружили на трупе две ножевые раны, расположенные одна над другою, несколько ниже левого соска. Труп был найден недалеко от лесной сторожки, поэтому первым, на кого пало подозрение, оказался лесник. Потребовались улики. Эти улики «нашлись». Характер срубов на еловых ветках показывал, что они сделаны топором, изъятым у лесника. Но тот и не отрицал этого факта, заявив, что к нему действительно заходили два незнакомых охотника и попросили одолжить им топор на случай, если придется разжечь костер. В залог они оставили тридцатку. Вечером один из охотников принес топор и сказал, что товарищ ждет его на дороге.

Кроме этой главной улики, была еще одна. Производя обыск в лесной сторожке, следователь нашел охотничий нож. Когда была снята деревянная ручка, внутри обнаружили обильные сгустки уже засохшей крови. И хотя лесник божился, что этим ножом он колол кабанчика под пасху, следователь не принял во внимание столь важное заявление.

Он был молод, самонадеян и честолюбив. Ухватившись за первое в своей практике крупное дело, он рассчитывал благодаря своей проницательности (ею еще восхищались девушки в институте) и ловко поставленным вопросам добиться исчерпывающих показаний у лесника. Поэтому он начал прямо с ареста, поэтому он прислушивался лишь к собственному голосу, стараясь подчинить факты своей версии.

Северцев, захватив нож и ручку со сгустками крови, возвратился в Москву. Исследования показали, что кровь, обнаруженная в ручке ножа, оказалась свиной. К этому уже нечего было добавить.

…Лесник, приехавший в Москву по вызову Северцева, взглянув на фотографию Урганова, узнал в нем охотника, который возвратился без товарища и принес в сторожку взятый топор.