По следу

5

Следующий, воскресный день изобиловал новыми событиями, которые круто изменили ход дела.

Прежде всего, измотанный за предыдущие сутки, Сергей Васильевич Брайцев проспал. Он проснулся только в начале одиннадцатого, когда завтрак уже стоял на столе. Однако, к великому огорчению жены, хлопотавшей ради него все утро, он схватил со стола бутерброд с ветчиной и, отказавшись завтракать, исчез из дому.

На Петровке его уже устали ждать. Федя Гринюк - молодой следователь, которому поручили взять на себя разработку версии по шестому таксомоторному парку, - рассказал, что ему без особого труда удалось найти такси с номерным знаком «ЭЖ-22-08». Оказывается, машина уже третью неделю стоит на яме, с нее снят мотор, который находится теперь в капитальном ремонте. Номерной знак отсутствует. Объяснить его исчезновение в шестом таксомоторном парке не могли. Договорились продолжать расследование.

Сведения из скупочных и комиссионных магазинов, куда передали список и приметы похищенных вещей, тоже были малоутешительными. За время, прошедшее с момента кражи, ни один из предметов, поименованных в списке, в магазины не поступал.

Брайцев позвонил на дачу Ивану Ильичу Северцеву и доложил ему об итогах минувшего дня. Факты были довольно противоречивы. Брайцева они сбивали с толку. Однако, когда полковник задал прямой вопрос, причастен или нет Коваленко, по мнению Брайцева, к расследуемому делу, Брайцев, не колеблясь, дал отрицательный ответ.

- Я не допускаю столь тонкой маскировки, этакого сочетания вечерней школы с бандитизмом,- обосновывал свою точку зрения

Сергей Васильевич. - А что касается дактилоскопических данных, что ж, вероятно, была допущена ошибка.

- Возможно, возможно… - каким-то неопределенным тоном заметил полковник и замолчал.

- В котором часу Коваленко вступил на смену? - вдруг неожиданно спросил полковник.

- Кажется, что-то около двенадцати, - ответил Брайцев и тут же поймал себя на том, что это не ответ следователя.

- Кажется или вы точно знаете? - Чувствовалось, что полковник недоволен ответом.

- Разрешите, я уточню, - попросил Сергей Васильевич.

- Мне непонятно, - сказал после паузы полковник,- почему вы так твердо уверены, что лица, совершившие нападение на шофера Шутова, непременно были участниками и квартирной кражи? А вы не допускаете разделения труда? В таком случае ваш основной довод относительно алиби Коваленко оказывается беспочвенным. Кстати, не пытались ли вы полюбопытствовать, где и как провел время ваш подопечный, например, между двадцатью одним и двадцатью четырьмя часами? Странно, что вас так загипнотизировала эта ночная смена…

Повесив трубку, Брайцев сгоряча вновь решил съездить в Горлов тупик. Это было абсурдным решением,- очевидно, вся его наивная легенда о старом школьном товарище была уже там полностью разоблачена. Но он чувствовал себя обязанным самостоятельно исправить свой промах. Пока Брайцев ломал голову, как достойнее выпутаться из создавшегося положения, прошло еще минут тридцать - сорок.

Мучительные раздумья прервал телефонный звонок. Говорил дежурный по городу подполковник Астахов. Час назад от трехрублевых касс Московского ипподрома было угнано такси. Его настигли только что на шоссе в районе Тушина. Юноша лет двадцати, угнавший машину, успел скрыться.

- Вы, кажется, занимаетесь делом об ограблении шофера такси, так вот, мне думается, этот случай для вас небезинтересен, - закончил подполковник Астахов.

- Да, да, - растерянно произнес Брайцев.

Спустя несколько минут раздался еще один звонок. Научно-технический отдел докладывал, что вторичное изучение отпечатков пальцев на осколке стекла подтвердило первоначальный вывод: отпечатки принадлежат Виктору Коваленко. Биологическое исследование замытых пятен на пиджаке показало: по своему составу это кровь II группы, соответствующая групповым признакам крови, обнаруженной на паркете в квартире Лосева.

Положение было не из веселых, и Брайцев решил, что самым правильным сейчас будет поставить в известность обо всем полковника Северцева. Он позвонил за город и кратко доложил Ивану Ильичу о случившемся. Выслушав его доклад, Северцев сказал, что немедленно выезжает в Москву.

Брайцев давно уже не видел полковника таким расстроенным и раздраженным.

- Следователя должны интересовать факты, факты и еще раз факты,- чеканил он, неслышно ступая по ковру.- Отпечатки пальцев - раз. Кровь на пиджаке- два. Наконец, совпадение групповых признаков этой крови - три. Не слишком ли много фактов для чистой случайности? А как объясняет их сам Коваленко? Увы, нам все это еще неизвестно. Почему до сих пор не допрошен Коваленко? Я вас спрашиваю, капитан Брайцев!

Брайцев рассматривал носки своих полуботинок. Он чувствовал: дело оборачивается плохо.

- Даю вам два часа, чтобы разобраться с Коваленко. В восемнадцать доложите мне лично. Не справитесь - будете отстранены от расследования.

Полковник встал, давая понять, что разговор закончен.

Сотрудник, посланный в Горлов тупик, доложил по телефону, что Коваленко ушел из дому в восемь утра и покуда не возвращался. Где он, дома не знают или же не хотят говорить. Брайцев приказал ждать, хотя бы до утра. Но через час Коваленко доставили на Петровку.

Брайцева поразила какая-то мрачная решимость, написанная на лице юноши.

- Что вам всем от меня нужно? - угрюмо спросил он с порога.

- Садитесь,- предложил Брайцев.

- Ничего. Постою.

- Садитесь, вам говорят!

Коваленко сел, положив на колени руки. Руки были большие, тяжелые, привычные к труду.

- Имя? Отчество? Фамилия? Год рождения? - Брайцев задавал первые обязательные вопросы.

- Это что, допрос? - Коваленко встал.

- Сидеть! - приказал Брайцев.

Наступила пауза.

- Я спрашиваю: это допрос? - повторил Коваленко.

- Нет, это беседа между двумя приятелями.

- Послушайте, значит, вы и есть тот самый друг из Хабаровска, который приходил вчера? - Глаза Коваленко еще более сузились. - Довольно дешевый номер. Я думал, у вас работают тоньше.

- Отвечайте на вопросы! - резко сказал Брайцев.

- А собственно, почему я обязан вам отвечать?

- Очевидно, потому, что я следователь.- Брайцев уже с трудом сдерживал себя. - Вы знаете, где находитесь?

- Знаю.- Брайцев заметил, как Коваленко стиснул зубы и на скулах у него запрыгали желваки.- Значит, я обвиняемый. В чем?

В том, что меня судили, в том, что я сидел в лагере… Так неужели теперь всю жизнь, на каждом шагу меня будут попрекать этим? Ведь меня выпустили из тюрьмы. Зачем вы меня выпустили? Зачем?!- Он почти кричал.

- Без истерики! - оборвал Брайцев. - Здесь видели артистов и похлестче.

Опять наступила пауза.

- Что вам от меня нужно? - глухо спросил Коваленко.

- Не торопитесь, сейчас узнаете. - Брайцев точно рассчитывал удары. - В пятницу вы пользовались такси?

- Нет.

- А в четверг?

- Нет. И в среду нет, и во вторник, и в понедельник. Я пользуюсь только метро. Вас это устраивает?

Брайцев встал, прошелся по кабинету и, закурив, внимательно посмотрел на Коваленко.

- Устраивает, - ответил Брайцев и, не давая ему опомниться, задал следующий вопрос: - В котором часу в пятницу вы заступили на смену?

- В ноль часов, можете справиться в табельной.

- А где вы были между двадцатью одним и двадцатью четырьмя часами?

Коваленко насторожился.

- Где был, там уже нет меня.

- Потрудитесь отвечать точно! - повысил голос Брайцев.

- Я отказываюсь отвечать на это.

- Хорошо, оставим пока в покое пятницу. - Брайцев заметно волновался. - А куда вы уходили сегодня с утра?

Коваленко побледнел.

- Почему вы считаете себя вправе влезать в чужую жизнь и так бесцеремонно копаться в ней обеими руками?

- Пока что спрашиваю здесь я! - Брайцева несколько смутил тон Коваленко. - Вы будете отвечать или нет, Коваленко?

- Не буду.

- Отлично.- Брайцев встал из-за стола. - Отлично. В таком случае я сам за вас отвечу. В пятницу вместе с двумя приятелями, один из которых имел на лице шрам…

- Шрам? - переспросил Коваленко и побледнел еще больше.

- Да, шрам. Вот видите, вы уже начинаете припоминать. Итак, вместе с двумя приятелями в девять часов вечера вы взяли у Земляного вала такси и поехали по направлению к Северянину. Там вы ограбили шофера и, возвратившись в город, выбросили его на Третьей Мещанской. Так я говорю?

Коваленко молчал.

- Ночью, примерно в половине второго, заменив на машине номер, - продолжал Брайцев, - ваши друзья приехали на Каширское шоссе, где ограбили квартиру Лосева. Я не стану сейчас останавливаться на подробностях, хотя они нам хорошо известны. Ну, говорить дальше?

Коваленко молчал.

- Что же произошло дальше? Не далее как сегодня в той же компании вы пытались угнать такси. Это было у трехрублевых касс ипподрома.

- Ложь. Все от первого до последнего слова - ложь. Не было этого, - еле слышно произнес Коваленко.

- Было. Все было! И вы об этом не хуже меня знаете.

Он подошел к столу и, взяв заключение дактилоскопической экспертизы, протянул его Коваленко.

- Познакомьтесь, эти отпечатки обнаружены на осколке ветрового стекла ограбленной вами машины. - Брайцев с интересом следил за выражением лица Коваленко. - Увы, мы привыкли прежде всего верить фактам. Факты, как говорят, - упрямая вещь.

- Не может этого быть! - Коваленко дышал так тяжело, как будто ему не хватало воздуха.- Здесь какая-то дурацкая ошибка.

- А это, по-вашему, тоже дурацкая ошибка? - Брайцев подал Коваленко акт биологического исследования пятен крови и вынул из ящика стола пиджак.- Узнаёте?

- Мой, - упавшим голосом сказал Коваленко.

- Вот видите? - Тон Брайцева стал даже ласковым. - Я так и знал, в конце концов мы должны были понять друг друга. Теперь, я надеюсь, дела пойдут веселее.

И вдруг в юноше, сидевшем перед Брайцевым, произошла непонятная перемена. Губы его задрожали, глаза наполнились слезами, и, по-мальчишечьи всхлипывая, он закричал:

- Пишите все, что хотите, пишите! Да, грабил, воровал, убивал, мать родную зарезал, отца задушил!.. Будьте вы все прокляты! Мне все равно, слышите вы, все равно!.. - Он рыдал, закрыв лицо своими тяжелыми руками.

Брайцеву стало не по себе. Он меньше всего ожидал такого оборота.

- Послушайте, я не могу принять всерьез ваше заявление,- стараясь говорить как можно спокойнее, сказал он. - Дело весьма серьезное.

Коваленко плакал навзрыд, вздрагивая всем телом. И снова Брайцева охватило уже знакомое ему двойственное чувство: с одной стороны, факты, с другой… Впрочем, черт его знает, что было с другой! Брайцев задал еще несколько маловажных вопросов, но Коваленко даже не поднял головы.

- Что ж, посидите в коридоре, подумайте, я вас вызову, - сказал Брайцев и отправился на доклад к полковнику.

Ивана Ильича насторожило это внезапное признание. Он тоже почувствовал, что здесь не все ладно. Однако неумолимые факты обусловливали дальнейшие действия, и Северцев скрепя сердце отдал приказ о задержании Коваленко. Так закончился еще один день.

В понедельник с утра Северцев решил сам допросить Коваленко. В кабинет полковника вошел юноша среднего роста, щеки уже успели ввалиться, под глазами появились темные круги.

Северцев, который день назад мельком видел его, поразился столь быстрой перемене. Коваленко был бос, без пиджака. Брюки, лишенные ремня, то и дело спадали, и он неловко придерживал их рукой.

- Хорош! - без улыбки заключил полковник. - В камере пощипали?

Коваленко не ответил.

- Не волнуйся, - успокаивающе сказал Северцев. - Сейчас все будет возвращено.

Просмотрев список заключенных камеры № 14, он приказал привести арестованного Шамшурина.

- Вот что, Бирюк, а вещи-то придется вернуть.

- Невозможно, - нагло улыбаясь, пояснил уголовник, - проиграл в карты.

- Кто проиграл?

- Я, ваше величество!

- Не паясничать! - Это было сказано таким тоном, что даже конвойному стало не по себе.- Вы слышали? Чтобы вещи были! Сейчас же!

- Слушаюсь, гражданин начальник! - И, недобро подмигнув Коваленко, Бирюк скрылся за дверью.

Не прошло и пяти минут, как тот же конвойный принес пиджак, полуботинки, галстук, запонки и носки. Все было в полной сохранности.

Прислонясь к стене, Коваленко надевал ботинки.

- Садись в кресло, тебе же неудобно, чудак, - совсем по-домашнему предложил полковник.

- К арестованным полагается обращаться на «вы», - заметил Коваленко.

- А я к тебе обращаюсь не как к арестованному.- Полковник подошел к Коваленко. - Эх, ты, герой, герой! Ну, садись, что ли, чего уж тут церемониться!

Коваленко сел в кресло. Полковник опустился напротив.

- Чувствую, ты что-то скрываешь от нас. И вроде как будто бы парень ты неплохой…

- Что? Подход пробуете найти.- Глаза Коваленко глядели с нескрываемой злобой. - Бросьте, ни к чему это все, гражданин начальник! Я же признался. Любой протокол дайте. Не читая, подпишу. Что вам еще нужно? Оставьте меня в покое!

- Дурак! - в сердцах произнес Северцев. Они помолчали. - У меня сын такой был. Тоже, как пень, упрямый. Погиб в сорок первом под Гжатском… - Он тяжело выдохнул воздух и как-то весь сник - плечи ссутулились, глаза потухли, и Коваленко почувствовал, как тяжело сейчас этому усталому, уже далеко не молодому человеку.

…Не спрашивая ни о чем, Иван Ильич заговорил о сыне. Он рассказывал неторопливо и подробно о его склонностях и привычках, о ночах на рыбалке, которые они коротали вместе. И в каждом слове сквозило порою трудно уловимое, немного суровое, но неизменно теплое отцовское чувство, то самое мужское тепло, которого все эти годы так не хватало Виктору Коваленко.

Одно откровение порождает другое. Виктору вдруг неотвратимо захотелось открыть этому, в сущности, постороннему человеку свою душу, рассказать о том, чем он не стал бы делиться даже с матерью, хотя считал ее самым близким и, пожалуй, единственным другом.

Да, он был в лагере, но об этом сейчас не к чему вспоминать, было и прошло… Он говорил о девушке, и Северцева поразили какая-то свежесть и глубина чувства, словно откуда-то издалека вдруг пахнуло на него теплым ветром его юности…

История была коротка, она не блистала новизной и заканчивалась печально. Он объяснился девушке, но родители были категорически против; она спросила разрешения у родителей и отказала. Ее отец, преподаватель физики, человек старых правил, не желал и слышать о том, чтобы дочь вышла замуж за амнистированного. Так они разошлись.

- Когда это случилось? - спросил полковник.

- Вчера. Мы встретились в двенадцать дня, и она мне сказала…

- И вы провали вместе, весь этот день?

- Нет. В четверть первого она ушла.

- А дальше? Ведь тебя целый день не было дома.

- Это опять допрос?

- Мне просто интересно узнать, что было дальше.

- Дальше я бродил по улицам и думал. Иногда необходимо остаться одному. Я думал, что ее отец по-своему прав: мало ли хороших ребят с чистой анкетой?

- Чепуха! - уверенно сказал Северцев и повторил с ударением: - Чепуха!

- Не чепуха, гражданин начальник.

- А почему ты не рассказал следователю того, что говоришь сейчас мне?

- Потому что я не хочу, чтобы ее вмешивали в это дело.

- Ну, а ты сам?

- Мне уже все равно.

- Глупо.

- Не знаю.

- Эх, дорогой ты мой! - Северцев наклонился к Коваленко.- Давай-ка без всяких церемоний говорить о вещах прямо, мы же с тобой не дети. Допустим, я поверил, что ты не причастен к делу, которое лежит на моем столе. Но, согласись, одной только уверенности недостаточно, если ей противостоят факты, свидетельствующие не а твою пользу. Возможно, эти факты базируются на недоразумениях, будем считать их цепью трагических заблуждений, но кто нам поверит, даже мне? Пойми, без тебя мы бессильны установить истину, только ты сам можешь помочь нам. Только ты сам. Ты веришь мне, Виктор?

- Верю.

- Ну вот и отлично! - Полковник улыбнулся. - Первый вопрос: где, как и когда ты поранил руку? Только правду, без всяких фокусов.

- В четверг вечером меня ударили ножом.

- Кто?

- Я его не знаю.

- За что?

- Это длинная история. Она началась еще в лагере…