Пока Брайцев занимался осмотром места происшествия, в городе произошло еще одно событие.
Около половины четвертого утра лейтенант ОРУДа Шульгин, дежуривший у моста возле Белорусского вокзала, заметил такси, у которого задний фонарик был погашен.
Магический милицейский свисток не возымел действия: машина не убавила хода. Пока Шульгин бежал к своему мотоциклу, такси скрылось из виду. Но постовой в будке на мосту тут же передал по телефону предупреждение по всей линии: любыми средствами задержать машину. У гостиницы «Советская» дежурный ОРУДа старшина Макаркин, выбежав на осевую линию, пытался преградить машине дорогу, но, резко вильнув в сторону и едва не сбив Макаркина, такси свернуло к Бегам и оттуда переулками вырвалось к Хорошевскому шоссе.
На хвосте ее повисли два мотоцикла. Но такси скрылось за поворотом… И когда, преследуя его, мотоциклы миновали поворот, шоссе перед ними уже оказалось пустынным.
Машину нашли за одним из трехэтажных домов, выходящих на Хорошевское шоссе. Левое ветровое стекло было разбито. Номерной знак исчез.
…Начальник одного из отделов Московского уголовного розыска полковник Иван Ильич Северцев приехал на работу рано утром. Из перечня разнообразных происшествий минувшей ночи он выделил те, которые, как ему показалось, заслуживали особенно пристального внимания: нападение на шофера Шутова, кража на Каширском шоссе и находка машины на Хорошевском шоссе. Эти события имели какую-то связь: во всех случаях фигурировали автомашины, а в двух - и огнестрельное оружие. Впрочем, это могло быть и случайным совпадением.
Полковник Северцев, назначив на 12.00 совещание оперативных сотрудников отдела, выехал на Хорошевское шоссе.
Иван Ильич поздоровался с сержантом милиции и, не торопясь, немал осмотр машины. Он не нашел на ней никаких следов от ударов. Почему же в таком случае повреждено ветровое стекло? Северцев установил, что оно разбито с помощью твердого, тяжелого предмета и удар был нанесен снаружи. Рассматривая осколки, Северцев обнаружил на одном из них отпечатки трех пальцев.
…Без четверти десять из бюро пропусков Сергею Васильевичу Брайцеву сообщили, что к нему приехал инженер Лосев.
Лосев был в старой, потертой телогрейке, залатанных брюках, резиновых сапогах - в никем не утвержденной, но общепринятой форме московского рыболова.
- Вот, как видите, весь тут - нищ и гол, как сокол, - сказал он упавшим голосом и опустился не стул. Потом Лосев заговорил, торопливо глотая слова, как бы опасаясь, что он не успеет выговорить все до конца.
Сергей Васильевич слушал, не перебивая, откинувшись на спинку стула, не задавая вопросов и не записывая ничего.
Потом Брайцев начал обстоятельный допрос. Но как ни бились они с Лосевым, тот так и не сумел вспомнить, кто, кроме соседей, к которым он заходил за напильником, мог быть в курсе его выезда на Истринское водохранилище.
И когда уже Брайцев собирался прекратить этот бесполезный разговор, его вдруг осенила новая мысль.
- Постойте, - спросил он,- а что, эти ваши массовые выезды спиннингистов происходят регулярно?
- Нет, - ответил Лосев, - довольно редко. Например, в данном случае решение было принято на заседании секции.
- И там вы сказали вслух о своем намерении принять участие в массовке?
- Да, но какое это имеет значение?
- Решающее, - заметил Брайцев.
В этот момент дверь кабинета приоткрылась, и помощник Северцева напомнил о том, что Брайцева ждут на совещании у полковника.
Когда Брайцев вошел в кабинет, совещание уже шло. Сообщение делал представитель научно-технического отдела Павел Петрович Аркадьев. Он доложил о данных экспертизы.
Исследованием крови, обнаруженной на паркете у Лосева, было установлено, что она принадлежит человеку и классифицируется по II группе.
Баллистическая экспертиза показывала, что гильза, найденная во дворе, выстрелена из пистолета системы «ТТ» образца 1933 го да.
Далее. След автомашины «Победа», найденной на Хорошевском шоссе, совпадал со следом, сфотографированным на месте кражи: та же стертая резина, тот же глубокий порез.
Представитель Госавтоинспекции сообщил, что номерной знак «ЭЖ-22-08», записанный постовым милиционером, был выдан на автомашину «Победа», принадлежащую шестому таксомоторному парку столицы.
Что касается отпечатков на осколках стекла, то прошло еще слишком мало времени, чтобы данные о их принадлежности могли поступить из дактилоскопического сектора.
Последним докладывал Брайцев. Он передал содержание своей беседы с Лосевым, сделав упор на коллективный выезд спиннингистов общества «Рыболов-спортсмен».
Теперь слово было за полковником Северцевым. Он поручил Брайцеву возглавить дальнейшее расследование и тут же наметил очередные оперативные мероприятия. Они сводились к следующему: первое - допросить шофера автомашины «ЭЖ-22-08» и выяснить по путевым листам, где находилась машина в период между двенадцатью ночи и четырьмя часами утра. Второе - изучить персональный состав членов секции спиннингистов московского общества «Рыболов-спортсмен», организацию и обстоятельства коллективного выезда на Истринское водохранилище и вероятность причастности кого-либо из членов секции к настоящему делу. Третье - ожидать данных дактилоскопического исследования и в случае необходимости заняться активной разработкой новой версии. На этом совещание закончилось.
Спустя час Брайцев входил в маленький дворик на улице Чкалова. За палисадником возвышалось одноэтажное здание с вывеской московского добровольного общества «Рыболов-спортсмен». Брайцев попросил показать ему учетные карточки участников коллективного выезда.
Не успел Брайцев разложить перед собой обширный пасьянс учетных карточек, как его попросили к телефону.
Звонил Иван Ильич Северцев.
- Немедленно приезжайте, - сказал он, - есть новости.
Брайцев торопливо собрал карточки, сказал, что заедет в следующий раз, и, вскочив в такси, помчался на Петровку.
Полковник разговаривал по телефону. Он знаком предложил Брайцеву сесть и тут же протянул ему две карточки, лежавшие на столе. С первой карточки на Брайцев а смотрело открытое, довольно приятное лицо юноши лет девятнадцати. Рядом была его же фотография в профиль. Под фотографиями шли десять отпечатков пальцев правой и левой руки. На другой карточке были помещены рядом репродукция отпечатков трех пальцев - указательного, среднего и безымянного, сделанная с первой карточки, и фотокопия отпечатков, обнаруженных на осколке ветрового стекла. Узоры удивительно совпадали.
- Вы заметили, в последнее время вам чертовски везет, Брайцев,- сказал полковник, кладя на рычажок трубку,- ключ к делу принесли на блюдечке. Теперь остается действовать.
Брайцев привстал с кресла.
- Сидите, - остановил его Северцев, - я уже послал за старым делом. Сейчас оно будет здесь. Как он там по фамилии, кажется, Коваленко?
Витя Коваленко родился в 1935 году. Москвич. Учился хорошо. Был комсомольцем. Потом умер отец. Мать работала. Вечерами стирала на соседей белье. Мальчишка был предоставлен самому себе. Когда мать спохватилась, было уже поздно: влияние улицы взяло верх. Появились приятели, великовозрастные парни без определенных занятий. Школа пошла насмарку. Однажды он сообщил матери, что бросает школу. Уговоры и слезы не помогли: сын стоял на своем. Поступил учеником токаря на завод «Станколит», прогулял несколько дней - уволили, устроился на другой завод, потом грузчиком в типографию, потом разнорабочим в какую-то артель. Однажды в компании пьяных приятелей, сорвавших у женщины часы, был задержан. По дороге в милицию пытался бежать. Догнали. Ударил милиционера. Дело рассматривалось народным судом Октябрьского района столицы. Был приговорен к пяти годам заключения в исправительно-трудовых лагерях и отправлен на Север. В лагере тяжело переживал свое положение. Неоднократно заявлял командованию о раскаянии. Отлично работал. И спустя полтора года был досрочно освобожден. Возвратился в Москву. Был прописан по прежнему местожительству, в Горловом тупике.
- Вам все ясно, Сергей Васильевич? - спросил полковник, старательно завязывая бантиком тесемки на папке.
В домоуправлении Брайцев узнал номер квартиры и по шаткой деревянной лестнице поднялся на второй этаж. Как и во многих старых московских домах, квартира оказалась большой и густо населенной. Сергей Васильевич с трудом отыскал нужную комнату, но на двери висел массивный замок.
Он постучал к соседям. Дверь приоткрылась, и в щель просунулась голова девушки.
Очевидно, она только что вымыла волосы и теперь накручивала их на бигуди.
- Вам кого? - спросила девушка, придерживая рукой спадавшую прядь.
Ухватившись за первое, что пришло ему в голову, Брайцев стал объяснять, что он школьный товарищ Виктора, не виделся с ним много лет и вот сегодня, очутившись проездом из Хабаровска в Москве, решил разыскать старого друга.
Но, как видно, неудачно: поезд уходит через несколько часов, а на дверях, увы, замок.
- Неудачно, - согласилась девушка,- кажется, как раз сегодня Витя работает в вечерней смене. Впрочем, точно не знаю. Сейчас должна возвратиться Мария Авксентьевна, она вышла в магазин.
Брайцев догадался, что Мария Авксентьевна, очевидно, и есть мать Коваленко.
- Спасибо, я подожду в коридоре,- сказал Брайцев и посмотрел на часы.
- Зачем же в коридоре? Заходите.- Девушка отстранилась, пропуская Брайцева в комнату.- Только вы уж извините, пожалуйста, у нас тут небольшой разгром.
- Нет, это я должен просить прощения, - возразил Брайцев.
Состоялся обычный я таких случаях обмен любезностями. Брайцев уже проклинал себя за то, что так легкомысленно взялся играть эту не свойственную для него роль. В сущности, что он знал о Викторе Коваленко? Каждое сказанное невпопад слово могло теперь разоблачить его, но отступать уже было поздно. Лавируя между острыми рифами, как опытный лоцман, он начал осторожно расспрашивать девушку о том, как живет теперь его старый друг, где работает, с кем проводит свободное время.
Попросив Брайцева сесть к ней спиной, девушка продолжала заниматься прической. Она охотно отвечала на все вопросы, и чем больше слушал ее Брайцев, тем сильнее росло его недоумение. Нет, это был совсем не тот Виктор Коваленко, образ которого нарисовал себе он по дороге в Горлов тупик.
Коваленко работал на Первом подшипниковом заводе и, судя по рассказу, довольно неплохо: почти ежемесячно он приносил премии. Посещал вечернюю школу рабочей молодежи. Был левым полузащитником заводской футбольной команды, встречался с девушкой - студенткой московского пединститута. Все это как-то не вязалось с обычными представлениями об уголовном преступнике, уже прошедшем через лагерь.
Покончив наконец с прической, девушка повязала голову косынкой и, усевшись напротив Брайцева, стала, в свою очередь, бомбардировать его вопросами. Она считала долгом хозяйки поддерживать светскую беседу, а Брайцев готов был провалиться сквозь землю, придумывая на ходу несуществующие подробности своей жизни в Хабаровском крае. Неизвестно, как бы закончилось это испытание, если бы на выручку не пришла мать девушки. Узнав, в чем дело, она с готовностью вызвалась помочь Брайцеву:
- Я только что видела Марью Авксентьевну в химчистке. Она сдавала пиджак Витеньки, а сейчас, наверное, в гастрономе: у нее там очередь за яблоками. Пожалуй, я сбегаю за ней: ведь вам каждая минута дорога.
Но Брайцев уже не слушал ее. Упоминание о химчистке поразило его, как удар молнии. Он вспомнил квартиру Лосевых, овчарку, распростертую на паркете, кровь, старательно растертую чьей-то подошвой. Откуда такое поразительное совпадение, почему именно сегодня матери Коваленко понадобилось отнести в чистку его пиджак? Нет, он не мог, не имел права оставить без проверки этот новый факт.
Стрелки часов приближались к шести. С минуту на минуту мастерская могла закрыться.
- Знаете что,- Брайцев улыбнулся,- пожалуй, не стоит вам беспокоиться. Сейчас шесть, поезд уходит в десять тридцать. Я подумал, если взять такси, то, пожалуй, можно еще обернуться до «Шарикоподшипника» и обратно. Всего хорошего!
И, не дав им опомниться, Брайцев торопливо вышел из комнаты. Он сбегал по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки…
Мастерская была уже закрыта, но приемщица еще не успела уйти. Предъявив удостоверение следователя угрозыска, Брайцев прошел в мастерскую и потребовал, чтобы ему показали мужской пиджак, сданный сегодня женщиной по фамилии Коваленко.
Рассматривая его, Брайцев обнаружил на левом рукаве, ниже локтевого сгиба свежую штопку и еле заметное желтоватое пятнышко. С обратной стороны на подкладке пятно уже было значительно больше и а то же время бледнее. Его можно было различить лишь с помощью лупы. Цвет пятен, их форма не оставляли и тени сомнений, что это тщательно замытая кровь.