Победы, которых могло не быть

5 ноября 1914 г., Танга Пчелиный укус

Война это скорее состязание двух разумов, чем состязание двух совокупностей вооруженных людей.

Из лекций в Британском штабном колледже, 1901 г.

Германская Восточная Африка мало походила на серьезную страну, Танга мало походила на город, а восемьсот аскеров[213] полковника фон Леттов-Форбека совсем уж не были похожи на армию. Однако именно бои под Тангой знаменовали вовлечение Африканского континента в Первую мировую войну.

Для 8000 индийских солдат генерал-майора Эйткена эта операция стала полной неожиданностью. С немцами все обстояло иначе. Многочисленные индийские сторонники Германии раз за разом предупреждали их в течении нескольких недель посредством самых обыкновенных писем, доставлявшихся регулярными пакетботами. Эти доброхоты писали, что индийский контингент британской армии готовится к посадке на пароходы в Бомбее, и что английские офицеры ставят на своем личном багаже пометку, «Индийский экспедиционный корпус «B», Момбаса, Восточная Африка». Несмотря на секретный (по замыслу) характер будущей операции, как британская, так и германская пресса описали ее заранее в малейших подробностях.

Так как Дар-эс-Салам, главный порт Германской Восточной Африки, был успешно блокирован старым судном, затопленным у входа в гавань, оставались всего два порта, подходивших для высадки британского десанта. Die Deutsche Schutzstaffee была стратегически размещена как раз посередине между этими двумя портами, Линди и Тангой.

В начале Первой мировой войны Британию ошеломило молниеносное наступление германской армии во Франции, на этом фоне все африканские проблемы воспринимались как второ- если даже не третьестепенные. Исходя из таких соображений задача завоевания Германской Восточной Африки была доверена самым малообученным подразделениям индийской армии, солдатам настолько неподготовленным, что большая их часть ни разу в жизни не стреляла из винтовки. Поставив такие войска под командование некомпетентного генерала, англичане буквально сами напрашивались на неприятности. Впрочем, генерал-майор Эйткен ничуть не сомневался в собственных способностях. Опыт, приобретенный за тридцать лет колониальной службы в Индии, переполнил его абсолютной уверенностью, что предстоящая кампания в Восточной Африке будет увеселительной прогулкой, что «шайка полуголых чернокожих, возглавляемая невежественными гуннами», не сможет оказать никакого, сколько-нибудь серьезного сопротивления. При первой же штыковой атаке негры побросают оружие и поднимут руки, после чего останется только согнать их в одну кучу, запереть под замок и вернуться домой к Рождеству 1914 года.

Восьмитысячный корпус генерала Эйткена был собран с бору по сосенке в самый последний момент. Солдаты говорили на двенадцати различных языках, принадлежали к шести различным вероисповеданиям и находились под руководством офицеров, которые познакомились со своими подчиненными только после посадки на пароходы, не говорили на их языках и не бывали прежде в Африке. Все это в равной степени относилось и к генералу. Получив приказ, Эйткен сразу же погрузил свой корпус на пароходы. Испортившаяся погода задержала отплытие на целых шестнадцать дней, однако, по его настоянию, солдаты провели все это время на борту, в душных и тесных кубриках. Морская болезнь и понос, вызванные штормовой качкой, мало способствовали поддержанию в них боевого духа. Дисциплина исчезла, ежечасно разгорались ссоры и драки. Прикомандированный к Эйткену офицер разведки капитан Майнерцхаген характеризовал солдат как «индийское отребье». В письме, отправленном домой, он делился своими опасениями: «Одна уже мысль, что может случиться, eсли мы столкнемся с серьезным сопротивлением, заставляет меня дрожать». Действительность превзошла самые худшие его ожидания.

Африканский театр военных действий

К несчастью Эйткена, его противником оказался один из самых блестящих тактиков Первой мировой войны. Имея под рукой всего лишь крошечную горстку инструкторов, переманенных со случайно забредшего немецкого крейсера, полковник Пауль фон Леттов-Форбек рекрутировал из среды самых воинственных племен региона 1000 молодых парней и потратил уйму времени и сил на их обучение. Он превратил диких первобытных воинов в отлично вымуштрованную ударную силу наподобие диверсионного отряда, преподал им навыки координированного взаимодействия в бою, научил их действовать в соответствии с характером противника, укрываться на местности и использовать любую представляющуюся возможность для организации засад. Одним из элементов «выпускного экзамена» была стрельба в цель на дистанции в пятьсот метров. Более того, аскеры были хорошо знакомы со змеями, львами и скорпионами, знали наизусть каждый метр своих родных мест, в то время как у англичан даже не было мало-мальски приличных карт, и они пользовались страницами, вырванными из школьных атласов.

Генерал Эйткен совершенно не обладал гибкостью и не видел в том нужды, не понимал, что оперативные условия в африканском буше совсем не те, с какими он имел дело в Индии, а потому здесь требуется совсем иная тактика. И он был далеко не единственным, кто не усвоил урок недавних колониальных войн в Африке, наглядно показавших высочайшую эффективность такого оружия, как пулемет. Пулемет позволял горстке белых людей наносить большим, плотным массам атакующего противника максимальный ущерб[214], однако в Индийской армии считали, что это оружие чересчур дорого, использует чересчур много боеприпасов и создает в войсках оборонительные настроения.

Танга была маленьким, тихим портовым городком; невысокие, тщательно выбеленные деревянные домики, хорошо ухоженные сады и цветники придавали ей вид, совершенно необычный для побережья Восточной Африки. Со всегдашней своей дотошностью и эффективностью немецкие колониальные администраторы превратили Тангу в полное подобие прусского города на Балтике. Перед зданием ратуши стоял высокий, ослепительно белый флагшток, взвод аскеров каждое утро поднимал на нем черно-бело-красный флаг Германского рейха. Герр Аурахер, мэр Танги, прилагал уйму стараний, чтобы все жители вверенной его заботам территории неукоснительно придерживались прусских гражданских добродетелей; под его строгим, но благожелательным управлением город функционировал с безупречной точностью швейцарских часов. Все здесь жили тихой, размеренной колониальной жизнью. Начальник герра Аурахера, губернатор барон фон Шнее, жил в полном мире и согласии с воинственными планами внутренних областей колонии; для поддержания этого благолепия он щедрой рукой раздавал местным вождям и царькам стеклянные бусы и олеографические, вставленные в золоченые рамки, портреты кайзера.

Безоблачное спокойствие, царившее в этой гавани 2 ноября 1914 года, когда к ней подошел британский конвой во главе со старым крейсером «Фокс» приятно удивило Ф.У.Кофилда, капитана крейсера. Не замечалось никаких признаков враждебной активности, более того, на флагштоке не развевался флаг. «Прекрасный знак,— подумал капитан Кофилд.— Особенно, если учесть ярый национализм этих гуннов». Он спустился в вельбот и приказал матросам грести к набережной, где уже стоял герр Аурахер в ослепительно белом сюртуке, накрахмаленной рубашке, темном галстуке и пробковом шлеме. Бургомистр вежливо извинился перед капитаном за отсутствие губернатора фон Шнее, каковой «отправился в небольшую инспекционную поездку».

«Герр бургомистр, от имени Его Величества я должен вам сообщить, что все мирные соглашения, заключенные ранее между нашими двумя странами, отныне считаются недействительными».

Бургомистр понимающе кивнул; судя по всему, его не слишком потрясла эта новость.

— Герр капитан, надеюсь, вы дадите мне некоторое время на проведение необходимых консультаций с вышестоящим начальством?

— Пожалуйста, пожалуйста,— великодушно согласился капитан. Спешить было особенно некуда, к тому же ему очень хотелось предварительно проверить некий тревожный слух. Не так давно в близлежащих водах было отмечено появление немецкого крейсера «Кенигсберг», зарегистрированного в британских военно-морских справочниках как минный заградитель.

— Да, кстати,— сказал Кауфилд,— вы не могли бы меня проинструктировать, заминирована эта гавань или нет?

Аурахер бросил опасливый взгляд на крейсер, маячивший у входа в гавань; орудия главного калибра смотрели прямо на его деревянную, аккуратно побеленную ратушу.

— Конечно же, да, герр капитан, это стандартная практика, предусмотренная германским военным уставом.

С каковыми словами бургомистр попросил у гостей разрешение удалиться и исчез. Вместо мифической «консультации с вышестоящим начальством» он направил полковнику Леттову-Форбеку экстренное сообщение, что Индийский экспедиционный корпус «В» прибыл и стучится в ворота его маленького городка. Полковник тут же поднял по тревоге две роты и направил их на заранее подготовленные укрепленные позиции, сам же герр Аурахер снял пробковый шлем, переоделся в форму немецкого офицера и в качестве дополнительного вызова поднял на флагшток флаг Германского рейха.

Тем временем капитан Кофилд приказал морякам «Фокса» проверить бухту на наличие мин. Мин вроде бы не было, но все это отняло дополнительное время, а день был безветренный и безоблачный, солнце палило немилосердно, экспедиционные силы генерала Эйткена изнывали от удушающей тропической жары. Британский генерал был крайне недоволен непредвиденной задержкой. Моряки продолжали прочесывать бухту. Несмотря на всю бесплодность их стараний, капитан Кофилд убедил генерала не рисковать кораблями, а высадить силы милей дальше по побережью. Избранное капитаном место пришлось на почти непролазное болото, кишевшее комарами и ядовитыми гадами, однако это выяснилось лишь после того, как первые солдаты ступили на берег. К этому времени совсем стемнело; так как несчастные индийцы по большей своей части до этого похода никогда не отходили от своего дома дальше соседней деревни, а на кораблях ходили страшные слухи об африканских людоедах и безжалостно жестоких немцах, нервы у них были на пределе. Солдатам мерещились враги за каждым деревом и кустом, они без раздумья стреляли в каждую движущуюся тень, перебив таким образом немало собственных своих товарищей.

С рассветом полная непригодность местности для высадки десанта стала окончательно очевидной, и все же генерал Эйткен, страстно мечтавший закончить свою африканскую кампанию к Рождеству, приказал выгрузить припасы экспедиционного корпуса на берег. Там были мотоциклы и аппараты беспроволочной связи, ящики патронов, говяжья тушенка и снаряды. Кроме того, следуя примеру своего командира, каждый офицер прихватил с собой парадную форму (для триумфального вступления в столицу завоеванной колонии), а также уйму ящиков и коробок с личными вещами. Перевоз на берег всего этого хозяйства весельными шлюпками через опасные коралловые рифы растянулся на двое суток, что дало немцам вполне достаточно времени на дополнительное укрепление занятых позиций.

В отличие от британского генерала, не удосужившегося провести перед высадкой — или хотя бы после нее — разведку местности, Леттов-Форбек послал одного из своих офицеров познакомиться с будущим противником поближе. Офицер (берлинец, кое-как загримированный под арабского рыбака) доложил по возвращении, что плацдарм вторжения выглядит как «берег Рейна в воскресенье», сплошные пикники, купание и загорание.

Все эти сорок восемь часов бригадир Тай, пребывавший в полном восторге от того, что удачно высадил бригаду на берег, затягивал начало активных действий, убеждая своего командира, что солдаты слишком измотаны, чтобы «сделать приличный бросок» и атаковать Тангу. И даже тогда, когда некий предприимчивый арабский торговец, приплывший на лодке в надежде втюхать доблестным британцам свои товары, сообщил одному из офицеров Эйткена, что в этом секторе почти нет немцев, генерал продолжал медлить с приказом о наступлении. Время уходило, а он все никак не мог ни на что решиться. Пользуясь этим, немцы подтянули на помощь своим, предельно малочисленным, силам еще две роты аскеров.

4 ноября 1914 года генерал Эйткен отдал приказ «выступить и атаковать», так и не проведя разведки. Любой командир, вступающий на враждебную территорию без предварительного ее исследования, дает противнику преимущество неожиданности, которое может обернуться самыми неприятными последствиями. Сипаи 63-го пальмакоттского легкого и 13-го раджпурского полков получили указание примкнуть штыки и образовать атакующую цепь длиной в 1000 ярдов, что было невыполнимо, так как им предстояло преодолеть трясину, брести по колено в болотной жиже, продираться через путаницу корней и упавших деревьев. Солдаты бангалорской бригады, возглавляемые своим командиром, бригадиром Таем, выбивались из сил, но так и не сумели обнаружить ни одного немца.

— Вот же черт,— разочаровано воскликнул молодой лейтенант,— эти проклятые боши смылись!

Вместе с двумя другими ротными командирами он поднялся на близлежащий холм, чтобы получше осмотреть местность. Защелкали выстрелы, и три британских офицера упали в густую, ярко-зеленую траву. По сигналу рожка из грязной болотной воды выскочили германские аскеры, похожие на черных, блестящих призраков; с жутким, леденящим сердце воплем они бросились на несчастных бангалорцев. Это привело сипаев в такой ужас, что они пустились наутек, даже не помышляя ни о каком сопротивлении; европейские офицеры, пытавшиеся остановить это паническое бегство, дорого поплатились за свою стойкость, подбежавшие аскеры перебили их, всех до единого. Паника достигла такой степени, что один из индийских офицеров замахнулся саблей на капитана Майнерцхагена, командира раджпурцев, который встал на его пути, Майнерцхагену не оставалось ничего иного, как пристрелить обезумевшего индийца.

Бригадир Тай передал на стоявшие у берега корабли, что его атаковали 2000—3000 немцев, в то время как в действительности общее количество аскеров было около двух с половиной сотен, а в атаке принимало участие всего две неполных роты, 7-й и 8-й Schutztruppen[215]. Безуспешная попытка наступления обошлась британскому экспедиционному корпусу в три с лишним сотни убитых, остальные сипаи, не останавливаясь, добежали до берега, многие из них увязли в трясине по горло и дико вопили, моля о спасении.

5 ноября. Трепка, полученная Бангалорской бригадой, а особенно — ее трусливое поведение, привели Эйткена в такую ярость, что он приказал высадить на берег все остающиеся резервы и бросить их против аскеров Леттова-Форбека. И снова — без проведения разведки. Генерал ярко продемонстрировал свою профессиональную некомпетентность, смешав в одну кучу самые слабые подразделения экспедиционного корпуса с двумя первоклассными — северо-ланкаширским полком и гуркхами из кашмирского стрелкового.

— Нам хватит на них и холодной стали,— ответил Эйткен на предложение моряков (которым очень хотелось поучаствовать в военных действиях) провести артподготовку из орудий крейсера «Фокс». Как и вчера, командиры подразделений получили приказ наступать с примкнутыми штыками. К этому времени узкая полоса пляжа была так завалена припасами, что высаживавшимся на берег солдатам приходилось перелезать через нагромождения ящиков и продираться сквозь толпу ошалевших, окончательно переставших что-либо понимать сипаев. В конце концов, офицеры сколотили некое подобие атакующего строя и двинули его вперед, однако противника снова не было, немцы и аскеры словно утонули в болоте.

В трехстах метрах за городской чертой имелась узкая земляная плотина, насыпанная многими годами раньше для защиты Танги от наползавшего на нее болота; Леттов-Форбек превратил это место в солидную, хорошо оборудованную оборонительную линию. 4-я, 7-я, 8-я и 13-я Schutztruppen залегли в окопах, великолепно замаскированных бамбуковыми порослями, окружавшими болото, каждая рота имела связь с командным пунктом по полевому телефону. Перед укрепленными огневыми позициями пулеметчиков были поставлены несколько рядов заграждений из колючей проволоки, замаскированных травой и болотными цветами. Атаковать такую линию обороны «холодной сталью» было бы чистым самоубийством. Вообще говоря, немецкому полковнику не нужно было даже особенно стараться с организацией засады, противник полез в нее безо всяких раздумий. Пока измученные жарой и жаждой сипаи месили болотную жижу, ежесекундно спотыкаясь о путаницу корней, чернокожие снайперы, засевшие в густых кронах баобабов, охотились на их офицеров, отчетливо выделявшихся своими яркими портупеями и пробковыми шлемами. Тревожащий пулеметный обстрел также оказался очень эффективным, то в одном, то в другом атакующем подразделении появлялись зияющие бреши. Все шло в точном соответствии с замыслом Леттова-Форбека. Индийцы метались в болоте, наугад паля в невидимого противника — и попадая зачастую в своих же товарищей. Их авангард отступал, задние же цепи продолжали двигаться вперед, все это создавало толкотню и неразбериху, то есть — идеальную мишень для немецких пулеметчиков. Однако северо-ланкаширцы и гуркхи проявили себя с самой лучшей стороны; после яростной рукопашной схватки они захватили здание местной таможни, а затем бросились к ратуше, сдернули с флагштока германский триколор и подняли на его место Юнион Джек — событие, замеченное на стоявших у берега кораблях и встреченное там торжествующими криками.

Фон Леттов-Форбек и его адъютанты, майор фон Принц и майор Краут, попали в крайне затруднительное положение. Британские войска ворвались в город, если их отсюда не изгнать, ворота колонии будут распахнуты настежь. Жуткие кривые ножи гурков навели на самых молодых, неопытных аскеров такой ужас, что те дрогнули и попрятались в домах. Выгнать их оттуда наружу и заставить сражаться оказалось далеко не просто.

— Кого я вижу, женщин или гордых воинственных сынов Вахехе и Ангони? — вопросил оробевших негров прусский юнкер фон Леттов-Форбек, но даже это их не проняло. Помог неожиданный случай.

Когда один из юных воинов племени Вахехе вскочил на ноги и задал стрекача, капитан фон Хаммерштейн, командир роты, выхватил из своей полевой сумки недопитую бутылку вина и швырнул ее вслед беглецу. Бутылка угодила прямо в курчавую, как каракулевая шапка, голову, трусливый вахехе свалился с ног — под издевательский хохот воинов ангони. Это в корне изменило обстановку. Воины вахехе до полусмерти измордовали незадачливою соплеменника, опозорившего их в глазах ангони, затем подхватили тяжелые маузеровские винтовки и с воплем «Вахинди ни вадуду!» бросились в бой следом за майором фон Принцем. Их примеру с неменьшим энтузиазмом последовали и воины ангони, кричавшие нечто аналогичное, только на другом языке. Они вихрем пронеслись по улицам, паля во все стороны из винтовок и ручных пулеметов (для большей устойчивости пулеметчики клали ствол этого, далеко не легкого, оружия, на плечи одного из своих товарищей), и мгновенно вышвырнули сипаев из города. Затем аскеры ударили по обнаженному флангу той части британских войск, которая все еще барахталась в болоте. Бой быстро превратился в кровавую мясорубку, в дело пошли панги (аскерские сабли) и курки (гуркхские ножи). Майор фон Принц был убит, однако потери британских войск оказались гораздо тяжелее, 101-й бомбейский гренадерский батальон был настолько выкошен пулеметным огнем и аскерскими саблями, что практически перестал существовать как боевая единица. В то же самое время бросок воинов вахехе и ангони из 4-й и 13-й рот оставил левый фланг Леттова-Форбека опасно оголенным перед лицом ланкаширцев, сосредоточившихся в районе таможни.

В отличие от своего германского оппонента, который руководил войсками прямо из окопов, а потому мгновенно использовал любую благоприятную возможность, британский генерал разместил свой командный пункт на борту корабля и не видел разворачивающихся событий, так как густые тропические заросли заслоняли от него поле битвы. Командир Северных ланкаширцев прислал Эйткену депешу с указанием точного местоположения губительных немецких пулеметов и просьбой подавить их артиллерийским огнем, чтобы потом, когда оборона противника ослабнет, можно было подняться в атаку. Однако парализованный нерешительностью генерал так и не отдал приказа об обстреле из корабельных орудий. У ланкаширцев оставался единственный способ уменьшить свои потери — поливать заросли бамбука потоками пуль из своих собственных «Максимов», что давало весьма небольшой прямой эффект, так как противники, которым эти пули предназначались, сидели в глубоких окопах. Косвенный эффект был гораздо серьезнее: пулеметный обстрел не позволял немцам и аскерам высунуть голову, их убийственно точный винтовочно-пулеметный огонь почти прекратился. Было и еще одно, очень важное обстоятельство, о котором не догадывались британские командиры. У аскеров почти кончились патроны, и они готовились к последней, отчаянной штыковой атаке.

В этот момент британцы были на грани полной, решительной победы, немцам и аскерам оставалось надеяться разве что на чудо. И чудо — во всяком случае нечто, очень похожее на чудо,— свершилось. По краю болота высилось множество мертвых деревьев, на их серых оголенных сучьях висели продолговатые сигарообразные корзины — своеобразные ульи, в которых местные жители содержали пчел. Африканские пчелы далеко превосходят своих европейских сестер как по размеру, так и по агрессивности, однако чернокожие пчеловоды научились защищаться от их необыкновенно болезненных укусов, обмазывая руки и лицо толстым слоем жира. А мед — он и в Африке мед, то есть большое лакомство.

Но теперь грохот непрестанной стрельбы отвлек пчел от мирных трудов по сбору нектара с цветочков, нельзя исключить и того, что в один-другой плетеный улей угодила шальная пуля; как бы то ни было, но густые рои угрожающе жужжащих насекомых вылетели из ульев, поднялись к вершинам деревьев, а затем спикировали на не имевшие никакой противовоздушной обороны британские войска. Они жалили, и жалили, и жалили. Охваченные паникой индийцы пустились бежать, бросая бесполезные в борьбе с таким противником винтовки, взбесившиеся пчелы гнались за ними по пятам, не давая остановиться. Можно представить себе состояние генерала Эйткена, все еще находившегося на своем плавучем командном пункте, когда из тропических зарослей сотнями высыпали безоружные, бешено размахивающие руками солдаты и тут же, без остановки, стали прыгать в морскую воду. Так как не было слышно никакой стрельбы, только болезненные вопли улепетывающих солдат, один из штабных офицеров удивленно заметил: «Господи, генерал, наших ребят снова погнали. Непонятно только, что это за дьявольщину сделали с ними немцы?»

Объяснение было предельно просто: все фурии ада, вместе взятые, не сравнятся по ярости с разозленной пчелой. Почему эти насекомые атаковали исключительно британское подразделение? Возможно, это связано с запахом пота, известно ведь, например, что собаки носом чуют страх. Некий британский сигнальщик был награжден Военным Крестом за то, что он не прекращал передавать сообщения даже тогда, когда получил триста пчелиных укусов. Это была первая в мировой истории награда, выданная за отвагу, проявленную при воздушном налете.

Не ужаленный ни одной пчелой, Эйткен был взбешен трусливым поведением находившихся в его подчинении войск и приказал начать обстрел Танги. Первый выпущенный крейсерами снаряд угодил прямо в местный госпиталь, под завязку набитый британскими ранеными. Последующие снаряды тоже ложились по большей части на британцев, начавших к этому времени общий отход. Когда остатки ланкаширцев кое-как добрались до берега, некий сержант, уроженец Манчестера, сухо заметил: «Когда в меня стреляют долбаные гунны, это нормально, но когда пчелы жалят меня в задницу, это уже слишком».

Когда над полем битвы снова повисла тишина, когда пчелы вернулись в свои ульи, к своим обычным занятиям, подсчет показал, что германская сторона потеряла шестьдесят девять человек — пятнадцать европейцев и пятьдесят четыре аскера, в то время как британцы оставили на африканском побережье около восьмисот трупов плюс такое же количество раненых и пропавших без вести (последние, скорее всего, бесследно утонули в болоте).

Наголову разбитая британская армада подняла якоря и вернулась в Момбасу, где в качестве последнего оскорбления свой же британский таможенный инспектор не позволил ей войти в гавань за отказ уплатить таможенную пошлину.

В Англии исход первой битвы на африканском континенте вызвал полное потрясение. Как случилось, что британский экспедиционный корпус потерпел столь позорное поражение от жалкой горстки местных чернокожих солдат? В поисках объяснения «Таймс» зашла настолько далеко, что обвинила Пауля фон Леттова-Форбека в использовании нового тактического оружия — специально обученных боевых пчел. Никто не решался со всей откровенностью сказать, что генерал Эйткен абсолютно не соответствовал поставленной перед ним задаче, что он не только не понимал местных условий, но даже и не пытался их понять. Его основная идея — «в штыки — и зададим им деру» — принадлежала далекому прошлому. В 1914 году со всей очевидностью выяснилось, что она не срабатывает и на европейских фронтах, а уж в Африке-то она не работала давно, с того времени, как буры, а за ними и Леттов-Форбек полностью переписали устав колониальных военных действий. Следует, правда, отметить, что в последующие годы немецкий полковник никогда не забывал воздать хвалу своим вспомогательным войскам — пчелам.

Ну, а если бы...

Ну, а если бы — экспедиция генерала Эйткена увенчалась успехом?

Германская Восточная Африка тогда же превратилась бы в британскую Танганьику (часть современной Танзании), а африканская часть Первой мировой войны завершилась бы к Рождеству 1914 года.

А теперь о фактах

Имея в своем распоряжении всего лишь 155 немецких солдат и офицеров, 1200 африканских аскеров плюс 3000 носильщиков, Пауль вон Леттов-Форбек мастерски организовал ряд операций, сковавших 120000 британскую колониальную армию, находившуюся под командованием южно-африканских генералов Смитса и ван Девентера. Аскеры Леттов-Форбека сражались до самого конца Первой Мировой войны, они сложили оружие в тот же самый день, что и германская армия в Европе.

Что касается последствий Пчелиной битвы, то имущество, оставленное экспедиционным корпусом Эйкена в окрестностях Танги, позволило Леттову-Форбеку набрать новые отряды аскеров, снарядить их современным британским оружием и воевать еще четыре года.

Вскоре после описанных событий полковник фон Леттов-Форбек получил чин генерал-майора, генерал-майора Эйткена разжаловали в полковники и отправили на пенсию.

В битве при Танге решающим фактором стал рой разъяренных пчел.