Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века

Глава 12 ИСПЫТАНИЕ ЛЮБВИ БОГАТСТВОМ

Летом в 1972 году после окончания второго курса МГИМО я усиленно изучал «Историю дипломатии». В один прекрасный солнечный день я лежал в гамаке, прикрепленном за две огромные сосны, росшие у нас на даче в Валентиновке. Вдруг ко мне подходит бабушка, Анна Ксаверьевна, и говорит: «Гена! Ты знаешь, кого я встретила здесь недалеко? Веру Николаевну, которую знаю еще по Евпатории. Сейчас она с красавицей дочерью Мариной живет на даче. Пойдем к ним в гости, тут семь минут ходьбы, и, может быть, она тебе понравится, и ты найдешь свое счастье». Я вспомнил, что еще в конце 50-х годов моя мама, приучая меня к галантности в обращении с девочками, заставляла нести сандалии этой Марины на пляже в Евпатории. Я решительно отказался знакомиться, однако бабушке в конце концов удалось меня уговорить, ибо сватовство было ее манией, и она всегда добивалась своей цели всеми правдами и неправдами. Я сейчас не помню точно, как ей удалось сломить мое упорство, но обычно она добивалась всего с помощью денег, накопленных в изобилии после перепродажи ширпотреба, присылавшегося отцом из Нью-Йорка в огромных количествах. Скорее всего, мне хотелось самому познакомиться с хорошей девушкой, но я был очень скромен.

Я ухаживал за Мариной целых два года, водил ее по театрам, музеям, выставкам и кино. Этому способствовала бабушка, которая щедро финансировала наши походы. Мы смотрели даже супермодный тогда спектакль театра на Таганке «Мастер и Маргарита» с участием В.С. Высоцкого, стоимость билетов на который на черном рынке доходила до 100 рублей (тогда средняя месячная зарплата). Да и билеты на хорошие места в Большой и Малый театры было непросто достать. Но баба Аня каким-то образом познакомилась с секретарем тогдашнего министра культуры Е. Фурцевой, и с билетами в театр не было проблем. Марина очень любила ходить в гости и путешествовать: мы ездили на неделю в Ленинград, а летом 1973 года в Евпаторию, естественно, за мой счет. Матери отца Софье Ивановне, до утонченности аристократичной женщине, моя избранница жутко не понравилась. Однако бабушкин аристократизм иногда, по моему мнению, доходил до абсурда. Кроме того, ей казалось, что все женщины только и ждут удобного момента, чтобы изменить своему мужчине. Бабушка мне всегда советовала не отпускать свою девушку ни на минуту.

На ухаживания уходила уйма времени, поэтому мне не удалось получить диплом с отличием, как у отца.

В начале 1973 года отец, получивший ранг Чрезвычайного и Полномочного посла СССР, пригласил к себе в гости отца Марины, полковника Бориса Ивановича Смирнова. Они мило беседовали и понравились друг другу. Кстати, в следующем году он получил генерал-майора, а еще через два года — генерал-лейтенанта.

Когда я поехал к отцу в ООН в 1974 году с целью написания дипломной работы, Марина буквально бомбардировала меня письмами, в которых требовала скорее вернуться в Москву. Поэтому мне пришлось прервать исследовательскую деятельность в библиотеке ООН (кстати, там я также собирал материалы для дипломной работы будущей жены на тему «Справедливый курс Рузвельта», которую она защитила в МГУ (исторический факультет) на отлично) и вернуться на один месяц раньше запланированного. Видимо, Марина боялась, что столь длительная поездка может охладить наши отношения, а скорее всего, она делала это по совету своей матери, крайне заинтересованной в заключении выгодного брака. Однако опасения моих будущих родственников были безосновательными — я уже был безумно влюблен в свою избранницу. Кстати, после моего приезда из Нью-Йорка она основательно поиздевалась надо мной, постоянно говоря, что не собирается выходить за меня замуж. Но это была тонкая игра, инспирированная опытной матерью моей невесты. Встречая меня в аэропорту Шереметьево-2, когда я возвращался с мамой из Нью-Йорка, Марина в присутствии подчиненных отца бросила не к месту следующую фразу: «Зажрался ваш папенька!»

До свадьбы наши отношения не заходили дальше детских поцелуев. Почему так было, я понял позднее, прожив с женой несколько лет. Ее вообще мало интересовала физическая близость с мужчинами, что происходило примерно один раз в месяц, да и то весьма нехотя с ее стороны. Только единственный раз в жизни, после передачи бриллиантов, антиквариата и носильных вещей моей мамы, Марина решила «с удовольствием мне» отдаться. Но тут же нашла предлог «передумать».

Однако расчетам моей будущей тещи на выгодный брак не суждено было сбыться. Моя мама уже на свадьбе, состоявшейся в сентябре 1974 года в ресторане «Спутник» на Ленинском проспекте, разругалась со своей бывшей знакомой по Евпатории, сказав ей на прощание, уезжая с отцом раньше всех из ресторана на служебном «мерседесе» директора информационного центра ООН: «Сволочь ты, Верка!» Мать отца, проживавшая в Евпатории, рассказывала мне, что у моей будущей тещи была весьма скандальная репутация в этом городе.

После свадьбы я стал проживать в скромной малогабаритной однокомнатной квартире жены на улице Руставели, рядом с Останкинским мясокомбинатом. Мама подарила мне тысячу рублей (по тем временам большая сумма для рядовых советских людей), на которые мы купили черно-белый телевизор «Горизонт», холодильник и стиральную машину. Кроме того, мои родители ежемесячно добавляли 100 рублей к моей небольшой зарплате в МИДе (120 рублей), а тесть и теща — 50 рублей, а также снабжали нас продуктами. Деньги от отца мне передавала моя бабушка. В 1977 году она не отдала причитающуюся мне сумму за несколько месяцев, о чем я сообщил отцу во время последнего за всю его жизнь приезда в Москву. Он, не говоря ни слова, передал мне недостающие деньги в валютных чеках Внешпосылтор-га, причем за каждые 100 рублей я получил 100 чеков, а это было гораздо больше недостающей суммы. На них в советское время можно было купить супердефицитные товары западного производства в магазинах «Березка», доступных только элите советского общества.

Следовательно, мы имели возможность откладывать каждый месяц 100 рублей на сберкнижку, которую я предложил открыть на имя своего первого сына. Он родился 22 июня 1975 года и громко плакал по ночам. Поэтому, чтобы выспаться и не опоздать на работу (я уходил в семь часов утра), мне приходилось спать на маленьком диванчике в шестиметровой кухне. Марина отказалась назвать сына Аркадием, и было выбрано компромиссное имя Алексей.

Жили мы с первой женой, откровенно говоря, плохо. Она постоянно попрекала меня маленькой зарплатой. Несмотря на то что она не работала и ее мать постоянно помогала ей в уходе за ребенком и с продуктами, Марина требовала, чтобы я после работы (я приходил около восьми часов вечера) мыл полы и унитаз. В случае отказа был грандиозный скандал, и мы не разговаривали неделями. Однако после первой же моей командировки в Женеву в 1977 году, откуда я привез всем много подарков, в том числе для жены кожаное пальто на натуральном меху с лисьим воротником за тысячу швейцарских франков (600 долларов США), наши отношения значительно улучшились.

6 апреля 1978 года, как известно, случилась беда. Я в двадцать шесть лет потерял работу, маму и отца. Но мои отношения с женой и ее родственниками поначалу были превосходными. К сожалению, как выяснилось в дальнейшем, это была определенная политика с их стороны, проводимая главным образом по инициативе моей тещи.

После защиты диссертации 22 апреля 1980 года я стал получать 175 рублей в месяц, что весьма не удовлетворяло мою жену, рассчитывавшую на большую сумму. Летом она с сыном уехала в Евпаторию, а потом проживала где-то на даче в Подмосковье. «В связи с разводом, хотя он и является фиктивным, нам надо пожить отдельно, в том числе и для того, чтобы помочь моему папе сохранить свою высокую должность», — сказала она мне.

Генерал-лейтенанта Б.И. Смирнова ранее уже вызывали в КГБ, где ему сказали, что снимать его с нынешней должности не будут, но и повышения по службе он уже не получит. Эта «милость» советской власти объяснялась тем, что мои родители после моей свадьбы в 1974 году больше никогда не общались с моими тестем и тещей.

Следует отметить, что до передачи в военный городок ПВО наиболее ценных вещей, оставленных КГБ после конфискации имущества отца, у меня были прекрасные отношения с тестем и тещей. Они даже организовали мою встречу с их приятелем С.С. Вещуновым, полковником Первого главного управления КГБ или ГРУ Генерального штаба Министерства обороны (точно не знаю, ибо в те времена это скрывалось), с целью дачи мне совета, что дальше делать в жизни. Вещунов мне весьма сочувствовал. Он, участник Великой Отечественной войны, говорил мне, 26-летнему парню, что мою драму можно было бы сравнить с переживаниями тех людей, которые прошли всю войну с 1941-го до 1945 года. Но милый разведчик, с ним я также мерился силой в армреслинге (дружеская ничья), так и не смог что-либо мне посоветовать. Моей судьбой занимался центральный аппарат КГБ. Любопытно, что у Вещунова была красавица жена, и однажды, когда посол СССР в Индии И.А. Бенедиктов за ней приударил, полковник избил посла. На этом карьера разведчика закончилась.

Моя первая жена пропадала в течение нескольких месяцев, и все попытки связаться с ней были безрезультатными. Я начал проявлять беспокойство и не раз звонил тестю и теще, встречался с ними. Из намеков я понял, что Марина жить со мной больше не хочет и мне следует забыть как о ней, так и о вещах нашей семьи, взятых тестем только на хранение. Я, конечно, мог бы с этим смириться, но моя бабушка и сестра Анна настоятельно требовали возвратить наше имущество. И тогда мне пришлось, после длительных уговоров тестя и тещи, решить вопрос добровольно, принимать всевозможные меры, чтобы добиться возвращения хотя бы части вещей. Тесть сказал: «Я передал все вещи Марине и ничего сделать не могу». Теща командовала суровым генералом, так же как он своими офицерами и солдатами, и звала его «Борька-нянька», ее же знакомые за глаза называли «конь-баба». После того как я заявил теще, что мы будем жаловаться в компетентные органы, она мне сказала следующее: «Мы почти маршалы, а ты сын изменника родины. Я еще доберусь и до Громыко и расскажу, как его жена принимала от вас подарки». Я узнал позднее, что моя бывшая жена сблизилась с сыном начальника Главного штаба ПВО страны, генерал-полковника В. Сози-нова, а затем вышла замуж за его сына, чтобы сохранить положение своему отцу (правда, она прожила с новым мужем около года.). Кроме того, тесть и теща были вхожи в семью Маршала Советского Союза П.Ф. Батицкого — главнокомандующего войсками ПВО страны, заместителя министра обороны — и делали ему подарки (используя советы моей мамы, я говорил теще еще в середине 70-х годов, что тесть никогда не достигнет высокого положения без подарков высокому военному начальству).

Поговорив с тещей, я сразу же связался с М.И. Курышевым и рассказал о нашем разговоре. Буквально через час мне перезвонила взволнованная Вера Николаевна, стала усиленно извиняться и говорить, что я ее не так понял.

В общей сложности я не имел никакой информации о первой жене и сыне в течение шести месяцев. Мое терпение лопнуло, и я написал в конце 1980 года два письма (их подписали также бабушка и сестра): одно члену Политбюро ЦК КПСС, министру обороны СССР Д.Ф. Устинову, другое начальнику Главного политического управления Советской армии и военно-морского флота, генералу армии А.А. Епишеву (в 1951 году он являлся заместителем министра госбезопасности СССР), которые я послал заказной почтой. В письмах я коротко описал, как генерал Смирнов фактически присвоил вещи, которые были переданы ему на хранение. Скоро пришел ответ, что данный вопрос передан на рассмотрение в Главное политическое управление (ГПУ — забавное совпадение!). В сталинские времена эта аббревиатура вызывала у всех советских людей ужас.

К нам домой на Фрунзенскую набережную несколько раз приезжал полковник управления Он внимательно записал все мои показания. Я вспомнил фамилии генералов в военном городке, где проживал тесть, которые могли видеть старинную мебель и антиквариат и подтвердить, что раньше у него никогда их не было. Кроме того, привезти незамеченным такое количество вещей (несколько ездок на военном «газике») было просто невозможно. Моего тестя стали вызывать в Главное политическое управление. Сразу же объявилась моя жена. Я предложил ей снова жить со мной, но она отказалась.

Через некоторое время она согласилась добровольно передать мне только половину вещей, принадлежащих моей покойной маме (как наследникам по закону — мне, моей сестре и бабушке). Вернуть все вещи моя жена категорически отказалась. В обмен на передачу части нашего имущества она потребовала написать письмо о том, что мы больше не имеем никаких претензий к ее отцу и извиняемся перед ним. Но моя первая жена отдала мне не лучшую половину всех вещей, а драгоценности мамы, переданные мною ей, вообще, по мнению Марины, не могли быть предметом торга. О том, что я заработал и купил в Женеве, не было и речи, а также о тех вещах, которые я вывез на квартиру ее отца за несколько дней до обыска и конфискации имущества. Получив отданную меньшую половину наследства мамы, я передал законную часть бабушке и сестре. Однако я обозлился на бывшую жену еще больше и написал очередное письмо уже на имя члена Политбюро ЦК КПСС, председателя КГБ СССР Ю.В. Андропова. Из КГБ ответа не последовало.

Но после обращения к Андропову 11 февраля 1982 года я получил следующий ответ из политического отдела Главного штаба главнокомандующего войсками противовоздушной обороны Министерства обороны СССР: «Ваша жалоба на генерал-лейтенанта тов. Смирнова Б.И., адресованная министру обороны СССР, внимательно рассмотрена. За использование своего должностного положения в решении имущественных вопросов дочери к тов. Смирнову Б.И. приняты строгие меры партийного воздействия. В настоящее время он представлен к увольнению из Вооруженных сил СССР. Что касается дальнейшего раздела оставшихся вещей, то Вы должны решать это установленным законом порядком». Это была «высшая мера» наказания для высокопоставленного генерала в то время. Кстати, выйдя на пенсию в пятьдесят пять лет, крепкий мужик прожил еще всего десять лет. Между тем его отец и мать дожили до девяноста лет. Несмотря ни на что, я всегда симпатизировал своему тестю, который был очень добрым и порядочным человеком, но, к сожалению, как часто бывает даже с государственными деятелями, попал «под пяту» своей жены и выполнял все ее прихоти и желания.

С 1981 года я выплачивал четверть своей скромной зарплаты (175 рублей в месяц) в качестве алиментов. На суде моя первая жена Марина заявила, что не нуждается в моих жалких алиментах, — она их требует из принципа, так как по моей вине у ее отца большие неприятности (судья подкч «ала головой, но ничего не сказала). Моему сыну Алексею Марина сказала: «Я развелась с твоим отцом, потому что он избил твоего дедушку». До моей жалобы по поводу имущества мамы моя первая жена говорила сыну, что папа находится в Женеве. Интересно, как я ухитрился избить здоровенного генерала? Об этом рассказал мне в 90-х годах муж двоюродной сестры Марины. Все ее родственники жили в поселке Валентиновка на даче, которую купил их дед. Правда, в середине 70-х годов она сгорела, а новая была построена моим тестем. Для этой цели он использовал солдат. Так что и при советской власти генералы и маршалы использовали свое положение для решения личных проблем…