Глава 22 СМЕРТЬ ОТЦА. ЛЮБОВЬ ЗЛА. КРАХ МОИХ НАДЕЖД

Итак, в августе 1995 года я приехал в Москву с подарками от отца к жене Нине и сыну Аркадию.

Отец попросил меня продолжать встречаться с бывшими видными дипломатами и сотрудниками МИДа России для того, чтобы помочь ему собрать материалы для его новой большой книги, которую он так, к сожалению, и не написал. Для этой цели он купил мне диктофон. В 1994–1995 годах я сумел взять интервью у бывшего министра иностранных дел СССР А.А. Бессмертных, заместителя Громыко М.С. Капицы, бывшего министра иностранных дел РСФСР В.М. Виноградова, посла в отставке И.Г. Усачева, бывшего руководителя группы консультантов Международного отдела ЦК КПСС, двоюродного брата отца Ю.А. Жилина, бывшего консультанта данного отдела, советника Конституционного суда России, доктора юридических наук, профессора В.К. Собакина, бывшего заведующего Договорно-правовым отделом МИДа СССР, посла в отставке, доктора юридических наук, профессора Ю.М. Рыбакова (тогда он был заведующим кафедрой Дипломатической академии МИДа России) и др. О.А. Трояновский и Г.М. Корниенко не возражали против интервью. Но я с ними так и не встретился — после «временного развода» отца в 1996 году с молодой женой в этом уже не было смысла, так как мой папа надолго заболел. Зять А.А. Громыко А.С. Пирадов и зять И.Б. Сталина Г.И. Морозов отказались дать мне интервью. Пирадов вообще не захотел разговаривать со мной по телефону, а Морозов сказал: «Я же уже помог вам, дав рецензию на вашу книгу. Больше я ничем вам полезным быть не могу». Все мои попытки связаться с министром иностранных дел России А.В. Козыревым (депутат Госдумы священник Г. Якунин обещал мне в этом помочь, однако бывший министр, даже будучи уже только депутатом, отказался дать мне интервью), а также с другими действующими руководящими сотрудниками МИДа России не увенчались успехом. Отец попросил меня поработать в архиве МИДа России с целью поиска интересных материалов для его книги. Заведующая архивом внешней политики МИДа России Е.В. Белевич прислала на имя директора Института государства и права РАН академика Б.Н. Топорнина следующее письмо: «В связи с Вашим обращением настоящим сообщаю, что старшему научному сотруднику института, к.ю.н. Г.А. Шевченко предоставлена возможность ознакомиться с некоторыми документальными материалами Архива внешней политики Российской Федерации для подготовки докторской диссертации на тему: «Некоторые правовые аспекты современного международного правопорядка». Однако найти документы, особо интересовавшие отца, мне не удалось, видимо, они были уничтожены по указанию предусмотрительного А.А. Громыко.

В августе 1995 года произошел очередной банковский кризис. Продав свою дачу в поселке Валентиновка (дарственная отца на сестру, как я уже писал ранее, была утверждена с согласия Э.А. Шеварднадзе в 1989 году), сестра Анна передала мне 10 тысяч долларов США в качестве некоторой компенсации, которые я вложил в два солидных банка — «Национальный кредит» и «Московия». Коммерческий банк «Национальный кредит» был основан Олегом Бойко — другом, как об этом писали в то время многие газеты, Е.Т. Гайдара. Бойко все также помнят как руководителя инвестиционного фонда «ОЛБИ-дипломат» и владельца соответствующих магазинов. Одним из главных основателей банка «Национальный кредит» также являлся Национальный фонд спорта (его председатель — Ш. Тарпищев — был частым партнером Б.Н. Ельцина по игре в теннис). Этот один из крупнейших банков России уходил от налогов, в частности закупая за рубежом сигареты и спиртные напитки. Чем, кстати, не гнушалась и Московская патриархия, как писала пресса того времени. Российское население вложило в упомянутый банк солидные деньги, так как он выплачивал приличные проценты — 20 процентов годовых в валюте. Основной офис банка находился рядом с площадью Маяковского в здании, где располагался один из офисов Администрации Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина. Естественно, данный банк вызывал у всех большое доверие. Примерно половину своих денег, вложенных в банк «Национальный кредит», я сумел спасти, отстояв огромную очередь. Однако свыше 3 тысяч долларов мне не вернули. В 1996 году я получил исполнительный лист из Краснопресненского суда Москвы. Суд решил взыскать с КБ «Национальный кредит» 23 073 296 рублей (в соответствии с тогдашним курсом). Деньги я не получил до сих пор. И не надеюсь, так как по нашим «справедливым» законам, как я узнал в суде, срок действия исполнительного листа был равен одному году.

6 тысяч долларов США я вложил в другой солидный банк, «Московия», имевший несколько филиалов в Москве и пользовавшийся доверием московского правительства. Он выплачивал 22 процента годовых в валюте. После того как я сумел снять часть своих денег в банке «Национальный кредит», я пошел пешком в основной офис банка «Московия». Там было все спокойно. Я снял 200 долларов в качестве процентов и подумал, не стоит ли взять все 6 тысяч долларов. У меня было какое-то нехорошее предчувствие. Кроме того, набирал обороты банковский кризис. Однако в данном банке висела на самом видном месте грамота московского правительства, где отмечалась хорошая работа финансового учреждения. Грамота сыграла свою роль, и я решил оставить свои деньги еще на три месяца. Как выяснилось в дальнейшем, это была роковая ошибка. Через три месяца, в ноябре 1995 года, я пришел в банк «Московия» за очередными процентами за квартал. Там находилась лишь одна девушка с огромными синяками под глазами, видимо, от бессонницы или от переживаний в связи с тем, что сама держала все свои деньги в родном банке. Она мне сказала: «Мы не выплачиваем ни процентов, ни денег».

Когда я вышел из старинного красного здания в центре Москвы, я не знал, куда идти, у меня было такое состояние, как будто меня ударили обухом по голове. Отстояв многодневную очередь, я получил в 1996 году исполнительный лист Останкинского межмуниципального (районного) народного суда. Да, наши суды подлинно «народные» и «защищают» только народ. Суд решил взыскать с КБ «Московия» 37 275 084 рубля. Исполнительный лист храню как реликвию бандитского капитализма, насажденного «демократами» в России. Интересно, что суд находился, когда я первоначально подавал иск, в Безбожном переулке!

В дальнейшем я узнал, что О. Бойко сбежал в США, а его банк «Национальный кредит» задолжал своим вкладчикам около 500 миллионов долларов США. В прессе была информация, что он «случайно» упал с балкона своей съемной квартиры в Нью-Йорке, так как забыл ключи и пытался забраться в дом по водосточной трубе! Но чудом остался жив. В газетах отмечалось, что О. Бойко во время процветания своего банка увлекся лошадьми и покупал некоторых скакунов за 30 тысяч долларов США. Сейчас бывший банкир входит в сотню самых богатых людей России согласно данным журнала «Форбс». Относительно банка «Московия» выяснилось, что он был связан с криминальным миром, а его владелец также сбежал в США. У обоих банков не было ни недвижимости, ни денег.

В конце 1995 года отец попросил меня участвовать в похоронах своего тестя — подполковника МВД в отставке В.С. Шленова, отца Наташи. Мой папа позвонил и сказал: «Помоги, пожалуйста, моей жене». Естественно, я не мог отказать отцу и принял участие в этом мероприятии. Отпевание отца Наташи осуществлял в одной православной церкви в центре Москвы отец Никодим — заместитель настоятеля Даниловского монастыря по внешним делам. Это был интересный священник. Он один раз передавал мне посылку от отца. Во время одной из встреч с ним в Даниловском монастыре (резиденции Патриарха Московского и всея Руси Алексия II) Никодим, имеющий там большой отдельный кабинет, рассказывал мне, что его родной брат стал работать по партийной линии (КПСС) и достиг значительного положения. Никодим же пошел другим путем — стал священником. Он мне намекал, что и это был не менее выгодный путь. За день до отпевания отца Наташи священник Никодим очень сильно обгорел, обжег свое лицо, каким образом я уже не помню, но, тем не менее, принял участие в процедуре. Жена отца была ему очень благодарна. Наташа похоронила своего отца на каком-то кладбище в подмосковном поселке, возможно, кладбище было старообрядческим. Я также принимал участие в поминках, проходивших в трехкомнатной квартире, принадлежащей сейчас Наташе и находящейся недалеко от Петровки, 38. Во время поминок было видно, что родственники и гости гордились Наташей, мужем которой был столь известный человек.

В конце 1995 года я получил приглашение на престижную конференцию по контролю над вооружениями, в которой, в частности, одним из основных выступающих должен был быть бывший министр обороны США Ричард Чейни. Приглашение я получил в связи с тем, что согласно бюллетеню Института ООН по исследованию проблем разоружения № 25, 1994 год, я был включен в список научных сотрудников, которые занимаются этими вопросами во всем мире. У меня не было денег для поездки в США за свой счет. Однако, показав приглашение в посольстве США, я сразу же получил многократную визу на три года. Отец обещал, что я приеду к нему в 1996 году. Но судьба распорядилась по-иному. Весной 1996 года он сообщил мне, что я не смогу приехать к нему. Его молодая жена начала бракоразводный процесс. Прошел так называемый испытательный срок (три года) для лиц, вступивших в брак с гражданами США. По прошествии указанного времени иммигранты, получившие вид на жительство или гражданство США (Наташа получила и этот статус), уже не могли быть лишены ни того ни другого. Отец не стал ей уже интересен — у него не было никакого недвижимого имущества, а лишь пенсия 6,5 тысячи долларов США в месяц.

В конце 1996 года мне позвонила взволнованная сестра Анна и сказала, что последнее имущество отца может просто пропасть, если я срочно не приеду в США. Сестра была готова принять меня на своей съемной квартире. Я позвонил отцу и попросил его срочно снять деньги с моего счета и купить мне билет в США. Я также подчеркнул, что хочу забрать кольца с бриллиантами, которые я передал ему на хранение. Отец сразу же согласился, однако перезвонил мне через двадцать минут и ответил, что моя сестра «не готова меня принять» и якобы отказалась от своего предложения. Я не стал перепроверять эту информацию, однако было предельно ясно, кто стоял за таким решением отца. Ни моих денег, ни бриллиантов, как выяснилось позднее, уже и в помине не было. Во время оформления «временного развода» огромное имущество отца было оценено с подачи «набожной» Наташи чрезвычайно низко. В частности, антикварные яйца работы Фаберже, приобретенные отцом за большие деньги, были проданы за бесценок через оценщика, которого рекомендовал «добрый» священник В. Потапов. Этот его знакомый заявил, что яйца были фальшивкой. Первые «алименты» от отца (часть его пенсии) в размере 3 тысяч долларов США в месяц Наташа получала вместе с женой Потапова — сердобольной матушкой Марией, которая лично пересчитывала деньги на глазах моей сестры Анны. Не дай бог, бедную Наташу обманут. Отец тогда лежал в больнице.

С августа 1996 года я не имел никакой информации от отца вплоть до конца 1997 года. Он серьезно болел. Потеряв в конце 1995 года последние сбережения, я стал искать дополнительную работу. На зарплату, получаемую в Институте государства и права, невозможно было содержать семью. Летом 1996 года я устроился в Центр земельного права, который был образован в 1995 году с участием Государственного комитета России по земельным ресурсам и землеустройству. Учредителями центра являлись Федеральный кадастровый центр «Земля», Институт государства и права Российской академии наук, фонд «Международный институт развития правовой экономики», юридический факультет МГУ и юридическая фирма «Статут». Генеральным директором центра является кандидат юридических наук А.В. Бесяцкий, с которым я познакомился в нашем институте еще в 1993 году.

Я ему очень благодарен, что он взял меня на работу, поддержал в тяжелое для меня время. Хотя я проработал вместе с ним непродолжительное время — около семи месяцев, это была для меня действительно школа совершенствования юридических знаний, я тогда впервые стал заниматься на практике не только международным правом, но и гражданским и земельным правом. От простого юрисконсульта я дослужился до должности начальника отдела по вопросам нормотворческой деятельности и правовой экспертизы. К сожалению, земельный комитет, который был основным спонсором нашей фирмы, долгое время не получал деньги от государства, и естественно, наша деятельность по выработке проектов нормативных актов в данной области также не оплачивалась. В феврале 1997 года я был вынужден уйти из Центра земельного права.

22 января 1998 года я получил от отца большой комплект документов, необходимых для воссоединения с ним в США. Интересно, что официальный доход отца за 1992–1993 годы составлял 317 537 долларов США, а за 1995–1996 годы — уже лишь 77 135 долларов. Там же было и его личное письмо.

Отец писал:

«Дорогие Гена, Нина и Аркаша!

Мы все очень рады, что решился вопрос с вашим приездом на постоянное место жительства сюда. Посылаю тебе просимые документы. Если еще что-либо нужно, звони мне, и я вышлю.

Я очень болел. И поэтому не звонил тебе. Был в больнице. Не хотел расстраивать. Сейчас мне намного лучше.

Пожелания: если есть возможность, купи и привези российские (дореволюционные) монеты и советские серебряные рубли 20-х годов (особенно юбилейные). Не знаю, разрешат ли вывезти. Проверь. Если еще остались филателистические магазины, купи все имеющиеся там марки (советские и иностранные). Может быть, это все можно вывезти как личную коллекцию. По приезде объясню, зачем. Книги у меня все есть.

Ждем вас. Целую, папа и дед».

С полученными документами я пошел в посольство США в Москве. Однако, как выяснилось, в присланных документах не хватало двух важных страниц (были только копии), и в посольстве мне сказали, что необходимо прислать оригиналы. Кроме того, меня проинформировали об очереди на иммиграцию, которая длилась примерно полгода. Я сообщил об этом отцу, но подготовить мне недостающие бумаги он так и не успел.

В своем последнем письме дочери Анне, переданном ей за девять дней до своей смерти — 19 февраля 1998 года, отец пишет, что его жена Наташа забрала у него даже его личные носильные вещи! Письмо заканчивается следующей фразой: «Как ни печально и неприятно признать, но приходится мне расплачиваться за свои ошибки. Таковы законы в США, и их нельзя обойти. Тут поработали феминистки».

28 февраля 1998 года мне позвонила сестра и сообщила, что папа умер. Он умер на шестьдесят восьмом году жизни (шестьдесят семь лет и четыре месяца) от обширного кровоизлияния и цирроза печени в съемной однокомнатной полупустой квартире, где стояли лишь его кровать и стеллажи с любимыми книгами о дипломатии и шпионаже да копировальный автомат, на котором он последние дни своей жизни ксерокопировал документы, касающиеся его тяжбы в суде с молодой женой. Его здоровье сильно подорвал развод в 1996 году с Наташей, которую он очень любил и которой отдал практически все, что имел. Последние месяцы жизни он проводил в американском суде, где его бывшая любимая жена пыталась отсудить половину его большой пенсии почти в 7 тысяч долларов в месяц, так как она отказалась заключить с отцом брачный договор. Посоветовавшись со своими мудрыми советниками, а также со своим возможным любовником, юристом, председателем Джеймстаунского фонда В. Геймером, Наташа оформила с отцом не развод, а так называемый «временный развод» (по-английски «сепарейшен»). Таким образом, она имела полное право на часть пенсии своего мужа. Кроме того, в своем последнем завещании, написанном перед своей смертью, отец завещал все свое имущество Наташе. Между тем в предыдущем завещании, датированном 23 февраля 1993 года (через год после его роковой свадьбы), Шевченко завещал свой дом в штате Северная Каролина своей дочери Анне, а дом в Южной Каролине — мне. Однако в 1996 году этого недвижимого имущества уже не существовало — молодая жена «убедила» отца его продать.

Сестра рассказывала, что последние годы отец очень болел — отказывали почки, врачи говорили о пересадке печени. Сестра с семьей буквально разрывалась между своими делами и врачами. Анна, ее муж и трое детей от зари до зари трудились в маленьком ресторанчике, находящемся рядом со съемной квартирой отца, чтобы заработать деньги, поскольку «бедной» Наташе удалось выманить у больного мужа даже все сбережения его родных детей, полученные от продажи недвижимости в Москве и заработанные в США. 28 февраля телефон отца не отвечал. А кроме сестры с семьей он почти ни с кем не общался. Иногда только приезжала Наташа и привозила продукты, которые врачи категорически запрещали отцу есть. Сестра находила недоеденные остатки таких продуктов и подозрительные остатки супов. В тот же день старший сын моей сестры Дмитрий пошел навестить деда и отнести ему продукты. Тогда все и обнаружилось. Отец лежал на полу весь в крови и абсолютно голый… Таким ушел в мир иной самый высокопоставленный перебежчик XX века. И хотя в свидетельстве о смерти стоит дата 28 февраля, вероятно, это случилось днем раньше. Отец завещал похоронить себя рядом с его второй женой, американкой Элейн, умершей от рака, которую он любил больше всех. Но пока сестра разбиралась со свалившимися на нее проблемами, вдруг появилась его бывшая третья жена Наташа. Она без ведома Анны забрала тело отца из морга и похоронила тайно от родственников в другом месте.

После смерти отца пропали и все мои личные самые ценные вещи: три бриллиантовых кольца стоимостью около 10 тысяч долларов. Моя сестра Анна, узнавшая первая о смерти отца 28 февраля, сообщила мне, чтобы я ни в коем случае не переводил деньги на наш с отцом совместный счет — на нем не было ни цента. В марте 2003 года сестра прислала мне копии документов, которые свидетельствовали о том, что Наташа потребовала от мужа снять с этого счета мои личные деньги на ее тренировки в спортивном клубе. Она была склонна к полноте и все время мечтала похудеть, правда, я не знал, что за мой счет. Сестра также прислала письмо, написанное собственноручно женой отца, где она требовала взять мои деньги. В конце письма была приписка: «Подумай об упрощении наших дел и отношений, а не об их усложнении». Так пропали мои несчастные 2200 долларов. Последние 272 доллара 6 центов США были сняты с моего счета 16 августа 1996 года в пользу благотворительного фонда «Спасите тигров», членом которого состояла сердобольная Наташа. Безусловно, что ее целью было не только полное разорение А.Н. Шевченко, но и ссора отца с детьми, очернение его в их глазах. Здесь просматривается не только корыстный умысел, но и политика, а может быть, и рука КГБ.

Мой отец даже после «временного развода» до самых своих последних дней надеялся, что Наташа вернется к нему. Он об этом не один раз говорил мне по телефону. Сестра мне рассказывала, как Наташа на суде, где она пыталась получить как можно большую часть пенсии мужа, гладила его по руке и говорила: «Аркаша, все будет хорошо, и мы будем жить опять вместе». И отец со всем соглашался.

После смерти отца остался долг около 600 тысяч долларов США. Я проверял эту информацию в инюрколле-гии и там ее подтвердили. В интервью газете «Комсомольская правда» от 03.03.1999 года моя сестра подчеркнула, что отец был должен ей 250 тысяч долларов США, которые взял у нее взаймы и не сумел вернуть. На этот счет имеются соответствующие документы, заверенные в США нотариально. Сестра продала в 1994 году дачу в поселке Валентиновка и трехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной в элитном доме номер 50, в котором до самых последних своих дней жил нарком Сталина Л.М. Каганович.

Генерал КГБ в отставке Ю.И. Дроздов пишет, что место захоронения Шевченко держится в секрете. Мне этот «секрет» известен — его похоронили на небольшом участке американского кладбища в Вашингтоне, который выделен специально для церкви православного священника Виктора Потапова, жена которого сосватала моему отцу картографа Наташу. На похоронах отца присутствовал его американский «друг» В. Геймер, являвшийся президентом Джеймстаунского фонда, помогавшего диссидентам и перебежчикам устроиться в США. Кстати, отец был вице-президентом данного фонда, но фактически именно он его создал. Сейчас президентом фонда является бывший помощник президента США по вопросам национальной безопасности 3. Бжезинский.

Следовательно, Наташа распорядилась не только деньгами отца, но и его телом. Геймер на похоронах выразил сожаление, что Шевченко окончил свою жизнь столь «плачевно и одиноко». Однако после «временного развода» Наташи с отцом Геймер почему-то предпринимал все усилия, чтобы ускорить бракоразводный процесс. Об этом рассказал моей сестре Анне личный лечащий врач отца Макнамара.

Не случайно в интервью «Интерфаксу» руководитель пресс-бюро Службы внешней разведки (СВР) РФ генерал Ю.Г. Кобаладзе (кстати, он работал в Англии под началом английского шпиона О. Гордиевского) сказал, что «злорадствовать по поводу его (Шевченко) смерти мы, естественно, не станем».

Я считаю, что Бог просто миловал меня. Я мог бы, так же как и моя сестра, потерять все свое имущество в США, если бы продал, предположим, в марте — апреле 1998 года свою двухкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной и перевел деньги на наш совместный с отцом счет (фактически мой личный) в США. Тогда бы я, приехав в Америку, не имел бы ничего — ни денег, ни квартиры, ни работы. Моя сестра проживала с семьей в США с 1992 года, она там уже адаптировалась и сумела с мужем организовать свой бизнес. Я же приехал бы на голое место с семьей в сорок шесть лет без каких-либо средств к существованию.

В посольстве США в Москве мне сказали, что теперь я не имею права на получение иммиграционной визы. Мне нужно было снова подавать документы в иммиграционное агентство США. Однако моя сестра должна была иметь соответствующий дополнительный доход (13 тысяч долларов США в год на каждого родственника) и иметь статус гражданки США. Ни того ни другого у нее не было. Но если бы даже она имела это, очередь, как меня предупредили в посольстве, растянулась бы, как минимум, на десять лет. У меня была идея написать письмо президенту США с просьбой помочь мне получить иммиграционную визу. Все-таки мой отец был не рядовой личностью и много сделал для правительства США. Но я передумал.

К счастью, в 1998 году я уже год работал, благодаря образованию которое дали мне отец и мама (этого не отнимешь при всем желании), в солидной российской коммерческой фирме и был в состоянии относительно прилично содержать свою семью по сравнению с миллионами российских граждан, которые при «демократическом» режиме жили в нищете, но зато имели право говорить все, что они думали о существующей бездушной власти.

Загрузка...