Под небом Новгорода

Глава двадцать шестая. Воинственный клич

Пользуясь пребыванием Анны в Нормандии, в марте 1057 года Генрих надолго отправился к Жоффруа Мартелю. Оба возобновили союзнические отношения, твердо решив на сей раз поставить Бастарда на колени. В Анжере уже готовились к войне, которая должна была начаться в ближайшие месяцы.

Король застал королеву в Санли. Помолодевший, с блестящими глазами, Генрих весело расспрашивал Анну о нормандском дворе, справлялся о своем «добром племяннике Гийоме» и о милой племяннице Матильде. Передала ли жена от его имени священные сосуды монахам аббатства Мон-Сен-Мишель, хорошо ли она молилась за упокой души своего отца, Великого князя Киевского?

Удивленная живостью короля, Анна доверчиво отвечала на все вопросы супруга.

— Ты не видела там сосредоточения войск?

— Нет, — ответила она, улыбаясь, — все там спокойно, все в полном порядке.

— Мне это хорошо известно! — поспешно проворчал король с мрачным видом.

Но отчего у Генриха так внезапно лицо сделалось лживым и злым?

— Скажи, чем я тебя обидела?..

— Нет, душа моя, я только подумал о любви к тебе герцога и о том, что ты его поощряешь…

— Но ты никогда прежде не был против!

— Это была только политическая уловка.

— Что ты говоришь? Все эти годы ты позволял расцветать чистым и благородным чувствам в угоду политике! Я не понимаю…

— Какое это имеет значение? Это не женское дело.

— В моей стране все было по-другому. Отец всегда советовался с матерью и часто прислушивался к ее советам.

Король только пожал плечами. Опечаленная Анна прошла в глубь покоев, отодвинула драпировку, закрывавшую вход в ее молельню, и опустилась на колени перед золотым крестом, в котором были заключены реликвии Новгородской Богоматери. Анну освещал слабый свет; она погрузилась в молитву.

В начале лета французская и анжевинская армии, стоявшие в Мэне, пересекли долину Аржанстана и Фале и вторглись в Нормандию. Король Франции и граф Анжуйский разместили командный пункт в монастыре Сен-Пьер-сюр-Див, а их отряды продолжали двигаться на север, грабя и предавая огню все на своем пути. Те немногие, кто избег гибели при Мортемере, боялись, что и теперь отряды не случайно встречали только слабое сопротивление. Но насмешки товарищей быстро охладили их опасения.

Герцог ожидал нападения, но предполагал, что это случится не ранее конца лета. Он затворился в Фале и созвал свое войско. Наблюдателям приказали каждый день доносить о продвижении вражеских армий. Отряды противника, обремененные повозками, тяжело нагруженными добычей, вернулись в Канн, там переправились через реку Орн, а потом пошли к устью реки Див. Генрих и Жоффруа Мартель, каждый в окружении своей свиты, разбили лагерь на берегу.

При свете разожженных на песке костров рыцари играли в кости, слушали рассказы о подвигах храброго Роланда, пили сладкое вино, захваченное у нормандцев, или приставали к девицам.

Все было спокойно, ночь была теплой и благоуханной, небо усеяно звездами. Неподвижное море блестело под луной.

Настроенный нежно, Генрих склонился над Оливье. Нахмуренное лицо молодого человека сразу остановило его порыв.

— Что с тобой, мой милый? С некоторых пор я замечаю, что ты очень грустен… Ты не счастлив рядом со мной? Разве у тебя нет всего, что ты можешь пожелать? Или ты больше не любишь своего короля? Может, ты любишь другого?

Трубадур отрицательно покачал головой.

— Тогда в чем дело? Кто-нибудь обидел тебя?

— Тогда бы этот человек был мертв.

— Не понимаю.

— Ваше величество, вы всегда были так добры ко мне, но я устал от такой жизни, от интриг, от ненависти одних и зависти других. Я хочу, чтобы вы приказали мне покинуть вас…

— Никогда!

— … чтобы храбростью я смог возвыситься до звания рыцаря.

— Ты?! — король расхохотался.

Оливье воспринял смех короля как пощечину. Он разом вскочил и вытащил меч. Генрих не был вооружен. Он не пошевельнулся, но сказал с подчеркнутым пренебрежением:

— Ты осмелился поднять руку на своего короля?!

— Меня оскорбил человек, а не король! Ну же, бейся, или, может, ты боишься, что я тебя проткну менее приятным способом, чем сделал это прошлой ночью?

— Бедный Оливье, а я так хотел тебе добра!..

Воины из королевской охраны приблизились неслышно. Они скрутили, потом сильно избили королевского любовника.

Наконец, сопровождаемый сотней рыцарей, герцог Нормандский решил покинуть фалезский замок. По дороге он набирал крестьян, плакавших на развалинах своих хижин. Вместе с этим войском, воодушевленный ненавистью и жаждой мести, Гийом вошел в бавенский лес и остановился там, выжидая подходящего времени, чтобы напасть. И это время скоро наступило. По сведениям, которыми располагал герцог, противник готовился переправиться через Див по мосту у Варавиля.

— Они так перегружены награбленным добром, что им нужно много часов, чтобы добраться до другого берега, — уточнил один из нормандских соглядатаев.

Бросив боевой клич, Гийом устремился вперед.

Услышав воинственный клич нормандцев, рыцари и вилланы вместе бросились навстречу врагу.

Король Франции и граф Анжуйский, перейдя Див, уже добрались до вершины холма. Они остановились и обернулись, с удовольствием разглядывая далеко растянувшуюся перед ними вереницу воинов, лошадей, повозок.

Вдруг, несмотря на шум, до них донесся воинственный клич, которого они так страшились. Одновременно у подножия холма толпа заколыхалась в чудовищной судороге.

— Нормандцы! — воскликнул Жоффруа Мартель.

Генрих чуть не упал от потрясения. Оцепеневшие и бессильные, Генрих и Жоффруа Мартель оказались свидетелями массового избиения своих воинов.

Гийом хорошо рассчитал время для нападения. Треть французской армии уже перебралась через Див, вторая часть была еще на мосту, а остальные следовали за ними. Полчища вооруженных дубинами, рогатинами, лопатами крестьян напали на арьергард, которым командовал граф де Блуа. Крестьяне били, рубили, убивали. Французы в ужасе толпились на мосту среди нагромождения повозок, раненых лошадей, затоптанных всадников, обезумевших животных.

Нормандские воины, в свою очередь, также вступили в бой. Несмотря на храбрость французов и анжевинцев, это был для них разгром. Некоторые бросались в воду, пытаясь спастись, но они тонули на глазах оторопевших короля и графа. Часть французской военной добычи была уже в руках нормандцев. Вскоре уничтожение стало размеренным.

…На левом берегу Див вскоре остались только изуродованные трупы, разбросанные конечности. На мосту же резня продолжалась…

Волны окрасились кровью, чайки уносили куски человечьего мяса… Граф Анжуйский упал на колени. То, что он видел, было похоже на апокалипсис.

«Седьмый Ангел вылил свою чашу на воздух: и из храма небесного от престола раздался громкий голос, говорящий: свершилось. И произошли молнии, громы и голоса, и сделалось великое землетрясение, какого не бывало с тех пор, как люди жили на земле…»

Наверняка Бог наказал его за безумное желание величия; граф каялся, бился лбом о землю, моля прощения. Бог не слышал его.

Прилив дошел до высшей точки, волны кружились вокруг деревянных опор. Сутолока была так велика, что сражавшиеся не услышали первого, слабого треска. Когда же они поняли опасность, мост с грохотом рухнул, причем шум перекрыл даже крики несчастных, которых мост увлек за собой. На реке виднелись только шлемы, руки, колеса, ноги, лошади… Потрясенные зрелищем того, как неотвратимо поглощались волнами враги, нормандцы на мгновение прекратили битву. Но Гийом бросил свой клич…

Те, кого выбросило течением, ползли по болотистому берегу. Их уничтожали. Во главе двадцати всадников, направляемых крестьянами, Гийом перешел реку выше по течению и преследовал тех, кому удалось достичь противоположного берега. Он крошил с яростью убийцы. Герцог хотел сделать невозможной всякую новую попытку нападения.

Генрих видел, как рука Бастарда, выпачканная кровью, неустанно поднималась и опускалась. Несмотря на усталость и возраст, Генрих вскочил на коня. Жоффруа и его племянники одновременно бросились к голове животного.

От удивления лошадь встала на дыбы, сбросив короля, затем унеслась в сторону врага. Слегка оглушенный, Генрих поднялся.

— Надо бежать, ваше величество!

Опустив плечи, внук Гуго Капета отрицательно покачал головой. По его лицу катились слезы. Дрожащей рукой Генрих показал на поле битвы.

Нормандский всадник галопом направился к ним и остановился перед оцепеневшими побежденными. Лицо его скрывала маска.

— Герцог Гийом возвращает королю Генриху коня, чтобы тот мог скорее покинуть его земли. Герцог добавляет также, что граф Суассонский и граф де Блуа считаются его пленниками.

Долгое время французы и анжевинцы смотрели на удалявшегося рыцаря в маске.