Под небом Новгорода

Женщина в раме истории

Вниманию читателей предложен написанный сравнительно недавно исторический, — или, быть может, правильнее было бы сказать, историко-любовный, — роман современной французской писательницы Регины Дефорж. Некоторая необычность центральной фигуры повествования, равно как и специфическая авторская трактовка выбранной темы, позволяют добавить несколько слов в lumen naturale.

Действие романа «Под небом Новгорода» происходит в XI веке, в древнейший, по хронологии Карамзина, период русской истории. Сравнительно малое число относящихся к той эпохе источников усложняет задачу исторического романиста, диалектически упрощая задачу автора любовного романа. Однако следует признать, не акцентируя внимания на частностях и мелочах, что в общем и целом событийная канва повествования соответствует реально происходившим историческим событиям.

Анна Ярославна, прототип героини романа Регины Дефорж, лицо вполне историческое. Она родилась в 30-х годах XI века (более точно историки пока что не берутся сказать). Около 1044 года была помолвлена с французским королем Генрихом, в 1051 году вышла за него замуж, родила четверых детей его величеству — и канула в небытие. В киевском соборе Святой Софии сохранилось изображение семьи Ярослава Мудрого, в том числе — совсем еще молодой Анны; при этом степень адекватности соборного изображения светловолосому оригиналу всецело остается на совести неизвестного художника. Вот едва ли не все, что достоверно известно о средней дочери Ярослава, женщине, прочно занявшей свое место в истории Франции и России.

Несколько больше известно о ее отце, Великом князе Киевском. Поняв раньше многих иных преимущества междинастических связей, он сам женился на дочери шведского короля Ингигерде, да и через своих детей породнился с несколькими европейскими дворами. Из семи его законных сыновей четверо женились на иноземках. Изяслав взял за себя сестру Казимира Польского, Всеволод женился на греческой царевне, дочери Константина Мономаха, а рано умершие младшие ярославичи Вячеслав и Игорь соединились брачными узами с немецкими княжнами. Дочерей своих Ярослав всех повыдавал в дальние края. Елизавета, старшая, сделалась супругой Геральда, принца, впоследствии короля Норвежского, о котором в заключительных главах романа читатель найдет фрагментарные сведения. Младшая, Анастасия, вышла за венгерского короля Андрея I. Ну а внешне малопривлекательная Анна Ярославна сочеталась с французским королем. Получилась, как видим, широкая династическая палитра, творцом которой был не отец, но политик, стратег. Нелишне будет также упомянуть о том, что имеются некоторые указания и на то, что старшего своего сына Владимира Великий князь будто бы женил на дочери английского короля. Так это или нет — совершенно особенный вопрос. Мы же сейчас хотим лишь констатировать родительскую душевную широту и национально-географическую предусмотрительность Ярослава Мудрого, известного средневекового гуманитария и пристрастнейшего библиофила.

Читателей, интересующихся связями семьи Ярослава, мы охотно отсылаем к «Истории государства Российского» Карамзина.

Теперь о событиях, непосредственно связанных с действием романа Регины Дефорж. Следует признать, что для короля Генриха поиски новой супруги в самом деле представляли собой известную сложность. В памяти Генриха была весьма свежа горестная история его собственного отца, короля Роберта, подвергшегося церковным гонениям за женитьбу на весьма отдаленной родственнице. По этому поводу историк Г. Левен в своем «Исследовании древних связей Франции и Руси», в частности, пишет: «Генрих знал, что стоило отцу его, Роберту, супружество с Бертой, его родственницей в четвертом колене. Папа отлучил Роберта от Церкви. Такая же участь готовилась всякому монарху, который осмелился бы сочетаться браком с самой отдаленнейшей родственницей, в пятом или шестом колене, — а Генрих был родственником почти всех государей европейских. Он лишился первой супруги, дочери императора Конрада, и женился на Анне, княжне Российской».

К этому следует добавить, что по существовавшему на середину XI века раскладу русский двор считался против французского значительно более респектабельным, поэтому даже при вычитании сексуальных приоритетов Генриха (на чем Дефорж делает такой акцент в продолжение всего своего романа), даже при этом вычитании предстоящий брак едва ли казался княжне слишком уж заманчивым.

Согласно некоторым сведениям, по смерти Генриха его жена Анна удалилась в монастырь (о чем Регина Дефорж тактично умалчивает), однако года через два вернулась в мир, с тем чтобы сочетаться вторым браком с влиятельным де Крепи.

Год смерти Анны Ярославны не менее смутен для нас, чем и год ее рождения. Исторически непрозрачная для последующих поколений дымка охватывает, впрочем, и географию: существует мнение, будто Анна умерла во Франции, хотя имеются и некоторые указания на то, что незадолго до смерти она возвратилась к себе на родину. О времени кончины можем сказать следующее: на том основании, что вплоть до 1075 года Анна подписывала государственные бумаги вместе с королем Филиппом, считается, что умерла она «в 70-х годах». Иезуит Менетрие уверял, будто бы в Вильерском аббатстве ему удалось отыскать могилу Анны, однако достоверность этих сведений в последующем подтверждена не была. Что ж, в этом видится нам и некоторый изыск судьбы: явившаяся для всех нас из хронологического тумана в туман же, на исходе своего жизненного пути, и возвратилась. Тут даже прослеживается неявно выраженный рисунок фатума, вроде симпатического росчерка.

Чтобы лучше понять авторский замысел, следует учесть, что роман «Под небом Новгорода» был создан в 1988 году. Для сравнительно молодых читателей напомним, что «восемьдесят восьмой» был годом международной моды на все русское, как иные зарубежные доброхоты именовали советское. Вместе с традиционным «палехом» и не менее традиционной caviare в тот год весьма неплохо шли русские темы, — как принято было именовать фильмы, романы, пьесы и прочее, что в какой-либо степени соотносилось с тогдашним Союзом.

Сразу оговоримся: зарубежных профессиональных авторов, импресарио и устроителей выставок понять можно и нужно, ибо в каждом бизнесе, в каждом виде творчества явно или скрыто присутствует конъюнктура — понятие, не имеющее бранного оттенка и обозначающее всего лишь одно из условий профессионального творчества.

Но следует признать, что из-под пера Регины Дефорж вышел не просто очередной «русский» роман, но исторический роман, фабула которого несколько скрывает со знанием дела выбранный и небезынтересно поляризованный сюжет.

Перед нами — книга о женской судьбе и некоторых бытийных вопросах, остающихся актуальными также и в наше время, что, собственно, и позволяет нам вести речь о современном произведении. Именно эта современность и делает роман интересным для российского читателя.

Подобно тому как для режиссера — пьеса, а для скульптора — каменная глыба, историческая канва для Регины Дефорж представляет собой всего лишь подручный материал, требующий соответствующей огранки. Не склоняясь к историко-иллюстративному описанию событий середины XI века (чем фактически является роман А. Ладинского «Анна Ярославна — королева Франции»), Дефорж предлагает читателю рассказ о средневековой женщине в различных, но при этом вполне сопоставимых и аккуратно, на протяжении всего романа, сопоставляемых условиях. Русская и французская обстановка, тут и там; женская доля: какова же она? Есть ли различия, и насколько они принципиальны? Это вот и есть, как нам представляется, та сюжетная основа, вокруг которой сгруппирован материал романа.

Для последующих рассуждений нам понадобится знание некоторых особенностей средневековой Руси, в частности тех, что напрямую связаны с проблематикой романа.

Искони Русь была обособленной страной, отгороженной от остального мира, отдельной. Ряд обстоятельств создавали для подобного рода отдельности необходимые условия. Однако следует признать, что, подобно всяким сторонним по отношению к национальному характеру причинам, эти самые обстоятельства лишь помогали оформлению, доведению до некоего логического конца того, что было присуще русскому менталитету. Иначе говоря, не были бы русичи склонны к образованию замкнутой системы, никакие бы географические просторы, никакая самодостаточность природной среды, никакая бы враждебность соседних народов не удержали… Разумеется, Русь вела войны, принимала у себя и сама посылала в иные земли различные посольства, обзаводилась торговыми связями и пр., и пр. Однако же все эти вполне обыденные проявления государственной политики с позиции русской психологии являлись исключительными, лишь оттенявшими общую тенденцию действиями.

Исключения же подтверждают правило и существуют лишь постольку, поскольку имеется некое доминирующее правило. А правилом, обычаем и законом, повторимся, была замкнутость Руси.

Русская обособленность, усиленная географическим, культурным факторами, имела свои проявления едва ли не на всех уровнях социальной жизни. Ну а в категориях формальной логики от государственной устойчивой замкнутости до обособленности всякой отдельной семьи — буквально один шаг. Замыкаемая на семейную особость, национальная обособленность находила в этом свое оправдание, получала энергетическую подпитку, образуя в некотором смысле замкнутый цикл.

А среди характернейших особенностей русской семьи следует выделить доминирующее мужское начало: все проистекало и все замыкалось на отце, муже, хозяине — на господине, как принято было говорить.

Ну а теперь о русской женщине. Кем же была в семье она? Русская женщина (смотри «Домострой», читатель) была практически всем: хранительницей устоев семьи, поваром, пекарем, лекарем, матерью, любовницей… Фактически же она представляла собой всеобъемлющую невидимку, с мнением которой муж практически не должен был считаться и судьба которой всецело зависела от господина. Это — как знак такой, как клеймо или как звезда у всякой женской судьбы в средние века. Можно лишь говорить о том, что социальное положение существенно влияло на всякую женскую судьбину и, стало быть, покорное молчание иной крестьянки отличалось или могло отличаться от покорности княжны на весьма значительную величину. Но и в этом случае имели место различия внутри одного качества. И женские песни да причитания красноречиво иллюстрируют сей вывод.

Во всей русской истории до конца XVII века было не очень много женщин. Даже если оставить в стороне традиционно мужественные сферы приложения талантов, то и при этом допущении нужно признать, что женское начало, женский вклад и женские же заслуги не слишком-то, по вполне понятным причинам, бросаются в глаза потомкам.

Тем интереснее оказывается всякое исключение, искажение геометрической стройности логического ряда.

В средние века женщина сродни драгоценному камню: чрезвычайно редка и всегда обособлена.

Вот, например, была княжна Ольга, прославившаяся своей беспримерной, даже мужчин поражавшей жестокостью. Вот — и это уже в иную эпоху — была жена Ивана III, она же племянница последнего Византийского императора, Софья Палеолог. А меж той и другой, за исключением нескольких курьезов, едва ли не единственная — она, Анна Ярославна.

Эта самая Анна и оказывается в центре повествования Регины Дефорж.

Росшая этакой девочкой-сорванцом, княжна Анна испытывала подобие свободы и счастья, которые на деле оказывались лишь отсутствием строгого контроля со стороны отца, Великого князя Киевского Ярослава. Отсутствие же контроля объяснялось отсутствием особенного интереса — всего-навсего. Девичье счастье, — что в мире беззаботной княжны было синонимично свободе времяпрепровождения, — так вот, это самое счастье закончилось одним махом, едва только у Ярослава появилась возможность установить более тесные связи с французским двором.

И властный ураган династических интересов срывает считавшую себя счастливой княжну с насиженных мест, отнимает у девушки возлюбленного. Какое уж в подобных условиях (мы тактично следуем за трактовкой Регины Дефорж) может быть женское счастье, если вся судьба женщины принадлежит главе семьи, господину.

Стало быть, русское счастье — явление зыбкое, линючее. Было — и сплыло, ищи теперь…

И вот Анна Ярославна оказывается во Франции, делается королевой, супругой Генриха I, иначе говоря, оказывается в совершенно для себя новых координатах. Сам по себе, заметим, повествовательный прием, предполагающий перенесение героя из одной системы в другую, освоен литераторами еще со времен Свифта. Так вот, Анна перенесена во Францию. И что же мы видим? Французский период жизни Анны, при всех различиях в положении княжны и королевы, оказывается весьма похожим на предыдущий период, русский. Различия столь невелики, что ими вполне можно и, по нашему мнению, даже нужно пренебречь. Отсутствие у Анны свободы действий, невозможность осуществления права выбора, отсутствие надежд на какое-либо принципиальное изменение этого положения — все это делает в структуре романа Францию синонимичной Руси. Причем этот свой взгляд, эту точку зрения Регина Дефорж выразила последовательно и достаточно категорично.

В данном случае нам не очень важно знать, насколько все это соотносится с так называемой исторической правдой. Перед нами — авторская позиция, с которой читатель волен согласиться или не согласиться, что, собственно, дела не меняет.

Нам же подобный взгляд на положение женщины в средние века представляется весьма правдоподобным, ибо вся тогдашняя жизнь обусловливала подобное распределение социальных ролей. Понадобились совершенно иные исторические условия, появившиеся лишь в новое время, чтобы женщина могла начать свое восхождение до уровня мужчины в том, что касается ее участия в общественно значимых сферах жизнедеятельности. Только лишь при перемене внешних условий женщина сделалась совершенно иной исторической и социальной фигурой, с неизбежно возникшими новыми проблемами и бедами. Однако эти условия, эти взаимоотношения полов находятся за пределами романа «Под небом Новгорода».

Таковы наши выводы, появившиеся после прочтения романа. Впрочем, как сказал, заканчивая «Войну и мир», Толстой, «художник… выводит свое представление о свершившемся».

Полагаем, что не в меньшей мере, чем основным сюжетом, книга Регины Дефорж привлечет современного читателя и темой жизни без родины, вдали от родины, с мыслями об оставленной родине. Эта тема у Дефорж окрашена в тональность щемящей грусти. Но поскольку автор не сделал эту тему центральной, не будем акцентировать на этом особенное внимание и мы.

Еще свежи в памяти читателя заключительные сцены романа, наивные и трогательные отношения Моры и Векши; еще поднимается дым над памятным читателю плавучим костром, — не станем мешать…

Константин Новиков