Под солнцем Мексики

МУЗЕЙ ВОСКОВЫХ ФИГУР

Индейцы с глубокой древности хорошо знают целебные свойства многих растений и пользуются ими для лечения болезней. Знают индейцы и способность некоторых растений выделять высококачественный воск. Они умеют лепить из него очаровательные фигурки животных и людей. Это искусство сохранилось среди жителей горных районов.

— Давайте побываем в нашем музее восковых фигур. Он не уступает лондонскому, — предложили мне мексиканские друзья.

В лондонском музее я был в 1957 году.

Мадам Тюссо (1761–1850 гг.), создательница и владелица музея восковых фигур в Лондоне, была большой поклонницей королевских особ. В залах ее музея можно увидеть королей, королев, принцев крови, титулованных особ, знаменитых политических деятелей. Здесь воспроизведена сцена казни Марии-Антуанетты и Людовика XVI, убийство Шарлотты Кардо, Жана Поля Марата. Кроме того, для привлечения посетителей мадам Тюссо открыла зал показа пыток, четвертований, казней. В полуподвальном помещении можно увидеть оригинал ножа гильотины, Кеммлера — первого преступника, сожженного на электрическом стуле в США, известных преступников и не менее знаменитых палачей. Воспроизведение блестящее, иллюзия полная, впечатление отвратительное.

Самым интересным в музее мне показались фигуры полисменов, старика смотрителя и других служащих.

Эти фигуры из воска и особой силапреновой синтетической массы. Они одеты в униформу музея и выглядят настолько правдиво, что я сам стал жертвой преднамеренного обмана.

Купив входной билет, я решил сначала осведомиться, с чего начинать осмотр. На диване возле лестницы сидит билетерша. Протянув билет, спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, где начало выставки?» Женщина безмолвствует. Я повторяю вопрос. В ответ то же молчание. Только внимательно вглядевшись в ее лицо, я понимаю, что передо мной восковая фигура.

В Мехико качество фигур отличное. Оно не уступает экспозиции музея Тюссо. Но в Мехико чуть меньше зверств и крови, не так много королей и принцев, зато куда больше крупных государственных деятелей мира, художников, летчиков, артистов.

Я надолго задерживаюсь возле потрясающей мастерством исполнения сцены угасания жизни молодой чахоточной женщины. На переднем плане лежит исхудавшая, умирающая больная. На ее лицо уже легла печать смерти, рука лежит поверх одеяла — кожа да кости. А позади кровати — плод воображения умирающей — стоит она сама. Девушка в купальном костюме, во всем блеске красоты, здоровья и молодости.

Фигуры, выставленные в витринах, одна лучше другой. Всматриваясь в лица, вижу мельчайшие складки кожи, поры, волосы, правдивую измятость ушных раковин.

В этом отношении экспонаты не уступают известному музею кафедры кожных болезней 1-го Московского медицинского института. Там усилиями члена-корреспондента АМН СССР профессора В. А. Рахманова и его сотрудников пополняется экспонатами великолепный музей, созданный около века тому назад. Несколько сот экспонатов изготовили муляжисты — отец и сын Фивейские. Тело, лица, руки, ноги с чешуйками, язвами, опухолями суставов сделаны из воска столь правдиво, что однажды осматривавший музей корреспондент телеграфного агентства Канады был искренне удивлен тем, «как это Московским врачам удалось сохранить без потери цвета ампутированные у больных руки и ноги?».

Когда канадцу сообщили, что экспонаты изготовлены из воска, он не поверил. К концу осмотра у гостя появилось непреодолимое желание немедленно вымыть руки с мылом, хотя он и не дотронулся ни до одного препарата.

Окончательно сраженным журналист признал себя после того, как С. П. Фивейский пригласил его к столу, чтобы угостить блинами, икрой, хлебом, колбасой и сыром. Гость долго тыкал блины вилкой и резал их ножом, пытался полакомиться паюсной икрой, пока не убедился, что все они сделаны из воска. Канадский гость был в восторге от столь мастерски сделанной фальсификации.

К сожалению, мое восхищение музеем восковых фигур в Мехико под конец осмотра оказалось испорченным. У самого выхода передо мной предстала за стеклом сцена человеческого жертвоприношения. Этот дикий эпизод — дань экзотике. Страшил он зрителя потрясающим реализмом. Сюжет скульптор заимствовал у фрески, выбитой древним камнетесом на боковой поверхности огромного каменного жернова, обнаруженного недавно археологами в самом центре современного Мехико. На фреске воспроизводилась сцена человеческого жертвоприношения. Этот камень — своего рода мексиканское «лобное место». Жернов я увидел в столичном музее. На нем выбиты желобки для стока крови и барельефы.

За стеклом музея стоит на одной ноге (вторая согнута в колене) жрец, сильно напоминающий танцующего шамана. Лицо его искажает безумный экстаз. Юная и прекрасная танцовщица лежит поверженная возле ног старика. Рядом валяется ее бубен. Жрец держит в высоко поднятой руке только что вырванное из груди женщины сердце. В другой он сжимает обоюдоострый кинжал с овальными лезвиями. Из растерзанной груди танцовщицы течет кровь. Вокруг нее краснеют сгустки крови…

— Но послушайте, как же можно показывать такое? — обращаюсь я возмущенно к врачу-мексиканцу. — Ведь тут бывает много подростков, детей! И позволять им созерцать такое зверство! Непостижимо.

— Э, — отмахивается он, — чтобы быть логичным, следовало бы запретить и бой быков. А в Мехико почти каждое воскресенье бой быков проходит не на арене, а под открытым небом, на улице. Пикадоры терзают пиками быков, колют их шпагами, кровь течет ручьями, обезумевшие от боли животные мечутся, а публика ревет от восторга. Наконец появляется матадор, закалывает быка, пронзая его сердце шпагой. Снова овации. И все это на глазах юношей и подростков. Они пробираются сюда любой ценой. За одну корриду матадоры убивают до шести быков. Кстати, у меня есть билет, если хотите, завтра…

— О нет, — спешу я отказаться, — благодарю вас. Это было бы чересчур сильным испытанием для моих нервов. На протяжении двух дней подряд столько убийств и крови. Боюсь, что сегодня мне не удастся заснуть. Все будет сниться танцовщица с вырванным сердцем.

— Пожалуй, вы правы! — соглашается мой гид-проводник.