В Западную Европу информация о расследовании исчезновения Царской семьи в Екатеринбурге в июле 1918 года поступила, в основном, благодаря трем книгам. Это, прежде всего, книга самого Соколова «Убийство Царской семьи», вышедшая в 1925 году в Берлине, книга генерала Дитерихса «Убийство Царской семьи и членов Дома Романовых на Урале», вышедшая в 1922 году во Владивостоке, книга Роберта Вильтона «Последние дни Романовых», вышедшая в 1922 году в Париже, некоторые материалы следствия, похищенные из штаба Колчака и опубликованные в журнале «Историк и современник» (т. V, Берлин, 1924 г.). Именно эти книги сформировали мнение зарубежного общества о событиях, произошедших в Екатеринбурге, в доме Ипатьева в июле 1918 года. Они стали основой для большого количества книг на тему Екатеринбургской трагедии, вышедших и выходящих за рубежом.
Распространение информации об убийстве Царской семьи напоминало распространение волн по водной поверхности от брошенного камешка — чем дальше, тем больше.
С подлинными материалами белогвардейского расследования общественность смогла познакомиться значительно позже. Это книги: Summers A., Mangold Т. «The File of the Thsar» (N.Y., 1976), «Гибель Царской семьи» под редакцией Росса, вышедшая в издательстве «Посев» в 1987 году, книги «Расследование Цареубийства. Секретные документы» (М.: Юго-Запад, 1993), «Материалы следственного дела. Российский архив. Т. VIII. Н.А. Соколов. Предварительное следствие 1919–1922 гг.», составитель Л.А. Лыкова (РЦХИДНИ, М., 1998), а также материалы белогвардейского следствия, хранящиеся в ГАРФ.
Поскольку ход следствия на первом этапе в книгах Соколова и Дитерихса отражен тенденциозно и в сокращенном варианте, у читателя создается впечатление, что все следствие вел Соколов, а остальные следователи только мешали ему.
На самом же деле всю основную работу по уголовному следствию проделали именно они. Они же собрали и основные вещественные доказательства по делу. Но никто из них не успел довести дело до конца. Вывод, который был вынужден сделать следователь Сергеев под давлением генерала Дитерихса об убийстве всей Царской семьи, использовался не только Соколовым и Дитерихсом, но и многочисленными последующими интерпретаторами этой истории.
Сначала об обстоятельствах, вскрытых на первом этапе расследования следователями Наметкиным, Сергеевым и Кирстой.
К упомянутым обстоятельствам относились:
— результаты осмотра дома Ипатьева и в особенности подвальной комнаты;
— анализ материалов допроса свидетелей;
— анализ вещественных доказательств, найденных при раскопках в лесу;
— анализ документов, обнаруженных следствием.
При анализе автор будет использовать именно эти материалы, не рассматривая пока отечественные источники информации о Екатеринбургских событиях.
В наше время известны три протокола осмотра дома Ипатьева.
Единственный документ, в котором описано состояние комнат верхнего этажа дома Ипатьева, это протокол осмотра 2, 5, 6, 7, 8 августа 1918 г., проведенного судебным следователем Екатеринбургского окружного суда по важнейшим делам Наметкиным.
На верхнем этаже находилось 10 жилых комнат, а также кухня, ванная и туалет. Их состояние наводило на мысль о том, что после того, как жившие там люди покинули занимаемые помещения, в них происходила разборка оставленных вещей, вывоз наиболее крупных, включая походные кровати, и уничтожение мелких. Об уборке никто не заботился.
Вознесенский проспект. Верхний этаж дома Ипатьева
Можно было бы предположить, что состояние комнат то же самое, какое оставила покинувшая дом большевистская охрана, если бы не тот промежуток времени, когда дом оставался без всякой охраны и там «хозяйничали» все, кто угодно.
Как преобразовывалась информация на пути к западной общественности, можно представить на следующем примере.
Из протокола осмотра верхнего этажа: «Тут же стоят два дубовых стула и дубовая тумба с мраморной доской, на которой лежит пестрый чехол от спинки складной кровати, на нем видны красные пятна». Экспертизе с целью определения природы красных пятен чехол не подвергался. Он даже не числится в списке вещественных доказательств.
Единственный комментарий к этому эпизоду содержится в книге генерала Дитерихса: «Это кто-нибудь, или Янкель Юровский, или Исаак Голощекин, или Белобородое, осматривающие после убийства трупы и снимавшие со своих жертв кольца, часы, браслеты, уходя быстро наверх для грабежа и проходя мимо кроватей палачей, сорвал с ближайшей чехол и, не останавливаясь, обтирая на ходу свои преступные лапы, бросил чехол на пути в столовую. Таковыми, по свидетельству серьезных людей, бывших на осмотре дома 28 июля, обрисовываются следы преступления, оставленные убийцами в доме Ипатьева и не зафиксированные в свое время Сергеевым».
Почему эти серьезные люди сразу же не свидетельствовали об участии в расстреле Ленина, не понятно. А ведь могли бы. И кто эти серьезные люди, которые осматривали дом Ипатьева за три дня до начала следствия и за полгода до появления в Екатеринбурге генерала Дитерихса?
Еще один пример. Из протокола допроса Т.И. Чемодурова членом Екатеринбургского окружного суда И.А. Сергеевым 15–16 августа 1918 г.: «У Государыни, между прочим, была особо почитаемая ею икона Федоровской Божьей Матери, та самая, которая мне была предъявлена при осмотре дома Ипатьева, с иконой этой Государыня никогда не расставалась и всегда имела ее у своего изголовья; куда бы Государыня ни отлучалась, хотя бы на короткое время, всегда брала эту икону с собой, и я не допускаю мысли, чтобы Государыня могла куда-либо отбыть, добровольно оставив икону. На иконе этой был золотой венец, украшенный бриллиантовой короной; бриллианты были дорогие, каждый более одного карата».
Фрагмент из протокола осмотра комнат верхнего этажа Наметкиным.
Из осмотра комнат, в которых жили Великие княжны: «Далее на столе находятся: книги Новый Завет и Псалтирь на русском языке, образ Федоровской Божьей Матери в деревянном футляре, написанный на дереве, задняя стенка его обита малиновым бархатом; на образе сорван венец, на котором, по словам Чемодурова, была звезда с бриллиантами».
Изложение этого же эпизода в книге генерала Дитерихса: «Из дома Попова комиссия пошла во двор дома Ипатьева, осмотрела каретник и брошенные там вещи Царской семьи, заглянула в помойку. Из нее, замаранные грязью, вытащили: большой образ Федоровской Божьей Матери в золотой, потускневшей от времени ризе, но со срезанным очень ценным бриллиантовым венчиком. Эта находка произвела очень сильное впечатление на присутствующего здесь же Чемодурова; он заявил, что с этой иконой Государыня Императрица никогда не расставалась и никогда бы не рассталась ни при каких условиях путешествия».
Позже священник Сторожев, проводивший богослужения в Царской семье, признал в предъявленной ему этой иконе образ Казанской Божьей Матери. Икона Федоровской Божьей Матери так и не была найдена, хотя тот же Сторожев утверждал, что видел эту икону при богослужениях.
Протокол осмотра комнат верхнего этажа не дает никаких оснований для утверждения факта убийства всей Царской семьи или ее части. Напротив — отсутствие в доме иконы Федоровской Божьей Матери, а также нахождение в комнате, примыкающей к комендантской комнате, «короба с остриженными волосами четырех цветов, принадлежащими, по словам Терентия Ивановича Чемодурова, бывшим Великим княжнам Татьяне, Ольге, Марии и Анастасии Николаевнам», плотно ложатся на утверждение капитана Д.А. Малиновского, высказанное им следователю Н. Соколову.
«В результате моей работы по данному делу у меня сложилось убеждение, что Августейшая Семья жива. Мне казалось, что большевики расстреляли в комнате кого-нибудь, чтобы симулировать убийство Августейшей Семьи, вывезли Ее по дороге на Коптяки, также с целью симуляции переодели Ее в крестьянское платье и затем увезли отсюда куда-либо, а одежду Ее сожгли. Так я думал в результате моих наблюдений и в результате моих рассуждений. Мне казалось, что Германский Императорский Дом никак не мог бы допустить такого злодеяния. Он не должен бы был допускать его. Я так думал. Мне и казалось, что все факты, которые я наблюдал при расследовании, — это симуляция убийства».
Мысль о том, что германское правительство могло давить на советское правительство с целью заставить его освободить Александру Федоровну, по рождению немку, а также ее детей, Дошла до Н. Соколова, когда он уже был за рубежом.
Осмотр помещений нижнего этажа проводился уже новым следователем, Сергеевым, сменившим Наметкина, 11,12 и 14 августа 1918 года. Поскольку осмотр комнат нижнего этажа имел первостепенное значение, рассмотрим подробно, как он осуществлялся. Внизу имеется 14 помещений.
Нижний этаж имеет три входа, один парадный, со стороны Вознесенского переулка, два других — со стороны двора. Осмотр был начат со стороны левой двери, ведущей со двора в комнату, обозначенную номером XIV. Справа от входа в комнате находилась печь, в которой было обнаружено большое количество пепла от сожженных бумаг. Из вещей были обнаружены обгоревшие погоны генеральского образца. В этой же печи были найдены два совершенно не обожженных документа. Первый документ содержал следующий текст, написанный черными чернилами:
Вознесенский проспект. План нижнего этажа дома Ипатьева
«20 июля 1918 года получил Медведев денег для выдачи жалованье команде «Дома особого назначения» получил от коменданта дома Юровского десять тысяч восемьсот рублей 10800 рублей получил Медведев». Под этим текстом сделаны синим карандашом размашистым крупным почерком надписи: «Медведев дурак», «хорошо», «Соловьев», «Егор Максимов» и несколько неразборчивых надписей.
На обратной стороне имелись два оттиска печати красного цвета — печати Областного Исполнительного Комитета Советов Р.С. и К.Д. Урала и один оттиск штемпеля «Российская Федеративная Советская Республика. Областной Исполнительный Комитет Советов Рабочих, Крестьянских и Армейских Депутатов Урала. Комендант «Дома особого назначения» г. Екатеринбург». Там же написано несколько имен — четыре раза «Петр», восемь раз «Алексей», один раз «Софья».
На втором документе были написаны фамилии в четыре столбца:
1) Лесников 7 смен двух. Вяткин 6, Проскуряков 4, Дроздов 5, Путилов 3, Скорняков 9, Дерябин 8, Лобытов [эта фамилия зачеркнута], Хохряков, Варакушев внизу, Фомин 2, Логинов 1; дальше синим карандашом: «до двух», а под этим: «Котегов, Русаков, Зотов, Сафонов, Орлов, Таланов, Подкорытов;
2) 2-я смена шести, а под этим: «Вяткин, пулемет, Кор-зухин, Дмитриев пулем. Скороходов 9, Пелегов 3, Клещев 4, Котов 5, Устинов 6, Бруслянин 7;
3) «до десяти», а под этим «Турыгин пуле, Чуркин, Алексеев, Теткин, Попов, Содчиков п, Старков, Шевелев п;
4) Варакушев, Путилов, Лестюков, Смородяков, Хохряков, Устинов, Осокин, Клещев, Мудозвонов, Брус, Прохоров, Романов, Вяткин, Дерябин, Скороходов, Дмитриев, Корзухин, Пелегов».
Каждая фамилия, значащаяся в четвертом столбце, отмечена крестиком.
«Направо от входа между печью и стеной имеется крашеная деревянная дверь, ведущая на площадку лестницы, посредством которой устроено внутреннее сообщение верхнего этажа с нижним; лестница прямая, деревянная, состоит из 19 крашеных ступенек; освещается полукруглым окном с внутренними раздвижными рамами; слева лестница отделена от нижней передней комнаты деревянными рамами со стеклами; лестница выводит в ту комнату верхнего этажа, где расположены уборная и ванная комнаты».
Под лестницей среди прочего мусора валялись грязные тряпки, на которых не было обнаружено никаких сомнительных пятен. Из передней ведет дверь в «теплую» кладовую, с деревянными полками. Кладовая пуста. Влево от входа имеется дверь, ведущая в «холодную» кладовую, представляющую собой пристройку шириной в 2 аршина и длиной 5 аршин, с одним окном, выходящим во двор. В кладовой устроены полки, заполненные пустыми бутылками и принадлежностями электрического освещения. Под окном — корзина с грязным кухонным бельем (гофмаршальской части).
Против двери, ведущей в описанную кладовую, находится дверь, ведущая в жилые комнаты, а у косяка этой последней двери оканчивается лестница из шести ступенек, устроенная для внутреннего сообщения с верхним этажом; лестница эта непосредственно примыкает к небольшой двери, выходящей на нижнюю площадку вестибюля верхнего этажа.
Жилые комнаты нижнего этажа носят (в левой половине) характер полуподвального помещения; из описанной передней комнаты, по входе через двухстворчатую дверь, нужно спуститься по лестнице в шесть ступенек; лестница эта ведет в комнату, разгороженную на две половины легкой деревянной перегородкой; в первой половине означенной комнаты (проходной), направо от входа стоит простой работы деревянная скамейка. На скамейке сложена посуда. За скамейкой стоит пустой деревянный шкаф. За шкафом в куче мусора были обнаружены обрывки бумаг, принадлежащих Царской семье, — обрывки почтовых открыток, обеденных меню, писем.
Отгороженная перегородкой вторая половина описываемой комнаты освещается одним окном, выходящим на первый наружный дворик; в окне — две рамы, а за ними железная решетка; подоконник — на уровне земли. В этой комнате находятся следующие предметы: железная кровать с двумя грязными матрацами, деревянная скамейка и старый венский стул; на стене у косяка двери имеется сделанная карандашом надпись: «Rudolf Lacher J.T.K. Fogr. Tricht»; тут же другая надпись: «Солдатская 74 лудить-паять».
Из правой половины осмотренной комнаты (проходной) имеется ход в следующую комнату, представляющую собой кухню с расположенной в противоположном входу углу большой русской печью и плитой; на шестке печи валяются обрывки бумаг, среди которых находилось написанное на бланке коменданта «Дома особого назначения» требование от 15 июля 1918 года за № 24, обращенное в Военный комиссариат по отделу продовольствия, текст которого установить не удалось. Имелась лишь часть фамилии подписавшего этот документ: «Юров».
«Посреди пола имеется люк, ведущий в подполье; при осмотре подполья оказалось, что он представляет из себя небольшое помещение для хранения домашних запасов; подполье оказалось пустым, и никаких признаков того, чтобы в нем что-либо складывалось или хранилось, не имеется; половицы подполья найдены в таком виде, что с несомненностью можно заключить, что они остались без изменения в том виде и положении, как были и ранее; доски, покрывающие стены и пол, уже подверглись легкой степени гниения». Кухня освещается двумя окнами, выходящими на восток (по направлению к Вознесенскому проспекту). Против первого от входа на кухню окна имеется дверь, ведущая в среднюю проходную комнату верхнего этажа; на первой площадке этой лестницы вход на последнюю площадку забит досками; по удалении этих досок обнаруживается ход, заканчивающийся дверью в виде шкафа с матовыми стеклами, описанный в протоколе от 8 августа с.г. Ни на площадке, ни на ступеньках лестницы никаких пятен не обнаружено. На кухне имеется дверь, ведущая во вторую половину квартиры нижнего этажа. Вторая наружная дверь, ведущая со двора на другую половину квартиры нижнего этажа, отстоит от первой наружной двери в расстоянии 6,5 арш.: дверь деревянная, двустворчатая; на ней ножом вырезана фамилия «П. Чижавка», из сеней имеется вход на кухню по лестнице из восьми ступенек; кухня представляет из себя комнату с одним окном, выходящим в сад, длина комнаты равняется 7 арш. 1 верш, и ширина 7 арш. 3 верш., высота 5 аршин.; параллельно стене, выходящей в сад (западной), в расстоянии около 1,5 аршин от нее, расположена русская печь с плитой, на которой находится посуда с остатками пищи. Из кухни прямо против входной в нее двери, имеется дверь в следующую комнату, размерами 7 арш. 11 верш, х 7 арш. 7 верш.; в комнате два окна, выходящие в сад: у поперечной стены установлен пустой шкаф. На стенах — желтые полосатые обои. На одной из стен — надписи карандашом: «Толстобров Петр, А. Стрежнев. 3/VI18. А. Стрежнев». Надписи сделаны крупным писарским почерком. Тут же написаны имена: «Александра… Распутин» и нарисованы грубо-циничные изображения. Из этой комнаты налево ведет дверь в выше описанный коридорчик, а прямо — дверь в следующую комнату, имеющую в ширину 4 саж. 6 верш, и в длину 7 арш. 11 верш.; в ней два окна, выходящие в сад; одно окно — с выставленной зимней рамой, другое с двойными рамами; в стене, примыкающей к этому окну — шкаф с пустыми пятью полками. На стенах — серые обои с золотистым рисунком; пол выкрашен желтой краской; на левой от входа стене имеются карандашные надписи такого содержания: «по всей деревне погасли огни, Гришка и Танька спать полегли»; во второй слова «Гришка и Танька» заменены на слова «Гришка с Сашурой». Рядом пометка — «3 смена 1 пост. К.М.П.» и «Карташев Иван». В комнате — две железные кровати — одна с пружинным матрасом, другая — походного типа. У последней отсутствует одна из спинок, на другой спинке — чехол из полосатого тика, полосы желтые, белые и синие; в углу чехла замечается красноватое пятно. Напротив окон — дверь, ведущая в соседнюю комнату, выходящую окнами на Вознесенский проспект. Размеры комнаты — 7 арш. 12 верш, длины и 7 арш. 2 верш, ширины. Окна — на уровне земли, заделаны железными решетками. В комнате — три железные кровати с грязными матрасами и печь с герметически запирающимися дверцами. В топке печи — мусор, в котором — обрывки рукописи, написанной серым карандашом, мелким убористым почерком; рукопись представляет собой конспект статьи или доклада о «Новой школе», а также обрывки письма, написанного синим карандашом, адресованного в Енисейск, Бассей-ный переулок. Текст письма восстановить не удалось. На куске картона, найденного в том же мусоре, написаны фамилии: «Соколов», «Шуранов». Ни в этой комнате, ни в смежной, на полу никаких особенностей не обнаружено».
Наиболее интересным для следствия оказался осмотр комнат, обозначенных цифрами I и II.
«Из большой комнаты, в которой в одном из двух выходящих в сад окон выставлена зимняя рама, против входной двери имеется дверь, ведущая в переднюю, представляющую собой комнату с одним, выходящим в сад окном с двойными рамами, заделанным железной решеткой; комната имеет в длину — 6 арш. 12 верш, и в ширину — 6 арш. 11,5 верш., пол деревянный, окрашен желтой краской, потолок сводчатый. Вдоль стены под окном стоит железная кровать с двумя матрасами. В левом от входа углу расположена печь с герметически закрывающимися дверцами; в топке обнаружен мусор, не имеющий значения. Пол носит на себе явственные следы замывки в виде волнообразных и зигзаговидных полос из плотно присохших к нему частиц песку и мела; по карнизам — более густые наслоения из такой же засохшей смеси песку и мела. Против внутренней входной двери имеется выход на парадное крыльцо, выходящее на улицу (Вознесенский переулок), выходные двери — двухстворчатые, шириной 2 аршина; двери тройные: первая и третья двери — полустеклянные, а средняя — сплошь деревянная; расстояние между первой и второй дверью —… вершков и третьей —… вершков. Пол между дверями деревянный, окрашен желтой краской; на поверхности пола, между второй и третьей (т. е. выходящей непосредственно на улицу) дверями наблюдается пятно красноватой окраски.
Эта часть пола при осмотре отмечена особыми знаками и охранена от внешних влияний. При осмотре дверей и косяков никаких особенностей не замечено. Парадное крыльцо — каменное; от Вознесенского переулка отгорожено высоким дощатым забором, идущим в расстоянии четырех аршин от дома по боковому и переднему фасадам, обращенным на Вознесенский проспект; забор сплошной: в нем никаких дверей не устроено и, таким образом, огороженное забором пространство улицы представляет из себя узкий наружный двор с единственным в него входом через описанную парадную дверь нижнего этажа; внутри этого дворика стоит будка. Дворик выстлан камнем. При осмотре дворика следов нарушения его поверхности не обнаружено; на наружной поверхности стен дома никаких особенностей также не наблюдается. В прихожей, описанной в предыдущем протоколе, кроме дверей, ведущих на парадное крыльцо, имеется налево от внутреннего входа, в стене противоположной окну, деревянная двустворчатая дверь, окрашенная белой краской. Дверь эта ведет в комнату, освещенную одним окном с двойными рамами, заделанными железной решеткой; окно выходит на загороженный высоким забором наружный дворик и обращено на юг (на Вознесенский переулок), изнутри находится на высоте одного аршина и 7 вершков от пола, а снаружи на уровне земли. Длина подоконника равняется 2 арш. 2 верш, и ширина (глубина) 1 аршин 3 вершка. Длина комнаты 7 арш. 8 вершков и ширина 6 аршин 4 вершка. Пол окрашен желтой краской и в левой от входа половине носит на себе такие же следы замывки, как и пол в передней; по карнизам пола также наблюдается скопление засохшей смеси песку и мела. Потолок сводчатый и опирается на четыре расположенные по углам комнаты каменные арки. Стены оклеены обоями желтого цвета; высота их 3 аршина 6 вершков. В противоположной от входа стене, в правой (считая при входе) ее стороне, имеется примыкающая к арке южной стены двустворчатая дверь, окрашенная белой краской; на обеих половинках двери имеются остатки красной сургучной печати. Ширина двери — 1 аршин 12,5 вершков, высота 2 аршина 11,5 вершков; на правой створке этой двери, на высоте 2-х аршин 7-ми вершков от пола имеется сквозное отверстие круглой формы; такое же отверстие имеется и на левой створке двери на высоте одного аршина и 6 вершков от пола: толщина створок двери 1,25 верш.; диаметр сквозных отверстий с наружной стороны двери 5/32 вершка, а диаметр тех же отверстий со стороны, обращенной в смежное помещение, куда ведет эта дверь, равняется 6/32 вершка. Ширина каждого косяка двери равняется 4-м вершкам. Стена, в которой проделана описанная дверь, деревянная, оштукатуренная с обеих сторон. Ширина этой стены от косяка двери до левой арки 2 арш. 13,5 верш. На стене имеется шестнадцать углублений в толщу ее, похожие на следы проникновения пуль или следы ударов каким-либо твердым острым орудием. При обследовании означенных углублений посредством зонда определить направление и длину каналов оказалось невозможным в виду того, что зонд на пути своего проникновения в каналы углублений наталкивается на осыпавшиеся частицы штукатурки. В целях удобства описания расположения углублений, все они при настоящем осмотре занумерованы в порядке удаления их от угла левой арки к левому косяку двери, примыкающей к правой арке; измерена также высота, на которой находится каждое углубление (считая от пола). При такой системе результаты измерений могут быть изображены в следующей таблице:
По окружности углублений за № 3, 6, 7, 8, 11, 12, 14, 15 и 16 обои носят на себе следы замывки: местами из-под стертой бумаги обоев виднеется штукатурка, а в некоторых частях замытого пространства стерт только верхний слой бумаги до уничтожения рисунка обоев; в каждом отдельном случае следы замывки имеют размер от ладони взрослого человека до 15–16 кв. вершков. Начинаются эти следы у самого карниза (углубления за № 11, 14 и 15) и кончаются на высоте 17 вершков от пола. При обводе параллельными линиями крайних точек замывки получается прямоугольник высотою (от пола) 17 верш, и шириной (от арки к косяку) — два аршина (32 вер.); от арки следы замывки начинаются в 7,5 вершках и от косяка — в 6 вер. Арочные столбы имеют прямоугольную форму; ширина каждого столба (считая от линии параллельной описанной стене) равняется 9 вершкам, глубина (считая от линии, перпендикулярной к той же стене) равняется 13,5 вершкам. На южной, правой от входа (стене, ниже подоконника и влево от него если стоять лицом к окну), в расстоянии 19,5 вершков от арочного столба и в расстоянии 18 вершков от полу в деревянной обшивке стены имеется круглой формы сквозное отверстие; такого же вида и формы отверстие имеется ниже в расстоянии 10,5 вершков от пола и несколько левее первого отверстия. В левом при входе в описываемую комнату косяке двери, ведущей из передней, на высоте 25 вершков от пола имеется сквозное круглой формы отверстие; такое же отверстие имеется и на левой створке двери; если эту створку двери открыть и откинуть к косяку, то отверстие на двери совпадает с отверстием на косяке; канал отверстия расширяется по мере проникновения изнутри комнаты к откинутой двери (открывающейся наружу в переднюю комнату) и заканчивается на двери широким отверстием с расщепленными по окружности его частицами дерева. На левой от входа части пола в области пространства, носящего на себе следы замывки, замечается шесть углублений с расщепленными слегка краями; при исследовании зондом каналов углублений, определить их глубину представляется затруднительным ввиду того, что зонд встречает на пути своего движения частицы расщепленного дерева. В целях удобства описания этих углублений, все они при настоящем осмотре занумерованы в порядке удаления их от той стены, на которой отмечены вышеописанные 16 углублений (восточной); измерены также расстояния, отделяющие означенные углубления от левой, при входе в комнату, стены (северной). По этой системе результаты произведенных измерений выражаются в следующей таблице:
Углубление за № 1 расположено за находящейся в заднем левом углу аркой и отстоит от нее в 3,75 вершка; ввиду того, что ширина арочного столба (считая от левой стены, к которой этот столб примыкает) равняется 9-ти вершк., в целях однообразия в таблицу введено указание расстояния не от арки, а от северной стены. На лицевой стороне упомянутой арки на высоте 24 вершков от пола имеется продолговатой формы углубление в толще штукатурки; углубление открытое yi проникает всего лишь на глубину 11/32 вершка; на боковой стороне той же арки на высоте 12 вершков от пола имеется второе углубление такой же формы. Оба углубления — г- ладьеобразной формы: широкие в центре и суживающиеся по концам. На правой от входа стене имеются сделанные карандашом надписи такого содержания: «Николай сказал народам вот вам х… не республика», «Николай он ведь не Романов, А РОДОМ ЧУХОНЕЦ. Род Романовых кончился Петром III тут пошла все чухонская порода». Ниже этой надписи — неразборчивая подпись, похожая на «КРИМНИКОВ». Правее этих надписей две строчки: «Belesat (zar?) varin sellign Nacht von schlagn Knechten umgebracht»[1].
При осмотре эта надпись вырезана со стены. На передней от входа стене имеется след карандашной надписи: сама надпись оказалась вырезанной: часть обоев подрезана ножом и удалена. На передней стене, примыкающей к косяку входной двери, карандашом изображены рисунки грубо порнографического характера, представляющие фигуры мужчин и женщин с обнаженными преувеличенными половыми органами. При дальнейшем осмотре стен, подоконника, окна и пола ничего заслуживающего внимания не обнаружено; на потолке никаких особенностей не замечается. Описанная в настоящем протоколе дверь, носящая на себе остатки сургучной печати, ведет в кладовую, представляющую собой комнату длиной 6 аршин 10 вершков и шириной 6 аршин 4 вершка, с цементным полом и сводчатым потолком; в правой от входа стене (южной) на высоте 2 арш. 12,5 вершков от пола проделано полукруглое окно с двойными рамами, заделанными железной решеткой. По левой и противоположной входу стенам устроены полки, на которых лежат свернутые ковры, картонки и ящики с имуществом, принадлежащим домовладельцу Ипатьеву. На створках входной двери по окружности отверстий, описанных выше, частицы дерева отщеплены, образуя вокруг отверстия окружность диаметром в 0,25 вершка, частицы дерева отщеплены наружу: по направлению из описанной комнаты в кладовую. При осмотре стен кладовой (оштукатуренных и забеленных мелом) на них усмотрено одно лишь нарушение верхнего слоя штукатурки в правой боковой стене (в которой проделано окно); нарушение это поверхностное, почти конической формы, обращено вершиной к входной двери и основанием — к задней (противоположной двери) стене, от которой находится в расстоянии 5 вершков; расстояние от пола 2 аршина 11,5 вершков. Отверстие в правой створке двери, имеющее направление слева направо, обращено к описанному нарушению стены, длина коего 0,75 вершка. Поверхность той стены, на которой описаны 16 углублений, со стороны осматриваемой кладовой нигде не нарушена».
При осмотре комнаты следователь не решился определить происхождение обнаруженных им в стенах и полу углублений, и чтобы установить это он приказал вырезать куски досок, в которых они были обнаружены. После этого в вырезках были выявлены пулевые каналы.
В некоторых из них были обнаружены револьверные пули. В досках, вырезанных из пола, в пулевых каналах были видны красноватые потеки. Но это не могло определить факт расстрела в этой комнате Царской семьи или каких-либо других людей. Тем более что могла быть и какая-либо другая версия появления углублений от пуль в стенах и полу. Например — стреляли в людей, спрятавшихся в этой комнате, а те отстреливались. Последнее предположение подтверждается тем, что следствие обнаружило следы выстрелов, направленных не только в направлении от входной двери к стене, но и в обратном направлении в сторону открытой входной двери.
Следователь Сергеев не успел провести ни экспертизу револьверных пуль с целью определения типа используемого оружия, ни экспертный анализ красноватых пятен, обнаруженных на полу. Окончив выемку досок, следователь Сергеев выпиленные части занумеровал, завернул в бумагу, уложил и опечатал должностными печатями. Это происходило 18–20 августа 1918 г. в присутствии представителя прокурора И. Остроумова и понятых.
Дальнейшие свои действия следователь Сергеев направил на поиск участников или очевидцев событий произошедших в описанной комнате.
Допрошенная 6 декабря 1918 г. Капитолина Александровна Агафонова, явившаяся, по-видимому, первоисточником информации, содержащейся в доносе Горшкова, сама не была свидетельницей событий, произошедших в описываемой комнате. Но она слышала о них от брата — Анатолия Якимова, служившего в охране Царской семьи.
Фрагмент протокола допроса ее следователем Сергеевым: «Не помню теперь, какого именно числа, брат Анатолий в 11-м часу утра пришел ко мне и сообщил, что он уедет на вокзал, а оттуда — в Пермь. Вид у брата был измученный и он очень волновался. Заметив это, я спросила: «Что ты волнуешься, что с тобой, может быть, Николая отправили?» В ответ на это брат попросил закрыть дверь на кухню и, волнуясь, сообщил мне, что минувшей ночью Николай Романов, вся его семья, доктор, фрейлина и лакей убиты. По словам брата, присутствовавшего при казни, злодеяние было выполнено таким способом часу в третьем ночи (т. е. по настоящему времени — в первом часу, так как тогда часовые стрелки были переведены на два часа вперед) всех заключенных в доме лиц разбудили и попросили их сойти вниз. Здесь им сообщили, что скоро в Екатеринбург придет враг и что поэтому они должны быть убиты. Вслед за этими словами последовали залпы, и Государь и Наследник были убиты сразу, все же остальные были только ранены, и поэтому их пришлось пристреливать, прикалывать штыками и добивать прикладами. Особенно много возни было с «фрейлиной»: она бегала и защищалась подушками; на теле ее оказалось 32 раны. Княжна Анастасия притворилась мертвой, и ее тоже добили штыками и прикладами. Сцены расстрела были так ужасны, что брат, по его словам, несколько раз выходил на улицу, чтобы освежиться. Кто именно участвовал в расстреле и сколько человек — брат не говорил; помню, что упоминал о каких-то латышах и говорил, что стреляли не красноармейцы, а какие-то «главные», приехавшие из совета, этих «главных» было пять человек. После убийства тела убитых перенесли в автомобиль и увезли в лес, где и похоронили в заранее заготовленную общую яму. Где именно находится место погребения — брат мне не сообщил. Кровь на полу замыли и, как выразился брат, к 6 утра «управились» совсем».
Что поражает в этом рассказе, так это то, что рассказчик основным содержанием своего рассказа сделал не сам факт убийства Царской семьи, а описание совершенно не оправданной жестокости, граничащей с садизмом.
Уже Томашевский отметил сомнительность этой истории. Действительно — трудно представить себе человека, который одновременно ужасается сцене расстрела и считает раны на женском трупе. Причем с точностью до одной. Не «много ран», не «более десятка ран», не «несколько десятков ран», а именно «32 раны».
А если сравнить этот рассказ с результатами осмотра подвальной комнаты, то сомнительность только возрастает. Если на теле трупа столько ран, то как эта женщина могла бегать и защищаться подушками, а если в нее стреляли, лежащую на полу, то почему на полу около стены только четыре следа от проникновения пуль. А где остальные? Кроме того, следователь Сергеев не обнаружил при осмотре следов штыковых ударов.
И если в комнате находились люди с винтовками, то они их принесли, вероятно, не для того, чтобы прикалывать штыками, а для того, чтобы стрелять. А поскольку в комнате не были найдены винтовочные пули — присутствие винтовок в комнате при расстреле становится сомнительным.
Тем менее, расстрел Царской семьи косвенно подтверждался показаниями еще двух свидетелей, допрошенных следователем Сергеевым — Марии Даниловны Медведевой, жены Павла Медведева, и одного из охранников Царской семьи, Михаила Ивановича Летемина.
М. Медведева передавала со слов своего мужа: «По словам Павла, ночью, часа в 2, ему велено было разбудить Государя, Государыню, всех Царских детей, приближенных и слуг; Павел послал для этого Константина Степановича Добрынина. Все разбуженные встали, умылись, оделись и были сведены в нижний этаж, где их поместили в одну комнату; здесь вычитали им бумагу, в которой было сказано: «революция погибает, должны погибнуть и Вы». После этого начали стрелять и всех до одного убили; стрелял и мой муж; он говорил, что из сысертских принимал участие в расстреле один он, остальные же были не «наши», т. е. не нашего завода, а русские или не русские — этого мне объяснено не было. Стрелявших было тоже 12 человек; стреляли не из ружей, а из револьверов; так, по крайней мере, объяснил мне мой муж. Убитых увезли далеко в лес и бросили в ямы какие-то, но в какой местности — ничего этого муж мне не объяснял, а я не спросила. Рассказывал мне муж все это совершенно спокойно; за последнее время он стал непослушный, никого не признавал и как будто даже свою семью перестал жалеть».
Показания Медведевой отличаются от показаний Агафоновой меньшей эмоциональностью. Но зато в них содержится подтверждение предположения об отсутствии у расстреливающих винтовок. А это серьезно противоречит показаниям Агафоновой.
Третьим свидетелем, которого успел допросить следователь Сергеев до того как его отстранили от следствия, был Михаил Иванович Летемин — один из охранников Царской семьи. Как и два предыдущих свидетеля, он не был ни участником, ни очевидцем расстрела и передавал слова другого охранника, Стрекотина, находившегося во время описываемых событий рядом с комнатой, в которой происходил расстрел.
Фрагмент из его показаний: «По словам Стрекотина, он в ту ночь находился на пулеметном посту в большой комнате нижнего этажа и видел, как в его смену (а он должен был дежурить с 12-ти часов ночи до 4-х часов утра) сверху провели вниз Царя, Царицу, всех царских детей, доктора, двоих служителей и женщину и всех их доставили в ту комнату, которая сообщается с кладовой; дверь, ведущая из этой комнаты в кладовую, всегда оставалась запечатанной, и охране строго было приказано не открывать этой двери, так как в ней хранились вещи, принадлежащие домовладельцу Ипатьеву. В каком порядке следовали Царь, его семья, доктор и слуги, как доставлен был вниз Наследник — ничего этого я не знаю и никто об этом не спрашивал.
Стрекотин мне только объяснил, что на его глазах комендант Юровский «вычитал бумагу» и сказал: «жизнь Ваша кончена». Царь не расслышал и переспросил Юровского, а Царица и одна из Царских дочерей перекрестились. В это время Юровский выстрелил в Царя и убил его на месте, а затем стали стрелять латыши и разводящий Павел Медведев. Сколько было латышей — я не спросил. Из рассказа Стрекотина я понял, что убиты были решительно все; поэтому я полагаю, что был убит и Наследник. В каком положении находился наследник перед расстрелом, т. е. сидел, лежал или держал его кто-либо на руках, — не знаю, никого об этом я не спрашивал. Не знаю также, в какой одежде были приведены на расстрел Государь и его семья. Сколько выстрелов было произведено во время расстрела — не знаю, не спрашивал. Нет, я припоминаю, что в разговоре заметил Стрекотину: пуль ведь много должно остаться в комнате», и Стрекотин мне ответил: «почто много; вон, служащая у Царицы женщина закрывалась от выстрелов подушкой, поди в подушке много пуль застряло». Тут же Стрекотин, между прочим, сказал мне, что после Царя был убит «черноватенький» слуга: он стоял в углу и после выстрела присел и тут же умер. Других подробностей касательно расстрела я не знаю. Выслушав рассказ, я сказал, сколько народу постреляли, так ведь крови на полу должно быть очень много. На это мое замечание кто-то из товарищей (кто именно не помню) объяснил, что к ним в команду прислали за людьми, и вся кровь была смыта.
…находившийся в это время в казарме шофер Люханов объяснил, что всех убитых он увез на грузовом автомобиле в лес, добавив, что кое-как выбрался: темно, да пеньки на дороге. В какую сторону были увезены убитые и куда девали их трупы — ничего этого Люханов не объяснил, а я сам не спросил. Тогда я заинтересовался еще узнать, как вынесли убитых из дому, полагая, что опять-таки при переноске окровавленных тел должно остаться много кровавых следов; кто-то из команды (не помню кто) сказал, что вынесли трупы через черное крыльцо во двор, а оттуда — на автомобиль, стоявший у парадного крыльца: говорили, что тела выносили на носилках; сверху тела были чем-то закрыты; следы крови во дворе заметали песком.
…Все то, что я узнал об убийстве Царя и его семьи, меня очень заинтересовало, и я решил, насколько возможно, проверить полученные мною сведения. С этой целью 18-го июля я зашел в ту комнату, где произведен был расстрел, и увидел, что пол был чист, на стенах также никаких пятен не обнаружил.
В задней стене заметил три дырочки, глубиной с сантиметр каждая; больше никаких следов стрельбы я не видел. Осмотр я производил уже вечером и торопился, боясь, что кто-либо из начальства заметит, что я интересуюсь этим делом. Следов пуль или штыковых ударов на полу осмотренной мною комнаты я не заметил, крови нигде не обнаружил».
Стрекотин по своей инициативе рассказал Летемину о том, что он видел, находясь на посту. Скупость его рассказа объясняется, видимо, не тем, что он чего-то не хотел сказать, а тем, что видеть он мог лишь немногое. Он находился перед открытой дверью комнаты, где происходил расстрел, а за этой дверью, между ним и расстреливаемыми стояли двенадцать солдат и Юровский, которые ограничивали его обзор. Видеть Наследника и Царицу, которые сидели на стульях, он просто не мог. Тем не менее, подушка, которой защищалась служанка, взаимно подтверждает и его рассказ, и рассказ Агафоновой.
Кроме протоколов допроса в распоряжении следователя были предметы, безусловно, принадлежащие Царской семье, найденные в лесу и тут же объявленные вещественными доказательствами факта убийства Царской семьи, хотя трупов убитых так и не нашли.
В то время, как Сергеев расследовал обстоятельства убийства Царской семьи, Екатеринбург был буквально наводнен слухами о ее спасении. Но сведения об этих слухах попадали в основном в Уголовный розыск к его начальнику Кирсте. Отношения между Сергеевым и Кирстой были, мягко выражаясь, натянутыми.
В своем представлении и.д. Главнокомандующего Западным фронтом генерал-лейтенанту Дитерихсу от 1 февраля 1919 г. Сергеев так отзывался о начальнике Уголовного розыска: «Начальник розыска, увлекаясь своей ролью, пытался действовать независимо от судебной власти, что, конечно, отражалось на ходе и успешности работ; состав остальных чинов розыска хорошо мне известный по моей прошлой службе в Прокурорском надзоре, так же был далеко не на высоте своих задач».
В результате информация, получаемая Уголовным розыском, по-видимому, не доходила до Сергеева, хотя она и попала в следственные материалы. Или же он просто ее игнорировал. Так, например, в следственных материалах содержится рапорт субинспектора Уголовного розыска летучего отряда М. Талашманова от 23 августа 1918 г., который доносил начальству о том, что жена красноармейца Ивана Гущина утверждала: «… мне говорил мой муж, что бывшего Царя в ночь на 17 июля шофер на автомобиле увез живым на вокзал, и его отправили в Пермь и оттуда намерены были передать в руки Германии».
Там же, в следственных материалах, содержится протокол допроса кондуктора Омской железной дороге А.В. Самойлова, в котором он рассказывает о разговоре с красноармейцем А.С. Варакушевым, служившим в отряде, охранявшим Царскую семью.
Фрагмент из этого протокола: «После объявления большевиками о том, что они расстреляли бывшего Государя, я, прочитав об этом в газете, спросил Варакушева, правда ли это. Он мне ответил, что сука Голощекин распространяет эти слухи, но в действительности Государь жив. При этом Варакушев рассказал мне, что Николая и его жену заковали в кандалы и в автомобиле Красного Креста увезли на вокзал Екатеринбург I, посадили их в вагон, а затем отправят в Пермь. Про семью бывшего Государя Варакушев сказал, что она пока осталась в доме Ипатьева, но куда ее девают, ничего не говорил. Этот разговор у меня с Варакушевым был в тот день, когда большевики объявили о расстреле Николая. Во время этого разговора Варакушев предложил мне, если я желаю, посмотреть Николая на вокзале, но в этот день я на вокзал не пошел, а за день или два до сдачи города я был на вокзале Екатеринбург I за получением денег, и там я встретил Варакушева. Он мне показал на стоявший на пятом или шестом пути состав из нескольких вагонов 1 и 2 класса, впереди коих был прицеплен паровоз на парах. А за этим составом на следующем пути стоял один классный вагон, окна в котором были или закрашены краской, или завешены черной занавеской. В этом самом вагоне, по словам Варакушева, находился бывший Государь с женой. Вагон этот был окружен сильно вооруженными красноармейцами. Варакушев говорил мне, что вагон с бывшим Государем должен идти по горнозаводской линии. Куда отправили этот вагон и когда, я не знаю, и Варакушева более не видел».
Следы секретного поезда, который не останавливается на больших станциях, а только на разъездах и о котором опасно спрашивать у начальства, просматриваются и в других документах. Единственно где их нет, так это в железнодорожной документации, куда записывались сведения о выходящих поездах, включая время отправления и список сопровождающих лиц, так как листы, относящиеся к 15–25 июля были вырваны.
Не могла не дойти до следователя Сергеева и информация о допросе официантки Советской столовой С. Томило-вой, поскольку под протоколом ее допроса стоит подпись Остроумова, осматривающего нижний этаж дома Ипатьева вместе с Сергеевым.
Относительно подобной информации следователь Сергеев писал в упомянутом выше представлении генералу Дитерихсу: «Вредно отражалось на ходе расследования также и то распространение в населении, на основании различных слухов, убеждение в том, что бывший император и его семья живы и увезены из Екатеринбурга и что опубликованные советской властью сведения по этому поводу провокация и ложь; это убеждение было усвоено и большей частью представителей военной власти, и под влиянием этого создавалось отношение к производимому следствию как делу, в лучшем случае бесполезному».
1 февраля 1919 г. Сергеев направил генералу Дитерихсу представление, в котором объяснял длительность расследования недостатком средств, отсутствием квалифицированных помощников, отрицательным отношением местного населения к следствию, наметил план будущих разработок. Рассказал также о необходимости ведения следствия, не выходя за рамки закона и юридических норм. Не помогло ничего.
7 февраля Сергеев был освобожден от производства следствия по делам: 1. об убийстве бывшего Императора и его семьи; 2. об убийстве великих князей и великой княгини Елизаветы Федоровны.
Дела были переданы судебному следователю по особо важным делам при Омском суде Н.А. Соколову.
Но уже отстраненный от работы Сергеев сумел провести допрос единственного очевидца и, возможно, участника рассматриваемых событий в доме Ипатьева 16–17 июля 1918 года Медведева Павла Спиридоновича. Этот документ является ключевым во всем белогвардейском следствии. В нем очевидец рассказывает о расстреле Царской семьи. Причем с такими подробностями, которые придумать он не мог. Присутствующий при допросе и.д. прокурора Шамарин, заподозрил, что, несмотря на производимую допросом искренность рассказа, Медведев мог что-то привирать. Например, скрыть свое участие в расстреле. Своей жене он сказал, что он тоже стрелял, а при допросе он это отрицал. Совершенно очевидно, что в одном из этих рассказов он врал. Но была ли это единственная его ложь? Он соглашался со всем, что подсказывал ему следователь: «Вы говорите, что по имеющимся у вас сведениям, на пулеметном посту в большой комнате нижнего этажа находился Александр Стрекотин, и я теперь припоминаю, что действительно А. Стрекотин стоял тогда у пулемета».
У и.д. прокурора Шамарина сложилось впечатление, что Медведев человек «себе на уме». Он, видимо, мог скрыть и более серьезные «подробности». Как быть, например, с показаниями предыдущих свидетелей, которые утверждали, что раненых докалывали штыками. Совершенно очевидно наличие лжи. Вот только кто и зачем лгал?
Несмотря на эти недочеты, следователь Сергеев под давлением генерала Дитерихса, или, как выразился сам генерал — «когда над ним повис дамоклов меч ответственности», 20 февраля 1919 года вынес следующее постановление:
«ПОСТАНОВЛЕНИЕ.
1919 года, февраля 20 дня, в городе Екатеринбурге, член Екатеринбургского окружного суда И.А. Сергеев, рассмотрев настоящее дело, нашел:
21 июля 1918 года расклеенными по городу печатными объявлениями население города Екатеринбурга было извещено о состоявшейся в ночь с 16-го на 17 июля, по постановлению президиума Областного Совета, казни б. Императора. В тех же объявлениях было сообщено, что жена и сын б. Императора отправлены в надежное место.
На возникшем по этому поводу 29 июля 1918 года, по освобождении города Екатеринбурга от советской власти, предварительном следствии установлены, между прочим, следующие данные:
30-го апреля 1918 года, по распоряжению Центрального исполнительного комитета Советов рабочих и крестьянских депутатов, доставлены были в город Екатеринбург на жительство находившиеся в заключении в городе Тобольске б. Император Николай Александрович, супруга его Александра Федоровна и дочь Мария Николаевна. 24 мая того же года были доставлены и остальные члены б. Царской семьи: Наследник Цесаревич Алексей Николаевич и великие княжны Ольга, Татьяна Николаевна и Анастасия Николаевна. Для жительства Царской семьи и состоявших при них лиц был отведен реквизированный для этой цели двухэтажный дом Ипатьева, находящийся на углу Вознесенской улицы и Вознесенского переулка. Из семи комнат верхнего этажа (не считая кухни и приходных комнат) шесть были предоставлены в пользование семьи, а одна была занята комендантом дома и его помощником, назначенными Уральским областным советом раб. и крест, депутатов.
Коменданту была вверена охрана Царской семьи, ему же принадлежало заведывание условиями ее содержания, согласно с указаниями Областного Совета.
Первое время охрана дома Ипатьева выполнялась нарядами красноармейцев, а затем, во второй половине мая месяца, для несения службы по охране дома была сформирована особая команда из рабочих Сысертского завода, Екатеринбургского уезда, в числе 30 человек. Состав команды впоследствии был дополнен еще 15 рабочими екатеринбургской фабрики Злакозовых и 10-ю латышами.
До конца июня 1918 года комендантом дома Ипатьева состоял рабочий Злаказовской фабрики Александр Авдеев, а помощником его рабочий той же фабрики Мошкин, а затем означенные лица были уволены, и в должность коменданта вступил один из видных агентов «советской власти» бывший фельдшер местного военного лазарета Яков Михайлович Юровский. Ко времени вступления Юровского в должность коменданта в доме находились: б. Император, Императрица, Наследник, в. княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, а из приближенных и слуг — лейб-медик Е.С. Боткин, комнатная девушка Анна Демидова, повар Харитонов, лакей Трупп и 14-летний мальчик Седнев. Охранная команда из рабочих помещалась в доме Попова, расположенном напротив дома Ипатьева, а отряд латышей помещался в нижнем этаже дома Ипатьева и нес караульную службу на постах внутри дома. Всего было учреждено одиннадцать караульных постов, из них два пулеметных. Один из пулеметных постов был установлен на нижнем этаже дома Ипатьева, на окне, выходящем в сад. Дом Ипатьева охранялся до 21 июля, а с этого числа охрана была снята, и 22 июля дом был передан в распоряжение владельца.
Произведенным при следствии осмотром дома Ипатьева добыты следующие данные. В помещениях, занимаемых Царской семьей, в беспорядке разбросаны остатки малоценных вещей, принадлежащих членам семьи. В топках печей обнаружено присутствие большого количества пепла и обгорелых остатков от различных сожженных бумаг, документов и вещей. В одной из комнат нижнего этажа, выходящей окном на Вознесенский переулок, смежной с кладовой, обнаружены в стене следы проникновения пуль. Такие же следы выстрелов обнаружены и в толще пола, с явственными признаками крови, пропитавшей ткань дерева по ходу пулевых каналов. Найдены и застрявшие в стене и в полу револьверные пули. На полу комнаты и на стене обнаружены явственные следы замывки. Все имущество, принадлежащее Царской семье, за исключением немногих оставшихся вещей, расхищено.
При осмотре местности, расположенной верстах в 15 от города, близ деревни Коптяков, найдены следы сожженных костров, и в пепле обнаружены: бриллиант весом около 12 каратов, признанный свидетелями за принадлежащий б. Императрице, осыпанный изумрудами крест, признанный за принадлежащий одной из дочерей Государя, и разные остатки от сожженных принадлежностей обуви и одежды. В одной из находящихся в той местности шахт обнаружены осколки разорвавшейся бомбы, оторванный человеческий палец, вставная челюсть, признанная за принадлежащую лейб-медику Боткину, и жемчужные серьги, признанные за принадлежащие б. Императрице.
Показаниями свидетелей Михаила Летемина и Марии Медведевой установлено, что старшим в охранной команде (разводящим) был Павел Спиридонович Медведев, принимавший непосредственное участие в расстреле Царской семьи. Это участие удостоверил Летемину стоявший в ночь убийства на пулеметном посту Александр Стрекотин. Те же свидетели удостоверили, что накануне убийства Царской семьи мальчик Седнев был переведен в помещение команды. Свидетель Владимир Кухтенков удостоверил подслушанный им разговор в. — исетского военного комиссара Петра Ермакова и деятелей партии коммунистов-большевиков Александра Костоусова, Алексея Партина и Василия Леватных. Содержание разговора сводится к тому, что эти лица принимали участие в сокрытии трупов убитых Царя, Царицы, Наследника, вел. княжон, доктора Боткина и некоторых царских слуг. Тела убитых до сего времени обнаружить не удалось.
Задержанный 11 февраля сего года в городе Перми Павел Спиридонович Медведев объяснил при дознании, что в ночь на 17 июля действительно были расстреляны: б. Император, его супруга, Наследник, четыре царских дочери, доктор, служанка, повар и лакей. Расстрелом руководил комендант Юровский, а он, Медведев, доставил для этой цели оружие и распоряжался переноской трупов убитых на грузовой автомобиль и уничтожением следов преступления путём смывания и стирания крови, как в месте расстрела, так и во дворе. Объяснение Медведева вполне совпадает с установленными следствием объективными данными и показаниями свидетелей.
Обсудив изложенное и обращаясь ныне к разрешению вопроса об ответственности лишь одного задержанного Медведева, надлежит признать:
1) что, по собранным следствием данным, событие преступления представляется доказанным;
ч 2) что б. Император Николай И, б. Императрица Александра Федоровна, Наследник Цесаревич, в. княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия Николаевны убиты одновременно, в одном помещении, многократными выстрелами из револьверов;
3) что тогда же и при тех же обстоятельствах убиты состоявший при Царской семье лейб-медик Евгений Сергеевич Боткин, комнатная служанка Анна Демидова и слуги Харитонов и Трупп;
4) что убийство задумано заранее и выполнено по выработанному плану, что сопровождалось оно такими действиями, которые носили характер жестокости и особенных мучений для жертв преступления, причем убийцы завладели имуществом убитых;
5) что соучастие Павла Спиридоновича Медведева в совершении означенного преступления по уговору и сообща с другими лицами представляется доказанным
— я, производящий следствие член окружного суда Сергеев, руководствуясь 396 ст. уст. уг. суда,
ПОСТАНОВИЛ:
Крестьянина Пермской губ. Екатеринбургского уезда, Сысертской волости и завода Павла Спиридоновича Медведева, 31 года, привлечь по настоящему делу к следствию в качестве обвиняемого в том, что по предварительному уговору с другими лицами, задумав заранее лишить жизни заключенных в городе Екатеринбурге в доме Ипатьева б. Императора Николая Н-го, супругу его Александру Федоровну, Наследника Алексея Николаевича и в. княжон Ольгу, Марию, Татьяну и Анастасию, а также состоявших при них лейб-медика Боткина, служанку Демидову Анну и слуг Харитонова и Труппа, он с этой целью в ночь на 17-ое июля 1918 года (н. ст.) заманил их в уединенную комнату нижнего этажа и здесь многочисленными выстрелами из револьверов причинил им смерть, после чего он и его соучастники завладели принадлежавшими убитым вещами и ценностями, т. е. в преступлении, предусмотренном 13 ст. и 2 и 4 ч. 1453 ст. ул. о наказ.
Член Окружного суда Ив. Сергеев».
Процитированное постановление и протоколы допроса упомянутых в постановлении свидетелей, плохо связаны друг с другом.
Действительно, как можно было называть свидетелями Медведеву и Летемина, которые в глаза не видали то, о чем свидетельствовали. Как можно было выносить заключение об убийстве определенных лиц не только без опознания их трупов, но даже при отсутствии их трупов, только по свидетельству единственного свидетеля и очевидца, который к тому же отрицал свое участие в убийстве Царской семьи. Без подтверждения его показаний другими очевидцами или участниками, при наличии подозрения, что он что-то «приврал».
К тому же отсутствовали не только трупы — не был выявлен мотив преступления.
Вместо этого в постановлении упоминается о каком-то плане. Что это за план, в чем он состоит, кто его составил, как он попал к следователю, какое он имеет отношение к Медведеву — ни на один из этих вопросов ответа нет ни в постановлении, ни в материалах следствия.
Можно было бы прийти к выводу о непрофессионализме следователя Сергеева, если бы Дитерихс подробно не описал в своей книге свой разговор с ним. Особенно упоминание о «дамокловом мече ответственности», повисшем над следователем. А, как было выше упомянуто, ответственность во время Гражданской войны могла выражаться и в виде расстрела.
Несмотря на то что следователь Сергеев якобы установил факт расстрела Царской семьи в доме Ипатьева, был назначен новый следователь, целью работы которого было также установление того же факта. Тогда зачем же генерал Дитерихс так настойчиво требовал от Сергеева принятие этого постановления?
В середине февраля 1919 года в Союзный совет в Париже был направлен «Протокол расследования комиссии, учрежденной приказом Верховного правителя адмирала Колчака», в котором министр Старынкевич доложил о ходе расследования с изложением фактов, доказывающих несомненность гнусного убийства. После рассмотрения протокола «Советом пяти» он был напечатан французскими газетами. Таким образом, генерал Дитерихс получил то, к чему стремился — оповестил мир, и в первую очередь спонсоров Колчака, снабжающих его деньгами и оружием для борьбы с большевиками.
На первом этапе работали: следователи Наметкин и Сергеев и начальник уголовного розыска Кирста, решавшие чисто уголовные задачи, перечисленные выше.
Закончился этот этап двумя основными документами:
Первый — протокол допроса начальника внешней охраны Царской семьи в доме Ипатьева П.С. Медведева следователем Сергеевым от 20 февраля 1919 года.
Второй — протокол допроса сестры помощника председателя Уральского областного совета депутатов Белобородова, Н. Мутных, допрошенной 8 марта 1919 года начальником уголовного розыска Кирстой.
Разница во времени между этими допросами — около трех недель.
Но следователь Соколов, пришедший на смену Сергееву и Кирсте, отстраненным от следствия, даже и не попытался по горячим следам проверить показания этих свидетелей.