Поле Битвы

Глава 18

Не знаю, приходилось ли вам видеть Фасолину. Может быть по телевизору или в кино. Это такая большая серебристая скульптура, которая напоминает — даже не знаю — пузырь воздуха под водой или вроде того. Она имеет арку посередине, под которой вы можете пройти, и первоначально она была названа Клауд-Гейт (Вратами облаков), потому что с большой высоты вы можете посмотреть вниз и увидеть, как в ней отражаются небо и облака.

Но если вам была недоступна такая величественная точка обзора, и вы посмотрите на сооружение с места обычных людей, оно будет похоже на здоровенную старую фасоль, лежащую на боку. Поэтому горожане окрестили скульптуру Фасолиной, к вящему отвращению скульптора. Она отбрасывает искаженное отражение городского ландшафта с одной стороны, и бетона и деревьев парка с другой.

Этой ночью одна из сторон Фасолины мутно отражала объятый огнем город.

А другая сторона показывала спины, наверное, двух сотен солдат Мэб, которые стояли лицом прямо к озеру на Востоке, в своих бронированных рядах, и ждали.

Прежде чем въехать в туманный парк, мы услышали пару резких, пронзительных, щебечущих посвистываний. Сидхе по желанию могли общаться на манер птичьих свистов и трелей. У них также был сложный музыкальный язык, и по какой-то причине Зимние сидхе очень любили человеческую музыку. Без понятия почему, но эта любовь была совершенно искренней. Я видел мало сборищ Зимних, которые обходились без музыки смертных и смертных же музыкантов, хотя у меня сложилось впечатление, что ни один из них не горел желанием быть избранным для выступления перед сидхе. С ними могли случиться нехорошие вещи.

Вы же помните всех тех блестящих музыкантов, которые умерли намного раньше, чем должны были? Считайте, пятьдесят на пятьдесят, что в деле были замешаны сидхе. Это было частью игры в кошки-мышки, которую моя крестная вела с Мэб.

За войнами находилась Мэб в своей боевой кольчуге, ее светлые волосы блестели сиянием звезд, и она восседала на чертовом единороге.

Только не перепутайте. Единороги на службе у Зимы совсем не похожи на тех, которых вы могли видеть в книжках, фильмах или мультиках. Эти существа вовсе не были ни серебристыми, ни белыми, ни милыми. Они выглядят как единорог, придуманный Х. Р. Гигером. У них есть экзоскелеты в жутких вариациях черного, которые как бы намекали на другие цвета в сияющих бликах. И у них нет глаз. Мне приходилось видеть всего одного единственного из них, и даже тот был всего лишь иллюзией гламура поверх другого существа.

Это создание...

От него исходила мощь. Оно было размером с лошадь «Будвайзер», плюс еще несколько сотен фунтов бронированного хитина, который выглядел черным, но сиял темно-фиолетовым везде, где от него отражался свет. У него была гладкая голова и жуткие пустые места на месте глазниц, и когда оно что-то пережевывало, показывались твердые, зазубренные выступы кости в челюсти, которая могла открыться шире, чем ей полагалось. Его уши настороженно повернулись, двигаясь слишком плавно, как чрезвычайно точная автоматика, и вспышка озарения заставила меня осознать, почему Зимние сидхе так почитают своих единорогов: не имеющих глаз нельзя было одурачить красотой или иллюзиями. И рог у него был не один. Изогнутые бараньи рога, размером со знак «стоп», защищали обе стороны его черепа, а рог, который выгибался из его лба, был больше похож на шипастую саблю, нежели на спиральное копье.

Скакун Мэб нетерпеливо стукнул ногой по бетону, и энергия, исходившая от этого удара, подняла видимое расходящееся кольцо пыли с земли и всколыхнула дым в воздухе. Мэб успокаивающим движением положила руку ему на шею, и единорог замер — однако не обязательно было быть волшебником, чтобы заметить ярость и ненависть, исходящие от существа.

Оно рвалось в бой. Оно жаждало убивать.

Я знал, каково это.

Ах, кажется вот в чем дело. Рог. Как там это назвал тот персонаж Тима Карри, антенна, указывающая в небо? Возможно он был отчасти прав. Сфокусировав свое внимание на силе, окружающей существо, я смог почувствовать едва уловимое влияние Мэб. В воздухе витал дух Зимы, растекающийся из рога единорога энергией, гудящей, подобно высоковольтным линиям, по которым бежал ток. Создание служило живым проводником, фокусирующим силу Мэб так же, как мой посох или взрывной жезл — или нож, висящий на бедре, к которому я старательно не прикасался, даже мысленно, с тех пор как сошел на берег.

Этот артефакт, взятый из хранилища Аида, продолжал вибрировать собственной мощью, которая не ослабевала, вне зависимости от ужасных сил, клубящихся в воздухе вокруг города.

Я продолжил держать свои руки подальше от него — и, после краткого умственного усилия, свои мысли тоже.

Я коснулся рукой плеча Мерфи, и она с остановила рокочущий мотоцикл. Я соскочил с него и преодолел пятьдесят или шестьдесят футов бетона. Группа сидхе, все как один развернулись ко мне, каждый закован в броню из особого металла фэйре, заменяющего им сталь, и сияющего разнообразными оттенками ледниково-зеленого, зимнего синего и глубокого темно-пурпурного, а их сапоги тяжело топнули по бетону, когда взметнулись их мечи и щиты.

Я даже и не думал притормозить. Львы не склоняются перед шакалами. Даже шакалы ведали, что могут убить того, кто их боится.

Зимние сидхе уважали тех, кто понимал закон джунглей, а я с самого начала продемонстрировал им, что не собираюсь терпеть их закидоны. Они могли испытать меня — хищники всегда проверяют потенциальную добычу на предмет слабостей — но до тех пор, пока я заставлял их думать, что давление на меня принесет больше хлопот, чем потехи, они не настаивали.

Воины сидхе, как мужчины, так и женщины, каждый из которых был смертоносен и опытен в практическом искусстве войны, уступили мне, плавно исчезая с моего пути, как будто их там никогда и не было.

По крайней мере сегодня.

Завтра они продолжат искать мои слабости. Если, конечно, кто-либо из нас до этого доживет.

Пока я приближался, Мэб не сводила с меня глаз, а затем перевела взгляд на неуверенную массу людей, идущих под моим знаменем. Ее глаза сузились, а затем вперились в мои, когда между мной и ей оставались считаные ярды. Почему-то я почувствовал себя... абсолютно голым, как если бы моя одежда пропала и холодный озноб пробирался в чертовски неудобные места.

Тут ее выражение изменилось. На какую-то долю секунды мне показалось, что я вижу... что-то в ее глазах, некую смутную тень боли. И... симпатии?

А потом Мэб вновь стала Мэб.

— Мой Рыцарь, — мурлыкнула она. — Полдюжины когорт явились под твое знамя.

«Тысяча сто восемьдесят семь» подумал я. И моргнул. Потому что именно столько людей решили последовать за мной. Не знаю как именно я это понял. Это просто... всплыло в моей голове. Это, должно быть, была одна из разновидностей интеллектуса, формы интеллекта, которая обходила стандартные человеческие процессы мышления, подобная тому, чем я обладал на острове.

Но сейчас было нечто иное.

Это были люди.

Мэб склонила голову набок.

— Ты не принял холод.

— Нет, — подтвердил я. Мой голос звучал грубо.

Она вздернула подбородок, и ее жесткие, холодные глаза сверкнули голой, неприкрытой гордостью.

— Ни разу в жизни, мой Рыцарь, ты не пошел по легкому пути. Я сделала прекрасный выбор.

— Они легко вооружены. Им требуется более тяжелое оружие.

В голосе Мэб прозвучали острые ледяные грани.

— Они идут не под моим знаменем, о Рыцарь.

Я понизил голос до легкого рычания.

— Тогда я отправляю их по домам, — сказал я. — Если ты хочешь, чтобы я бился за тебя, перестань вставлять мне палки в колеса. Вы с Марконе в последнее время прямо неразлучная парочка. Я знаю вас обоих. Где-то здесь точно есть еще оружие. И оно нужно мне.

Осторожнее, осторожнее... единорог заметил меня. Его голова повернулась плавно, как орудийная башня, направляя этот рог на меня, и сила в воздухе вокруг меня создала впечатление, что мои волосы должны стоять дыбом. В его зазубренном лезвии на морде застряли кусочки кости. Его дыхание пахло гнилым мясом.

Моя мошонка попыталась вернуться назад во времени.

Внезапно Мэб запрокинула голову и издала... звук. Представьте себе кудахтанье ведьмы, вырывающееся из ее живота. Теперь представьте, что почти в тот самый момент, когда вышеупомянутая ведьма начала это делать, она туго затянула заплесневелый шарф вокруг своего горла. И, наконец, представьте, что сдавленный выдох того воздуха остался выше точки удушения.

Черт его знает, что это за звук, но это был не смех.

И он заставил проклятого единорога нервно отступить в сторону.

— Да, — произнесла Мэб с диким обреченным блеском в глазах, ее голова покачивалась, когда лошадь нервно переступала с ноги на ногу. — О да. Ты справишься, дитя. Скажи мне, кто в эти дни заключает контракты на тысячу лет?

— О Боже, — сказал я. Я уставился сперва на нее. Потом на Фасолину. — Да ты шутишь.

Потому что таким был контракт, заключенный создателем Фасолины с городом Чикаго. Эта штука должна простоять тысячу лет. И когда она была завершена, ее покрыли полированной сталью и заперли, более-менее, примерно навсегда.

Это была капсула времени на любой случай, прямо у всех на виду, перед лицом Бога и кого-угодно.

Я подобрался к Клауд Гейт. Я тыкал посохом в полированные стальные панели, пока одна из них не зазвенела чуть громче остальных. Я нанес по ней несколько сильных ударов, и она отскочила, с грохотом упав на бетон. Красный свет ночи был слишком тусклым, чтобы показать мне хоть что-нибудь, поэтому я вытащил амулет-пентаграмму моей матери, послал в него отзвук своей воли и заставил его светиться голубым волшебным светом.

Внутри Фасолина была не из металла. Она вся представляла собой деревянный каркас и больше была похожа на трюм старого пиратского корабля. Внутреннее помещение Фасолины было доверху завалено оружейными ящиками и коробками военного образца, и коробками с боеприпасами, надежно закрепленными на прочном внутреннем каркасе. И все прямо в центре Миллениум Парка.

— У тебя чертовски огромные яйца, Мэб, — пробормотал я

И ее голос прошелестел мне на ухо, как будто она стояла вплотную ко мне:

— Благодарю, мой Рыцарь. Это приемлемый комплимент.

Я подскочил, ударился головой о низкий проем и попятился, чтобы одарить ее гневным взглядом.

Мэб отвернулась от меня и распорядилась:

— Сражайся, как пожелаешь, мой рыцарь. Прими командование над своими смертными и теми немногими слугами Зимы, которые были достаточно близко, чтобы присоединиться к нам.

Ее взгляд вернулся на Северо-Восток, туда, где снова вспыхнул пульсирующий свет Ока.

— Заставь фоморов истечь кровью. Ты узнаешь, когда придет мое время.

Это был явный приказ удалиться. Тон Мэб давал ясно понять, что она сыта моими выкрутасами.

Но я не из тех, от кого можно отделаться так легко.

Даже Королеве Воздуха и Тьмы.

Я подошёл, остановившись сбоку от Мэб и отмечая, что даже копыта у единорога были созданы наподобие жестоких шипастых булав, и сказал:

— Это... знамя.

— Немногие рыцари обладали достаточной силой, чтобы вызвать его.

— Вы никогда не говорили об этом со мной.

— А ты бы стал слушать?

Что же. Тушé, я полагаю.

— Я чувствую их, — сказал я. — Людей, которые последовали за мной.

Мэб закрыла глаза и ответила через мгновение:

— Да. Таков закон Зимы.

— И когда они умрут. Это я тоже почувствую.

— Очевидно, — произнесла Мэб практически шепотом. — Всякая власть требует цену.

Я содрогнулся. Моя душа уже перенесла многое за последние несколько дней. Не уверен, что нуждался в добавлении паранормального опыта переживания сотен смертей к моему списку психологических шрамов.

Я стиснул зубы. Я мог выдержать ещё немного, если придётся. И мне придётся. Погибнет гораздо больше людей, если мы не остановим врага.

Я покосился на Мэб и нахмурился.

Чувствовала ли это она? Её власть над её подданными? Надо... мной?

Чувствовала ли она, когда они умирали? Несла ли она бремя их боли, их ярости, их ужаса на задворках её собственной души или что там сейчас могло сойти вместо неё? Была ли у неё душа до сих пор?

Когда-то я была смертной...

Я всё ждал, что Мэб использует против меня магически усиленное искушение, обычные внешние атрибуты и льстивые речи морального разложения. В каждую встречу я ожидал, что она прогонит меня через учебный лагерь для ситхов. Путеводитель по Разрешению Конфликтов от Кургана. Зло 101.

Всё время я задавался вопросом: что произойдёт, когда она это сделает?

Мне никогда не приходил в голову гораздо более ужасный вопрос: что, если она не сделает этого?

Возможно, процесс превращения в нечто ужасное не был связан с греховными искушениями, запретными удовольствиями и паршивым самоконтролем.

Может быть, всё дело в принятом решении швырнуть свою душу в мясорубку, и повторять это снова и снова. До тех пор, пока то, что останется, уже не может считаться душой. Может быть, настоящие монстры, большие ужасные монстры не были созданы.

Они были выкованы. Ударами молота. По удару за раз.

Когда-то я была смертной...

Мэб снова открыла глаза наконец. Взгляд, которым она одарила меня, на секунду стал очень человеческим: один уставший, непреклонный солдат смотрел на другого. В её глазах я прошёл некое испытание, некий обряд, изменивший мой статус.

И это ужаснуло меня.

Настоящая битва за свою душу — это не падение с большой высоты. Это когда выбираешь спускаться тебе или нет. Один выбор за раз.

А иногда, когда выбираешь заплатить эту цену, чтобы её не платил кто-то другой. Я редко колебался, рискуя жизнью ради защиты тех, кто в этом нуждался.

Я оглянулся на город за нами.

Если требовалось рискнуть большим, да будет так.

Я предложил руку Мэб, простому солдату.

Она приняла её.