Поле Битвы

Глава 25

Я вышел из Фасолины и мой слух заполнил саундтрек из ужастика категории Б: войска фоморов не использовали барабаны, чтобы посылать сигналы в дыму.

Они пользовались щелчками.

Полагаю, в этом был смысл. Барабаны под водой звучат не очень хорошо. Но стук двух камней друг о друга, есть стук двух камней друг о друга. Я лишь надеялся, что они не настолько похожи на дельфинов, чтобы с помощью щелчков еще и видеть сквозь дымовую завесу. Мои надежды зиждились на том, что дельфины вкладывали в свой природный гидролокатор колоссальные биологические ресурсы, но мне и раньше приходилось сталкиваться с неприятными сюрпризами.

Я прошел сквозь ряды когорты Сидхе, и в этот раз не было никаких игр. Они проложили для меня путь с резвой точностью. Но я чувствовал их нетерпение, когда проходил мимо. Зимний Двор делает крайне мало различий между сексом и насилием. Их конфронтация со мной ранее была лишь прелюдией, сейчас же они приготовились к настоящей вечеринке.

Обычно перед большой дракой я чувствовал себя так же напряженно, как и они, хотя и несколько иначе. Адреналин. Страх. Желание поскорее покончить с этим.

В этот раз все было по-другому.

Не сказал бы, что я ничего не чувствовал. На самом деле, я чувствовал много чего. Просто перед лицом моей потери все это не слишком меня волновало. А это было опасно, как для меня, так и для людей, которых я защищаю. Сражения никогда не оцениваются по кривой на графике. Ты либо выживаешь, либо нет. Как и все непобежденные, с кем ты когда-либо столкнешься в битве насмерть.

Мне нужно было с головой окунуться в эту игру.

Я направился через парк к павильону, где ждали Саня и его добровольцы, и как только я приблизился, алая дымка вокруг заполнилась жуткими щелчками, звучащими отвратительно органично. Они эхом отражались в тяжелом воздухе, раздаваясь со множества направлений, как с Севера, так и с Юга.

Альфы окружили меня, когда я подошел к добровольцам, а из дыма возник Баттерс, чтобы молча занять позицию позади и справа от меня, где он мог прикрывать мне спину. Или заколоть меня, если я окончательно превращусь в чудовище, предположил я.

Хорошо.

— Гарри, — жизнерадостно прогудел Саня. Один из добровольцев, и будь я проклят если это был не Рэнди, хлопотал, накладывая повязку на большую голову русского, чтобы закрепить подушечку на его разорванном и окровавленном ухе. — Ты как раз вовремя, da?

Он указал в сторону незримых источников щелчков.

— Как думаешь, каких чудищ мы будем сейчас убивать?

— Без разницы, — сказал я — Если у чего-то идет кровь, это можно убить. А у них всех есть кровь. Погнали.

— Da, — твердо сказал Саня и повысил голос, когда Рэнди закончил с повязкой. — Отлично, ребята. Наступление, пришло время заставить их пожалеть! Защита, оставайтесь здесь и убивайте все, что придет с Севера!

Офицеры, выбранные Саней, начали созывать свои группы, и те принялись выстраиваться в шеренгу, лицом к Западу. Офицеры с ними не церемонились. Они силой заталкивали людей на их места. В шеренге было множество взволнованных лиц. Я мог ощущать их страх, тот самый, что заставляет вас чувствовать пустоту в своих конечностях, а лоб покрываться холодным потом.

Но с помощью знамени, я также мог ощутить их решимость, и агрессию, исходящую от этого отвратительного единорога, которая просачивалась в них.

Саня подошел и встал рядом со мной.

— Прости меня, — сказал я.

Саня фыркнул.

— Спасибо, — поблагодарил я. Затем понизил голос. — Они любители. Если мы столкнемся с достаточно подготовленными профессионалами, вроде Слухача и его людей, их всех перебьют.

Саня скосил на меня глаза.

— Ты думаешь, они об этом не знают? — он положил руку мне на плечо. — Все мы умрем, Дрезден. Не стыдно погибнуть за правое дело.

— Я бы предпочел, чтобы фоморы умерли за то, что они считали правым делом, если для тебя не будет разницы.

— Хах, — усмехнулся он. — Da. Так и задумано. И время пришло.

— Подожди. — я резко поднял руку.

Через знамя я получил донесения от малков. Они снова призраками растворились в дыме. На моем языке появился привкус застоявшейся морской воды, а воздух заполнился множеством запахов. Малки в целом были не слишком умны — уж слишком много их мозгов было посвящено кровопролитию. Но подсчеты моих разведчиков были не очень оптимистичными, а в некоторых случаях даже пугающими.

«Грималкин», подумал я. «Мне нужна точная оценка положения и численности противника».

Ответ Старейшего малка прожужжал в моей голове его бросающим в дрожь голосом: «Их легион. От пяти до семи тысяч. Они идут с западной стороны парка.»

Срань Господня.

Для восьмисот любителей с дробовиками не было никакой возможности победить в этом бою.

Разве что...

— Проклятье, — выругался я. — Они идут прямо на нас. Мы должны опередить их, пока они не добрались до Коламбуса. Это двойная разделенная дорога, и она находится, может быть, на пятнадцать футов ниже уровня земли парка. Там есть пешеходный мост. Мост выше парка, и это даст им огневую позицию по нашим людям внизу, а также легкий путь через саму улицу — в противном случае им придется карабкаться по отвесным стенам под сильным огнем.

— Разрушить мост? — спросил Саня.

— И удержать позицию столько, сколько сможем, нанося как можно больше урона, — ответил я.

Саня сделал глубокий вздох и посмотрел на добровольцев.

— Da, — тихо сказал он. — Тогда мы должны поспешить.

— Ага, — согласился я. Затем мы побежали перед добровольцами и я бросил клич, — За мной!

И мы рысью помчались через Большую Лужайку, наш северный фланг был защищен оборонительными позициями у павильона, а маленькие скрытные монстры сновали перед нами, служа мне глазами.

Чего я не учел, так это того, что восемьсот человек, бегущие вместе, сами по себе производят грохот. Пока мы бежали, я расслышал, как чужеродные щелкающие звуки прекратились — а потом возобновились в ускоренном яростном темпе.

Хех. Они не ожидали чего-то подобного. И теперь, когда я подумал об этом, мне тоже не хотелось бы столкнуться с восемью сотнями разгневанных людей с дробовиками в обыкновенный Чикагский вечерок.

В поле зрения показалась подпорная стена этой стороны Колумбуса, и я направился к пешеходному мосту. Саня принялся выкрикивать команды своим офицерам, с трудом различимые в шуме топота многих людей.

Из-за дымовой завесы я не видел, что вражеская команда удерживала наш конец моста, пока они не появились из-под плащей, похожих на маскировочные костюмы, и не открыли огонь. В воздухе зашипели разъяренные осы, что-то ударило меня бейсбольной битой в живот и выбило из меня дух.

Какую-то секунду, я не мог сказать, что происходит. Некоторые из моих добровольцев подняли оружие и открыли ответный огонь, но большинство оказались в замешательстве. Мне знакомо это чувство. Когда в тебя стреляют, это часто сбивает с толку, и только тренировки и опыт позволяют тебе отреагировать с мгновенной агрессией, необходимой для противодействия такому внезапному нападению. Я вскинул левую руку, и только практика на протяжении всей жизни и самоотверженность позволили мне сквозь боль поднять свой щит.

Боль?

Я посмотрел на свой живот. Там не было крови.

Я почувствовал удар в плечо. Следующий пришелся мне в скулу, хотя до щита ничего не дотронулось.

А потом я понял.

Мои люди гибли. Я чувствовал это. Чувствовал их боль. Их ужас. Их растерянность.

Воздух кипел от магического напряжения.

Я выхватил свой жезл, собрал мою волю, и, опустив щит, проревел: «FUEGO!»

Потому что ничто так не пробивает всякую дрянь, как настоящий огненный шар.

Копье энергии, вырвавшееся из моего жезла, было на порядок мощнее, чем все, что я бросал раньше, благодаря клубящемуся над городом ужасу. Сам воздух вскипел и протестующе завизжал, и когда взрыв ударил в землю среди вражеской огневой группы, вспыхнувший очаг тепла расцвел в сферу раскаленного добела света. Контузия от этой расширяющейся волны жара ударила меня в грудь так сильно, что я отшатнулась на шаг.

Вражеский огонь прекратился.

Все что осталось спустя несколько секунд после бурлящего пламени было черным кругом на земле около тридцати футов в поперечнике, бугрящимся там, где жар засосал землю в небольшой испепеляющий купол, какими-то неузнаваемыми комками и маленьким грибовидным облачком зловещего красного пламени, исчезающего в черном дыму.

Наступило мгновение ошеломленной тишины, после чего один из добровольцев, и будь я проклят, если это был не Рэнди, воскликнул:

— С нами чертов волшебник! Нахрен этих ребят!

Остальные добровольцы разразились одобрительным ревом. Я побежал вперед и они последовали за мной.

В это время, двое моих людей истекли кровью от ран. Их... просто не стало. Мгновение я чувствовал их панику и боль, как свои собственные. После чего... они утихли.

Тысяча сто восемьдесят пять.

И у меня даже не было времени найти, где они пали, и взглянуть на них.

Пешеходный мост — это не просто обычный, прямой мост через подземный переход. Это огромная сверкающая змеевидная штука, извивающаяся, как река, сделанная из бетона и блестящей полированной стали. Он прочен. По-настоящему прочен. И единственное место, где его можно было обрушить, было над самим Коламбусом, где он истончался до нормальных пропорций моста.

Я остановился у входа на мост и повернулся к Сане.

— Пусть наши люди разделяться на две шеренги. Одна вдоль моста, а другая вдоль стены над Коламбусом.

— А ты?

— Эти деревья загораживают нашу линию огня. Я должен убрать их, а потом выйти на мост, чтобы обрушить его, — сказал я. — Скоро вернусь.

— Не в одиночку, — возразил Саня.

— Он не один, — уверенно заявил Баттерс.

Я уставился на коротышку, но времени спорить не было. Так что вместо этого я хмыкнул, дернул подбородком, указывая направление, и пошел туда.

Я никак не мог поверить, насколько легко было использовать магию в кипящем воздухе. Я уже сотворил несколько заклинаний, которые по всем правилам должны были оставить меня выдохшимся и нуждающимся в перекусе. Вместо этого, магия наполняющая воздух заставляла меня чувствовать возбуждение, желая использовать ее все больше. Что сродни любому другому проявлению власти, я полагаю. С теми же рисками. Поэтому я был осторожен с количеством силы, которое я вложил в выкорчевывание деревьев. Ровно столько, чтобы вырвать каждый ствол и бросить их вниз, на улицу.

Как только дело было сделано, я поднял свой щит и поспешил вперед, следуя за изгибом моста, в то время как некоторые добровольцы забежали на мост, чтобы занять огневые позиции с видом на подземный переход.

Вражеские щелчки зазвучали громче и беспорядочнее, и когда я взошел на мост, я впервые увидел их.

Армия фоморов, казалось, была собрана в боевые отряды. В каждом из них было около трехсот существ, собравшихся отдельной группой вокруг центрального штандарта. Ни одна группа не была похожа на другую. Некоторые из них были просто сборищем водолазок, каждый из которых держал пару больших, безволосых, смутно напоминающих собак животных. Некоторые были стаями бесформенных, обезображенных... существ, голых, не похожих ни на людей ни на животных, их лица и тела были искажены и уродливы, будто самыми жестокими комбинациями ярко-выраженных генов, какие только можно себе представить. Некоторые представляли собой стройные ряды вооруженных войнов, чьи руки были слишком длинными для их тех, а плечи слишком широкими. Некоторые выглядели как отряды более современных военных и были вооружены винтовками. А в центре каждого отряда стояла кучка настоящих фоморов, лягушкоподобных уродцев в плохо сшитой одежде, семи футов ростом.

Их было несколько тысяч. И это только те, кого я мог видеть. Дымовая завеса вполне могла скрывать остальных.

Когда меня заметили, события приобрели слегка безумный оборот.

Раздались выстрелы, и мой щит засветился, как диско-шар. Баттерс взвизгнул и прыгнул мне за спину. Я рванулся вперед. Мне нужно было подняться по мосту достаточно высоко, чтобы его уронить.

Кто-то что-то пронзительно закричал, и одна из групп этих измученных мерзостей с воем устремилась ко мне неровными быстрыми движениями.

Баттерс выглянул из-за меня и сказал:

— Вау, да у нас тут красный код.

Я мигнул и закачал больше энергии в щит. С таким количеством витающей вокруг силы было нетрудно удержать его.

— Чего? Какое, черт возьми, отношение к происходящему имеют коты?

— Это рыцарская шутка.

Я пригнулся и убрался с линии огня. Стены по обе стороны пешеходного моста были высотой около пяти футов, и враги никак не могли нас разглядеть. Я почувствовал себя умным и поспешил вперед.

А потом я услышал шипение вырывающегося воздуха.

Посыпались гранаты.

Некоторые из них пролетели мимо или дальше. Попытка закинуть гранату в защищенное место пешеходного моста была чертовски хитрым ходом. Но враг сделал то, что всегда делает враг, показав себя с большим мастерством, чем имел право обладать.

Я толкнул Баттерса к одной из стен, прижался поясницей к его груди и утопил края щита в стене позади нас.

Полдюжины гранат взорвались в течение примерно пятнадцати секунд, и мир превратился в сплошной оглушительный треск, следующий один за другим.

— Вниз, — прорычал я, когда они перестали падать, и опустил щит. Мы упали на четвереньки ниже уровня стен моста, и я пополз вперед быстрее, чем человек мог себе представить. Баттерс не отставал.

Очевидно, они решили, что дюжины гранат сделали свое дело, потому что в нас больше не стреляли — пока мы не завернули за угол и не оказались лицом к лицу с пятью десятками водолазок, вооруженных до зубов.

— Forzare! — крикнул я и высвободил широкую волну чистой кинетической энергии. Я врезал им сильнее, чем собирался. Первые три шеренги отлетели назад, будто их потянули за ниточки, и столкнулись с людьми позади них. Удар на мгновение привел их в массовое замешательство.

— Баттерс! — заорал я. — Ломай мост!

И я бросился вперед, размахивая правой рукой и крича «Forzare!» с каждым шагом, снося водолазок, как кегли.

— Гарри! — крикнул Баттерс.

— Ломай мост, черт тебя дери! — прокричал я в ответ.

Я услышал, как в его руках загорелся Меч Веры, и, оглянувшись через плечо, увидел, как он рассекает мост у своих ног, словно тот был сделан из множества мыльных пузырей.

Я развернулся к врагам, поднял щит — и выпрямился во весь рост.

— Ты! — воскликнул я, наслаждаясь моментом. — Не! Пройдешь!

Их ответом мне был град пуль из автоматических винтовок. Их удары о мой щит почти ослепили меня.

И тут долбанный заклинатель фоморов выскочил из-за завесы, скрывающей его от меня и швырнул в меня вязкий на вид шар чего-то, похожего на жидкость.

Однажды я уже обжегся, ха-ха, предположив, что мой щит будет готов остановить все, что в меня полетит. Я пригнулся и метнулся вперед и в сторону, а странная капля ударилась в мост там, где я стоял.

Чем бы не была эта дрянь, она дала бы прикурить крови ксеноморфов. Она начала пережевывать бетон и саму сталь, пузырясь и шипя, когда эти вещества растворялись, а воздух наполнила отвратительная вонь.

Фомор одарил меня лягушачьей усмешкой и запустил в меня еще гадкой жижи, целясь в другой бок. Я снова уклонился, но в этот раз она прошла ближе — и я не хотел наступить в одну из этих луж. Чем бы ни была эта кислота, она наверняка растворит мои ступни за секунду.

А потом один из водолазок высоко подбросил гранату, целясь так, чтобы она упала за моим щитом.

Пробормотав Слово, я проблеском воли отбросил гранату назад и она приземлилась среди водолазок.

Когда она взорвалась, посеяв довольно много криков и смятения, я оглянулся через плечо.

Баттерс перерубил мост, но эта штуковина еще не упала. Он отбежал на двадцать футов назад и снова начал рубить, чтобы сбросить вниз целый кусок моста.

Я удерживал свой щит, не сходя с места, пока водолазки неприемлемо быстро восстанавливались, и снова накачивал его своей силой. Фоморский колдун исчез. Эти ублюдки не любят подставляться под удар, когда вместо этого они могли гнать своих приспешников вперед себя.

— Гарри! — закричал Баттерс.

Я стал пятиться назад, а мой браслет-щит начал перегреваться от использования, разбрасывая вокруг зелено-золотистые искры.

Я добрался до Баттерса и он взмахнул Фиделаккиусом один последний раз, прежде чем мы оба бросились назад, за поворот моста, и скрылись из поля зрения с водолазок. Раздался оглушительный стонущий звук, затем грохот и визг ломающегося бетона и скручивающегося металла.

И теперь, когда мы были вне линии огня, добровольцы на мосту принялись стрелять по водолазкам. Да, эти парни были профессионалами, но они не были пуленепробиваемыми. Я видел, как несколько человек упало, прежде чем они открыли ответный огонь и...

Я почувствовал, как призрачные пули попали мне в грудь, в голову.

Тысяча сто семьдесят девять.

Я старался, чтобы меня не вырвало. В любом случае, вышло бы не так уж много.

Щелчки превратились в звук, похожий на рвущийся толстый холст, и армия фоморов ринулась вперед в буре визгов, воплей и криков.

Как только не стало моста, пересечь Коламбус на своих двоих стало единственным вариантом — и они прыгали и бросались вперед, без колебаний спрыгивая с возвышенности в подземный переход.

И ничего не происходило.

— Что за? — потребовал я. — Где Саня?

— Не знаю, — простонал Баттерс, тяжело дыша. Он был весь в бетонной пыли.

Враг сосредоточился на дальней стороне Коламбуса, а затем бросился вперед, прямо на нас. Они пересекли первую полосу движения, не подвергаясь обстрелу. Они добрались до середины разделенной дороги, в то время как все большее их количество скапливалось в подземном переходе волной плоти, стали и оружия.

Они преодолели среднюю полосу движения.

— СЕЙЧАС! — рявкнул Саня

Восемь сотен мужчин и женщин Чикаго выскочили выскочил из-за стены, обращенной на проселочную дорогу, и открыли огонь из дробовиков с расстояния не более тридцати футов.

Бойня была неописуемой.

Дробовики не отличаются точностью стрельбы. Но с расстояния в тридцать футов, в руках любителей, им это и не нужно. Огонь добровольцев разметал передние ряды врага, как метла, убивая и калеча без предубеждения и жалости. Это был такой рев, какого я никогда раньше не слышал, со слишком большим количеством отдельных взрывов, чтобы различить один выстрел, смертоносный боевой шторм.

Добровольцы стреляли до тех пор, пока их оружие не опустело, и если они и убили меньше тысячи врагов, то им не хватило всего нескольких.

Враг взвыл от ужаса и попытался бежать, но бежать было некуда. Некоторые пытались бежать вверх или вниз по улице, но Саня расставил людей по всем возвышенностям, выходящим на проселочную дорогу, и стреляя из укрытия, они окружили армию фоморов кольцом непрерывно палящего ада. Огонь был настолько плотным, что волшебным образом превратил пару заглохших машин, за которыми враг пытался укрыться, в швейцарский сыр.

Кровь текла вниз по улице небольшими реками. Воздух наполнил сильный железный запах.

С врагом было еще не покончено. Они заняли свои позиции по ту сторону проселочной дороги, за такой же стеной, как и мои добровольцы. И началась перестрелка. На таком расстоянии профессиональное оружие водолазок было не многим лучше, чем дробовики добровольцев. Вообще-то, дробовики были лучшим оружием для развернувшегося тира, так как им не нужно было прицеливаться так тщательно или так долго. Но это в каком-то смысле делало бой честным.

Мужчины и женщины, что шли за мной, умирали.

Я чувствовал их смерти. Немногие из них погибли мгновенно. Даже люди, получившие пулю в голову, успевали метаться и кричать за несколько секунд до конца. Некоторые из них были так близко, что я слышал их мольбы о пощаде. Но смерть не оказывает любезностей и не делает исключений.

Тысяча сто четырнадцать.

— Адские колокола, — пробормотала я, изо всех сил отталкивая фантомные сенсорные сигналы. Я потерял семьдесят три добровольца, в то время как убитые враги исчислялись сотнями.

Мы побеждали.

Конечно, более эффективных внезапных атак у нас уже не будет. С этого момента нам придется работать как есть. Но мы делали это.

Мы их сдерживали.

Пока не появилась Титан.

Этниу выступила из дыма, девять футов ужасающей бронзовой красоты. Она шла вперед сквозь ряды, и в то время как враг падал и умирал вокруг нее от огня моих добровольцев, сама она была невредима, как если бы она шла сквозь легкий дождь, а не бурю пуль и картечи. На мгновение или два она остановилась, осматривая наши позиции, и полностью игнорируя все, что мои добровольцы пытались с ней сделать.

— Иисусе, — проговорил я, понял что она собирается сделать. — Баттерс, убери их всех с моста!

Я побежал, крича добровольцам, чтобы они следовали за мной. Я бежал назад, пока мост не встретился с парком на нашей стороне Коламбуса, затем перепрыгнул через боковую стену и соскользнул вниз по сверкающему стальному склону с другой стороны на землю. Потом я побежал к Сане.

Он тоже увидел, что сейчас произойдет. Он кричал, чтобы они отступали, но за грохотом выстрелов никто его не услышал.

И тут Этниу обратила Око на нашу сторону улицы.

Мир взвыл и стал красным. Она просто направила взгляд Ока вверх и вниз по подпорной стене, разнося ее в гору мелко измельченного щебня.

Некоторые из моих людей вовремя это заметили и побежали.

Но большинство нет.

Они погибли. Они умирали страшно, сгорая в огне, созданном из сырой, кипящей ненависти Титана. Какой бы боли они ни боялись больше всего, они чувствовали ее, умирая. Образы отчаяния и обреченности вспыхнули в этом огне, и так много страха, что многие из моих людей сошли с ума в ту долю секунды страданий, которые они испытали, прежде чем их тела были сожжены и обращены в пыль.

И я чувствовал все это вместе с ними.

Семьсот тридцать два.

Было так больно, что я не мог дышать.

За время одного долгий вздоха, Этниу уничтожила больше половины наступательной части моей маленькой армии.

Побеждали. Смехотворно.

Смертным не выстоять против такого.

Титан элегантным жестом подняла руку и указала вперед один пальцем.

И с ревом армия фоморов рванулась вперед, вниз по проселочной дороге. Стена с нашей стороны от Коламбуса превратилась в склон, по которому противнику не составило бы труда взобраться всем скопом. Если мы останемся, нас поглотят в ту же секунду — и враг рвался к нам, почуяв победу, буквально возжаждав нашей крови.

— Назад! — кричал я. — Отступаем!

Большинство добровольцев опередили меня.

Но многие, восемьдесят семь человек, если быть точным, были ранены и не могли бежать.

Они погибли, сражаясь.

Шестьсот сорок пять.

Остальные бежали, спасая свои жизни.