Полное собрание сочинений. Том I

Беседа двенадцатая.

Примечали ли вы, братия, с какою постепенностию Господь Бог творил этот видимый нами мир? Повторим в нескольких словах то, что было сказано прежде о творении. Сначала Он сотворил жидкое, водообразное и необразованное вещество мира из ничего, а потом – из этого вещества произвел и устроил в шесть дней весь мир со всеми тварями, в нем находящимися. В первый день произвел Он свет: «ибо великому Свету, т, е. Богу», говорит св. Григорий Богослов, «прилично было начать мироздание сотворением света, которым уничтожает Он тьму и бывшие дотоле нестроение и безпорядок»; во второй – твердь со всем множеством огромных шаров, тогда еще темных, отдаленных друг от друга безмерным разстоянием и воздушное пространство, окружающее землю: в третий – воду, покрывавшую кругом всю землю, отделил от земли, повелев ей уйти в нарочито образованныя вместилища или углубления в земле и в этот же день повелел земле произрастить все роды деревьев плодоносных и безплодных, все земляные плоды, все злаки и цветы: в четвертый – дал солнцу свет и теплоту для освещения и согревания земли с ея тварями, также свет звездам; в пятый повелел воде произвести из себя рыб и птиц. Обо всем этом сказано было в предыдущих четырех беседах. Теперь будем говорить о шестом и последнем дне творения, в который созданы животныя земныя и человек – венец творения, и именно – на нынешний раз скажем о сотворении животных земных, о их разделении на домашних и диких, и о пользе приносимой теми и другими.

И рече Бог, говорит св. Моисей, да изведет земля душу живу по роду, четвероногая и гады, и звери земли по роду, и бысть тако. И сотвори Бог звери земли по роду, и скоты по роду их, и вся гады земли по роду их: и виде Бог, яко добра[158].

И рече Бог. Мы видели уже, братия, несколько раз в прежних беседах, как всесильно слово Божие: Он сказал – и стало: повелел – и явилось создание. Той рече, говорит св. Псалмопевец – и быша: Той повеле, и создашася[159]. Теперь еще раз увидим тоже могущество слова Господня.

И рече Бог: да изведет земля душу живу. Эти слова не то значат, братия, будто бы земля в себе самой имела живыя души, которыя Бог велел ей извести или родить, а то, что Бог дал земле силу произвесть из себя живых тварей, т. е. животныя созданы всесильным словом Божиим так, как напр, из посоха Моисея Бог сотворил змея, или – как Он, по словам св. Иоанна Крестителя, от камения может воздвигнуть чад Аврааму[160] И так, всякая живая тварь происходит от Бога или от Божияго слова – всем своим существом равно и живет словом Божиим, поддерживающим в бытии все роды тварей: – пища, питие, дыхание и движение – это уже второстепенныя причины жизни земных тварей. Без Бога, без Божияго слова, без Божией воли нет и не может быть никакой жизни не только на земле, но и на небе. Его слово вызвало всякую жизнь и Его же словом поддерживается всякая жизнь: Он один носит все глаголом силы Своея[161], т. е. сильным словом Своим.

Да изведет земля душу живу. Это Значит, что душа животных происходит от земли и есть что-то земное, хотя тончайшее: и потому по смерти животнаго в землю же опять и возвращается. Толька душа человеческая безсмертна: потому что только в человеке из всех земных тварей есть разум, свобода и стремление к Богу, к безсмертию. Значит, об ней больше всего должно нам заботиться и обогащать ее делами добрыми, спасительными: о теле же, как об одеянии души, устроенном для нас Господом Богом из земли и нужном для нас в настоящем своем виде только дотоле, пока мы на земле не слишком много заботиться: потому что, как истлевшая одежда, перегоревши от употребления и от времени распадается и обращается в прах, так и тело наше – та же тленная одежда, необходимо распадется и обратится в прах: и от дородства, от красоты, от крепости телесной останется только одна земля.

Да изведет земля душу живу по роду, четвероногая и гады, и звери земли по роду: и бысть тако. Четвероногими животными св, бытописатель Моисей назвал здесь, можно думать, домашних или ручных животных, а зверями – диких, лесных зверей. Но всегда ли было разделение животных на домашних, или ручных, и диких или зверей; не были ли сначала все ручными, хотя большая часть из них и созданы быть обитателями лесов? Человек царь земной; он поставлен был обладателем всех тварей земных: а обладателю должны быть покорны и подручны все обладаемые. Человеку, точно, в начале были покорны все звери и все были ручными; а как согрешил человек, оказал неповиновение Богу, то и звери вышли из повиновения человеку, перестали быть ручными; мало того стали страшны для него. «Как вошел грех (в людей)», говорит св. Златоуст «то отнята у них честь (господство над зверями), и как между слугами исправные страшны для товарищей, а дурные боятся и сослужителей: так случилось с человеком. Пока он имел дерзновение к Богу, до тех пор страшен был зверям; а как согрешил, то стал уже бояться и последних из собратов своих, т. е. зверей»[162]. «Но», продолжает святитель: «Бог не вовсе отнял у человека за его грех честь господства над зверями, не всей власти над ними лишил его: нет: Он оставил, не под властию человека те только животныя, которыя не так много служат ему на пользу житейскую: а необходимыя, полезныя и доставляющия нам в жизни много пособий эти животныя Бог оставил в подчинении нам. Оставил коней, чтобы они влачили плуг, разсекали землю, чтобы помогали нам в трудах при перевозке тяжестей, разделяли с нами, когда нужно, бранные труды и опасности: также – по нужде или для наших потребностей перевозили нас с места на место: оставил стада рогатаго скота, овец, чтобы усладить наш стол, чтобы мы имели довольно запаса для приготовления одежд. Оставил еще и другия породы животных, которыя доставляют нам не малую пользу в жизни. Осудил он нас за грех на всегдашний пот и труд, но и повелел некоторым безсловесным участвовать с нами в труде для снискания нам пищи и других потребностей, а иногда и без труда дает нам ее, дозволяя питаться плотию животных – Как много мы должны быть благодарны за это Создателю! Мы привыкли ко всему в мире и мало думаем, – кому, какому Благодетелю обязаны мы этими дарами. Лошадь всю жизнь переносит наши тяжести; столы часто у нас бывают обременены яствами из плотей животных: все тело человека – с ног до головы – бывает одето одеждою из кожи или шерсти животных: но много ли слов, или даже хотя тайных чувств благодарности бывает у пользующихся всем этим? – Очень мало».

Но и дикие звери при всем том, что они не подчиняются человеку – полезны ему, во первых тем, что осязательно дают ему увериться в силе Господней и не дают ему забываться в гордости и самомнительности. Как громы и молнии заставляют нас содрогаться и невольно сознавать свое ничтожество пред всемогущим Творцом, грозно и величественно вещающим нам голосом видимой природы. – точно также и дикие, особенно страшные по своей свирепости звери, приводят нас в трепет и заставляют нас подумать о Творце их. Который сделал их страшными для нас, о потерянном величии человека и о настоящем его ничтожестве. В самом деле, кто высоко станет мечтать о себе при виде лютаго зверя, с полною независимостию обитающаго в лесах, сверкающаго огненными глазами и в минуту готоваго уничтожить величаваго царя земли? И положением, и видом своим он как бы говорит человеку: я не тебе принадлежу, а страшному Богу: Он дал мне жизнь: Он меня и питает, а не ты: не заставишь ты меня служить себе, как коня или вола. В самом деле, похощет ли ти, например, единорог работати, или поспати при яслех твоих? Привяжеши ли ремением иго его, и провлечет ти бразды на поли?[163] Нет, множество диких зверей живет вовсе не для тебя, человек чтобы ты знал, что обладаешь теперь очень немногим что при своих грехах ты ограничен до чрезвычайности что только праведность может возвратить тебе власть над зверями, как св, пророку Даниилу – над львами, как многим святым над теми же львами и другими хищными зверями. Кроме того, дикие звери полезны еще тем, что доставляют людям одежду своими кожами, а иногда и пищу своею плотию: также тем – это уже в общем порядке природы – что пожирают трупы других лесных животных, которыя иначе своим гниением заражали бы воздух: препятствуют излишнему размножению некоторых слабейших, но вредных человеку животных, употребляя их в пищу. Что касается ядовитых гадов, змей, скорпионов и других подобных: то и оне полезны человеку тем, что напоминают ему также о его падении, виновности и смерти и заставляют трепетать пред всемогущим Богом. – Но зачем и требовать нам непременно себе пользы от каждаго рода животных и гадов? Бог создал их не для пользы только нашей, а и для того, чтобы показать на них премудрость и благость Свою. В самом деле, какая премудрость Божия видна в устройстве, в виде, в нравах и обычаях разных пород животных? Для человека внимательнаго и мыслящаго животныя служат живыми проповедниками премудрости Божией. А посмотрите на жизнь каждаго животнаго, на их нравы, обычаи, на орудия к обороне: и вы увидите, как все они довольны своею жизнию, прославите благость Божию и скажете: благ Господь всяческим, и щедроты Его на всех делах Его[164]. Если же непременно вы хотите себе от них пользы, то найдете ее едва не в каждом животном: самая, повидимому, незначительная тварь доставляет нам пользу. «У муравья», говорит св. Златоуст, «можно учиться трудолюбию: у пчелы любви к чистоте, к труду и к ближним: она каждодневно трудится и работает не столько для себя, сколько для нас. И христианину свойственно искать пользы не себе, а другим. Как пчела облетает все луга, чтобы при готовить снедь другому, так сделай и ты, человек: если накопил ты денег, употреби часть их, какую заблагоразсудится, на бедных; если есть у тебя в другом чем избыток: будь полезен твоими избытками имеющим нужду. И не видим ли, что пчела уважается больше других животных не за то, что трудится, но за то особенно, что трудится для других? Ведь и паук трудится и хлопочет и растягивает по стенам топкия ткани, выше всякаго искусства женскаго, но его не уважают, потому что работа его для нас совершенно безполезна: таковы те, которые трудятся и хлопочут только для себя»[165]. Вообще, весьма многому можно научиться от безсловесных: одному в них можно подражать, а другого – удаляться. Например: вол и осел любят своего господина, как и пророк говорит позна вол стяжавшаго его, и осел ясли господина своего[166] не будем и мы хуже безсловесных – не отвратимся от своего Господа, Создателя. «Собака», далее скажем со св. Златоустом, «хотя верна, но безстыдна: и то и другое качество пусть будет для нас уроком: верность усвоим себе, а безстыдство устраним прочь. Лисица хитра и коварна: не будем подражать этому пороку. Но, как пчела, летая но лугам, не все уносит с собою, но выбирая полезное, прочее оставляет, так сделаем и мы: разсмотрев породу безсловесных, возьмем себе, что есть в них полезнаго, и, какие у них добрыя качества от природы, те усовершим в себе свободною волею. Этим-то мы и почтены от Бога, что Он дал нам возможность естественное у безсловесных добро совершать по свободному изволению, дабы получить нам за это и награду. И так, взявши от безсловесных все наилучшее, будем пользоваться этим: человек царь безсловесных, а цари в избытке имеют у себя то, что ни есть наилучшаго у подданных: золото-ли, серебро-ли, драгоценные-ли камни, или великолепныя одежды»[167].

И виде Бог, яко добро. После творения каждаго дня Господь Бог Сам свидетельствует, что творение Его совершенно согласно с Его целями и намерениями, что все совершенно и прекрасно. И никто из смертных с здравым разумом не может сказать, чтобы в творении премудраго Творца было что-нибудь не хорошо, не в порядке: напротив всякий скажет, что все стройно и прекрасно выше слова и разума.

Но пора уже положить конец и настоящей беседе и беседам о сотворении мира. В следующей беседе скажем в заключение о венце всего творения о человеке. Только слегка коснулись мы Божия творения и не сказали и не объяснили весьма многаго, что нужно было бы сказать и объяснить: но все же сказали хотя нечто; а и это нечто для внимательных и разсуждающих может принести большую пользу. Не забудем больше всего одного, что видимый мир кончится потому именно, что он стихийный, сложный: только невидимый мир, как простой, несложный, вечен и никогда не кончится. Поэтому и должны мы преимущественно думать о невидимом, смотрять, по слову апостола, не видимых, но невидимых и стремиться к невидимому: видимая бо временна, невидимая же вечна[168]. Аминь.