Портрет дамы

15 ДЬЯВОЛ

Прежде чем я успела возразить, Грегорио взял меня за руку и повел за колонну в трансепт, где возле дальней стены был установлен боковой алтарь. К нему вели мраморные ступеньки. По краям алтаря стояли свечи в золотых чашах, их мерцающие огоньки освещали белый алтарный покров, вышитый золотом, и отбрасывали тени на небольшое распятие на стене. Я не могла взять в толк, что у него на уме, ведь трансепт, хоть и находился в удалении от основной части собора, был открыт для молящихся и прекрасно обозревался со стороны нефа. И тут Грегорио кивнул в сторону боковой стены, и я увидела широкую нишу.

Погруженная во тьму, она скрывалась за черной железной решеткой и походила на открытую пасть какого-то чудовища. Присмотревшись повнимательнее, я различила грубо высеченные очертания надгробия. Я озадаченно взглянула на Грегорио, который как раз открывал замок замысловатой дверцы.

Чуть скрипнув, она отворилась. Все еще держа меня за руку, он завел меня в темную комнату и закрыл за собой ворота. К моему удивлению, ниша не была пустым пространством. Мерцающего света свечи, прикрепленной у дальней стены под самым сводом, было достаточно, чтобы убедиться, что это была маленькая комнатка, узкая, но достаточно длинная. Меня охватил тот же панический страх, что и во время заточения в семейной усыпальнице Сфорца. Я застыла, борясь с желанием вцепиться в решетку и позвать на помощь.

Но я тут же напомнила себе, что дверь этой гробницы не заперта, да и находимся мы не под землей. Закричав, я легко привлеку к себе внимание, и, в случае если это окажется ловушкой, мне обязательно придут на помощь.

Неверно истолковав причины моей тревоги, Грегорио подвел меня к надгробию. Башмаки каменной фигуры были направлены прямо к небу. Он насмешливо прошептал мне на ухо.

— Не беспокойся, здесь нас никто не увидит, а наш друг епископ будет вовсе не против, если мы составим ему компанию.

В ответ на мой вопросительный взгляд, он добавил:

— Ходят слухи, что при жизни он был не чужд радостям плоти и бесчисленное количество раз предавался им с дамами, приходившими к нему на исповедь. Думаю, он не будет возражать, если мы последуем его примеру.

Я не сразу сообразила, что он имел в виду. Прежде чем я поняла, что происходит, я оказалась прижата к каменной стене, вдали от единственной свечки. Больше беспокойства мне доставил тот факт, что мое тело было практически расплющено Грегорио, всем весом навалившимся на меня. Его руки, словно железные прутья, приковали меня к месту, и все же я с трепетом поняла, что мне, в общем-то, не хочется никуда бежать.

Темнота не помешала его губам найти мои и требовательно овладеть ими. Я с трудом отдавала себе отчет, что происходит… по крайней мере, сначала. Однако после нескольких секунд первоначального шока я ответила на его поцелуй. К этому моменту я Уже перестала замечать, что холодные камни стены впечатываются мне в спину, а ноги заледенели от соприкосновения с мраморным полом. Я осознавала лишь то, что мое сердце бьется с такой скоростью, что я вот-вот могу потерять сознание.

Вдруг он оторвался от моих губ.

Внезапная потеря его губ доставила мне почти физическую боль. Я невольно вскрикнула от разочарования. В ответ он тихонько засмеялся, затем, безо всякого предупреждения, он обхватил меня за талию и усадил на надгробие, прямо у ног каменного архиепископа.

Наши глаза оказались на одном уровне, и его прекрасные черты были различимы в темноте. Проснувшаяся во мне женщина окончательно захватила все мое существо. Я дотронулась рукой до его лица. Веселые искорки в его глазах тут же уступили место настойчивому желанию.

Он снова меня поцеловал… на этот раз яростно, словно идя на приступ, но я и не возражала против этой атаки. Я не возмутилась, почувствовав, что мои юбки заскользили вверх под его рукой. Мои ноги через секунду раздвинулись, позволяя ему еще теснее прижаться ко мне. Где-то на задворках сознания бродила мысль, что происходящее между нами в высшей степени греховно, но в данный момент мне это было совершенно безразлично.

Громкий металлический лязг, свидетельствующий о том, что кто-то открыл железные ворота, внезапно вырвал меня из состояния сладострастной истомы. Мой тихий испуганный вскрик прозвучал в унисон с чьим-то полузадушенным хрипом, и срывающийся голос за нашей спиной произнес:

— Как смеете вы осквернять дом Господа нашего?

Виновато оглянувшись через плечо, я посмотрела на говорящего. Это был старый священник в коричневой сутане, с яростью и негодованием потрясающий кулаком. Он стоял около ворот, слишком далеко, чтобы разглядеть нас в темноте, но достаточно близко, чтобы понять, что здесь происходит.

Я пылала от стыда и, конечно, спрыгнула бы с надгробия сию же секунду, если бы Грегорио не удерживал меня. Готовая умолять его отпустить меня, я повернула голову и снова вздрогнула… на этот раз от страха.

В его темных глазах плескалась холодная ярость, он смотрел на священника взглядом человека, готового незамедлительно убить любого без малейшего колебания. И я знала, что если он когда-либо посмотрит на меня подобным образом, мне останется лишь молиться, что я окажусь проворнее его ножа.

Едва эта мысль мелькнула в моем мозгу, я увидела на его лице знакомое насмешливое выражение и решила, что этот взгляд убийцы всего лишь почудился мне в неверном пламени свечи. Прошептав: «Боюсь, что нас все же обнаружили», он поднял меня и поставил на пол.

— Примите наши извинения, святой отец, — обратился он к хрупкому священнослужителю, взяв меня за руку и направившись к воротам. — Кажется, мы поняли предписание Всевышнего плодиться и размножаться чересчур буквально.

— Вас следует сжечь за подобное святотатство, — угрожающе пробормотал старик, но, увидев меч, болтавшийся у бедра Грегорио, предусмотрительно отступил назад, позволяя нам пройти.

Последний лишь пожал плечами.

— Я, безо всякого сомнения, сгорю, во всяком случае, в аду, но за гораздо более серьезные проступки, уверяю вас.

К этому моменту наши препирательства привлекли нескольких прихожан, прервавших свои молитвы и смотревших на нас с неприкрытым интересом. Я чувствовала, что заливаюсь румянцем, и возблагодарила Бога за царившую здесь полутьму, скрывающую наши лица.

К моему замешательству, Грегорио вовсе не торопился покидать собор. Проигнорировав дальний проход, позволивший бы нам скрыться, не привлекая излишнего внимания, он осенил себя крестом перед главным алтарем и, взяв меня за руку, неспеша направился к выходу по широкому центральному нефу. Мне оставалось лишь семенить за ним, опустив от стыда голову. Взбешенный священник следовал за нами, продолжая трясти кулаком.

Никогда ранее я не была столь счастлива при виде слепящего солнечного света, как в тот момент, когда мы снова оказались на площади. Я бы с удовольствием бросилась сломя голову в противоположном направлении, но Грегорио все еще держал меня за руку и, по всей видимости, вовсе не намерен был позволить мне уйти.

— Куда ты так спешишь? — спросил он с улыбкой. Со своими встрепанными волосами и озорным выражением лица он имел совершенно мальчишеский вид. — Уверяю, святой отец посчитал, что, выгнав нас с позором из храма, он выполнил свой долг. Хотя должен признаться, мне жаль, что он не подождал со своими проклятиями, пока мы не закончим. Но тогда он впал бы в грех зависти и сладострастия, а не только гнева.

— Как ты можешь говорить подобное? — выдохнула я, почти ожидая, что за такое святотатство нас обоих поразит гром прямо на площади.

Мой возмущенный тон развеселил его еще больше. Он протянул руку к моей щеке, словно желая дотронуться до нее, и тут же отдернул ее.

— Боюсь, я обожгу пальцы о твое лицо, оно просто горит от праведного негодования, — сказал он со смехом. — Может быть, мне стоит бросить тебя в воду, чтобы остудить твой пыл.

Он кивнул в направлении огромного фонтана в центре площади. Поток воды изливался из каменной чаши в руках девушки в резервуары, последовательно увеличивающиеся в диаметре. Я с тревогой вытаращила глаза, представив себе подобную перспективу.

Тут же поняв, что он шутит, я чуть улыбнулась, но все же пробормотала:

— Пыл тут не причем, я покраснела от смущения. Слава богу, что священник ограничился лишь тем, что выгнал нас.

— Да, словно Адама и Еву из рая, но, к счастью, в отличие от них, в момент изгнания мы были одеты.

— К счастью, да, — согласилась я. Чувство стыда немного потеснилось, дав место веселому удивлению при виде того, с какой легкостью Грегорио воспринял этот инцидент. Я знала только одного человека, который мог так посмеяться и над Богом, и над священником.

Немного успокоенная, я последовала за ним через площадь. Вскоре мы остановились возле маленькой лавки и укрылись в тени куска голубой ткани, служившего навесом. Он снова коснулся моего лица, на этот раз без шутливого отдергивания руки.

— Пыл тебе к лицу, дорогая Дельфина, — сказал он, проводя пальцами по моей щеке. Этот жест был Успокаивающим, но слишком интимным, учитывая, что мы находились в людном месте. — Нам следует позаботиться о том, чтобы в следующий раз нам никто не смог помешать.

Некоторое время назад, в церкви, я бы охотно с ним согласилась. Но сейчас, стоя посреди залитой солнцем и заполненной людьми площади, я осознала всю степень своего безрассудства. Святая кровь, в ужасе подумала я, а что, если бы священник не остановил нас? Я предала бы не только себя, но и Катерину.

Опустив голову, я тихо сказала:

— Не понимаю тебя, Грегорио. Ты пытаешься соблазнить меня, а что же насчет тебя и графини? То есть, я думала, что вы…

Я замолчала, не закончив мысль, но зная, что он понял ее. Я ожидала, что он рассмеется в ответ или найдет какое-нибудь объяснение своему непостоянству. Однако, осмелившись поднять на него взгляд, я с удивлением увидела ярость в его темных глазах.

И снова она была столь мимолетна, что я могла бы ее не заметить, не ищи я ответа на его лице. И все же это была не та холодная ярость, которая мелькнула на его лице в момент появления священника. Эта ярость была страстной, перемешанной с болью и отчаянием, того типа, что толкает людей на безрассудные поступки. Я поняла, что вижу перед собой настоящего Грегорио, который скрывался под маской чувственного любовника и холодного безжалостного солдата.

— Ты забываешь, что Катерина — графиня, а я всего лишь капитан стражи, — ответил он, безуспешно пытаясь сдержать гнев. — В детстве она видела лишь богатство, роскошные наряды, изысканную еду. Когда я был мальчишкой, то считал флорин целым состоянием. Я донашивал тряпье за конюхом и столько разложился спать с пустым брюхом, что даже и не припомню. Нас разделял целый мир… и он продолжает разделять. И очень скоро Катерина поймет, насколько ей повезло при рождении.

Это было весьма странное заявление, даже для разочарованного любовника. Очевидно, у меня на лице было написано замешательство, потому что он вдруг тряхнул головой, словно только что вынырнул из воды. На его лице появилась обычная ленивая усмешка, но голос все еще дрожал от напряжения.

— Я бы хотел, чтобы ты забыла о том, что я сейчас сказал, — продолжил он, пренебрежительно фыркнув, — но поскольку ты не сможешь этого сделать, я расскажу тебе все. Однако, должен предупредить, что ты будешь еще худшего мнения обо мне.

— Ты можешь довериться мне, — подбодрила я его. — Я не стану тебя судить.

— Даже если ты не станешь, мне самому придется это сделать, — сказал он язвительно, подняв бровь. — Правда состоит в том, что я питал к графине определенные чувства, но все же я не настолько глуп, чтобы не понимать, что для нее лишь мимолетное увлечение, забава. И теперь, когда я возжелал другую женщину, — он бросил на меня красноречивый взгляд, заставивший меня покраснеть, — я решил положить конец этому балагану. — Улыбка исчезла с его лица. — К сожалению, я нахожусь сейчас в трудном положении. Если я решу порвать с Катериной, она может прийти в ярость и рассказать обо всем герцогу… и в этом случае, мне крупно повезет, если я отделаюсь лишь потерей должности. С другой стороны, если наши отношения продолжатся, то герцог рано или поздно все равно обо всем узнает, так что я по-прежнему рискую.

— Что же ты будешь делать? — спросила я, испытывая к нему сочувствие, как человек, узнавший на своей шкуре, каково это — жить двойной жизнью.

Он пожал плечами.

— Пока ничего. Мне остается лишь надеяться, что я наскучу ей, и она найдет себе кого-то другого, более подходящего. Если, конечно, у тебя нет другого предложения.

Я кусала губы, жалея, что не могу нарушить слово и рассказать ему о планах герцога выдать кузину замуж. Поэтому я просто покачала головой.

— Боюсь, что ничем не смогу помочь, но уверена, что скоро все уладится, — и добавила неохотно: — Возможно, пока это не произошло, я должна попросить графиню найти кого-то другого, чтобы передавать записки.

— Этим ты разобьешь мне сердце, Дельфина, — безо всякого выражения ответил он.

Его слова наполнили меня счастьем, и я не удержалась от улыбки.

— Ну что ж, тогда я продолжу это делать, — довольно заявила я. Затем, внезапно вспомнив, что я нахожусь в городе по поручению Катерины, я шумно вдохнула. — Я должна вернуться в замок, — с тревогой сказала я. — Графиня будет недовольна моим длительным отсутствием.

— Тебе следует знать, что быть женщиной капитана стражи — значит иметь некоторые преимущества, — ответил он, кивком призывая меня следовать за ним. — Одно из них состоит в том, что у меня всегда есть лошадь поблизости.

И действительно, вскоре мы увидели сонного мальчишку, державшего под уздцы большого черного жеребца.

Мы быстро мчались по направлению к замку. Несмотря на то, что наездник я никудышный, мне казалось, что я в полной безопасности, сидя в седле перед Грегорио. Вскоре мы достигли главных ворот. Легко спешившись, он ссадил меня на землю, его руки задержались на моей талии.

Зная, что двое тех же неотесанных стражей наверняка с любопытством глазеют на нас, я неохотно освободилась из его объятий.

— Может быть, графиня пришлет меня завтра с новым сообщением, — с надеждой предположила я.

Похоже, мой внезапный энтузиазм позабавил его. Он пожал плечами.

— Может быть, — согласился он. — В обратном случае, я нацарапаю какую-нибудь записку, которая потребует ответа, и передам тебе.

Ворота были уже открыты, и, бросив на него прощальный взгляд, я поспешила в замок. Посмотрев на часы, я с удивлением обнаружила, что отсутствовала гораздо меньше времени, чем предполагала. Учитель, скорее всего, только закончил работу над портретом, и когда я дойду до комнат графини, горничные будут помогать ей переодеваться. Если мне повезет, Катерина просто спросит как прошла примерка. И она будет рада услышать, что синьор Луиджи согласился достать меч для ее костюма, так что она получит желаемое оружие.

Остаток дня прошел без особых происшествий, если не считать того, что Изабелла ядовито заметила, что я выгляжу гораздо счастливее, чем обычно.

— Если бы я не знала Дельфину, — елейным тоном подвела она итог своим наблюдениям, — то сказала бы, что у нее появился мужчина.

Как я и рассчитывала, Катерину донельзя обрадовал тот факт, что синьор Луиджи нашел ей настоящий клинок и ей не придется идти на бал с деревяшкой.

— Но ведь он успеет закончить костюмы к завтрашнему дню, не так ли? — с тревогой спросила она. — Ведь маскарад состоится уже через день.

Я заверила ее, что портной поклялся, что к завтрашнему вечеру его подмастерье доставит костюмы в замок.

— Ты уверена, что мое платье великолепно? Я не могу дождаться, когда все увидят меня в нем, — заявила она с довольной улыбкой, по которой я поняла, что на самом деле она желала, чтобы вполне конкретный человек стал свидетелем ее триумфа. Я не могла не спросить себя, будет ли ее по-прежнему волновать ее платье, когда она узнает о планах герцога относительно ее свадьбы.

Забравшись в кровать, я вздыхала, вспоминая этот разговор. Пока еще никто ничего не знал о предстоящей помолвке, и я думала: а состоится ли она вообще? И окажется ли воинствующий герцог, которого Моро желал заполучить себе в союзники, столь же неотразимым, как и некий капитан стражи? Тогда, возможно, Катерина останется довольна своей участью.

И когда судьба графини устроится наилучшим образом, я смогу решить, что мне делать далее… вернуться к роли подмастерья Дино или остаться Дельфиной — женщиной капитана стражи. Последнее будет означать, что мне придется расстаться с живописью, по крайней мере на время, но я неожиданно поняла, что готова принести эту жертву.

И только погружаясь в сон, я внезапно вспомнила Беланку. Некоторые намекали, что она тоже была женщиной капитана стражи. Но, конечно же, она всего лишь передавала ему записки от графини. Между ней и Грегорио не могло ничего быть. Если бы она для него что-то значила, он не смог бы так быстро ее позабыть и увлечься мной. Лишь отчасти успокоенная своими доводами, я дерзко решила спросить его об этом при следующей встрече.

Но чего я не желала делать той ночью, так это вспоминать о предсказании Катерины. Зловещем предсказании, согласно которому я буду обманута мужчиной и потеряю сердце… и возможно, жизнь.