Последнее лето ярла Ульфа

Глава тридцать первая Разъяренные черниговские мстители

— Только берсерка в Смоленске нам не хватало!

— Этот по крайней мере не захочет стать твоим зятем.

— Что? — удивился Трувор.

— Скульд планировал взять в жены мою вдову.

Трувор захохотал.

Отсмеявшись, вытер выступившие слезы:

— А Сутулый точно не был берсерком?

— А что тебя удивляет? — пожал плечами Рулав. — Нурман — нурман и есть.

— Полегче! — возмутился я. — Я тоже нурман!

— Ты наш нурман! — ухмыльнулся Рулав. — Варяжский.

Мы встретились на волоке, соединявшем Западную Двину с Днепром, точнее — с одним из его притоков. Отличное место. Оборудованное по высшему разряду. Везде бы так. И что характерно — никакого мыта. Только плата за услуги строго по прайсу. Недешево. Зато все, чего душа желает. Даже банька с девками или без.

В данном варианте — без.

Но с пивом.

Отличное место, чтобы потолковать с родней.

Рулав теперь мне тоже родня. Взял второй женой дочь Трувора от наложницы. Чисто символически. Девочке десять лет. Но теперь — родич. Как я понял, Трувор намерен его в Киев заслать. На постоянное жительство. Сам он в стольном граде Аскольда задерживаться не собирался. Проводит Рулава — и домой, в Изборец.

— Рюрик… — сказал Трувор ровно, без эмоций. — Рюрик будет расстроен.

— Рюрик добился главного, — возразил я. — Сигурд Рагнарсон не узнает, что вы увели у него драккар. Никто из его хирдманов не вернется в Роскилле.

Скрывать от своих тайну Бирнира я не собирался. Тем более что Сигурду они точно не разболтают.

— Подлый поступок, — проворчал Рулав. — Как раз впору берсерку.

— Бирнир считает, что поступил правильно, — заметил я. — Смерть тех, кого они убили, легла на Сутулого. И кара богов тоже должна была пасть на него.

— И пала, — сказал Трувор. — Ты его убил.

— Его убил Бирнир, — уточнил я.

— Добил, — в свою очередь уточнил Трувор. — А вот твой брат меня удивил. Знал, что задумал Скульд, и отпустил тебя одного.

— Он не знал, — оправдал я Медвежонка. — Бирнир сказал ему, когда мы с Сутулым уже за столом сидели. И он сразу примчался.

— Таким, как Скульд, место в Хельстаде! — процедил Рулав. — Ты пришел к нему в гости, он разделил с тобой трапезу — и напал.

Тут он не совсем прав. Трапезы мы не делили. Только пиво. Поросенка я сам трескал. Хотя с точки зрения обычая это не принципиально. Для вступления в статус гостя довольно поднесенной чашки воды.

— Легко Скульд умер, — Рулав глянул на меня исподлобья. — Его бы за ноги на древе подвесить, богоотступника!

Эх, Рулав, Рулав. Трудно тебе будет заниматься политикой в стольном граде Киеве.

Хотя кому в этой жизни просто?

Нет, кому-то легко. Заре, например.

Особенно когда мы вместе.

Тремя часами ранее

— Здравствуй, отец.

Сама скромность. Глаза в пол, голосок тихий, нежный.

Трувор даже застыл на секунду, потом засмеялся и сгреб дочь в охапку.

— Не прикидывайся, малая, — шепнул он ей. — Со мной не получится. — И, отодвигая ее от себя, громко, для всех: — Здравствуй, Заренка! — И уже мне: — Когда внука покажете?

— Ну уж не сегодня! — улыбаюсь я.

А кто это прячется за спиной Трувора? Совсем молоденький парнишка. И подозрительно похожий на Вильда того времени, когда они с Зарей наткнулись на меня в лесу.

Теперь-то Вильд другой. Заматерел. Не мальчишка — воин. На вид ничем не уступит моему Вихорьку. Хотя в деле мой сын покруче. Оба это знают, но все равно постоянно соревнуются. Возраст такой.

— Вильд!

— Отец!

Обнялись. Похожи. Вильд повыше, зато Трувор покряжистее и с усищами.

— Вильд, здравствуй!

Это пацан, который с Трувором.

— Въиск! Ты гляди, как вымахал, братище!

Вильд прихватил младшего за плечи, потискал. Тот мужественно стерпел, не поморщился.

— Я его в род принял, — негромко произнес Трувор. (Ага. Значит, сын не от жены, а от наложницы.) — Поглядишь, достоин ли?

— Непременно, отец.

Часом позже

— Как мой? — спросил попозже Трувор. — Не срамит?

— Уж не сомневайся. Воин. И с морем ладит. Прирожденный кормчий.

— У нас это в породе, — самодовольно заявляет Трувор.

Мы смотрим, как старший брат учит младшего управляться с мечом.

— Тулово, тулово в удар включай! — покрикивает Вильд. — Да ногу не так, не так ставишь, потому и заносит! Ты боком ставь! Вот смотри…

Мне приятно. В технике, которой учит Вильд, узнаю свою руку. Хотя только ли мою? В варяжском обоеруком бою меня Трувор с Ольбардом натаскивали. Кстати, открылось мне это искусство по-настоящему, только когда я освоил личный мистический танец. И, как ни странно, не в процессе фехтования, а во время тренировочных обстрелов, которыми мучил меня Бури. Ничто так не способствует развитию навыков амбидекстра, как болезненные попадания тупых стрел в развиваемый организм.

А Въиск — молодец. На лету схватывает. Действительно, порода.

— А то давай и мы? — с затаенной надеждой спрашивает Трувор, похлопав по ножнам.

Понимаю. Соскучился Жнец по Перуновой пляске. Равных ему немного, а с теми, кто слабей, не интересно.

— С сыном не хочешь попробовать?

Трувор задумчиво глядит на Вильда, оценивает. Потом качает головой.

— Нет, — говорит он. — Рано. А вот с твоим поиграл бы.

Вихорек тоже развлекается. Играет в свободный поединок с бывшим хускарлом Энока Везучего, Фридлейвом Рысью.

Фридлейв — зверь. Не в смысле агрессии, а по динамике. Быстрый, ловкий, очень сильный. Вдобавок с изумительным чувством пространства. Вихорьку с ним непросто. Такое ощущение, что держится исключительно на волевых. Отступает, уклоняется, уходит в нижнюю стойку, чуть ли не в шпагат садясь. И тем не менее бой идет почти на равных. Потому что мой сын для Фридлейва страшно неудобный противник. Битва рыси с коралловым аспидом. Однако это не первый их бой, и Фридлейв больше не покупается на простые уловки, и воздух он больше не рубит. Почти не рубит. Выжидает, когда очередной уклон поставит Виги в такое положение, что выскользнуть уже не получится.

Но мой сын ошибок не допускает. Разве что лишних движений много. Хотя с его выносливостью это не проблема. А еще он уверен, что Фридлейв обязательно купится на очередную обманку и подставится под укол.

Мы стоим на подворье главной усадьбы волоцкого старосты, по совместительству тиуна полоцкого князя при волоке.

Усадьба старосты, однако ее главное предназначение — быть гостиницей для уважаемых путешественников.

Трувор тоже был уважаемым, но мы прибыли первыми. Пришли по Днепру. А он — со стороны Двины. Как раз переволок два своих корабля и собирался спустить их на воду. Но я появился здесь раньше, так что Трувору, хоть и князю, а пришлось разместиться по соседству. Я предлагал ему и Рулаву поделить со мной кров, но Жнец отказался. Усадьба относительно небольшая. В ней даже треть моего хирда не уместилась. Большая часть так и ночевала на палубах кораблей. Они там в любом случае ночевали бы. Волок-то длиннющий, многокилометровый. Не на один день работы даже для относительно легкого судна. А у нас-то гиганты. Драккары.

Но все равно здесь самое удобное место. В первую очередь потому, что волок отлично оборудован. Путь ровный и чистый. Корабли не на валках тащат, а на многоколесных повозках. Серьезные сооружения. Но для серьезного корабля вроде нашего тридцатиметрового «Любимчика» одной повозки мало. Нужны две. И две упряжки волов. И целая прорва жира для смазки слябов и колесных осей. Так что такой волок — дорогая штука. И сам процесс долгий. Но по-другому никак [22].

В общем, делить со мной кров Трувор отказался, и настаивать я не стал. Варяги здесь ненадолго. Их корабли очень вовремя спустили в Днепр, освободив место для моих красавцев и подвинув в очереди всякую купеческую мелочь.

Так что три дня назад мои хирдманы под водительством Медвежонка отправились в неблизкий колесный путь, а я с небольшой командой остался наслаждаться комфортом и общением с родней.

Стега с товарищами я тоже при себе оставил. Хотел присмотреться получше.

Но Стегом можно заняться и после отбытия Трувора.

— А ты хорош! — одобрительно ворчит Трувор.

Рожа красная даже сквозь загар. Исподнее хоть выжимай.

Ну да, я такой же. Хорошо поиграли.

Холоп протягивает мне ведро с колодезной водой… Вот оно, счастье!

— Еще! — велит Трувор, возвращая свое ведро другому холопу. И, обращаясь ко мне: — Вечером в баньку? Приглашаешь?

— А то! Пива?

— Не хочу. Воды брусничной. Холодной. Есть?

— Найдется. Бысл, нам бы брусничной из погреба, — говорю я своему новому хирдману.

Это проверка. Бысл — не мальчик на побегушках, а полноценный хускарл. Вдобавок не столько мой, сколько Стегов.

Пошел. И вернулся довольно быстро с кувшином и даже парой чашек.

— Спасибо, — говорю я искренне, — удружил!

— Таким, как ты, ярл, и князь изборский — всегда с радостью! — сообщает Бысл.

Молодец. Все понял правильно. И отреагировал тоже правильно. И помог, и достоинство сохранил. Сработаемся.

— Рулав! — зовет Трувор друга и родича. — Хватит баловаться. Уходим.

Ну да, это я могу военно-хозяйственные дела на брата повесить, а Трувору эту функцию перепоручить некому.

— Вечером баня, — напоминаю я. — Приглашаю.

Так, а что у нас со временем? Солнце уже в зените.

— Хирд, заканчиваем! — кричу я. — Обед!

А то вдруг бой, а мы голодные.

Накаркал.

— Это просто! — заявил княжич черниговский Важин, глядя на меня снизу вверх, что было даже как-то непривычно. Телосложением княжич напоминал моего хускарла Дьярви. Выглядел так, будто в предках у него были подземные карлики. Или орангутан, потому что Важин был рыж, непропорционально длиннорук и по-степняковски кривоног. На лошади он смотрелся бы намного внушительней, но въехать на лошади в дверной проем, куда ни один взрослый не сможет войти не пригнувшись, технически невозможно.

— Это просто! — заявил гном. — Ты отдаешь нам Стега, и все останутся живы!

— Уже не все, — возразил я, ухмыляясь как можно более мерзко. — Кое-кто уже умер. С ними как?

А я только-только объявил своим, что у них свободное время…

И вот пожалуйста. Рыжий гном. Важин Черниговский.

Уж точно Важин. Большой мастер по задиранию носа и бороды. Что не удивительно, если твой рост едва-едва перевалил за метр шестьдесят.

Не скандинав, не варяг — радимич.

Чем славно его племя, я не знал. Но судя по знакомому оберегу, кланялся он Сварогу. В том числе Сварогу.

Сварог мне нравится. Хороший бог. Полезный. И жрецы у него правильные. Рачительные и щедрые. Как раз под таких, как мы, заточены. Хотя и не настолько щедрые, как христианские монахи. Ну так у них и возможностей поменьше.

Само собой, Важин заявился не один. С ним — грозная дружина в сотню бойцов и втрое больше союзных.

Это он сам мне сообщил. Мол, нас намного больше. Устрашитесь и склонитесь.

Но это случилось уже после того, как у черниговских стало на два бойца меньше.

А не надо было с ходу и целой толпой бросаться на моих хирдманов только потому, что среди них оказался Ябирь. Да еще пытаться взять его живьем.

Не взяли.

Но поле боя осталось за черниговскими.

Мои отступили во двор, и Важин, надо отдать ему должное, среагировал правильно: остановил своих и потребовал переговоров.

Что ж, я не против. Тем более что большая часть моих далеко, на волоке. Поэтому у княжича изрядный численный перевес.

— За убитых виру заплатишь, и забудем, ярл Улеб, — отмахнулся Важин, переиначив мое имя на словенский лад. — Я приехал за Стегом, и я его получу. Лучше живым, но можно и мертвым.

Добрый он, однако.

— Стег — мой хольд, — сказал я по-скандинавски.

Не понял, похоже.

Странно. Тут вся военная верхушка болтает по-нурмански, как на своем родном. В крайнем случае на каком-нибудь близком к нему диалекте.

Я повторил по-словенски.

— Он убийца! Ты должен…

— Я тоже убийца! — перебил я княжича. — Да и ты, я думаю, убивал не раз. Как насчет того, чтобы живым или мертвым отдать тебя, Важин?

Рассердился. Даже меч цапнул. Но сдержался, не достал. Правильно. Он переговорщик. И их в доме трое. А нас… Достаточно.

— Хочешь выйти со мной на перекресток? — вкрадчивым голосом осведомился я.

— Зачем? — Важин пожал гномьими плечами, звякнув бронькой. Увесистая, кстати, бронька. Чешуйка к чешуйке. И чешуйки плотные, местной ковки. Склонен предположить, потянет где-то около пуда. Я бы такую не надел, подвижность крадет. Но боевому гному в самый раз. — Зачем? Ты Стега и так отдашь. Выбор у тебя простой, Улеб: потерять одного дружинника или всю дружину разом.

— Ярл, — сказал я.

— Что? — не понял Важин.

— Ко мне следует обращаться «ярл», княжич. И я не торгую своими людьми. Если ты напал на одного, ты напал на всех. Дам тебе совет: уходи. И останешься жив.

— Ты заносчив, как и все нурманы, ярл! Мечтаешь о своей Валхалле? Что ж, сегодня ты туда отправишься.

Развернулся и пошел прочь.

— Надо бы за нашими послать, ярл, — сказал Ябирь, стирая рушником кровь со щеки. — И время потянуть, потому что раньше вечера не поспеют. Я Важина знаю. Он не шутит.

— Уже послали, — вместо меня ответила Заря. — Ты лучше скажи: они сразу через забор попрут или сначала постреляют?

— Одновременно, — вмешался Стег. — Полезу на крышу, пожалуй.

— Я с тобой! — тут же заявила Заря.

— Никто никуда не лезет! — заявил я. — Джорди, скажи нашим во дворе: пусть в дом идут.

Забор этот оборонять замаешься, а дом крепкий и окна удобные. Ну да. Идеальные бойницы для стрелков. А вот крыша — так себе. Солома. Если с десяток стрелков начнут навесом бить, наверху не укроешься. Хорошо, ночью дождь прошел и погода пасмурная. Иначе я бы в доме запираться не рискнул. Или рискнул? Выбора у меня все равно нет. Мои лучники — молодежь. А почти вся молодежь сейчас на волоке трудится.

— В последний раз предлагаю: отдайте Стега и остальных — и мы уйдем!

Важин надрывается. Уже не только Стега хочет, но и «остальных». А вот людей терять не хочет. А потери точно будут, если черниговские дуром полезут в атаку.

Вопрос: насколько хороши их стрелки, чтобы прицельно бить по окнам?

— Измор, у Важина меткие стрелки?

— Могут быть, — неохотно признал он. Но тут же добавил: — Не лучше нас!

Верю. Вот только их раз в двадцать больше.

Надо тянуть время. Когда подоспеют мои, расклад сильно улучшится. Только они не успеют. Далеко. Зато Трувор с варягами близко.

— Эй, Важин, а ты не боишься? — крикнул я.

— Ты о чем, ярл?

— Ты знаешь, кто я?

— Ты нурман, который укрыл нашего врага! — заорал княжич. — Больше мне знать не надо!

Нет, не хочет он в драку лезть. Не желает людей терять.

— Я нурман, которого зовут другом князь Рюрик и князь Аскольд! И многие другие!

Козырять Иваром я счел излишним. Вряд ли этот княжич слыхал о Рагнарсонах, если он даже на языке Севера не говорит.

Сколько времени прошло с тех пор, как Заря отправила Джорди за подмогой? Минут двадцать?

— Что ты с ним говоришь, Важин! Не хочет отдавать Стега, убьем всех! Их всего десятка три!

Еще один убивашка обнаружился.

— Важин, так ты, выходит, не главный? — крикнул я. — Кто там тобой командует? Эй, воевода, обзовись!

— Дедославом меня зовут, нурман! Я — войный вождь рода! Стег — кровник мой! Отдай, и можешь надеяться на пощаду!

Дедослав, значит…

— Стег, это что еще за бородатая выпь?

— Выпь и есть, — буркнул Измор. — Жаль, не было его, когда мы его родовичей побили. Можно я все же на крышу?

— Нельзя, — отрезал я. — Фридлейв, Дагбард и Храфни! Держите продух над печкой! Если нападут — оттуда точно полезут. — И уже наружу: — Эй ты, Дедосрав или как там тебя! Хочешь со мной на перекресток?

— Сдохни, нурман! Бьем их, братья!

— Стоять!!! — взревел Важин, но послушались его явно не все.

Часть полезла через забор.

Стоявший напротив соседнего окна Измор тут же начал стрелять. И метко. Но, к сожалению, не только он.

Последнее, что я увидел: как раскрываются ворота усадьбы и внутрь вваливается толпа черниговских. Большинство — пеше, но кто-то и конно.

А потом в мое окно влетело сразу две стрелы, и я счел за лучшее отодвинуться в сторону.

Может, тоже лук взять? На дистанции в десять метров и я снайпер.

Не довелось. Нападавшие, несмотря на потери, прорвались к дому. Начали рубить двери. Кто-то полез на крышу, а через полминуты в продух над печкой посыпалась солома, а затем в просвете появилась голова…

Которую тут же достал копьем Храфни-Ворон. А Дагбард ухватил свеженького покойника за бороду и потянул внутрь. На крыше завозились, зашуровали и, надо полагать, потянули в свою сторону, потому что у Дагбарда затянуть к нам покойника не вышло. Зато вышло в более крупном масштабе. Вернее, вошло. А еще точнее — свалилось. Сразу четверо черниговских рухнули вниз вместе с фрагментом крыши.

Очень удачно, что печь уже погашена. Иначе быть бы пожару.

А так все хорошо получилось. Упавших быстренько прикончили, а в доме стало светлее. По двери начали лупить интенсивнее.

Ну-ну. По нашу сторону уже приготовилась одна команда защиты. Мои свеи — братья Крумисоны и братья Варгдропи. Вчетвером они закроют проем получше двери. Потому что дверь сдачи дать не может, а они — еще как.

Радостный возглас Зари — и еще один герой свалился в дыру. А нечего лезть без приглашения.

Всё. Дверь всё. Развалили ее лихие черниговские дверорубы.

И не ведали, бедолаги, что именно дверь стояла между ними и Вечностью. Как только она упала, так и они отправились к пращурам.

Щиты братьев Крумисонов, стоявших первым рядом, тут же густо утыкали стрелами, утяжелив их минимум на килограмм каждый. Но это было единственным успехом атакующих, потому что щиты свеев закрыли дверной проем практически полностью, в чем им неплохо помогали высокий, аж в два бревна, порог и низкая притолока.

В общем, пока все шло неплохо. Помнится, что-то такое сказал в моей прошлой жизни молодой человек, пролетая мимо четырнадцатого этажа.

Но у нас-то перспектива получше.

— Эй, Дедосрав, ты где? Покажись! Хватит за чужими спинами прятаться!

Вряд ли услышал. Шумно очень. И пахнет неприятно. Свежими покойниками. Что радует: пока что не нашими. И раненых, считай, нет. Одному из родичей Измора, Быслу, щеку стрелой подрало, и у Вилмара Варгдропи обломок стрелы из плеча торчит. Но судя по тому, как он держит копье, если и пробило броньку, то вошло неглубоко.

— Огня надо! — заорал кто-то во дворе. — Без огня погань не выкурим!

Плохая идея.

Для нас.

Если даже дом и не подожгут, дыма будет столько, что дышать не сможем. Значит, придется наружу лезть.

Или не придется, если труворовские вовремя поспеют.

Но был в предложении поджигателя и позитивный момент.

Атака прекратилась. Более того, черниговские герои убрались с подворья и даже раненых уволокли. Только покойники остались. И судя по ним, нас штурмовали отнюдь не лучшие воины. Ополчение. Смерды с луками и копьями.

Может, зря мы наружу не вышли?

Хотя мои кирьялы тоже, считай, смерды. В прошлом, конечно. Полтора года интенсивной муштры сделали из них профессиональных воинов.

А эти…

— Важин чужеродное мясо в расход пустил. — Измор тоже изучил павших и сделал собственный вывод.

— Хотел нас выманить? — спросил я.

— Возможно, — Измор стянул с шеи платок и вытер лицо.

— Сейчас бы искупаться, — вздохнул кто-то.

— Как бы тебя в крови не искупали, — проворчал Храфни-Ворон.

— Как бы нас не поджарили, — озабоченно проговорил один из Крумисонов. — Уж не смола ли в том бочонке?

— Сейчас узнаем, — сказал Измор, раздергивая лук.

Крепыш, который нес бочонок, свалился с воплем, заполучив стрелу в голень. Бочонок упал, треснул, из него потекло что-то черное.

— Смола и есть, — констатировал Дагбард. — Что делать будем, ярл?

— Ждать, — ответил я.

— И бить, — добавил Бысл, отправляя стрелу, которая угодила в грудь черниговцу, попытавшемуся поднять треснувший бочонок.

Ответом Быслу был град стрел, не причинивший никому вреда.

— Сможешь его поджечь? — спросил я Измора. — Пожар в воротах нам пригодится.

— Можно попробовать. Лучше четыре стрелы сразу.

Реально. Четыре окна, четыре стрелы.

— Командуй, — разрешил я.

— С той стороны дома лезут, — сообщил взобравшийся на ларь и контролировавший тылы через крохотное окошко под крышей молодой из последнего сёлундского набора, оставленный Медвежонком на хозяйстве. — Солому тащат.

— Ну-ка пусти! — Заря вспрыгнула на ларь, отпихнув дренга. Быстро защелкала тетива.

Судя по воплю, попала. И еще раз, судя по второму.

— Трое, — похвасталась она, спрыгивая. — Одного точно в глаз!

— Держи! — Ябирь сунул ей две стрелы с наконечниками, обмотанными пропитанной маслом тканью. И воткнул в щель между бревнами четвертую по счету горящую лучину. — Бьешь первой. Две стрелы — и прячься.

— Поучи меня еще, — ветеранским баском проворчала моя нежная девочка, наложила на тетиву обе стрелы разом, подожгла тряпку и отправила гостинцы в сторону ворот.

И, отстав от нее не больше чем на секунду, туда же метнули зажигательные стрелы Измор, Стрига и Бысл.

К сожалению, поджечь бочку со смолой не удалось. Черниговские проворно закидали огонь землей. Под прикрытием забора.

Да, эту возможность я не продумал.

Зато я позаботился о главном.

Шум сотен бегущих людей слышно издалека. Но даже его перекрыл яростный рев берсерка.

Он-то здесь откуда взялся?

Что самое важное для каждого вождя? Правильно, дружина. Важин оказался хорошим вождем. Очень вовремя отвел своих людей подальше от входа в мясорубку — атакующий клин северян. Благо все его парни были верхом.

В отличие от родового ополчения, возглавляемого тем самым Дедославом. Эти спешились для атаки на наш особнячок и вдобавок плотно облепили забор. Некоторые даже в два ряда. Вернее, в два уровня: стрелок на плечах «подпорки».

Таранный удар викингов расплескал это неорганизованное сборище, словно вепрь, ворвавшийся в курятник.

Медвежонок даже разбираться не стал, кто перед ним. Те, кто напал на наших, по определению смертники.

Из трех сотен племенного ополчения выжило от силы полсотни самых проворных, успевших убраться с улочки и дать деру чужими огородами.

Впрочем, может, и меньше полусотни. Нам было недосуг их ловить и считать.

Но Важин, как сказано выше, под первую раздачу не попал. Хотя вид имел бледный и невосторженный.

Потому что смыться ему не удалось. Варяги Трувора отрезали его от дороги. Атаковать их с ходу княжич не рискнул. Варяги, среагировав на кавалерийский топот, в секунды перестроились из бегущей колонны в стену щитов, которую не разбить и тяжелой франкской коннице.

Не рискнул, зато в живых остался. Наши, пустив на фарш ополчение, немного сбросили пар и отправлять Важина с дружиной к их племенным богам не стали.

Тем более что инициативу перехватил Трувор и решил провести разбор по закону, то есть по Правде.

— Как ты здесь оказался? — спросил я Медвежонка.

— И это вместо «как я рад тебя видеть, братишка»? — ухмыльнулся тот.

— Как я рад тебя видеть! — воскликнул я совершенно искренне. — И все-таки?

— Так драккары уже на воде, а с кноррами Витмид и сам управится. Вот я и подумал: вдруг вы со Жнецом все пиво выдуете? Без меня! Ладно. Тут вроде тоже управились, — он кивнул на окровавленные, в одном исподнем, трупы черниговских ополченцев. — Пойдем поглядим, как наш родич с остальными справляется.

Трувор справлялся неплохо. Как только право силы перешло с вражеской стороны на нашу, так сразу же оказалось, что никаких полномочий творить суд и расправу на чужой территории у Важина нет.

И если у кого и имеют место претензии, то не у него ко мне, а наоборот. А присутствие на месте беспредела еще и дружины моего родича Трувора сделало претензию не просто весомой, а очень весомой. И присутствовавший главный представитель полоцкого князя, а именно здешний староста, он же тиун, все наши требования одобрял заранее. Так что ни о каких перебитых здесь или где-то там родовичах речи больше не шло. Оно и понятно. Кто же платит виру за разбойников, налетевших среди бела дня и едва пожар не устроивших. К огню в эту эпоху деревянного зодчества относились с трепетом. И за предумышленный поджог карали минимум до третьего колена.

Важин отбрехивался отчаянно. Упирал на то, что его дружинники в драке не участвовали. Даже луков из налучей не вынимали. Мол, они приехали договариваться добром, а вовсе не кровавые разборки устраивать. А что он угрожал мне расправой, так это всего лишь оборот речи. Попытка надавить на собеседника, не более.

И ему почти удалось отбрехаться. Мол, не виноватая я. Просто рядом стояла. Во всяком случае, и полоцкий тиун, и Трувор, который не хотел заводить врагов-черниговцев, склонны были его отпустить за небольшой выкуп и компенсацию расходов по ремонту подворья.

Но тут вмешался Избор.

— А скажи мне, Важин, кем тебе приходится сбежавший (да, ему удалось смыться) Дедослав?

Важин замялся.

— Говори! — рявкнул Медвежонок, глядевший на Важина как зверь на кусок мяса, вырванный из пасти.

— Вую братеник [23], — буркнул Важин, решив, видимо, что соврать дороже встанет.

И правильно сделал. Чистосердечное признание, говорят, облегчает участь. В данном случае и карманы тоже.

Чтобы заплатить отступное, княжичу пришлось опустошить не только свой кошель, но и собственных дружинников. И все равно он остался должен изрядную сумму, которую поклялся привезти сразу после ледостава. Пред лицом богов поклялся в присутствии двух жрецов, «завизировавших» клятву.

Но эти деньги уже в пользу полоцкого князя пойдут. За моральный ущерб. Когда-нибудь в будущем. А мы свое получили сразу. И волоцкий староста тоже. Последний, впрочем, тут же пустил эти деньги в оборот: скупил у нас оптом все добро, что нападало с побитых радимичей, чьи ободранные до исподнего трупы, не заморачиваясь похоронами, побросали в Днепр.

А тем временем кораблики наши уже прошли почти тридцатикилометровый волок, и можно было отправляться дальше. В мое кирьяльское ярлство.

И очень хотелось верить, что свейский конунг еще не успел воплотить в жизнь свои территориальные декларации.

— Перун говорил со мной, — сказала Заря.

Трувор удивленно поглядел на дочь.

— Вот как? Тебе повезло. Молниерукий не со всяким вождем разговаривает. Со мной вот только раз.

— И что он сказал тебе? — быстро спросила Заря.

— Он дал мне прозвище. Сказал: будешь моим жнецом.

Заря помрачнела.

— А что он сказал тебе? — спросил Трувор.

— Сказал: дружина его полна, и у него нет нужды в той, кто закроет брешь в стене щитов.

На самом деле бог говорил иначе. Но как передать человеческими словами речь бога?

— Что ж, — сказал Трувор. — Значит, придется тебе искать очищения всякий раз, когда ты отправляешь врагов за Кромку. Невелик труд, и потеря невелика.

Заря хорошо знала отца, а потому угадала, что он сказал не все.

— Эта невелика, но есть другая?

— Есть, — неохотно признал Трувор. — Ты никогда не познаешь настоящую радость битвы.

«А вот еще посмотрим», — сердито пробормотала Заря, когда отец отвернулся.

Перун отказал ей, но не отверг. Дал почувствовать: если в строю его возникнет брешь, у Зари будет шанс. Вот только он не подсказал ей, как об этом узнать и как занять освободившееся место.