«Боги шутят одинаково», — подумала Гудрун.
Чужой корабль в бухте, а рядом ни мужа, ни брата. Вернее, два корабля.
Что хорошо: теперь никаких сомнений. Это враги.
Все остальное — плохо.
Два таких драккара — это примерно сотня воинов. Или больше, если путь недолгий.
А что у Гудрун? Немногим больше сотни мужей, из которых воинов — меньше половины. Да и те в большинстве давно уже свое отвоевали. А уж остальные разве что на кабана в бой ходили. Соседи. И собственные бонды. И трэли — работники. Все — хорошие мастера, а иные и силой изрядны, но толку от них немного. Мощно ударить молотом или секирой — недостаточно. Надо ведь еще и попасть.
Но все же праздник удался. На призыв о помощи пришло бы куда меньше. Соседство соседством, но умирать за соседей готов не всякий.
И все же ни один из тех, кто два дня пил пиво Гудрун и праздновал за ее столом, труса тоже не отпраздновал. Долг хозяина — защищать гостя. Но и у гостя тоже долги имеются.
И теперь, когда все открылось, все как один заявили, что будут сражаться.
Правда, после того, как свою позицию обозначил Кольгрим Скарвсон, главный коннозаводчик Сёлунда.
С Кольгримом Гудрун связывало не только соседство, но и смерть. Сын его Каппи был дренгом ее мужа. Каппи Обжору убили сконцы, но это была почетная смерть, смерть воина в бою. Теперь Каппи в Валхалле. А Кольгрим здесь. И он говорил о чести. Хорошо говорил. Так хорошо, что все гости с ним согласились. А многие даже обрадовались. Например, Тори Скейвсон. Когда-то Тори тоже был хирдманом мужа Гудрун, но из-за неудачно сломанной руки вынужден был сменить весло на плуг. И это было хорошо, потому что теперь и он и его отец Скейв Рысье Ухо, который тоже когда-то сидел на руме, были здесь. Здесь был и Хёдин Полбочки, и другие бывшие хирдманы. И пусть в бою они стоили меньше, чем ее отец с братом, но они были готовы сражаться. А уж Гудрун позаботилась о том, чтобы у них было чем. Оружия в доме хватило бы на большой хирд. Беречь его смысла не было. Мечи, щиты, шлемы. Десятка два очень хороших луков, которые достались тем, кто умел попадать в щит с пятидесяти шагов. Среди молодых такие нашлись. А четверо парней из своих бондов, совсем юных, тринадцати-четырнадцати зим, стреляли совсем хорошо, потому что их учил Виги.
Гудрун вздохнула. От Виги рядом она бы сейчас точно не отказалась. Таким сыном любая мать гордилась бы. Поначалу Гудрун не очень любила приемыша. Опасалась: муж даст ему право первенца. Ульф угадал ее мысли и успокоил. Сказал: умелый воин и себе добудет, и со своими поделится.
Он особенный, ее муж. Серебро в сундуки не складывает. Делится щедро с теми, кого считает своими. И все равно богатство их прирастает, да так быстро, что даже не верится. Гудрун сначала не понимала. Думала: волшебство. Или: богам нравится, а от богов — его удача. А потом Гудрун попробовала сама: помогла Бетти. Дала денег, чтоб не двух, а четырех кружевниц купить, с нитью помогла и с товаром. И не в долг, а просто. Как родня родне. И теперь уже Бетти с ней делится. И не по долгу, а так же, попросту.
Вон она, Бетти. Прядильщиц своих вместе с остальными в лес отправила, а сама осталась. И тоже вооружилась. Луком. Лук у нее свой, как оказалось. И стрелы. Она запасливая, Бетти. Доведись им встретить врага в поле, от лука Бетти и юнцов толку было бы немного. Но здесь, на стене, другое дело. Спасибо мужу: позаботился о защите дома. Ограду крепкую поставили — не у всякого гарда [3] такая есть. В прежние времена Гудрун бы посмеялась: кто на них здесь, на Сёлунде, напасть рискнет? А вот рискнули. Опять.
Гудрун снова вздохнула. Два драккара. Нет, не устоять.
По лесенке на забороло взобралась Заря, встала рядом с Гудрун, спросила:
— Что невесела, сестренка?
— А тебе весело? — буркнула Гудрун. — Туда глянь.
Заря прищурилась, считая спускавшихся на берег воинов:
— Ого! Да их за сотню!
Гудрун покосилась на младшую.
Надо же. Ничуть не испугана. Да ей и впрямь весело.
Заря угадала ее мысли:
— Тебе страшно потому, что не умеешь правильно считать врагов.
— А ты умеешь? — Гудрун не рассердилась. Да, она старшая. Но не сегодня. Сегодня старшая та, кто лучше знает пляску героев.
— Я умею. Меня Бури научил.
— И как же?
— А вот! — Заря похлопала по туго набитому колчану. — Три таких, — сказала она. — И еще немного.
— Так просто?
— Ага. Сама увидишь, когда я начну правильно их считать.
Гудрун улыбнулась. Вспомнила, как Заря седмицу назад убивала лже-наемников. И даже начала верить, что в этот раз все будет иначе, чем в прошлый.
С открытием счета пришлось повременить.
Сначала к воротам подошли переговорщики.
— Я говорю голосом Йорана-ярла! — сообщил немолодой, но еще вполне боеспособный муж, возглавивший тройку переговорщиков.
Серьезные воины. В кольчугах, с хорошими, судя по ножнам, мечами.
— И что нужно Йорану-ярлу на земле Ульфа-ярла? — звонко выкрикнула Гудрун.
— Месть! — провозгласил переговорщик. — Ульф Хвити убил его Визбура! Йоран-ярл желает получить верегельд!
— Хорошо! — крикнула в ответ Гудрун. — Когда мой муж вернется, я скажу ему о желании твоего ярла!
— Не пойдет! Твой муж, женщина, не вернется! Его убили англы!
— Врет, — негромко проговорили Заря.
— Знаю, — так же негромко ответила Гудрун. И в полный голос: — Твоего ярла обманули! Мой муж жив и скоро будет здесь с богатой добычей!
— Это тебя обманули! — заорал переговорщик. — Мой ярл получит то, что желает, и немедленно! Открой ворота — или узнаешь, как Йоран-ярл обходится с врагами!
Лестница заскрипела. Гудрун оглянулась. На забороло поднимался Кольгрим.
Встав рядом с Гудрун, коннозаводчик поглядел вниз и констатировал:
— Ого! Никак сам Рэв Горластый пожаловал! И что понадобилось тебе, Горластый, в наших краях?
— Кольгрим! А ты почему здесь? — удивился переговорщик.
— Заехал друзей проведать! В этом роду мне всегда рады! А тебе, похоже, нет!
— Зря ты сюда приехал! — заорал переговорщик. — Но ничего! С тобой у моего ярла вражды нет! Он тебя отпускает!
— Отпускает, значит? Твой ярл, похоже, возомнил себя конунгом Сёлунда, — усмехнулся коннозаводчик. — Так напомни ему: даже Рагнар не указывал нам, хозяевам земель, куда нам ходить можно, а куда нельзя.
— Да он совсем из ума выжил, твой ярл! — вмешалась Гудрун. — И он, и ты, и все ваши! Когда вернется мой муж…
— Погоди, дочь Сваре, — перебил ее Кольгрим. — Твой муж — доблестный воин, но тебе очень повезет, Горластый, если наказывать тебя будет Ульф-ярл. Но тебе вряд ли повезет. Ведь это Сёлунд. Здесь есть кому позаботиться о справедливости. Да, Рагнар мертв, жива его жена Аслауг Сигурддоттир…
— С Аслауг мой ярл уже договорился! — заорал переговорщик.
— Думаю, ты врешь, — рассудительно произнес Кольгрим. — Но даже если и так, то как насчет Ивара Рагнарсона? Ульф Хвити носит его знак. И в вик он ушел тоже с Иваром. Ну-ка вы, трое, кто из вас готов заполучить в кровники Бескостного? Куда вы надеетесь сбежать? В Миклагард [4]? И бежать вам придется вместе со всей родней, потому что и на них падет гнев Рагнарсонов. Ты уже продал свой одаль, Горластый?
Главный переговорщик переглянулся с остальными. Ну да. Только что у них впереди был грабеж богатой беззащитной усадьбы и сопутствующее этому веселье. А теперь на горизонте маячили братья Рагнарсоны и человеческие обрубки, исходящие криком на рыночной площади Роскилле. Разделить участь английских вождей ни Рэву, ни остальным совсем не хотелось. Пара часов веселого грабежа и десяток марок серебром того не стоили.
— Мы вернемся! — грозно бросил Рэв, и троица переговорщиков удалилась.
Недалеко.
Налетчики разбили лагерь прямо на берегу, метрах в двухстах. И уже начали разбирать корабельный сарай, твари.
Как жаль, что нельзя услышать, о чем говорят враги.
Хотя почему нельзя…
— Старри, иди сюда, — позвала она одного из мелких помощников кузнеца. — Хочешь серебряную монету?
Глазенки у мальца загорелись.
— Лезь сюда. Видишь, где у пристани бурьян разросся? Проберись туда и послушай, о чем викинги говорят.
— А если поймают?
Мелкий, носатый, черненький. Скворец он и есть скворец [5].
— Скажешь, что не успел к нам и прятался.
— А если мучить станут?
— Зачем им? Что ты можешь знать? Скажешь, что кузнечному делу учишься. Тогда точно не убьют. И знаешь что… Если узнаешь что важное, свободным станешь.
— Не хочу свободным! — замотал головой малец. — Вы ж тогда кормить не будете.
— Будем, — пообещала Гудрун. — И со двора не погоним. Будешь так же у кузнеца работать.
Конечно, будет. Если не убьют. Если их всех не убьют.
Но, может, и обойдется. Даже отсюда слышно, как во вражеском лагере орут.
Умно Кольгрим придумал. Не зря самых лучших коней на Сёлунде растит. Самых лучших и самых дорогих. Жеребцов на развод ему из франкских земель привозят.
— И чего вы испугались? — пожал плечами Кетилауг. — Убьем всех, никто не узнает. Ни Ульф, ни Рагнарсоны.
— Что это за месть, если о ней никто не узнает, — проворчал Йоран. — Да и не узнают ли? Этот болтун Горластый назвал Кольгриму мое имя.
— И что с того? Кому он расскажет, если умрет? Если они все умрут? — повторил Кетилауг.
— А если кто-то сбежит?
— Нас много. Обложим со всех сторон. По мне, так стоит поставить наблюдателей уже сейчас. Может, поймают кого.
— Проснулся, — проворчал Йоран. — Уже поставил. И уже поймал.
— Я на кузнеца учусь! — пискнул Старри уже в который раз.
Он взмок от страха и трясся, как пойманный зайчонок.
— Только это и твердит, — сказал поймавший мальца дренг. — Может, пятки ему прижечь?
Старри пискнул совсем тоненько и сомлел.
— За водой сходи, — велел дренгу Йоран.
— Притопить его хочешь? — спросил Кетилауг.
— Остудить. Давай живо.
Йоран присел на корточки, оглядел мальчишку, отдельно — руки. Лапки хилые, но есть следы мелких ожогов. Похоже, не соврал насчет ученика кузнеца.
Вернулся дренг с водой в кожаном ведерке.
— Облей его! — велел Йоран.
Помогло. Очухался.
— Я твой друг, — сказал мальцу Йоран. — Не бойся, не обижу. У меня внук такой же, как ты.
Тут Йоран приврал. Внук у него совсем не такой. Внук — воин, хоть и маленький. Он бы не струсил. А этот явно не северных кровей. Трэль. Грязный тощий поросенок. С таким — только лаской. Не то околеет от страха.
— Уйдите все, — велел Йоран. — Я сам с ним поговорю.
И поговорил. Йоран с детства умел ладить со зверушками.
— Что сказал крысеныш? — спросил Кетилауг. — Сколько людей у волчицы?
— Думаешь, он умеет считать? — Йоран с удовольствием потянулся. Время не щадит. Долго сидеть на корточках было трудновато. И видя, что Кетилауг и остальные сгорают от нетерпения, продолжил: — Нам не повезло. В праздник угодили. Не один Кольгрим с ними. Похоже, многие из соседей сейчас там, — он показал на частокол.
— А что за праздник у них? — влез кто-то из собравшихся вокруг бойцов.
— А нам что за дело? — буркнул Кетилауг.
— Верно, — неожиданно поддержал чужого вождя Горластый. — До праздника нам дела нет. А до тех, кто там заперся, — есть.
— Бондов испугался? — пренебрежительно бросил Кетилауг.
— Это наши бонды, — напомнил Рэв. — Сёлундские. Они копье держать умеют. Но не в них дело.
— Что у тебя за хирдманы такие, ярл? — Кетилауг повернулся к Йорану. — Я вот трусов на румы не сажаю.
— Странно мне слышать такое от тебя, Кетилауг, — отреагировал Рэв Горластый. — От человека, которого Ивар Рагнарсон прилюдно унизил и ободрал, как зайца! Это теперь ты орешь, что не боишься Ивара. А тогда, говорят, чуть в штаны не наделал от избытка храбрости!
Кетилауг отреагировал мгновенно. Раз — и уже меч в руке. Ну да, лысый не значит старый.
Рэв тотчас обнажил свой. И следом за ними еще десятка три бойцов. Хирды Йорана и Кетилауга соединились первый раз, и дружбы меж ними не было.
— А ну убрали клинки! Живо! — рявкнул Йоран.
Часть его людей послушалась. Но часть спрятала оружие только после того, как это сделали люди Кетилауга. Последним — Рэв Горластый.
— Ты что творишь, хольд? — строго сказал ему Йоран. — Смерти ищешь?
— Я-то нет. А вот ты, ярл, похоже, да! — дерзко ответил Горластый. — Бескостный не простит. Узнает…
— А с чего бы ему узнать! — перебил Кетилауг, угадав, что за дерзостью Горластого стоит уверенность в том, что остальные хирдманы его поддержат. — Ты, что ли, ему скажешь?
— Да уж найдется кому сказать! — мрачно посулил Рэв. — Даже не надейся, что всех убьешь. А тебе, Йоран-ярл, я так скажу: ты привел нас пограбить богатое поместье, которое некому защитить, да еще и обещал, что ворота нам изнутри откроют. Что-то я их не вижу, открытых ворот? И поместья, которое некому защитить, тоже не вижу. Зато я не раз видел, как Бескостный наматывает на столб кишки тех, кто ему не угодил! Верно я говорю, братья?
Ответом ему был одобрительный гул. Поддержали, правда, его не все, но многие. Причем не только из хирда Йорана. Часть людей Кетилауга тоже. Большинство из тех, кто был сейчас с Кетилаугом, остались лишь потому, что их не захотел брать в свой хирд Торбранд Железная Метка. Они да те, кто были родней Кетилауга, сейчас и составляли его полусотенный хирд. Хирд, у которого даже корабля своего не было. Потому верность их Кетилаугу была не особо крепкой. Нынешний набег должен был стать проверкой его, Кетилауга, удачи. И то, что они видели, говорило: удачей здесь и не пахнет.
— Я твой ярл! — рявкнул Йоран. — Твой отец был моим хольдом! Твой дед был хольдом моего отца! С моим родом они стяжали славу и богатство. Ты обязан мне всем, хольд!
— А может, это ты мне обязан, ярл?
Горластого не зря так прозвали. Голос у него был как боевой рог. Слышали все.
— Может, это ты стяжал славу и богатство мечами тех, кто тебе служил? Что ты без своих хирдманов, ярл Йоран?
Вот это было уже совсем скверно.
«Он собирается уйти, — сообразил Йоран. — И хочет увезти с собой как можно больше моих людей. Надеется, что их будет достаточно, чтобы отнять у меня корабль. Возможно, даже оба».
Йоран невероятным усилием воли смирил гнев. Горластый бросил вызов, и ответить на него достойно, поединком, Йоран не рискнул. Годы не те, а Рэв по праву называется хольдом и имеет две доли в добыче. Железом спор не решить.
— Давай я его убью! — хищно оскалился Кетилауг, но Йорана этот вариант устраивал еще меньше. Потому что тогда именно Кетилауг и станет главным. Йотуново семя! Зря он ввязался в эту авантюру.
— За что его убивать? — неторопливо и веско проговорил Йоран. — Он сказал правду. Сила ярла — мечи его воинов. Но уйти мы не можем, Рэв-хольд. Потому что мы уже здесь. И там, — кивок в сторону поместья, — уже знают, кто мы. И даже если Рагнарсоны решат, что мы ничего худого не сделали, с нас хватит мести одного Ульфа Хвити. Потому выбора у нас нет.
Это были совсем не те слова, которые хотели услышать хирдманы. И Рэв немедленно воспользовался оплошностью ярла.
— Это у вас, — ухмыльнулся Горластый. — А у нас выбор имеется. И я выбираю забрать свою клятву тебе, Йоран-ярл. Кто со мной?
Ого! Рэв даже и не думал, что его поддержит столько людей. Сорок шесть людей Йорана и больше половины людей Кетилауга.
Минута — и недавно единое воинство разделилось пополам.
Рэв ухмыльнулся еще шире. Раз так, то у него есть еще одно предложение. Очень интересное предложение.
— Что ж, Йоран, — бросил он, сознательно опустив добавку «ярл». — Теперь осталось решить, как поделить остальное. Я думаю, други, из уважения к тому, что водил нас в бой, справедливо предложить ему самому выбрать, на каком из кораблей мы уйдем.
Минутная тишина. Уходящие и остающиеся переваривали сказанное. Потом — одобрительный рев уходящих и мрачное молчание тех, кто остался. Включая и самого Йорана.
Подобное ярлу в голову не приходило. Потому что эти корабли — его. Построены на его, Йорана, деньги.
Кулаки сжались… И разжались.
Сёлунд всегда был землей Закона. Но он перестал быть ею для Йорана, когда тот сам его нарушил. Сейчас они в вике. А в вике право всегда уступает силе.
— Если ты считаешь, что мы не вправе, пожалуйся конунгу, — глумливо предложил Рэв. — Ивару или Сигурду. А может, Аслауг? Ты же сказал нам, что с ней договорился?
И Йоран понял, что проиграл. Корабль у него заберут. Это выгодно уходящим, ведь хозяин корабля получает долю за каждый рум. А теперь драккар станет общей собственностью тех, кто его, Йорана, предал. И доля каждого увеличится. И что еще обиднее: законно отомстить тем, кто его сейчас грабит, Йоран уже не сможет. Потому что сам объявил себя вне закона.
— Забирайте «Моржа», — буркнул Йоран.