«В бесконечности пространства, знаний, просто обосра…»
Ох Белый, порой не просто, совсем не просто…
— ГРЁБ*ННОЕ ДЕР*МО! ГРЁБ*ННОЕ ДЕР*МО! ДЕР*МО! ЧТОБ ВАС!!! — это первое, что сорвалось с моих уст, когда я вывалился из регрессии. Сам себя с трудом слыша, я бранился грязно, бранился громко и долго и на то имелся огромный повод. — О что за кошмар⁈ Что за дерьмовый кошмар втудыть вашу налево-то!!!
Ничего перед собой не видя, я задел ногой чайный столик и он отлетел в сторону. В неистовстве дошагав до стенки под лестницей, я сполз по ней и сжался в комок, закрыв голову руками.
Начал плакать не стесняясь, горько и зло.
— Маменька! Маменька очнись! Семёну плохо!
— Ада, Рая, быстрее, воды принесите.
— Матушка, подъём, скорее.
— Семён? С вами всё в порядке? Пожалуйста, успокойтесь, Семён.
До слуха доносились девичьи голоса и отчетливее всех звучал ласковый голос Беллы. Она не побоялась подойти ко мне вплотную и хотела успокаивающе прикоснуться, но прошедшая по моему телу дрожь не дала этого сделать. Я выставил ладонь в останавливающим жесте. Не сейчас! Только не сейчас! Никаких прикосновений!
Без слов меня поняв, Белла отстранилась и в общей суматохе я услышал голос Елизаветы.
— Так. Что случилось? Сколько мы спали? Семён⁈
Сквозь льющиеся слёзы, сцепленные пальцы и подтянутые к груди колени, я наблюдал, как подруга детства встаёт с кресла и решительно ко мне подходит. Вот только стоило ей увидеть, как тело моё рефлекторно сжимается, она остановилась и присела в двух метрах от меня. Я бы и хотел ей что-то толковое ответить, по нормальному себя повести, но в данный момент совершенно не мог этого сделать. Физически не мог. Не после пережитого…
Подбежавший к ней Белый ворон крыльями замахал, внимание привлекая и поведал.
— Кар-Киаар-рар! Киор-кор! Кер-рер! «Ходил в тяжёлую регрессию! Трогать не надо! Нужно успокоить!» — слова его складывались в письмена и, о чудо, Елизавета их теперь тоже видела.
— Тааак. Хорошо. Мари, Белла, побудьте с Семёном. Только рядышком, без контактов. Семён, посиди тут, я сейчас вернусь. А ты, со мной. Рассказывай всё, что у вас случилось. Где он был? Что видел? — велела она Белому и стремительно пошла на кухню.
Оставшиеся девушки сели в зоне видимости и принялись словами спокойными укутывать, вот только от них лучше не становилось. Мышцы непроизвольно сжимались, зубы стучали, а бегущие слёзы и не думали останавливаться. А уж память… треклятая, чёртова память не давала забыть всё то, что я увидел и пропустил через себя.
Вернувшаяся Елизавета велела девушкам уйти с глаз долой и снова присела рядом, но чуть ближе, чем раньше. Тихонько подвинулась и моё тело снова попыталось забиться в дальний угол под лестницей, пока не зазвучали слова.
— Лидия? Всё хорошо. Сейчас ты в безопасности. Иди ко мне, не бойся. Вот так, умница, — Елизавета сидела точно также, как и я, уперевшись спиной в стенку, но поза её излучала расслабленность и открытость. Она протянула по полу ладонь ко мне и продолжила. — Всё позади. Всё хорошо, здесь никто тебя не обидит. Больше никто тебя не обидит. Иди сюда.
С каждым тёплым словом моё тело расслаблялось. Далеко не сразу удалось отнять от лица дрожащие руки и позволить себе коснуться ладони Елизаветы, но всё же этот момент случился.
— Вот умница. Всё хорошо. Я не причиню тебе вреда. Можешь лечь рядом, — и я даже отследить не успел, как очутился головой на бёдрах Елизаветы, уткнувшись лицом в её живот. — А теперь поплачь, дорогая. Я с тобой.
И я зарыдал.
А если говорить точнее, то зарыдала Лидия, чья жизнь прошла через меня и оставила в ней неизгладимый отпечаток. Она плакала навзрыд, тряслась всем телом и сворачивалась в клубок, но каждый раз получала слова поддержки и мягкие касания по волосам.
— Вот тааак. Ты моя хорошая. Нелегко тебе пришлось, понимаю. Дай всему выйти. — шептала под лестницей мудрая женщина, тоже слёзы пуская.
И я плакал.
Лидия во мне плакала.
И когда заканчивался один приступ, то следом тут же начинался второй, а потом и третий, и четвёртый. И казалось, что этим волнам не будет ни конца ни края. В такие моменты становилось по настоящему страшно, но верный женский голос успокаивал.
Он путеводным светом вёл сквозь эмоциональный шторм, указывал на рифы и мели и с бесконечным принятием, терпением и заботой приглашал к себе. В спокойную и тихую гавань, где нет ни боли, ни крови, ни ужаса. И я совершенно потерялся во времени и не смог точно сказать, через сколько секунд, минут, часов, моё дыхание начало выравниваться.
Вдохи становились глубже. Выдохи делались длиннее. Мерное поглаживание по волосам помогало удерживаться в реальности и не скатываться в бездну чувств. И вот слёзы наконец течь перестали. Почувствовав это, Елизавета спросила.
— Семён, ты здесь.
И я даже нашёл в себе силы выдавить.
—…угум.
— Вот славно. Ну что, живой? Руки ноги чувствуешь? — спросила она всё также ласково.
—…угум, — ответил также, прислушиваясь к телу, в котором судороги всё таки унялись. Лицо моё оказалось насквозь мокрым и слабой ладонью глаза протирая, я пробормотал. — Ухх. Весь свитер тебе заплакал.
— Это меньшее из бед, — с улыбкой произнесла подруга, мягко проводя большим пальцем по уху. — Пить хочешь?
— Да.
И не без помощи приподнявшись, я дрожащей рукой взял протянутый стакан. В нём пахло чем-то донельзя знакомым и я мелкими, а после всё более уверенным глотками, его осушил. На вкус я определил валериану, пустырник, боярышник и что-то ещё. И в совокупности они подействовали как-надо. Я задышал ровнее.
— Спасибо…
— Подышать хочешь?
— Хочу.
— Тогда давай тихонечко.
Елизавета помогла подняться и вдоль стеночки я смог пройти на кухню и дальше. Дверь на веранду нам открыла Белла и после ушмыгнула тихо, будто её и не было. Прохладный воздух лизнул в лицо и я вдохнул его всей грудью. По лестнице спустился в сад и, не смотря на алый засвет барьера, я всё таки увидел звёзды.
Красивые и далёкие звёзды.
Смотрел на них и чувствовал, как слёзы вновь поднимаются из груди. И в этот раз хотя бы не от ужаса, а от облегчения и радости. Ведь Лидия очень, очень, очень давно не видела звёзды. И последней мечтой её было хоть раз на них посмотреть.
— Семён, всё хорошо? Если хочешь, мы можем вернуться, и… — подошла со спины Елизавета и я благодарно махнул ей рукой.
— Всё в порядке. Она… то есть я… в общем, это от радости. Неба давно не видела и вот. — я шумно сглотнул и новая порция слёз подступила к горлу.
В объятиях я очутился тут же и они каплями посыпались на землю.
— Чу-чу-чу, моя хорошая. Эк же тебе досталось. — говорила проницательная Лизка с той мной, пришедшей из регрессии.
— Уф-х-х-х-ххх… а ты умеешь успокаивать, подруга… Ох-ё-моё. Вот это меня конечно жмыхнуло. — бормотал ей в плечо, держа крепко и получал принятие и добрый тихий смех.
— Ну так, семикратный опыт, как никак, — похлопывала она по спине моей и даже лица её не видя, я знал, она сейчас горько, но по светлому улыбается. — Если надышался, то пойдём в дом. Пока ту отсутсвовал, мы общим голосованием комендантский час ввели, а сейчас как раз середина ночи. Так что…
— Да, пойдём. — согласился с ней, напоследок заметив в небе короткий росчерк.
На падающую звезду я и загадал желание Лидии, которое в той жизни так и не сбылось, но теперь свершилось. Пусть странно, пусть путём магическим и прошложизненным, но всё же. Она хотела выбраться из ада и это у неё получилось.
— Маменька, Семён, что случилось-то? С вами всё хорошо? — Белла так и дежурила у открытой двери, ёжась от холода и мы поспешили зайти на кухню.
— Да, доченька, теперь всё хорошо, — погладила её по щеке Елизавета и усадила меня на диванчик. — Простите, что вас разбудили и напугали.
— Да брось, маменька. Вы одержимых не страшнее. — сказала Яра, заходя на кухню вместе с Мари.
За их спинами сонно щурились близняшки наравне с зевающей Лаурой и их Елизавета тут же отправила по кроватям. Те воспротивились, и пришлось пообещать, что все интересные разговоры случатся завтра, а пока-что необходимо меня не трогать и дать придти в себя. И, в отличие от прошлого раза, когда я простреленный на том же диванчике валялся, сейчас это было крайне необходимо.
Остались только Мари, Яра и Белла, успевшие за время нашей с Лизкой отключки и выспаться, и подорваться так, что сна у них теперь ни в одном глазу не было. Занявшись кухней, ставя чайник и еду разогревая, они смотрели то на меня, то на Елизавету и всё никак не решались спросить, что именно случилось.
Пришедший Белый ко мне подошёл, просто к ноге поддерживающе прислонился и я его погладил. Он и без слов понимал, какого мне сейчас, ведь видел всё то же, что видел и я.
И увиденное не вписывалось ни в какие нормы, ни в какие рамки того, что я мог в принципе предположить. Даже в самом страшном и тяжёлом сне такого мне не доводилось видеть.
И снова чувствуя изменяющийся настрой, Елизавета подсела поближе.
— Семён, я с тобой. Пока девочки нам чай делают, можешь чувствами поделиться. Что у тебя на сердце? — вопросила она осторожно и я лишь хмыкнул тяжело.
Потому что возвращаясь собой нынешним, касательно поводу пережитого я начинал чувствовать только одно. Холодную, как лёд, ненависть и злобу, что жгучее самого жаркого костра. И чтобы не вывалить на ни в чём не повинных девушек всё разом, я начал издалека.
— Много всего чувствую. Много… Тебе Белый успел рассказать? — посмотрел я на ворона и Лизка кивнула.
— Да. Вкратце. — поджала она губы, готовясь к непростому разговору.
— Фууфх. Хорошо. Тогда скажи мне, если ты знала обо всём, то почему согласилась на моё предложение о раскрытии? Почему не убедила меня в обратном, Лизка? — спросил её с камнем под сердцем и в глаза заглянул.
— О чём именно знала, Семён? — спросила в ответ Елизавета, смотря испуганно и обеспокоенно.
— Вот об этом, — снял я браслет храназа и на оборотной стороне указал на серийный номер и надпись «Комп:NewLand». — И вот об этом. И об этом тоже…
Сидя на кухне, я взглядом находил ультра-девайсы и тыкал в них пальцем и везде, везде, везде было то самое простое и почти бессмысленное слово «NewLand», указывающее на производителя. Буквально всё, в чём имелся какой-никакой, но кристалл, имело на себе эту маркировку, за редким исключением. Елизавета брала каждую вещь, рассматривала и взгляд её полнился непониманием.
— Семён, я не знаю о чём ты и что именно там видел, но моё беспокойство было о другом. Я боялась и не могла рассказать о том, что в службе СКИП для инакомыслящих и озарённых применяют процедуру R-5. Это силовое задержание, заключение и принудительное лечение, сроком от пяти до пятнадцати лет, в зависимости от обстоятельств. — объяснила мне Лизка и в возникшей тишине из рук Яры выпала и разбилась об пол стеклянная тарелка.
— Маменька… — произнесла она ошеломлённо и в голосе её зазвучали нотки радости. — Маменька, ты смогла сказать. У тебя получилось!
— А ведь и правда! — поддержала Белла. — Матушка, попробуй сказать что-нибудь ещё.
Дотронувшись до шеи, Елизавета удивлённо и не до конца веря, посмотрела на меня и я кивнул. В отличие от неё, я прекрасно видел, как её заплечный дух постепенно сливается с телом, при этом теряя не только остатки жгутов, но ещё и часть своей «каменной» структуры. Видимо, то, что я принял за тело сущности, тоже оказалось дополнительным блоком, похожий на цементный раствор. И тут уж сказать нечего, на блокировку СКИПовцы не скупились.
Тем временем, Елизавета снова попробовала.
— В СКИП существует пять степеней ознакомления и будучи на втором ранге мне удалось прознать про пятый. Я косвенно узнала, что существуют способности за гранью разумного понимания и привычных объяснений и в том числе знала про существование тех, кто видит действительную картину мира. О них мне рассказал мой возлюбленный Ариарди Дорн из высшей знати Флайтауна «EMERALDIS» — произнесла она и потрясённо прикрыла ладонь рукой.
Девушки тут же обступили её и начали обнимать, попутно поздравляя, вот только я никак не мог присоединиться к их радости. Всё ещё вертя в руках браслет, я дождался окончания поздравлений и уточнил.
— Хорошо. Ты знала о пунктах длительной реабилитации, где граждан возвращают в общепринятую норму вопреки их воли и желаниям. Но скажи мне, знала ли ты о тех, кому досталось пожизненное заключение?
Обнятая дочками, Елизавета нахмурилась и задумчиво произнесла.
— Да, об этом говорили и вроде таких людей отсылали в специально выделенный под них Флайтаун. Но этим занимались в отделе четвёртого уровня. Я до них не дослужила, а в найденных мною документах об этом не говорилось, — честно она рассказала, заставляя меня скорбно головой покачать. — А что, Семён? Что именно ты узнал?
Четыре пары глаз на меня смотрели с волнительным ожиданием и ещё одна, только эфирная, подглядывала со стороны лестницы. Прогонять Лауру я не стал, рано или поздно все они узнают, так что…
Я надел браслет и вытянул руку.
Она до сих пор дрожала.
И я не имел ни малейшего понятия, с чего начать рассказ девушки Лидии, чья дверь оказалась чертовски похожа на вываренную кость. Собственно, она полностью олицетворяла всё то, что с ней сделали, определив как озарённую в возрасте 16 лет. И если я до этого думал, что судьбы встреченных мною людей оказались тяжелы, то они и в сравнении не шли с тем, что выдалось пережить этой девушке.
В моральном и эмоциональном плане её выварили и высушили, как кость. Забрали все соки, все силы, всю энергию в долгом и изматывающем труде, прерываемым лишь насилием, экспериментами и такими вещами, о которых я и мыслить не хочу. День ото дня, ночь от ночи, со сверхурочными и всё на угоду и во имя нынешнего, ничего не знающего и совершенно не ведающего общества.
Она работала, пока не падала в обморок прямо в общей рабочей зоне. Она трудилась с тяжёлым ошейником, блокирующим силы и разрешающим ими воспользоваться только в строго отведённое время. Она превозмогала побои, унижения и издевательства надсмотрщиков, творящих с ней и такими же, как она, всё, что им только вздумается. Она терпела до последнего и уходила из жизни на пресловутой бойцовой арене с одним лишь желанием — хотя бы ещё раз увидеть звёзды.
И это была её жизнь.
И это была моя жизнь. И тот я… та я… всё же сумела пронести ещё одно желание, за которое я взялся бережно, как за драгоценное сокровище, наполненное тьмой.
— Нет никакого Флайтауна для граждан, не прошедших реабилитацию, — начал я подбирать слова, чтобы одновременно и не напугать замерших девушек, и в точности донести важность открывшейся мне действительности. — Если в вас вдруг откроются силы без помощи инъекций МЭД-Глосс, то вы тут же становитесь в их глазах опасными элементами. И первым делом, после череды допросов и проверок, вам поставят статус и наденут ошейник, препятствующий прохождению энергий в теле. И если реабилитация не поможет, вам дадут подписать бумаги. И вы их подпишите. Рано или поздно, ведь они умеют убеждать. И после вы заснёте и проснётесь… под землёй. В том месте, где нет выхода и только сплошная работа по изготовлению ультра-девайсов в огромном, почти бесконечном количестве.
Закончив, я по возникшей звенящей тишине сообразил, что малость палку перегнул, но это и не плохо.
— Н-но…ведь ультра-гаджеты ведь делаются ботами на заводах. Разве нет? — испуганно пробормотала Белла и с надеждой посмотрела на Елизавету.
Та, в свою очередь, глядела на меня отрешённо и в глубине её глаз отчаяние сталкивалось со скорбью.
— Нет, Белла. На заводах максимум, что могут сделать, это основу. Корпус и сопутствующие компоненты. Создать по настоящему рабочую вещь, сложно составной продукт, да ту же самую ультра-ткань или огранённый кристалл, могут исключительно и только люди. Озарённые люди. Такие как я, — донёс я ужасную истину и откинулся на диване. — Хээх. А я то ведь и правда думал, что технологии шагнули в будущее и роботы заменили людей. Выходит и тут на рабском, дешёвом и жестоком труде весь наш прогресс построен.
— Но подожди! Почему же они тогда не сделали это официально? — заявила Елизавета и я рассмеялся горько.
— Да всё по тому же. Власть имущим нужны спокойные, ни о чём не знающие граждане. Связанные, спелёнутые и оболваненные, не видящие дальше своего быта. А тех, кто что-то знает, проще спрятать и запрячь на нужды того общества, откуда их и вынули. Элементарно, как дважды два. И чертовски бесчеловечно… — я вновь вытянул руку и на этот раз она не дрожала.
— Но это же ужасно. — прижала кулак к груди Мари, а стоящая рядом с ней Яра глядела очень зло и хмуро.
— Да, ужасно, — согласился с черноволосой, устало проводя ладонью по глазам. — И этот ужас пережила та, кем я однажды был. Девушка Лидия, озарённая третьего класса по специализации инженера-биолога и исследователя ультра-мутаций. И от смерти её не спас ни ранг, ни опыт, ни знания.
Во вновь возникшей тишине загудел закипающий чайник и девы пошли разливать кипяток по чашкам. В этот раз они делали это без того привычного задора. И я их понимал. Очень хорошо понимал.
В неуверенном сумраке наступающего утра мы вчетвером молча пили чай. Я также попросил накапать всем того же, чем угостила меня Елизавета и порекомендовал ещё одну порцию успокаивающего чая отнести Лауре. Вернувшись в своё тело, она тихонько плакала в чердачной комнатке и Белла ей составила компанию на сон грядущий.
Вскоре и Мари, и Яра тоже отошли ко сну, скромно попрощавшись и пожелав нам выспаться.
Оставшись наедине, мы с Елизаветой пили успокаивающий чай и всё никак не дожидались его действия. То ли и правда мы с ней выспались, то ли от стресса организмы наши решили мобилизоваться и травяные седативные нам оказались, что слону дробина. Каждый думал о своём не лёгком и в конце-концов Елизавета меня спросила.
— И что теперь, Семён?
— По поводу? — решил я уточнить, подбирая с пола уснувшего Белого и укладывая его на диван близ подушки.
— По поводу всего, — обвела она руками весь мир и словами дополнила. — Ультра-девайсов, озарённых, всех тех, кого лишили способностей…
— Широкий ты задала вопрос. Лучше давай конкретику. — попросил подругу и она задумалась.
— Окей. Что будет после того, если… — она осеклась и, спустя секунду, поправилась. — Что будет после того, когда нас спасут?
— Ох, подруга. До этого момента ещё дожить и не помереть. Но если так подумать, то по всем имеющимся явным и неявным законам нас с тобой ждёт длительный допрос представителями СКИП и МЭД-Глосс, после которого мы скорее всего загремим в ПСИ, — ответил ей честно и она нахмурилась, зная этот набор букв, но не ведая истинного смысла аббревиатуры. — ПСИ на старом сленге это Пункт Сбора Инакомыслящих, Лизка. И это далеко не те пункты реабилитации, о которых ты знаешь. Это тот самый «NewLand», чем бы и где бы он ни был.
— Ясно, — только и сказала она, глядя проницательно. — Но что намерен делать ты?
— Мстить, — слова слетели с губ раньше, чем успел их осознать и этому порыву я улыбнулся. Ведь этим и являлось то самое сокровище, сохранённое и пронесённое Лидией сквозь ад. Её зерно борьбы. Её росток не сломленной ненависти. — Да, придётся отомстить. Но если в целом и по делу, то намечается у меня один занятный план. И вот его бы я в жизнь захотел привести, дабы этот мир на новые рельсы переставить. Но только для этого нужен сильный лидер.
И словно отвечая моему запросу, во входную дверь дома Елизаветы громко постучали. Переглянувшись, Елизавета чертыхнулась и включила свой гаджет, но так как отвечать онлайн оказалось менее сподручно, чем оффлайн, мы пошли к двери, дабы узнать причину визита.
— Елизавета, Семён! Это я, Карл! Пожалуйста выйдите! — голос молодого ковбоя звучал по ту сторону и мы открыли.
— Да, Карл, что случилось? — спросила она строго, но внимание парня тут же привлёк значок Легиона Смертников на моей груди. Елизавете даже пришлось его окликнуть. — Карл!
— А! Да! Там это. Яков пробудился и бушует. — козырнул он в мою сторону и поспешил в сторону таверны, откуда раздавался грохот и крики.
— Ну что же, — вздохнула моя подруга, глядя в серую предутреннюю хмарь. — Пойдём, Семён. Кажется нужный тебе лидер у нас на примете есть.
И уж с чем-с чем, а с этим я был полностью согласен.
Накинув перед выходом первую попавшуюся рубаху, я обогнал Елизавету и потопал первым, начав мысленно собирать в голове фигурки для предстоящей шахматной игры. И если бы за этим делом меня в реальности застал шахматист, он бы очень удивился. Ведь я решил собирать не белые фигурки, не чёрные, а сразу всех цветов.
Ведь только так можно достигнуть победы при заранее проигрышных условиях.