Последний тигр. Обитель Святого Ястина

Глава 13

Кастор почувствовал боль и увидел торчащую из груди стрелу, но испугаться не успел. Не успел даже осознать что он стоит на пороге смерти, как небытие поглотило его. Очнулся он в широком зале, среди суеты, стонов и криков. Вокруг лежали раненые, между койками ходили монахи и перевязывали пострадавших, меняли кровавые повязки, поили раненых травами. В прелом, душном воздухе висел запах крови, рвоты и мочи. Трудно было поверить, что он всё ещё находится среди живых. Перед его внутренним взором мелькали стрелы, тысячи стрел и все они врезались ему в грудь. От страха сердце забилось быстрее и Кастора замутило.

Он положил руку на грудь и ощутил тепло звезды под рубашкой.

Создатель не покинул его в самый трудный и тёмный час и он возблагодарил его искренней, горячей молитвой.

Кто-то поднёс чашку к его губам, он сделал глоток и закашлялся. Терпкая горечь обожгла горло и он почти сразу снова провалился в небытие.

Когда он очнулся второй раз, рядом сидел сыщик, в темных, спутанных волосах его белела яркая седина. Щеки ввалились, под глазами зияли тёмные провалы, а на скуле наливался синяк. Похоже всё это время он не спал. Со слов сыщика Кастор понял, что это тяжёлый, кожаный жилет, спас ему жизнь.

В широкие и глубокие отверстия на грудине и спине были вставлены костяные пластины. Как оказалось, пластины эти хорошо защищали от стрел, в зависимости от их толщины, а точнее возраста. Северяне носили такие жилеты вместо лёгкого доспеха, а делали они их из панциря каких-то огромных тварей, которых на севере называли “хасстрём” — трёхголовыми морскими драконами. По закону охотились на них только зимой и только на взрослых особей. Молодняк убивать не было смысла, ведь чем старше тварь, тем толще у неё панцирь. Но даже рассказывая все это, Мистат Лайер, он же сыщик его королевского величества, он же бездарь Камыш, смотрел на Кастора как на воскресшего.

— Белый он и есть белый, — сказал королевский сквайр и вдруг встал и поклонился Кастору. Было в его взгляде что-то такое, из-за чего Кастор заёрзал на жёстком лежаке. Это была она. Власть белого цвета. То, из-за чего Церковь вела бесконечную войну. Кастора пронзил жгучий стыд. Он не позволит себе стать таким как они. Он здесь ради истины, а не власти. Он не позволит искушению взять над ним верх.

— Эй, ну ты чего, а ну прекрати, — прошептал Кастор, уши его горели. — Лучше расскажи, что случилось. Куда тьма ушла?

Сыщик пожал плечами, его прежняя решительность исчезла, будто ветром сдуло, он был растерян.

— Явились люди Змея, ну те, что грамарда забрали, и напали на северян под прикрытием этой нечисти, один из них тебя и подстрелил, а когда ты упал и звезда погасла, — лицо сыщика стало еще более растерянным. — Я с миром и попрощался. Но тут появился Девран, да-да, тот самый, был он голый и исписанный рисунками какими-то, на нём висели ожерелья из белых камней, и весь он светился в этой тьме кромешной, как алтарь, да простит Создатель меня за столь кощунственное сравнение. Девран стал плясать, как деревенский мужик объятый демоном, а еще в бубен какой-то дикарский бить и выть, как северный волк. Нечисть эта кромешная вокруг него собралась, как рой мошкары и он её… Клянусь последним апостолом, я видел это своими глазами, он её проглотил.

У Кастора внутренности свело от ужаса. Сыщик же смотрел на него с надеждой, ждал что Кастор ему сейчас всё объяснит, он же, как никак, белый, он должен знать! Это ведь магия, а кто в магии разбирается, как не белоплащник? Страх сыщика был так велик, что только вера и могла его успокоить. Кастор протянул руку, накрыл его ладонь своей и ухмыльнулся, так, как это делал грамард. Со всей силой беспечности на какую вообще сейчас был способен.

— Вот уж не подумал бы, что Девран посвящённый, но всякое в жизни бывает, — солгал Кастор. — Думается мне у герцога тут был не один шпион, давно он этот рудник обхаживает, вот и подстраховался.

Сыщик моргнул и на лице его проступило понимание. Глаза широко распахнулись и он стукнул себя по лбу.

— Вот же я дурак, — воскликнул Мистат Лайер, снова вживаясь в роль бездаря Камыша. — Точно! Он же еретиков то со дна кхамирского выкупает! Уж наверняка давно разобрался, как эта их дрянь работает, вот и подготовился, только не ожидал такого скорого нападения. Что-то там на руднике видать случилось, раз оно к нам прилетело.

— А где Девран сейчас? — осторожно спросил Кастор.

Мистат Лайер покачал головой.

— Как они там говорят, да будет ему Дно паутиной? — печали в голосе сыщика не было, только удивление. — А дрянь нечистая, кажись в нём и осталось. Герцог сказал, что он в сосуд превратился, ему виднее.

Кастор кивнул как можно увереннее.

— Я имел в виду, тело куда дели?

— Так сюда, в монастырь, куда и раненых всех, и нас, везунчиков, кто только царапинами отделался. Аббат самолично явился, о вашем здоровье беспокоился. Потом они с герцогом спорили, тот видимо аббату своих людей доверять не хотел, но выбора не было, от кровищи песок хлюпал под ногами, так что спорили недолго.

Кастор сел и голова у него закружилась. Он вспомнил о письме для епископа и схватился за грудь, но за пазухой новой, чистой рубашке свитка не было.

Сыщик потянулся к его ногам и вытащил что-то из-под одеяла.

— Вот оно, ваше сокровище, — сказал сыщик и потёр скулу с синяком. — Я думал там ценное чего, пытался спрятать.

Кастор схватил свиток и осмотрел его. Маленькая восковая печать, скрепляющая края, была сломана.

— Мне и в голову не пришло, что он пустой может быть.

— Как пустой? — спросил Кастор и развернул послание аббата.

На него смотрела чистый лист бумаги, без единой капли чернил, будто и не заносили над ним никогда пера. Кастор не мог в это поверить, ведь он собственными глазами видел, как аббат его подписывал!

Мысли в голове толпились, как бездари в дверях трактира, в тот самый день, когда они с Орисом прибыли. Всего каких-то четыре дня назад это было, а казалось уже вечность прошла. И вдруг припомнилась Кастору во всех подробностях история, которую Радон им по кругу рассказывал, про аббата Капета, что голышом молился на балконе своего дома и от осознания истины в кишках зашевелился холод. Может аббат и правда сумасшедший, но молился то он, похоже не Создателю. Мысль что кхамирская ересь так глубоко проникла, не укладывалась у Кастора в голове.

Это же какой дурак! Он же самолично за аббата перед герцогом поручался!

А герцог то поверил, раз позволил отвести своих людей за стены монастыря.

Хотя какой у него был выбор?

Кастор отбросил свиток, спустил ноги на пол и поискал глазами свои сапоги. Рёбра болели и двигался он с трудом.

— Вещи наши забрали, — сказал сыщик и показал ему ноги в деревянных башмаках. — Не хотят они чтобы мы шлялись тут и вынюхивали. Охрану поставили.

Кастор, как и сыщик, был в одной тонкой рубашке и подштанниках, а в просторном помещении было холодно. Он потянул на плечи колючее, шерстяное одеяло и поморщился от запаха. Шерсть отсырела и от неё пахло болотной тиной.

— Новости про грамарда есть? — спросил Кастор. Надежда, что Орис жив, еще теплилась, но Мистат Лайер покачал головой.

— Я попытался улизнуть, но дальше хозяйственного двора чёрно-белые не пустили, мягко, но настойчиво убедили вернуться.

— Чёрно-белые? — спросил Кастор.

— Именно так, у них поверх белой одёжки какая чёрная ряса без рукавов надета, странные они, я таких священников никогда не видел, хотя уж сколько их ряженых в столице пересмотрел.

— Ястинианский Орден, или как их еще называют — смутная канцелярия, они всегда носили два цвета.

— Так распустили давно ястинианцев то, разогнали еще до смуты помнится, после Тройного переворота, когда голова короля Измаила с плеч слетела, а за ней следом и вся верхушка каменотёсов полегла, а остальные сами разбежались.

— Все так думают, но как видишь Орден продолжил существовать, возможно только в этих стенах, но всё же.

Сыщик задумчиво кусал губы.

— И чего тогда они вдруг прятаться перестали?

Кастор и сам задавался этим вопросом. И многими другими.

— Как думаешь, почему нас не добили еще там, в ущелье? — спросил он сыщика.

— Есть у меня на этот счёт мыслишка, — ухмыльнулся тот. — Думается мне, устроил наш общий друг этим еретикам весёлую жизнь, вот они нас и держат на всякий случай, вдруг надавить на него придётся.

— Так ты думаешь Орис жив?

— Уверен, — твердо сказал сыщик и впервые стал похож на себя прежнего. — Он еще всех этих змеёнышей удивит. Но ждать я бы не стал. Надо убираться отсюда как можно скорее, чтобы они не смогли нас использовать.

— Нам бы для начала обувь найти.

Сыщик скинул свои деревянные башмаки и поставил перед Кастором.

— Надевайте, а я так, до первого обутого похожу. Идти сможете?

— Ты это, — Кастор сделал глубокий вход и сморщился от боли. — Бездаря то хватить изображать. Тут все уже в курсе кто ты такой, конспирацию можно отменить. И выкать мне перестань. Давай, думай лучше, у тебя это хорошо получается.

— Да вот я и думаю, — вздохнул Мистат Лайер. — Да всё никак понять не могу, кто нам тут друг, а кто нет. А без помощи нам сейчас никак.

Тут Кастор был с ним согласен, но вопрос кого просить о помощи оставался без ответа. Но к удивлению Кастора задачка оказалась легче лёгкого, спустя два часа в зал вошёл Истрик собственной персоной. В тележке, которую он толкал перед собой, гнездилась бочка и кружки.

— Пейте, да поправляйтесь, — повторял он, разливая содержимое и протягивая страждущим. — Пейте, да поправляйтесь.

В бочке, как вскоре выяснилось по возгласам разочарования, было не пиво, а всего лишь квас, но наливал черный брат от души.

Дойдя до Кастора Истрик ему подмигнул.

— Пейте, да поправляйтесь, — сказал черный брат и протянул Кастору кружку. Пустую. — Терпение, друг мой, терпение, — одними губами говорил ему Истрик

От шума тележки проснулся сыщик. Черный брат протянул ему до краёв наполненную кружку, но тот поморщился и отмахнулся. Истрик пожал плечами, вылил квас обратно в бочку и покатил тележку к выходу.

— Меру знать надо, меру, — кричал он, перетаскивая тележку через порог. По ту сторону дверей его остановили свои же и осмотрели тележку. — Угощайтесь, — растягивая слова, сказал им Истрик. — Квас — целебный напиток.

Дверь слишком быстро закрылась, но Кастор успел увидеть чёрно-белые одеяния караульных.

— Это брат Истрик и он что-то задумал, — сказал Кастор и глянул в пустую кружку. На дне её что-то прилипло. Подцепив пальцами, он достал кусок ткани. Кастор покрутил его в руках и увидел на обратной стороне нарисованную угольным карандашом схему зала.

— Ты ему веришь? — спросил сыщик, склонясь над лоскутком, схема напоминала пиратскую карту, а в углу её был вышит черный крест. Верить черному брату, да еще и пьянице было не очень разумно, но других вариантов Кастор не видел. Северный герцог из Ремалена ни разу к ним не зашёл, аббат тоже не навестил, но и на дыбе пока не растянули. Ждать этого момента, а ему казалось он неизбежен, Кастор не собирался. Он был уверен, никому из них не удастся уйти живым, слишком много видели.

— Я понял, он указывает нам на старый орган, — тихо сказал сыщик и Кастор удивлённо огляделся. Зал в котором разместили раненых больше всего напоминал хозяйственную постройку, возможно когда-то это была столовая или склад. Длинная зала, прямоугольной формы, по углам стояли круглые, винтовые столбы удерживающие подвижную часть крыши, как во многих древних постройках крыша была звездообразная и распахивалась навстречу Солнцу. Но вот органа Кастор здесь не видел.

— Ты орган то где нашёл? — спросил Кастор, продолжая покрутил головой.

— Да он прям за отхожим местом стоит, — сказал сыщик. — Я его сразу узнал, мы с братом такие в лесах Илидии часто находили, три года подряд ездили с отцом и его бригадой лес валить. Мы эти древние штуки лесными органами называли, они широкие и огромные, а на них еще столы иногда надеты, а в бурю ветер на них так играет, как на органе. Здесь то ясно дело, давно не играет, всё паутиной заросло и мхом.

Кастор неожиданно для себя рассмеялся.

— Я понял, ты про канальи говоришь, огромные такие трубы, да?

Сыщик кивнул.

— Да-да, похожи на те, что апостолы под столицей проложили, только эти огромные очень, туда четыре меня влезают. Уверен, как и все дороги древних, они куда-то ведут, может даже куда нами надо, в подземелье.

— Ну и как поступим? — спросил Кастор и глянул на шторку, что отделяла отхожее место от зала. Мистат Лайер был человеком действия, привык рассчитывать только на себя и не ждал, что кто-то придёт ему на помощь.

— Эх, ты, а еще белоплащник называется, — громко сказал сыщик, поднялся и демонстративно сморщился. — Тащи тебя теперь, засранца, не мог что ли потерпеть!

С этими словами он наклонился и подхватил Кастора на руки, как ребёнка. Тот еле успел схватил свиток и сунуть его пояс штанов. Сыщик шёл его в отхожее место, продолжая громко возмущаться.

Кто-то рассмеялся и под высокими сводами эхом отдалось многоголосье.

Сыщик внёс Кастора за шторку и поставил на пол.

Над дырой в полу роились мухи. Запах был ужасный.

— Осилишь? — спросил сыщик шёпотом, потянулся к стене и ловко снял металлический кожух. За ним пряталась широкая полость, со скобами по бокам. Чем бы это ни было раньше, теперь это их единственный выход.

— Лезем, — шёпотом сказал Кастор и превозмогая боль, сунул голову в темный проём. К его удивлению оттуда тянуло свежим воздухом и это разожгло угли надежды в сердце Кастора, те вспыхнули с новой силой.

Лаз был грязным и тесным. Кастор, аккуратно нащупывая следующую опору ногами, двигался вниз, то и дело останавливался отдышаться. Перенося вес, Кастор внимательно смотрел, за что хватается, потому что многие скобы были сожраны ржавью, шатались и могли надломиться. За стену Кастор не удержался бы, она была скользкой, заросшей мхом и цверой. Казалось, колючая трава преследует их.

Двигались медленно. Боль заставляла Кастора обливаться потом, прожигая от задницы, на которую он упал, до грудины, а холод заставлял дрожать и клацать зубами, пальцев на ногах Кастор уже не чувствовал. В очередной раз остановившись, он прислушался к тяжёлому дыханию сыщика и к звукам снаружи. Тишина означала, что их еще не хватились, а значит время ещё есть. Сыщику удалось закрыть за ними вход в трубу и изнутри закрепить кожух, но рано или поздно их начнут искать и догадаются, куда они делись.

Они поняли, что двигаются по кругу, когда в одном из горизонтальных отрезков пути Кастор наткнулся на сброшенные сыщиком деревянные башмаки. Они были тяжёлые и неудобные, а еще соскальзывали с ноги и могли в любой момент упасть, сыщик избавился от них на первом же повороте, и теперь они вернулись к тому, с чего начали.

Кастор вздохнул, прислонился спиной к стенке и попытался вспомнить, они сворачивали направо, налево или двигались дальше, вниз?

Они находились на перекрёстке, и труба разветвлялась во все стороны.

Сыщик был недоволен задержкой и жестами предлагал двигаться вниз, это было логично, но тогда значит и в прошлый раз они скорее всего рассудили так же.

Спорили недолго, руки нужны были, чтобы держаться за скобы, а шептать было рискованно. Кастор решил свернуть направо, и через пару метров они зашли в тупик. Пришлось вернуться. На очередном повороте задумались. Кастор дрожал, сил у него почти не осталось, сильно хотелось спать, глаза закрывались. Сыщик понял что что-то не так, спустился к нему и потряс за плечи. Засыпать было нельзя.

Кастор потянул за цепочку и вытащил звезду из-под рубашки, та засветилась. Сыщик моргнул и сощурился, глаза уже слишком привыкли к темноте.

Кастор сжал звезду в ладони закрыл глаза и принялся молиться. Если кто и выведет их из этого тёмного лабиринта, то только Создатель.

Сначала не происходило ничего особенного, свет пульсировал ровно, тепло согревало и Кастор продолжал молиться. Наконец, сыщик шумно выдохнул и прошептал:

— Всемилостивый, да пребудет со мной свет твой и смирение.

Кастор открыл глаза.

Свет звезды ожил и яркий луч прорезал темноту тоннеля, явственно изгибаясь, он снова вёл их направо. Сыщик пожал плечами и первым двинулся вперёд. Кастор снял цепочку с шеи и сжимая звезду в руке, пополз следом, но как и прежде они упёрлись в тупик. Тоннель заканчивался не кожухом, как за отхожим местом, а стеной. Сыщик поковырял препятствие и под слоем мха нашёл камень. Сыщик пару раз стукнул по нему, но он не шелохнулся. По ту сторону было глухо.

Кастор сел и осмотрелся, он не сомневался, выход должен был быть здесь. Он постучал по правой стороне тоннеля, потом по левой, но вдруг замер, услышав шум.

Где-то внизу раздавались громкие шаги. Деревянные башмаки стучали по каменному полу. И было их много.

— Обыскать весь нижний этаж, — командовал голос. — Закрыть все выходы и выставить караул у часовни. Всех чёрных досматривать, а лучше отправить по кельям чтоб под ногами не мешались. Брат Гвиль, займитесь допросами лично. Кто-то из северян должен был видеть, куда они делись.

Вот теперь их точно хватились.

Сыщик развёл руками, он тоже не знал что делать.

Они были в тупике.

Свет звёзды упрямо бил в стену и присмотревшись, Кастор увидел символ на камне. Он коснулся его и провёл пальцами по изгибу линии. То, что казалось таким похожим на Речь не откликнулось на прикосновение. Он наклонился и поднёс звезду ближе. Свет будто впитывался в камень и тот начинал светиться. Мох вокруг стал вести себя странно, он пополз. Брешь становилась всё более широкой и вскоре перед ними была гладкая стена. К удивлению Кастора, Мистат Лайер, рассмотрев рисунок, испугался и сложил пальцы в защитный знак кейрун. Он активно жестикулировал, пытаясь объяснить на пальцах, но получалось у него плохо, Кастор не понимал. От досады сыщик махнул рукой туда, откуда они пришли, предлагая вернуться. Кастор подумал и внутренне согласился, что сидеть в тупике не выход, но перед ним так ярко горел камень и таинственный знак на нём, что Кастор не мог оторваться. Больше всего его поразила мысль, что это не эссале, не Речь Создателя, но сходство было поразительным. Кастор вновь провёл пальцами по сияющим линиям символа и прошептал простенькую менту, из тех, какими в монастыре Святого Марка открывали ворота сарая или чулана со швабрами, но знак на стене не отреагировал, зато отреагировало что-то другое, раздался скрежет и Кастор услышал крик сыщика. Оглянулся, а вместо него в полу зияла дыра. Тоннель под ним раскрылся, как раскрывается крыша древних башен и Мистат Лайер провалился в темноту.

Кастор сунул голову в дыру.

Сыщик шипел и стонал от боли, но был жив. Он упал на что-то мягкое, похожее на мешки с зерном и потому остался цел. Кастор прикинул расстояние, другого варианта кроме как прыгать следом за сыщиком он не видел.

Мистат поднялся на ноги и шикнул на него.

— Убирайтесь ка отсюда, милсдарь, да побыстрее, пока кто не явился!

— И ты останешься в полной темноте, — парировал Кастор. От звезды в его руке все еще исходил свет, а других источников вокруг не наблюдалось.

Хранилище было с округлыми стенами, без окон, дверь еле просматривалась, к ней вела тропинка, блуждающая между лабиринта мешков, уложенных друг на друга.

Сыщик вздохнул, держась за бедро.

— Какой смысл спорить? — сказал сыщик. — Толку от тебя все равно не будет, так что бросай меня и иди ищи выход. Хоть кто-то должен отсюда выбраться.

— Так я без тебя не выберусь, — возразил Кастор. — Или смертью голодной помру или замерзну где насмерть.

И сказав это вслух, Кастор решился, повесил звезду на шею поверх рубашки, сел, спустил сначала ноги, потом повис на руках, сердце от страха трепетало как горлов птенец, он шумно выдохнул и отпустил руки, будто ныряя в воду. Упал удачно, даже ноги не подвернул, но боль в спине и груди разлилась такая, что Кастор лёг лицо в мешки и замер. Мистат испугался и кинулся к нему.

— Вот же упрямый! — яростно зашептал в ухо Кастору сыщик. — Никого то не слушаешь! Сделай ты, как грамард велел, грелся бы сейчас у камина монсеньора, а к нам бы подмогу давно выслали, но нет же! Всё гордость и глупость эта ваша белая!

От возмущения Кастор аж перевернулся на спину, но ответить не смог. Слова застряли в груди как камни. Боль накатывала волнами, и Кастор сцепил зубы.

Оба они были так заняты своими чувствами, но не услышали шагов по ту сторону двери и не успели отреагировать, когда на пороге появился старик с мешком и палкой.

Превозмогая боль, Кастор приподнялся и сел, чтобы лучше его рассмотреть.

Судя по одеянию, монахом старик не был, цвет его рубахи был грязно-серый, а подпоясывал он её веревкой, такой же какой был завязан мешок. С минуту он смотрел на них, потом на дыру в потолке, кивнул сам себе, вошел и закрыл дверь. Свечи или лампы у него не было, вместо этого он достал что-то из-под рубахи и оно засветилось в его руке, так же ярко, как светилась звезда. Страх было схватил Кастора липкими, холодными руками за нутро, но почти сразу отступил. Бояться стало настолько привычным состоянием, что разум принимал его за норму. В голове все еще каруселью крутились слова сыщика, доводя Кастора до исступления. Да как он вообще посмел, так с ним разговаривать!

Гнев внутри зашипел и погас в тот момент, когда дыра в потолке над ними вдруг затянулась.

— И вот опять какая-то чертовщина, — прохрипел сыщик. Он, как и Кастор ожидал нападения, но роящаяся тьма не кинулась на них, а совсем наоборот, старик что-то нажал на стене и вспыхнул яркий свет. Теперь пришла очередь Кастора ругаться сквозь зубы, он был в замешательстве и испытывал странное чувство узнавания. Он встречал в книгах описания небесного света, что способен освещать мир также как звезда Создателя. В Светлый час рождения Ахорна, этот свет был дарован людям, и случилось это еще до того, как в мир пришли трое отцов и пятеро матерей, но в своей глупости и гордыни люди отвергли его дар. Если верить книгам, вестника с небес чуть не закидали копьями и камнями. Хорошо что Создатель мудр и в мудрости своей дал людям второй шанс…

— Господари, вы если мышей кормить своими околевшими мощами не планируете, то слезайте ка лучше, — сказал старик. Видел он похоже плохо, потому щурился, а когда это не помогло, вытащил какое-то приспособление из кармана и надел на нос. Два кусочка прозрачного стекла держались на одном тонком, изогнутом прутике.

Это была гласса — пятая из восьми апостольских реликвий! Святой предмет!

От неожиданности Кастор начал молиться.

Сыщик тоже понял, что видит и осенил себя звездой.

— Слезайте, кому говорю, — рассердился старик. — Пока эти уникумы не сообразили куда вы делись, а то лифт перекроют, и куда мне тогда вас девать? Вы же это, за магом пришли, да? Ждал я вас, давайте, скорее! Идёмте за мной!

Сыщик и Кастор переглянулись, но выхода у них не было. Мистат помог Кастору спуститься и они, поддерживая друг друга, вышли вслед за стариком из хранилища.

Старик запер дверь на ключ, посмотрел на них и представился.

— Брат Либер я, из Гиде, — сказал он.

Кастор сразу вспомнил, где он уже слышал это имя раньше и брови его полезли на лоб.

Либером его звали не всегда, прежде он был Радмом из Лидии, а до него Красием из Патера. Каждый раз меняя город, он менял и имя. К сорока годам он почти забыл, что при рождении его нарекли Гус и родился он в Бруже. Братом он никогда не был, сколько бы ряс не примерял, ни одна не прижилась, а все потому что в Создателя он не верил. Не верил в него, ни как в величайшую силу, ни как в сверхъестественное существо. Мать Гуса была благородных кровей, но родилась девятой по счёту дочерью мелкого графа и прав не имела, в восемнадцать лет отец выдал её, а точнее продал, как скотину, торговцу шерстью из Глендара. Гус рано научился читать и писать, ходил в церковную школу и именно там понял, что не верит святым книгам, за что был часто бит, а на пятый год и вовсе изгнан прочь. Из уважения к его отцу монахи не стали вешать на него ярмо и не обвинили в ереси, но из Глендара ему было сказано уехать и не возвращаться. С тех пор он странствовал, выдумывая себе все новые и новые имена и профессии. И чем больше знаний он накапливал о мире, тем сильнее не верил и одновременно верил, но совсем в другое.

Именно знания привели его в Бургань.

В одном из древних курганов на Песчаных островах была найдена глубокая камера, как потом учёные решили — могила, только саркофага в ней уже не было. Охотники за реликвиями разграбили её прежде, чем спохватились белые. И случилось так, что ему, уже пять лет как Либеру из Гидэ, на тот момент часовых дел мастеру, принесли странную шкатулку на ремонт, внутри которой был спрятан интересный механизм. Он заводился и играла музыка. Починить же нужно было фигурку, что крепилась сверху. Либер сразу понял, что это реликвия, потому что внутри всё было настолько маленькое, что глазом и не рассмотреть. Так он и познакомился с дарьей Сошкой, владелицей шкатулки, в высоких кругах более известной, как графиня Донья Камара, именно она открыла ему двери в мир апостольских тайн, древних реликвий и технологий, в которые было невозможно поверить, даже если ты видел их своими глазами. Глаза у Либера к тому моменту были уже совсем плохи, мир растекался, как клякса на бумаге, и без чудодейственных глассов, которые подарила ему Донья, вдаль он почти не видел. Вписавшись простым конюхом в свиту графини, Либер прибыл вместе с Сошкой в столицу. Возведённый первыми апостолами, город между трёх холмов, был назван тремя отцами и пятью матерями Палмаат — Длань и ни разу с тех пор названия не менял.

В столице, из часовых дел мастера, Либер превратился в маленькую шестеренку огромного механизма, которая работала как часы. Цель была проста — находить реликвии и изымать их. К счастью для тайного аукционного Дома Черных Рукавов, ни одна из найденных древних реликвий не несла в себе магию. Это были странные, местами пугающие механизмы, не более. Церковь осуждала и на публике гремела праведным гневом, в тайне же сама охотилась за древними реликвиями, создавая конкурентный рынок сбыта. И вот однажды в руки Либеру попал свиток. Ему тогда было уже почти пятьдесят, он все чаще надевал рясу и назывался братом, и хотя вера так и не пришла к нему, но он много думал о жизни и её конце, много писал, желая оставить после себя хоть что-то и продолжал впитывать знания. Свиток был написан как завет для потомков, об опасности тьмы, что всегда среди нас. Больше всего это напоминало исповедь. Человек, чья речь кипела и бурлила на бумаге, явно пребывал в агонии и жаждал искупления. Осознавая невозможность исправить содеянное, перед смертью он пытался предостеречь от повторения своих ошибок тех, кто пойдёт по его стопам. Автором свитка был каменотёс, которого история запомнила как Святого Ястина.

Речь старика оборвалась, как нить, соединяющая прошлое и будущее.

Они стояли в темноте влажного подземелья, куда он их привёл.

— Я был глуп, хоть и очень умён, — печально сказал старик Либер. — Я хотел знать, потому что не мог верить. А остальным нужны были просто деньги. Им годилось всё, что можно было продать. Открыв вход в это подземелье, я уже не смог его закрыть… А они приходили и приходили, чтобы вступить в ряды нового ордена, и я понял что этому не будет конца. Для меня выхода уже нет, как нет и искупления. Нет, я не жалуюсь, я узник своего выбора, единственное о чем жалею, что доверил свою историю аббату Капету. Его разум оказался слаб и мой рассказ приговорил его к безумию…

В свете берегонта лицо Либера было пугающе белым, а взгляд…

— Так это аббат создал Орден?

— Он хотел лишь уберечь мою находку, но не смог.

— Вы знаете, что они собираются делать? — спросил Кастор. — В чем цель нового Ордена?

— Я не посвящён в их тайны, но думаю если речь идёт о берегонте, то цель может быть только одна — отнять у церкви Дар Создателя и тогда власть её ничего не будет стоить. И я, прежний, тот кто ни во что не верил, поддержал бы их, ведь знаю правду о том, что с помощью магии успела натворить церковь, но теперь…

— Что теперь? О чем вы? — шёпотом спросил Кастор. Но Либер лишь покачал головой.

— Вы про рой? — уже громче спросил Кастор. — Про тьму, от которой людей предостерегал Ястин?

— Вам нужно войти, это — лифт, он опустит вас вниз, — сказал Либер. — Не бойтесь, это всего лишь механизм.

То, что он назвал лифтом, пряталось справа, в темноте ниши. Старик подошёл и открыл перед ними странную, узкую дверцу.

— Думаю, если ваш друг до сих пор жив, то он уже нашёл ответы.

От плохого предчувствия Кастора затошнило, но отступать было некуда, сыщик уже вошёл в нишу. Всё это время он молчал и не вступал в беседу, только переминался с ноги на ногу от нетерпения, желая скорее расстаться со стариком и найти грамарда. Кастору ничего не оставалось как смириться. Дверца закрылась и нечто похожее на широкий гроб, сотрясаясь, двинулось вниз.