Орис не увидел света в конце, врата сияющих чертогов не распахнулись перед ним и Создатель не явился. На чужом берегу только тьма оставалась с ним до самого начала. А потом обняла на прощанье и покинула. Он очнулся от боли в груди, облизнул губы, пить хотелось ужасно. От мысли, что он все еще жив, накатило разочарование, а потом растерянность. Он был готов к тому, что оставил все свои мирские дела и впереди его ждал только Создатель.
Знакомый голос в голове сказал:
— Ты ждал, что все кончится, но богиня уберегла тебя.
К удивлению Ориса, Барахольщик тоже был жив. Его связали, намотали зачем-то на глаза грязную тряпку и уложили на пол рядом с ним.
Орис скинул с себя куртку, ему было жарко, сел и огляделся. Драконий зал лежал в руинах. Повсюду была кровь, в берегонтовой пыли просматривались следы волочения. Тела погибших оттащили и сложили в самом тёмном углу, только запах убрать не смогли. Тошнотворный, металлический. Орис скривился. Туша дракона всё еще возвышалась надо всеми, но её единственный глаз потух. Зал освещали несколько светильников с берегонтом.
— Очнулся, — закричал кто-то совсем рядом и из темноты на Ориса глянули копья, а следом щиты, высокие, в человеческий рост.
— А ну разойдись, кому сказал, — раздался громкий голос Гвана. Первым сквозь кольцо протиснулся его молот, затем он сам, а за ним Циклоп, его огромная фигура загородила собой и без того тусклый свет. Толпа чуть выдохнула и расступилась, но тут Барахольщик рассмеялся и люди снова ощетинились копьями.
— Все назад, — закричал Гван и молот угрожающе присвистнул. — Дальше, дальше кому говорю.
Орис поднял голову, чтобы видеть Циклопа, но тот уже сам присел на корточки перед ним.
— Я смог, — сказал Циклоп и заулыбался. Он явно был очень доволен собой.
— Что ты сделал? — спросил Орис.
— Спел им, — ответил он и его одинокой глаз хитро сощурился. — Они услышали песнь и послушались. Они хотели быть вместе и я позволил им, теперь они снова стали единым целым.
Циклоп махнул рукой куда-то за спину и Орис понял, что он говорит о тех, кого скрывал внутри себя берегонтовый панцирь. С помощью той, другой Речи, Циклоп смог овладеть страшной силой, тьма подчинилась ему и вернулась туда, откуда пришла. Откуда её выманил Барахольщик.
Или кто-то другой, кто пришёл до него. Орис не знал ответа, но хотел узнать. Он хотел понять что здесь произошло. Понять, чтобы никогда больше не допустить подобного.
— Надо вернуть весь берегонт на место, — сказал Орис и протянул руку к Циклопу — Помоги мне встать.
— Не торопись, малыш, — покачал головой Гван и положил руку на плечо брата.
— Тут у нас есть и другое мнение.
Смех за спиной Ориса стал громче, Барахольщик знал, ведь он был внутри…
Испуганные и озлобленные люди жаждали нажиться. Никому не хотелось остаться с пустыми руками. После всего, что они здесь пережили их не останавливал даже суеверный страх.
— Старый, а о чем это они тут болтают, а? — крикнул кто-то из толпы.
— Молчи, Ремко, не для твоего ума, — крикнул кто-то в ответ и все засмеялись.
Лица людей скрывались в темноте, а Орис чувствовал бессилие. Он должен был им объяснить, но не знал как. Он посмотрел на Циклопа, но тот уже ушёл в какие-то свои мысли и загадочно улыбался, глядя куда-то в темноту другого берега.
Тогда Орис разозлился и заставил себя встать. Щиты грохнули об пол, и копья дёрнулись в его сторону. Между Орисом и смертью стоял только Гван.
— Они тебя боятся, думают ты одержим той дрянью, которая их убивала, — сказал Молот и брови его сошлись в задумчивости над переносицей. — А я не знаю, как их убедить в обратном, потому что не понимаю, что здесь произошло. Мой авторитет сохранил тебе жизнь, не заставляй меня пожалеть об этом. Присмотри за нашим другом, — тихо добавил Гван, обращаясь брату, и Циклоп поднялся на ноги. — Не хочу чтобы он пострадал.
— Молот, — Орис потянулся вперёд, желая не дать Гвану уйти, но Циклоп настойчиво удержал его от этой попытки. Сопротивляться было бесполезно.
— Молот, — повторил Орис, голос его упал до шёпота. — Ты должен их уговорить, нельзя трогать берегонт, он нужен именно здесь.
— Кому нужен? — громко спросил незнакомый голос и из толпы вышел широкоплечий здоровяк, в руках он держал молоток, на лице его читалась откровенная злоба. — Этот хренов камушек наш единственный шанс выбраться отсюда, так ведь, Молот, ну скажи что дело говорю? Он им нужен — так пусть придут и заберут.
Толпа загудела.
— Они нас тут голодом решили морить, но мы им еще покажем! Этот рудник принадлежит нам! Теперь мы владеем камушками, а им придётся за них платить.
Кому и что здоровяк собирался показывать Орис так и не узнал. Наверху свистнули. Потом еще и еще. Толпа зашепталась, загудела и распалась, самые любопытные кинулись наверх, в тоннели. Никому не хотелось остаться ни с чем при делёжке. Многие смотрели на Молота, ожидая, что он скажет, но гтарец молчал, никого не останавливал, но сам оставался на месте.
В итоге в Драконьем зале, если считать и Барахольщика, осталось десять человек. Одним из оставшихся был худой, лысоголовый дед, был он бригадиром третьей водяной и звали его Сырой. За спиной деда стоял четверо, один из них был тот самый стражник, который отказался его убивать. Орис его запомнил.
— Так что ты там кумекал, мил человек, — спросил Сырой. — Что ты такое знаешь об этом месте?
— Знаю я, старик, что не выпустят нас отсюда, — ответил Орис и выпрямился. Будет обидно, конечно, если сейчас ему кто копьё в кишки воткнёт, но врать Орис никогда не любил. — Только один отсюда живым вышел, как я знаю, Змеем его кличут. И думаю, все потому, что та дрянь, черная, пометила его.
— Как и тебя, — ответил Сырой. — Тебя тоже пометила. И потому ты думаешь, тебя выпустят?
— Это зависит от того, в чьих руках сейчас власть, там, наверху.
Орис был почти уверен, что знает в чьих, но говорить об этом деду не торопился. Как и о том, что берегонт нужен был многим, а вот про тьму знали единицы. Как и про ересь со дна Кхамира.
— Веришь ему? — спросил Сырой у Молота, тот кивнул не колеблясь.
— А с чего бы?
— Он брат моего брата, — ответил Гван. — Он — семья.
Сырой снова глянул на Ориса.
— Все знают, что камни эти дорого стоят, — сказал Сырой. — Трудно убедить людей отказаться от выгоды, что бы ты предложил им взамен?
— Ничего, — ответил Орис. — Тот, кто приходит в мир нагим, нагим и уходит, ничего отсюда ему не унести на ту сторону. Потому кхамирцы и не покинули того берега, так и бродят бесконечно вдоль порогов Чандры и никогда их не пересекут. И держат их там вот эти маленькие, белые камушки, которые нас окружают. Они много кого держат, не дают пересечь черту. — Орис указал на Барахольщика. — Спросите у того, кто её пересёк и вернулся. Спросите, что нас всех там ждёт.
Дагостец снова рассмеялся, но теперь его смех звучал скорее печально, нежели язвительно.
— Перед вами мастер Кауль Еремин из Дагоста, тот, кто был на Дне Кхамира. Он заражён ересью и пришёл сюда, собираясь выпустить её в наш мир, — Орис говорил всё громче, набираясь сил и уверенности и его уверенность отражалась в глазах смотрящих, как в воде. — Он знал, что люди алчны, ради власти и денег они продадут себя с потрохами, ему оставалось только дождаться пока они расчистят дорогу к его цели. Так он и получил доступ к тёмной силе, и сила эта все время подпитывалась вашей верой. Видит Создатель, вы всего лишь невинные жертвы, но теперь, когда вы выстояли про тьмы, вы сами должны выбрать свой путь. Свой берег.
Когда Орис закончил речь и выдохнул с явным облегчением, оказалось что людей вокруг него собралось уже значительно больше. Они выходили и выходили из темноты, собираясь в круг. Кто-то громко затянул молитву Создателю и другие подхватили. Усталые люди осеняли себя Звездой и кланялись. Некоторые даже падали на колени, прося об искуплении. О помазании. Молитвы звучали все громче, а свет сиял всё ярче. Орис растерялся, но вдруг понял, что не он тому причина и оглянулся. Сверху лился свет настоящей Звезды. Словно солнце она горела над головой Кастора Нигаара из Килии. А вокруг люди продолжали падать на колени и молиться.
Даже Гван в какой-то момент положил свой Молот на каменные плиты и опустился на одно колено. На ногах остались двое — Орис и Циклоп. Великан улыбался и махал белому, как старому другу.
— Живой, — раздался радостный крик и Орис признал Камыша, тот бежал вниз, перепрыгивал через несколько ступенек и кричал: — Живой! Живой!
— Живой, — сказал Орис и обнял бездаря, когда тот налетел на него. Оба рассмеялись.
— Я хотел предупредить тебя, правда, — торопливо и виновато заговорил бездарь.
— Но не успел. Отупел совсем видать, пока дурака то изображал. Да и не думал если честно, что они так легко тебя возьмут!
— Как благородный дарь, носящий Имя, — сказал Орис и отстранился, — я должен спросить твоё, прежде чем принять извинения.
— Чуть позже, друг мой, чуть позже, сейчас мы должны придумать, как остановить черно-белых, а то чую, рухнет вся эта скала на наше темечко!
Для сбора зал решили сменить, в драконьем сильно кровью смердело. Гван, его гтарцы, да и Сырой со своей последней водяной бригадой сошлись что на Воронке лучше будет. Банный зал всегда был общим место. Никто не спорил, даже здоровяк, что звался Огарком, он для виду со своими посовещался, да по другим цехам гонцов отправил. Уж если говорить по делу, то всем вместе.
Орис отошёл в тень осознанно и со всем соглашался, он тут без году неделя и разумно решил, что от переговоров будет больше толку, если на авторитет Гвана поставить. Пока Молот его все время выручал, нет причины думать, что в этот раз случится иначе. Тем более что Молот за него прилюдно поручился, принял в семью, а в семье иерархия существует. Вспомнив про иерархию, Орис поискал глазами Кастора. Очень ему хотелось с суром с глазу на глаз поговорить, но звездолобые белого от всех отгородили. Встали вокруг непроходимым лесом. Приволокли с барахолки гору вещей, чтобы его сиятельство подобрал себе достойное одеяние, а от всех любопытных молитвенниками отмахивались.
К удивлению Ориса Кастор оставался невозмутим, он ни разу даже глаза не закатил, но выглядел плохо. Был бледен, синяки под глазами налились синей тяжестью, а ещё он за рёбра то и дело хватался. На Ориса он иногда поглядывал, но молчал. Звездолобых не гнал, уединения не требовал. Снизошло на него терпение как на истинного святого и пугало это Ориса до ледяных кишок, потому как было в этом что-то неправильное, неестественное. Орис глядел на сура и все больше тревожился.
Собирались долго, но собрались.
Старшой, державший в Драконьем зале оборону прошлой ночью, несколько часов как умер, вместо него во главе Воротных встал Долгий и его правая рука — Попрыгунчик. Здоровяк Огарок, собрал вокруг свою бригаду, в основном за него стояли добытчики из Драконьего, да парочка колодезных, кто от Сырого откатился. Отдельной компанией собрались агнии, они ничего не понимали, потому держались за ювелиров. Из грузового пришли четверо, во главе был Бак-Бак, ростом с Гвана, но тощий, кличку он свою получил из-за поросли, которая из ушей торчала. Выделились и звездоголовые, стояли обособленно, головы опустив, будто уже начали грех идолопоклонничества замаливать.
Кастор стоял молча, как белая мраморная статуя, но власть Звезды Создателя, которую он держал в руках, ощущалась физически, даже здоровяк Огарок опасался и всё поглядывал в его сторону. Белый он и есть белый, скажет хоть слово и клеймо еретиков им всем на лоб влепят. А вот Сырому в его возрасте было уже все равно, он свои грехи давно совершил, молитвенником отмахаться не выйдет, потому оставался спокоен, стоял с водяными бригадирами, да своими, колодезными, которых было мало и были они сами по себе. В какой-то момент Гван встал рядом с Орисом, а за ним и все гтарцы потянулись, были они как дети, кто выше, кто ниже, человек пятнадцать набралось. Копья они не признавали, а потому держали кто молотки, кто дубины. Справа Ориса подпирал бездарь, который не бездарь, цепкий взгляд его бегал от одного вожака к другому, ища слабые стороны. Орис делал то же самое. Полезно заранее понимать, кто во что упрётся и кого чем можно сдвинуть.
— Суеверных больше, — склонив к Орису голову, тихо сказал Камыш. — Против Звезды не пойдут. Толкач упёртый, но оказавшись в меньшинстве уступит, а вот эти, которые со щекастым, ювелиры, да? Вот эти — головняк. Считают себя выше других, захотят привилегий, им кажется, что их выбрали и наградили, а потому упрутся, не поверят в злой умысел сверху, захотят ждать.
— Согласен, таких переубедит только голод, — сказал Орис. — Но меня больше звездоголовые беспокоят.
— А эти то чего? Они за нашим пойдут хоть в Чертоги, хоть к Хатту на костёр, белое оно к белому.
— Это то меня и пугает, ты когда с Кастором последний раз говорил?
— Да уж не думаешь ли ты, милсдарь грамард, что он против тебя пойдет? С чего это вдруг? Уверен, он еще больше нашего хочет эту конуру пеплом засыпать, но главное живым выбраться.
— В последовательности не уверен, — сказал Орис и в голове его зазвенели колокольчики, он вздрогнул и обернулся на Циклопа, но тот стоял молча, подпирая колонну и помахивая веером над углями в чаше.
В сыром банном зале сегодня было сухо и холодно.
Кто-то стукнул в гонг и все вдруг замолкли.
Первым слово взял Сырой.
— Мокрой вам воды, — сказал он и вышел вперёд. — Все меня знаете, представляться не буду, скажу так — за верой не пойду, за церковью не пойду, за деньгами не пойду, но и здесь не останусь. Считаю свой контракт исполненным, чего и всем вам желаю. С собой зову тех, кто хочет уйти с пустыми карманами, как и пришёл, чтобы ничего то этому месту не задолжать. И впредь, да увидит Ахорн со своего ложа, ноги моей на этой земле не будет.
Сырой развёл руки и вернулся к своим.
После него слово взял Огарок и толкнул свою привычную речь — мы им еще покажем!
Как и думал Орис, толпа начала двигаться, люди перемещаться, шушукаться, спорить.
Предположения Камыша тоже сбылись, ювелиры предложили остаться и договориться, за них встали многие, особенно те, кто не поддержал агрессивную позицию здоровяка Огарка. Орис понимал почему. Здесь люди были при деле, у них цель имелась и смысл, возможно, этот лживый контракт оказался лучшим, что с ними случалось в жизни. А еще они продолжали верить, что всегда смогут уйти, когда контракт закончится.
Достаточно быстро образовалось три основных группы и четвертая, до сих пор не взявшая слово, и когда вновь ударил гонг, все посмотрели на Кастора.
Белый посмотрел на них в ответ и взгляд его остановился на Орисе. Грамард уже знал, что задумал сур, но все еще надеялся, что ошибся.
Кастор достал Звезду и поднял над головой. Звезда вспыхнула и многие прикрыли глаза рукой. Голос Кастора в полной тишине зазвучал громко и уверенно, он давно принял решение, а теперь просто сообщал его всем остальным.
— И призвал Создатель апостолов и сказал, вы — дети мои, вы — рубеж против Тьмы, вам — идти, и только я в конце пути, а потому мой свет — горит. Все мы выбраны для этого часа, и чтобы остановить мы должны остановиться. Как когда-то давно великий Владислав Ружский не побоялся ереси, не побоялся тьмы и ступил на кхамирский берег. Теперь мы — его святое воинство и они не пройдут. Никто не пройдёт пока мой свет горит. Так присягните же именем своим во имя Его на этом пути.
Когда Кастор замолчал, в зале воцарилась тишина, никто не посмел даже кашлянуть.
А потом один за другим они склонились. Первыми на колени опустились те, кто стоял за спиной героически погибшего командира воротных, те, кто до сих пор не отмыл кровь с рук, кровь своих товарищей, а за ними вперёд шагнул и здоровяк Огарок, что призывал всех к войне, он был глуп и не понимал, что её не будет. То, что предлагал Кастор отличалось от героической битвы на берегу Чандры, но он скажет об этом позже, много позже, когда никто уже не посмеет выступить открыто против него. Это было так по-белому, что Орис ужаснулся. Он все смотрел в глаза Кастора и хотел найти там хоть искорку страха, но её не было. Он был готов умереть. Умереть и забрать их всех с собой, как когда-то сделал Святой Ястин.
Сырой, со своим призывом покинуть подземелье остался в меньшинстве. Рядом с ним стоял Гван, его брат Циклоп, Камыш, Орис и как ни странно, Бак-Бак. В остальных же белый цвет перевесил. Люди готовы были пойти за Кастором, встать против тьмы, даже не понимая, что это значит. Слаженно и почти незаметно, звездолобые растянулись и образовали круг, их количество сильно увеличивалось в районе трёх выходов. Орис осмотрелся. Расклад был паршивый. Молот толкнул его локтём и покачал головой.
— Что же ты, грамотей, — выкрикнул Огарок. — От своего цвета отрекаешься?
Звон в ушах гудел, как четырнадцать ударов колокола.
Орис не мог встать на сторону Кастора и его самоубийственного плана, но и выступить против не мог, он же грамард — он служит Церкви, служит Создателю, на то ему и дан Дар чтобы всегда и везде выступать против тьмы. И ведь еще недавно он был готов умереть и даже расстроился, что не получилось.
Смех Барахольщика был еще хуже, чем поминальный колокол.
Орис пытался объяснить себе, что ему мешает принести себя в жертву во имя того, во что он верил? И понял, причиной был Святой Кастор и его безучастный, равнодушный взгляд. То, что было внутри, Кастором уже не было.
От зла не убежишь, оно внутри…
— Камыш, а ну-ка расскажи мне, что в вами случилось, пока вы сюда добирались?
— Что? Сейчас? Милсдарь, ты кажись не заметил, но нас вот-вот на лоскуты пустят или на верёвки, чего им больше нужно то, чтобы удавиться в таком количестве!
— Что случилось с Кастором?
— Ну потрепало его слегка, сначала цвера нас драла, как коз, потом вода из озера чуть не смыла, ну был герцог этот северный еще, но это так, мелочь, главное, что Кастор людей от роя чёрного в ущелье спас, звездой своей защитил! А вот дальше чуть не помер, стрела ему в грудь попала, но он крепкий оказался, да и доспех северный не подвёл… Потом мы в монастыре оказались, в окружении чёрно-белых ястинцев, потом бежали от них, к старику попали, тот нам байку про тайное общество собирателей древних реликвий рассказал, они то, мол, и нашли вход в эти подземелья… Он нас на лифте сюда спустил, уж не знаю, что это такое, а потом были эти, символы на полу, они светились так ярко, что я пошел по ним и почти заблудился, Кастор меня нашёл и вывел, ну а потом мы тут оказались…
— Так вы разделились?
— Ну да, совсем ненадолго.
— Тьфу на вас, — в сердцах сказал Гван и сжал рукоять молота. — Ну ясно всё, он на стражей наткнулся.
— На каких ещё стражей? — спросил Камыш.
— Да на тех самых, из-за которых мы уйти не можем, решетки то там не зря стоят! Эти гады желание жить из тебя забирают, напитываются, как кровососы болотные, а ты себе дальше идёшь, вот только уже никуда не выйдешь, потому как с этого момента смерти ищешь.
— Да как так-то, — не понял Камыш. — Он же белый!
— А этим всё едино, — покачал головой Гван и выглядел так, будто дело это безнадёжное.
У Ориса свело внутренности, а в голове опять зазвучал голос Барахольщика:
Ты для себя решил, что сделаешь, если найдешь великое зло, милсдарь грамард?
Ни это ли есть великое зло — человек, чья единоличная воля обрекает людей на бессмысленную гибель? Какой бы страшной не была тьма, которую стережет берегонт, сама она волей не обладает, Орис был в этом уверен. Как и магия Создателя, тьма лишь орудие. А значит важен лишь тот, в чьих руках она окажется.
И потому сейчас свет Звезды в руках Кастора стал подобен тьме в руках Барахольщика.
Грамард обернулся и посмотрел на Циклопа. Тот ему улыбнулся, взгляд его был полон доверия и открытости, как у ребёнка.
— Я хочу чтобы ты спел, — сказал Орис. — Попроси своих новых друзей погулять.
— Да ты с ума сошел, — воскликнул Гван. Тяжёлый молот больно ткнул Ориса в грудь и тот покачнулся. — А ну не смей его слушаться! — прикрикнул он на брата.
Циклоп растерялся и переводил взгляд с Ориса на Гвана и обратно.
— Он всех здесь погубит, — зашептал Орис и предусмотрительно выставил вперёд руки, защищаясь.
Кольцо людей вокруг них медленно сжималось. Огарок шептал что-то Кастору на ухо, а тот морщил лоб, но команды не отдавал. Ждал, преисполненный истинно белого терпения. Он был уверен в свете своей Звезды, а потом и страха не ведал.
— Дай мне слово, — шагнул вперед Камыш и поклонился Кастору. — Не вижу необходимости присягать тебе дважды, после того как ты спас всех нас в том ущелье, моя верность и жизнь принадлежат тебе. Я как никто готов встать против тьмы, на что угодно готов, лишь бы оградить других от слепящего ужаса, который испытал! Но прежде, скажи мне, Кастор Нигаар из Килии, помнишь ли ты слова монсеньора? Те, что он говорит каждому, кто выбрал стезю братства? Мы — это кровь, которую не пролили, а сила наша в разуме. И разум мой говорит, что главная битва ждёт нас наверху! И я верю, что только ты, освещенный Создателем можешь противостоять тьме! Но прежде, свет твой должен вывести нас из мрака подземного под небо, с которого падает на нас благодать Его!
Лицо Кастора дрогнуло и по нему растеклась гримаса отвращения.
— Вероломные трусы недостойны милости Его! Связать, — бросил он и звездоголовые, только и ждавшие своего часа, кинулись исполнять его волю. Камыш был скользкий, вывернулся и отскочил, врезался в толпу, но кольцо вокруг замкнулось, подавляя сопротивление.
Гван попытался было поднять Молот, но тут ему в спину предательски ударил Сырой, сбил с ног и выхватил оружие. Сырой шагнул вперед, опустился на колени и положил Молот к ногам Кастора.
— Я осознал истину твоих слов, — сказал старик и наклонил голову еще ниже.
— Ни капли тьмы не должны мы выпустить из этих стен, твоя воля убить меня на месте, если желаешь!
— Для всех найдётся милость его, — сказал Кастор и посмотрел на Ориса. — Кто-то еще желает одуматься?
Но тут зазвенели колокольчики, это Циклоп запел песнь. Речь эхом отозвалась под сводами, Кастор повернулся на звук, а Сырой, подхватив Молот, предательски ударил его в живот. Белый захлебнулся воздухом, который набирал в грудь для молитвы, упал и выпустил сияющую Звезду из рук.
Орис попытался прорваться к нему сквозь кольцо людей, но получил удар по голове. Тьма милосердно обняла его и забрала на далекий, холодный берег.