Последний тигр. Обитель Святого Ястина

Глава 9

Камыш обгладывал зайца так же методично и подробно, как рассказывал историю про кладбище и исчезновение грамарда. Кости он бросал псу, но тот на них никак не реагировал. Лежал, положив голову на лапы, изредка открывал один глаз, дёргал ухом или задней лапой. Кастор и Камыш были уверены, пёс первым почует опасность и предупредит. Закутавшись в плащ и обняв колени, Кастор смотрел на огонь и думал. Думать у него получалось лучше, чем делать, но сейчас толку от этого не было никакого. На лес вместе с туманом наползали сумерки, а вместе с ними опускался и холод.

Пока бездарь невозмутимо ел своего зайца на них самих, как на зайцев, ставили силки и охотились из-за чего у Кастора кусок в горло не лез. Он дрожал от тревоги и безысходности и был заранее уверен, что ночь в лесу сведёт его с ума окончательно. А еще никак не мог решить, просить ли о помощи, а если просить, то кого? Кастор не знал кто здесь ему друг, а кто враг. Самым разумным было ехать в Решань к монсеньору или даже к епископу Ямерру. Кастор поднял глаза и посмотрел на Камыша. Брать ли бездаря с собой?

Перед глазами вдруг всплыла комната бургомистра и голова Сальвара в петле. Его тело наверняка уже нашли, будут ли искать виновного? Если да, то что помешает им обвинить тех, кто исчез? Например, грамарда или его, Кастора? Может прятаться — плохая идея? Стоит вернуться в монастырь к аббату и все рассказать? Но что именно он знает? Что местные похищают людей и заставляют их работать на каком-то подземном руднике, откуда чаще всего их выносят вперёд ногами и снова зарывают под землю, на этот раз уже навсегда?

— Бургомистра повесили, не знаешь кому он помешал? — спросил Кастор.

— Не, — ответил Камыш, доел очередную ножку, кость бросил в костер и облизал жирные пальцы. — Но думаю, сам он… того…

— Что сам?

— Да вздернулся сам.

Кастор напрягся.

— И с чего такие мысли?

— Да нашёл я его, когда от этих драпал, вспомнил что Ригс дверь заднюю частенько не запирает, ну я туда и кинулся. Ригса не было, я поднял наверх, думал попрошу помощи у бургомистра то нашенского, вошёл, смотрю Капет в петле болтается, а под ним стул лежит. У него из кармана халата бумажка торчала, ну я на стул встал и достал бумажку, а стул потом обратно поставил, к столу.

Камыш вытер руки о штаны, полез в карман куртки и достал оттуда сложенный вчетверо лист сероватой бумаги, бумажка-промокашка, какими пользовались монахи в скриптах.

— Ну я на всякий случай прихватил, вдруг, думаю, важное чего, для милсдаря грамарда оставлю.

Кастор взял бумажку и тут же вспомнил, что ко внутреннему карману его плаща прикручен свиток, адресованный епископу, который он так и не осмелился прочитать. Свиток жёг ему пальцы, послание же бургомистра не вызывало в нем ни капли трепета, только любопытство, потому он легко развернул листок.

В шапке размашистым почерком было выведено — разыскивается, дальше было лицо человека и подпись. Листок не был печатным, а в углу не переливался красным и золотым герб Альмирии. В столице сыщики частенько раздавали такие листки на улицах и даже платили за полезную информации. Кастор покрутил бумажку, наклонился и глянул ближе в свете костра, но не нашёл ни одного символа или знака принадлежности.

— Ты знаешь кто это? — спросил Кастор у Камыша и показал ему рисунок.

— Угу, — ответил тот. — Милсдарь Девран.

— Вот же… И что же это у нас тогда получается? Мошенник вместо главы торговой палаты?

— Говнецо, милсдарь, отменное говнецо!

— Помнишь когда Девран приехал в эту вашу пропащую Бургань?

Камыш пожал плечами.

— Да хатт его знает, может год как, не знаю я. У Святоши спросите, этот всё знает.

— У брата Радона?

— Угу, на его проповеди всем городом ходят. Говорят, — Камыш зачем-то понизил голос. — Когда-то он был не из последних в Бруже, но его за что-то оттуда попёрли, вот он сюда и приехал. А еще он звезду не носит.

— То есть как не носит? — не поверил Кастор и рука сама потянулась к цепочке на шее. — Священник же!

— А вот так, — пожал плечами Камыш. — И камни эти на могилах фальшивых тоже ведь он подписывает. Вот ему знать эти имена откуда? Да оттуда, что сам он расписки у этих бедолаг и принимает. Знает он, что тут происходит, хоть и белый.

Кастор нахмурился, а ведь прав бездарь то. Радон — секретарь, доверенное лицо аббата. И к книгам учётным доступ имеет, и травить своего патрона может день за днём, а пока все считают аббата безумцем, Радон всей этой пропащей обителью и распоряжается по своему усмотрению. Например, договора с торговой гильдией заключает. Хочет что-то продать. Что? Что-то такое, с чем сам брезгует связываться. Он всё-таки белый и открыто свой цвет пачкать не станет. Продать то он хочет, а вот делиться вырученными деньгами похоже нет. Церковь частенько смотрит сквозь пальцы на левые монастырские доходы, но лишь когда получает с них личную выгоду.

— И ведь расписки то эти, — продолжал рассуждать Камыш, — он наверняка хранит где-нибудь.

Глаза Кастора сузились.

— И Девран тоже должен хранить, но лишь одну, подписанную Радоном, в которой наверняка сказано о его обязательствах перед ним. А еще о том, какой товар они продают. Найдём бумаги и оба будут у нас на крючке, тогда и за грамарда поторгуемся.

— Ох, милсдарь, как же это вы замечательно придумали, осталось решить куда искать идти? В дом Деврана? В Палаты? И как мы с вооруженной охраной справимся? Да и Девран хоть и торгаш, но северянин ведь. Это ж мы будто вдвоём на медведя собрались, тут нужна смекалка…

— Он деньги любит, выгоду найдём, тогда говорить захочет. Ну а я как-никак белый, просто так он меня тронуть не посмеет.

— Ох, милсдарь, я бы поостерегся, тута всё крайне нечисто кажется мне, столько людей уже закопали… Одним больше, одним меньше. Белый он, конечно, белый, но кровь то в вас такая же красная течёт.

Кастор смотрел в огонь и думал, что бездарь прав, вот только кроме белого цвета есть у Кастора кое-что еще — братство. Монсеньор человек влиятельный, обратить на себя его гнев мало кто захочет, а вот его поддержка дорогого стоит. Но хватит ли у Кастора наглости торговаться от его имени, да еще непонятно о чем?

Самым разумным было бы бежать в Решань и как можно скорее, не терять времени, ведь неясно сколько у грамарда осталось этого времени, но что-то мешало. Трус внутри него скулил, как пёс и скребся, но кто-то другой, сильный, подбивал его поступить правильно. Вскипала кровь зерейская и требовала не бросать Ориса в беде. Но ведь это глупо! Он и ему не поможет, и сам сгинет.

Кастор сомневался и продолжал смотреть в огонь. Из оцепенения его вывел пёс, он вскочил и встряхнулся. Камыш подорвался следом, оба стояли, повернув головы и вслушиваясь. Звонил колокол Собора Святого Ястина и были то скорбные четырнадцать ударов.

— Нашли бургомистра то вашего, — сказал Камыш. — Теперь всех собак на нас спустят.

— Тогда не будем ждать утра, — вдруг сказал Кастор. — Знаешь, как нам на тот берег попасть? К Подножию?

— Воды то в русле нет, так что переправимся, тут главное в заросли цверы не угодить, цепкая зараза, — сказал Камыш и потёр шею, видимо испробовал уже на себе. — А план то у вас какой, милсдарь? Торговаться о чём будем?

— Я еще думаю, как надумаю, скажу, а пока идём в город, — Кастор встал, огляделся и поежился. — В тепле и под крышей мне лучше думаться будет.

Кастору показалось, что Камыш как то зло и нетерпеливо вздохнул, но когда сур взглянул ему в лицо, было оно безмятежным.

Двинулись в сторону озера. Пёс шел в стороне от них, иногда останавливался, оглядывался и прислушивался, уши его двигались и жили какой-то своей жизнью. Добрались быстро, вышли у переправы через Итру, там, где она как раз из озера выходила. Оглядели берег, заросший цверой, в темноте спуск вниз через колючие дебри было делом сомнительным. Кастор посмотрел на Камыша, тот хмыкнул. Бездарь в отличие от сура был человек делающий, в ступор он не впадал. По пути он прихватил пару длинных и тяжёлых палок и одну из них сейчас протянул Кастору.

— Приложите травку то к земле, милсдарь, чтоб она вас за рукава не хватала.

И принялись они вдвоём траву ломать, ломалась она к удивлению Кастора хорошо, но не успел он порадоваться, как вдруг завыл пёс. Руки в миг затряслись, внутренности похолодели, и по примеру Камыша, сур кинулся животом наземь, прямо в поломанную траву. Бездарь же, лихо работая локтями, уже полз в самые её дебри и был прав, потому как над головой звонко просвистела стрела, а за ней еще одна и еще.

Кастор от ужаса на секунду замер, но услышав собачий визг, начал двигаться быстрее. Ползти было больно, трава цеплялась острыми крючками за лоб, щеки, руки, Кастор остановился и замотал голову плащом, но не сдался и продолжал изо всех сил пробираться вперёд. В голове вспыхнула мысль, что ползут они прямо навстречу врагу, а надо бы совсем в другую сторону, но услышав коней, понял, что все равно не убегут.

С того берега русла доносилось ржание, топот и крики, лошади боялись спускаться с обрыва.

— Камыш, — зашипел Кастор. — По реке мы от коней не убежим, надо назад!

Бездарь обернулся, схватил сура за плащ, подтащил к себе и зарычал ему в ухо:

— Стреляли из леса.

Кастор растерянно замотал головой и трава больно вцепилась в волосы.

— Они за нами по лесу шли, — прошипел Камыш, потёр лоб и размазал по нему кровь. Лицо его было изранено. — Это змеевы прихвостни, пса они магией обманули.

— Да быть того не может, — прошипел Кастор. — А кто тогда эти, на конях, что ломятся через русло?

— Походу, надежда наша, единственная, а потому только вперёд, — ответил Камыш и снова пополз. Берег уходил под уклон, срывался вниз, а вместе с ним и беглецы. В какой-то момент Кастор заскользил по мокрому илу, не смог остановиться и кубарем скатился в грязь. То, что было некогда дном Итры, сейчас было хлюпающей трясиной из глины, песка и гниющей, дохлой рыбы. Вонь стояла ужасная.

Кастор попытался встать, но не смог вытащить ногу с сапогом, ему помог Камыш, рванув его за плащ, тот затрещал и судя по звуку, перестал быть целым.

Бежать было невозможно, но Кастор старался. В наступившей темноте видел он плохо, но хорошо слышал коней, те приближались. Впереди хлюпал Камыш, пригибаясь, он крался вдоль травяной, колючей изгороди, в надежде что та защитит от стрел с берега, но вдруг резко остановился. Кастор посмотрел вперед через его плечо и увидел огоньки. Раз, два, три… четыре, пять, шесть…

— Плохо дело, — прошипел Камыш. Но в этот раз страх не парализовал Кастора, сур просто устал бояться. Он закрыл глаза и медленно сосчитал до трёх. Умирать не хотелось, как не хотелось и пропадать без вести в этой глуши, потому он взял себя в руки, размотал плащ и сбросил его, обнажая цвет. Его одеяния, мокрые, грязные и рваные, всё ещё, символически, оставались белыми, и подчеркивали его принадлежность. Он обошёл Камыша, гордо выпрямился и заорал в темноту:

— Я, Кастор Нигаар из Килии, именем Святого Престола приказываю вам остановиться и назвать себя. Я, осенённый благословением Его Звезды, трёх матерей и пяти отцов, владеющий Речью и Даром, требую, откройте мне ваши имена и назовите принадлежность, — сказал Кастор и выдохнул, потом нащупал на груди звезду и обнажил её. Металл в его руках послушно вспыхнул белым светом, свет рассек ночь и выхватил шесть всадников из темноты. Фигуры, которые поджидали их впереди. Оглянуться Кастор не смел, боялся растерять остатки решимости. Ноги были ватные.

Рядом вдруг вырос Камыш и набрав в грудь как можно больше воздуха, тоже закричал:

— Я сквайр его Величества короля Януша, имя моё Мистат Лайер из Дома Катона, милостью короля, являюсь я сыскных дел мастером и ношу на плече Кленовую Длань первых земель Ахорнских. Именем короля, я приказываю вам, назовитесь!

Кастор вздрогнул и посмотрел на четкий профиль сыскных дел мастера, тот был напряженными, но источал уверенность, которой у самого Кастора не было и в помине. А все потому, что он оглянулся и увидел выстроившихся в ряд всадников и нацеленные на него наконечники стрел. Умирать ну совсем не хотелось.

Ответить на их требование никто не успел. Что-то загудело и земля под ногами дрогнула. Лошади испуганно заржали и начали подниматься на дыбы. На дыбы встала и сама земля. Откуда-то сверху, из недр каменной скалы Высокого Края, с шумом тысячи птичьих крыльев рванулась вода. Грохот был оглушающий.

Кастор покачнулся и чуть не упал на колени от ужаса.

— Бежим! — заорал ему в ухо Камыш и потащил за собой вверх по скользкому склону отвесного берега. Вода играючи подбрасывала в воздух камни и рвалась к ним.