Последняя из рода сирен

Глава 39

— Я же не требовала платы! — возмутилась я.

— Расскажу, почему корабль назван Разящая Мэри.

— Идет! — выпалила я, садясь в кровати.

Губы Асфара растянулись в подобии улыбки.

— Ты такая любопытная…

— Да, есть такое. — мои щеки покраснели.

— Или хочешь меня поцеловать? — поддел меня капитан.

— Ты не сказал куда. С щекой я как-нибудь справлюсь. — отмахнулась я.

Мужчина усмехнулся, принимая мой ответ, и вдруг стал серьезным.

— Тебе не понравится моя история. — предупредил Асфар, вновь подхватывая бокал.

— Все равно, я хочу знать. — я вцепилась в край одеяла, чувствуя от капитана исходящие волны грусти.

— После того, как я расскажу тебе, ты вряд ли захочешь даже находится со мной в одной комнате.

— Неужели все так плохо?

— Ты даже не представляешь.

— Не решай за меня. Ты обещал рассказать — рассказывай.

Асфар минуту помолчал, прикидывая, стоит ли рассказывать, уставившись перед собой в одну точку. Погрузившись в воспоминания, мужчина чуть ссутулился и стал взбалтывать переливающуюся красноватым оттенком жидкость в стакане. Его взгляд стал стеклянным.

— Я родился в бедной семье на краю света. Боги прокляли эту землю, и она почти не давала урожая. Помню, как отец грезил отправиться в плавание на другой конец света, где каждый год стояла благоприятная погода и плодородная почва давала много урожая. Шли года, как подрос, стал помогать родителям. Мы возделывали поля, но зимой было так холодно, что все живое погибало, а летом пшеница почти не давала урожая. Мне было семнадцать, когда у родителей появилась моя сестренка, и мы всерьез задумались о переезде. Наша деревня была малочисленна, людей практически не было. Там, я не нашел той, с которой мог бы создать свою семью и отселиться от родителей. Шли года, погода оставалась такой же суровой. Наша деревня разводила овец, чья шкура была устойчива к морозам, но в ту последнюю зиму они отчего-то стали погибать. Мы часто голодали, согреваясь у печи. Наш сосед, живший в двадцати минутах от нас, тоже хотел перевезти семью за моря, он уже договорился и оплатил проезд одному из торговцев, кто заплывал к нам, покупая овец. Мы решили во что бы то ни стало накопить сбережения, чтобы к следующей зиме тоже переехать, но тут пришла другая беда. На нашу деревню напали воины в железных доспехах, перебившие половину деревни. Они прошли полконтинента, завоевывая земли, когда на их пути повстречались наши деревянные дома. Мы все готовились ко сну, а я рассказывал сестренке сказку о заморских чудищах, когда эти северяне ворвались к нам домой, размахивая мечами. Дом наполнился криками, я спрятал сестру под кровать и велел не высовываться, а потом, схватив кочергу выбежал в зал. Отца пытались вытащить во двор, а на матери раздирали рубашку, намереваясь надругаться. Я никогда не слышал таких жутких криков, она вырывалась и звала на помощь отца, за это ее один из воинов ударил по лицу так, что она потеряла сознание. Отец, цепляющийся за арку дверей, смог отбросить трех воинов и ринулся на помощь матери, но вдруг рухнул на землю. Из его спины торчал нож, а воин, которому отец случайно разбил нос, выдернул оружие из тела и, подняв за волосы голову, разрезал ему горло. Кровь залила коврик, который мама вместе с сестрой вязали на мой предыдущий день рождения. Все произошло так быстро… Я кинулся на того воина, который убил моего отца, но меня вырубили первым же ударом. Я грохнулся на пол, и на меня набросились всем скопом, пиная ногами. Когда смог очнуться, то почти ничего не видел из-за заплывших глаз. Я не мог даже пошевелиться от боли, такой ничтожный, жалкий червяк, который не смог никого защитить.

Асфар сглотнул, сдвинув брови. Рычание родилось в его груди, и он уже через силу выталкивал из себя слова.

— Тело мамы лежало возле меня. Пока я был в отключке, они изнасиловали ее и убили, воткнув нож в живот. Это будто произошло вчера, я как сейчас, вижу ее заплаканные, застывшие навсегда глаза… Звери, собиравшиеся уходить, вдруг заметили, что я жив, и один из них направился ко мне, чтобы добить. Воин уже замахнулся мечом, как вдруг закричал и рухнул на четвереньки. Моя десятилетняя сестренка оседлала его спину и, замахивалась кухонным ножом, с диким блеском в глазах, всаживала в спину воина нож, раз за разом… Она неистово кричала и продолжала бить, пока он не упал на живот. В эту секунду, она повернула голову и посмотрела на меня совершенно обезумевшими глазами, как ее голова вдруг отделилась от тела и упала прямо рядом со мной. Ее темно-коричневые волосы впитывали кровь родителей, а губы слегка подрагивали. Мне кажется, что она какое-то время осознавала произошедшее, прежде чем ее глаза покрылись пленкой смерти.

— Боги… — прошептала я, закрыв в ужасе рот. Я даже не предполагала, что его история начнется с такого кошмара.

Асфар вздрогнул, потревоженный моим комментарием.

— Мэри. Так звали мою сестру. В ее честь я назвал свой четвертый корабль — Разящая Мэри. Малышка сразила огромного воина! Этому совершенному кораблю как никому другому подходит это имя. Она единственная смогла дать отпор северянам. Девочка, десяти лет от роду, сразила взрослого воина. Она сделала невозможное. Я лежал на полу, залитым кровью моей семьи, и мог лишь выть от ненависти к себе, что не смог их защитить. Не смог никому помочь. Воины подожгли дом, решили, что со мной можно не церемониться, все равно сдохну от дыма или сгорю в огне. Я стал молиться всем Богам нашего мира, желая мести и отмщения. И тогда мне явился хроновик. Позже я выясню, что этот демон пришел вслед за северянами, в надежде полакомиться новыми сделками. Я принял его за свои предсмертные галлюцинации, но старик в зеленых одеждах хотел заключить договор. Он спросил меня: чего я желаю больше всего на свете? Больше всего на свете я хотел перебить всех воинов, пришедших на наши земли и погубивших столько народу. Я хотел пролить их кровь, хотел раздавить их головы своими руками, но больше всего на свете я желал, чтоб я и моя семья были живы. Демон сказал, что взамен заберет часть моей души и, превратившись в монстра, того, что мы видели на рынке, забил меня кулаками до смерти. Я помню, как он обрушивал свои пудовые кулаки и мои кости ломались, а тело раскатывалось по полу в блин. Я желал смерти, хотел сдохнуть побыстрее, и вскоре потерял сознание.

Я села в кровати, поджав под себя ноги, всматриваясь в пустое лицо Асфара. Что он чувствовал, когда увидел хроновика тогда на площади? Какая же я идиотка! Я просила его вступиться за ту женщину, не зная, что он уже был на ее месте…

Асфар продолжил свой рассказ ровным голосом.

— А потом я вдруг очнулся и встал посреди пепелища. Дом успел сгореть дотла, крыша обвалилась, а небо, на которое я уставился, было черным, как моя душа. Моя одежда сгорела в том пожаре, но мороз совсем не беспокоил меня. Пепел летал, перемешиваясь со снегом, и я стоял в нем, утопая по самые колени. Черные бревна, раскиданные повсюду, тлели… Я кинулся искать родителей и сестру. Оказывается, тела людей в огне чернеют, плавятся, становятся похожими на деревяшки. Я искал, но так и не смог найти тела родных, я просто не мог их отличить… Не мог понять, где бревна от стены дома, а где моя семья. Я обнимал маленькое полено, которое могло быть сестрой, и думал, когда же придут слезы? Но внутри была лишь звенящая пустота и жажда мести. Я должен был рыдать, ведь мою семью убили у меня на глазах. Мой дом был разрушен, моя жизнь была разрушена, но в моих жилах горела сила, которая выжигала меня изнутри и рвалась наружу. Я буквально задыхался от жажды крови. Я так хотел крови, что не помню, как добрался до лагеря…

Асфар на секунду замолчал, опрокинув в себя стакан, пока я в красках представляла услышанное. Мурашки ползли по коже, а душу наполняло безнадежной жалостью и ужасом.

— Я залил кровью весь тот проклятый лагерь. В ту ночь луна светила так тускло, что снег казался черным, а не красным… Я убил каждую душу, пришедшую к нам издалека, чтобы покорить эту землю. Воины, их наложницы и рабы — я убил их всех и не почувствовал при этом абсолютно ничего. Вначале бойни воины пытались со мной бороться, но мои раны затягивались на глазах, стоило мне хлебнуть крови из трупа, лежащего рядом со мной. Моя скорость и сила дарила мне ощущение власти и свободы. Я упивался восторгом, что мог убивать голыми руками, ведь вместо мечей я использовал когти, выросшие сами по себе. Я обезумел… Их кишки висели на ветвях голых деревьев, а головы врагов я надел на их же знамена. Жалкие остатки выживших пытались сбежать, но я нашел и выследил каждого. Бальтазара, их предводителя, я убил последним. Он визжал как свинья, когда я тащил его за ногу по трупам его павших воинов, понимая, что я сделаю с ним…

Асфар кровожадно ухмыльнулся, будто видел перед собой лицо врага, а я съежилась, увидев в капитане безжалостного монстра. Сейчас мужчина не видел ничего перед собой, воспоминания полностью поглотили его.

— Мне… Мне так жаль, что ты прошел через это все… — мне приходилось осторожно подбирать слова, возвращая капитана в реальность.

— Жаль? — удивился мужчина, и вдруг расхохотался. — Ты жалеешь чудовище, Саента. Я велел тебе держаться подальше от меня, теперь ты понимаешь почему?

— Ты не виноват в том, что произошло.

— Если бы я не был бесхребетным червяком, моя семья была бы жива. — стакан со звоном лопнул в его пальцах, и осколки разлетелись по всему полу. — Ты не дослушала историю, птичка. Я притащил Бальтазара на пепелище, которое оставили за собой его воины, и заставил жрать пепел. Он думал, что я его отпущу…

Асфар удовлетворенно хмыкнул, и у меня свело горло в странном спазме. — Он жрал пепел и сгоревшие поленья до тех пор, пока его живот не расперло и он больше не смог продолжать. Он плакал, ползая на коленях, обещал убраться с наших краев и больше никогда не возвращаться. Идиот… Я бы его никогда не отпустил. А потом я лично наталкивал пепел в его глотку, и, когда понял, что он больше не может жрать мою погибшую семью, наступил ему ногой на живот и предводитель северян лопнул, как тюбик с зубной пастой.

Асфар замолчал и со странным выражением на лице уставился на меня. Я судорожно сглотнула.

— Что? Да, в те времена еще не было тюбиков с зубной пастой, но сейчас то зубы все чистят, это удачное сравнение, было очень похоже…

— Ты… Ты заставил его есть пепел своих родных?

— Тогда мне казалось это правильным. Сейчас бы я придумал ему участь пострашнее.

— Я не об этом… Ты же мог похоронить свою семью. Демон отнял у тебя часть души, поэтому ты не можешь ощущать сострадание.

— Зачем? — перебил меня Асфар. — Они мертвы, какая разница, где будут разлагаться их тела?

— Если бы хроновик не отнял у тебя человечность, ты бы так не считал.

— Последние лет сто я думал об этом и даже плавал на свою родину. В тех краях не осталось ни следа о живших там ранее людях. Я не помню в каком именно месте стоял наш дом, местность здорово изменилась, поэтому я не стал ставить памятник.

— Значит, человечность к тебе все же возвращается? — с надеждой спросила я.

— Не знаю. Гард настоял… Он все надеется взрасти это бессмысленное чувство вновь. — пожал плечами Асфар. — Я утратил способность сожалеть и любить. Я могу лишь желать и брать свое.

— Это не так. — возразила я.

— Ты делаешь из монстра мученика, птичка. — ухмыльнулся Асфар. — Поверь, до добра это не доведет.

— Тогда зачем ты плавал на свою родину? Я не верю, что это произошло из-за просьбы Гарда!

— Не знаю.

— Знаешь! — воскликнула я.

— Не наседай на меня. — Асфар предостерегающе прищурился.

— Тогда почему ты помогаешь мне?

— Потому что мне интересно, насколько быстро ты раздвинешь передо мной ноги.