Да, Моисей был умным и смелым. Вчера полицейский сорвал листки и широким ножом соскабливал с ворот клочки серой бумаги, а сегодня чья-то невидимая рука опять расклеила их. На дверях синагоги, на заборах, у входа в народную чайную появились эти листки с призывом к революционному действию. Стены и двери замазывали черной краской, со злобой срывали прокламации, но листков было много, и они опять появлялись в самых неожиданных местах. Утром жители местечка видели четыре серых листка даже на дверях полицейского участка. Ливень обрушился на местечко, и какой ливень!
Сема ходил по улицам, посмеиваясь, потирая руки. Хитро сощурив глаза, он с любопытством смотрел на прохожих. Неистовство полицейских смешило его. «А ну-ка, сорвите еще! — шептал он. — А на Песках тоже есть, и около станции есть, и на башне есть! А ну, сорвите еще!»
Ему хотелось подойти к кому-нибудь и сказать, что он еще вчера знал, где появятся прокламации. Но говорить об этом запретили, и, с трудом сдерживаясь, Старый Нос бродил от дома к дому, прислушиваясь к шуму уличной толпы. Около аптеки он встретил Моисея. Моисей шел с высоким загорелым парнем в желтой панамке. Они говорили о чем-то, не обращая внимания на суету. Увидев Сему, они остановились.
— Что это такое? — спросил Моисей. — Что за шум?
— Чепуха! — в тон ему ответил Сема. — Листки какие-то расклеили и вот никак не сорвут!
— Познакомься, — сказал Моисей, обращаясь к спутнику, — сын Гольдина.
— Гольдина? — переспросил парень. — Очень приятно! — и протянул руку.
Сема смутился. Между тем незнакомый человек, внимательно осмотрев Сему с ног до головы, сказал что-то Моисею. Тот кивнул головой:
— Ты, Сема, какой номер ботинок носишь?
— Не знаю.
Они неожиданно вошли в магазин. Спутник Моисея велел приказчику подобрать пару ботинок мальчику.
— У меня нет денег, — испуганно сказал Сема.
— Ничего, мы сочтемся! — деловито ответил парень и, склонившись на одно колено, стал примерять Семе ботинок. — Ну-ка, поставь ногу хорошо. Так! В носках не жмет?.. Смотри, мизинец-то выпирает.
— Нет, не жмет, — недоуменно сказал Сема.
— Ну-ка, пройдись.
Сема прошелся. Ботинки неподражаемо скрипели, ходить в них было приятно и скользко.
— Теперь гуляй! — сказал парень улыбаясь.
— Как, разве они теперь навсегда мои?
— Навсегда! — успокоил Сему Моисей. — Можешь с ними делать, что хочешь. Только не меняй на айданы!
На улице спутник Моисея пожал руку обоим и ушел к станции.
— Ах, я забыл! — воскликнул Сема.
— Что ты забыл?
— Я забыл узнать, сколько я ему должен.
— Узнаешь!
— Дядя Моисей, а кто он?
— Кто он? Заготовщик из Трегубов. Папин большой друг.
— Друг… — задумчиво повторил Сема.
Всю дорогу Сема с радостью рассматривал свои ботинки, стараясь не споткнуться и не запылить блестящих штиблет. Бабушка открыла дверь и остановилась в изумлении:
— Сема, откуда это у тебя?
— Он!
— Как тебе не стыдно! — напустилась бабушка на Моисея. — Что, у тебя деньги шальные? Он еще мог бы носить старые!
— Ничего. Мы с ним сочтемся! — сказал Моисей.
— Ты хоть сказал спасибо? — не унималась бабушка. — Ах ты лемех, лемех! Ты не знаешь, что нужно сказать?
— Спасибо, — смущенно повторил Сема.
— А теперь садись и скорее снимай ботинки!
— Почему, бабушка?
— Он еще спрашивает — почему! — возмутилась бабушка. — Снимай скорее и забудь, что они у тебя есть! Будешь надевать на пасху. Понял?
Сема с грустью опустился на стул и начал расшнуровывать ботинок. Моисей, улыбаясь, смотрел на него:
— Ничего не поделаешь. Бабушку надо слушать.
— Знаю! — вздохнул Сема. — Я уже устал ее слушать.
— Ко мне завтра придут гости, — сказал Моисей, обращаясь к бабушке. — Можно будет приготовить что-нибудь к чаю?
— Отчего нет, если есть на что… А сколько у тебя будет гостей?
— Много… Один.
— Один? Ну, это не страшно! — И бабушка, взяв у Моисея деньги, вышла из комнаты.
Какая это хорошая вещь — гости! Когда приходят гости, на кухне горит плита, бабушка стоит над котелком с тестом, и во всем доме так вкусно пахнет. Бабушка лепит пирожки, и Сема с любопытством следит за ее быстрыми руками. В тарелке лежит яблочное повидло — начинка к пирожкам. Ну, как не взять ложечку?
— Сема, Сема, не хватай, я тебе говорю! Успеешь еще!
— Я только попробую, — тихо говорит Сема, — может быть, мало сахару, — и лезет ложкой в тарелку.
Бабушка открывает железную дверцу короба и внимательно смотрит на лист с пирожками:
— А ну, Сема, они еще не пригорели?
— Пригорели, пригорели! — кричит Сема. Ему хочется, чтоб поскорее вынули пирожки.
Но бабушка не поддается обману.
— Они еще посидят пару минут, — важно говорит она Семе.
— Пусть посидят, — скрепя сердце соглашается Сема.
Из столовой доносится шум. Старый Нос слышит чей-то незнакомый голос и быстро выбегает из кухни.
На кушетке сидит Моисей. По комнате ходит парень, с которым Сема встретился вчера утром. Совсем белые, похожие на лен волосы падают на его маленькие, весело сощуренные глаза. Не смущаясь, Сема вбегает в комнату.
— А где ты потерял «здравствуйте»? — спрашивает Моисей.
— Здравствуйте… — отрывисто говорит Сема. — Я не знаю, как вас зовут.
— Меня? Трофим, — удивленно отвечает парень.
— Вот, — деловито продолжает Сема, — я хотел бы знать, сколько я вам должен.
— Ты хочешь расплатиться? — серьезно спрашивает Трофим.
— Я хочу знать сколько.
— Пожалуйста — ботинки стоят четыре рубля.
— Три семьдесят пять, — поправляет Моисей.
— Это все равно — четвертаком больше, четвертаком меньше.
— Так пусть уж лучше будет четвертаком меньше! — пробует шутить Сема.
Но Трофим строго смотрит на него и продолжает:
— Четыре рубля и полпроцента месячных. Через месяц отдашь — две копейки добавишь, через два — четыре копейки, через три — шесть копеек…
— Ни за что! — возмущается Сема. — Такие проценты? Что вы!
Неожиданно Трофим опускается на стул и начинает громко хохотать. Его маленькие глаза сощурились, на щеках появились ямочки.
— Ни за что, говоришь? Ну, я пошутил.
— Но сколько же я вам должен?
— Нисколько, — улыбаясь, отвечает Трофим. — Я твоему папе больше должен.
Бабушка ставит на стол блюдо с пирожками и молча кланяется гостю.
— Знакомься, — важно говорит Моисей. — Это мать Гольдина.
Трофим протягивает руку, но бабушка почти не смотрит на него: на улице осень, а он в одной рубашке и еще панамку где-то выкопал — желтую панамку!
Трофим вынимает кисет и, закуривая, задумчиво произносит:
— Так вот какая мать Гольдина!
Сема протискивается вперед и, обращаясь к гостю, с важностью говорит:
— А я сын Гольдина — Сема. Не забыли?
— Как забыть? — серьезно отвечает Трофим. — Отлично помню!
— Он у нас молодец, — говорит Моисей. — По-русски читать научился.
Сема смущается: он не любит, когда его хвалят. К тому же не сам он выучился — Моисей помог. Старый Нос проходит в соседнюю комнату и, слегка приоткрыв дверь, внимательно прислушивается к каждому слову. Вдруг, вспомнив что-то, Сема вздрагивает и подается вперед. «Неужели не останется?» — думает он и пристально смотрит в щелку. Совершена непоправимая ошибка! Ведь там, на столе, на большом блюде, пахучие пирожки с повидлом! Кто станет думать о том, что Сема не ел, кто догадается отложить ему хотя бы пяточек в сторону? «Никто, — с горечью отвечает себе Сема, — никто!» Он видит, как Трофим, весело улыбаясь, кладет в рот пирожок и, обращаясь к Моисею, говорит:
— Это мне на один зуб!
«А сколько у него зубов? — с тревогой думает Сема. — Может быть, штук тридцать! Пирожки пропали. Ах, дурак, дурак!»
Когда Сема, отважившись, вышел в столовую, на блюде лежал последний пирожок, одинокий и тощий. «Наверно, пустой, — с тоской подумал Сема. — Определенно пустой! Его бабушка под конец вылепила, когда повидло кончилось». Он прислушивается к разговору, стараясь не думать о пирожках.
— Загулял ты здесь, — говорит Трофим. — Когда в путь? Жаль ведь — дни пропадают!
— Не знаю, — задумчиво отвечает Моисей. — Мое дело сделано. Привез, сдал, выждал. Теперь я спокойно могу сесть в поезд. Мой товар пошел хорошо. А?
Они тихо прощаются.
Из кухни доносится голос бабушки:
— Сема, Сема, иди сюда!
Сема тихонько подкрадывается к столу, хватает пирожок и быстро разламывает его: так и есть, пирожок пустой, даже ложка повидла в нем не ночевала!
«Милые люди, нечего сказать! У них на каждый зуб по пирожку, а у него на тридцать зубов ни одного порядочного пирожка. Где же правда?» — обиженно спрашивает Сема и идет на кухню. Бабушка встречает его с тарелкой в руках, она сердится:
— Где ты болтаешься, я не знаю! Ты думаешь, пирожки будут тебя ждать?
Сема облегченно вздыхает и садится к столу. Все-таки есть правда на белом свете…