Обход объектов и рабочие разговоры заняли у Корнея добрых два часа. А когда все важные дела были позади, часы показывали уже шесть. Время «выходного дня» пролетело крайне быстро, осталась одна деталь.
Высоцкий достал телефон, зашел в переписку с Ланцовой. Написал:
«Буду через десять минут, удобно?»
.
Отправил, почти сразу получил ответ.
«Да. Спасибо.»
.
Хмыкнул, пошел к автомобилю, чтобы уже на нем подъехать к нужному двору.
Навязываться на чай он не планировал. Пусть как хотят — так и живут. К тому же, хоть он провел воскресенье на объекте по собственной воле, все равно как-то подустал. И теперь хотелось побыстрей разделаться с гитарой, вернуться домой, заказать что-то из еды (ведь обед Корней благополучно пропустил), и спокойно «повтыкать» — в фильм или книгу. Планы старческие, конечно, но и он не то, чтобы безумно молод.
Автомобиль подкатился к калитке с местами облупленной краской, Корней заглушил мотор, вышел с водительской стороны, открыл заднюю пассажирскую дверь…
Прибыл чуть раньше обусловленного времени, но девочка Аня уже была на месте. Стояла за калиткой со стороны двора. Видимо, боялась, что опоздай она — «гость» сам сунется в святая святых (на территорию «фазенды господ Ланцовых»). Зря боялась.
Когда убедилась, что это таки Высоцкий — вылетела пробкой из двора, сделала несколько быстрых шагов к машине.
— Здравствуйте, спасибо, — сказала, не поднимая на него взгляд, подходя к открытой двери, глядя на чехол, чуть хмурясь… Потом сильнее…
Протянула было руки, да только… Поняла, что здесь какая-то ошибка, одернула их, вскинула все же взгляд на Корнея.
Он стоял чуть сбоку, глядя спокойно.
— Привет. Забирай. Чего застыла? — и так же говоря.
Аня же мотнула головой.
— Это не моя гитара. Где моя?
— Гитара твоя. Не выдумывай. Забирай. Телефон купила?
Наверное, глупостью было надеяться, что девочка просто сделает вид, что так и нужно — не заметит подмену чехла. Но Корнею хотелось бы именно такой реакции. Благодарности за непрошенную благотворительность он не ждал. Но и разборок не хотел.
Аня же ожидаемо проигнорировала вопрос, который должен быть чуть сбить с толку.
Потянулась все же к чехлу, приоткрыла, заглядывая внутрь.
— Гитара моя. Чехол не мой. Где мой? — снова посмотрела на Корнея. Настороженно и в меру жестко.
— Выбросил.
Жаль только, недостаточно жестко, чтобы вызвать в Высоцком толику сомнений насчет правильности своего поступка.
— Зачем? — девичьи щеки начали алеть. Это было очевидно для Корнея. А из-за того, что и для самой Ани, кажется, тоже очевидно, покраснели еще больше. Вопрос же она задала чуть тише, чем прошлый.
— Он был старый и рваный.
— Он был мой…
— Этот тоже твой. Забирай, Аня. Мне просто было по дороге. Я просто купил новый чехол. Это ничего не значит. Считай, с неба упало. Дают — бери, бьют — беги, слышала такое?
Вместе с тем, как Анин взгляд становился все более мятежным, щеки алыми, а руки сильнее сжимались в кулаки, Корней чувствовал, что и сам начинает раздражаться.
Неужели так сложно просто взять чертову гитару, кивнуть, и разбежаться?
— Нам ничего от вас не нужно. Ничего. Я уже говорила и не раз. И поговорка эта ваша… Сами по ней живите. А я все, что нам нужно, куплю сама. Заработаю и куплю.
Видимо, сложно. Потому что Аня снова уставилась на чехол, который продолжал лежать на заднем сидении приоткрытым, отчеканила слово за словом. Потом посмотрела на Высоцкого исподлобья. Как бы подтверждая слова взглядом. Но на него такое не действовало.
— Ты уж определись, Аня, ты мечтательница или прагматик. А то как-то путаешься в показаниях. Чем тебе не чудо? Был старый чехол — стал новый. Прямо тыква и карета, нет?
— Нет. Меня устраивала тыква, которую вы выбросили без спросу. Где вы выбросили, я…
— Прекрати. В бред не скатывайся. Выбросил. Прощения просить не стану. Купил новый — с двумя ручками, представляешь? И сейчас самое время сказать «спасибо», забрать свою, чуть обновленную, вещь, и просто разойтись…
Корней сказал, глядя Ане в глаза, она же, в отличие от ночной поездки, не отводила взгляд. Нещадно краснела, но смотрела уверенно. Видимо, чехол ее действительно очень сильно разозлил.
— Свою вещь я возьму. Вы правы…
Девушка выдержала паузу, наклонилась к гитаре, потянула за змейку, открывая чехол…
Где-то полминуты Корней просто следил, как Аня, повернувшаяся к нему спиной, совершает принципиально важный, как ей кажется, акт справедливости. И принципиально глупый, как кажется ему, акт гордыни.
Потом же подошел сзади вплотную, почувствовал, что и застыла, и зажалась, и безобразничать прекратила. Не ожидала, очевидно. Он же накрыл ее пальцы своими, потянул назад, не чувствуя сопротивления.
Когда чехол снова был закрыт — отодвинул девушку немного в сторону… Почему-то немного подрагивающую девушку… Достал чехол, протянул.
— Будешь выпендриваться — занесу в дом и с бабушкой твоей почаюю. Но ты же не хотела, чтобы я высказывал ей свое «фэ» насчет твоего легкомысленного поведения, да? Тогда выбор невелик. Берешь гитару — идешь сама.
— Да почему вы меня вечно…
— Что? Заставляю вести себя адекватно ситуации?
— К черту идите, — если раньше она еще пыталась делать вид серьезной дамы, то тут сорвалась. Бросила в лицо, потянулась за гитарой. Взяла в руки, но не набросила на плечо, как было бы разумным, а прижала к груди. Вроде как ограждаясь, защищаясь.
— Еще на один вопрос ответишь — и обязательно уйду. Телефон купила?
Только Корнея подобные выпады от малолетки не задевали. К черту — так к черту. Если ей так кажется, что она осталась победительницей в схватке — да на здоровье. Он-то не борется. Так, продолжает совершать акты благотворительности. Ему совершенно не свойственные.
Хорошо хоть гитару новую не купил, как думал в магазине. Тогда скандал был бы на всю улицу.
— Не ваше дело.
— То есть к бабушке идем, да? Чай пить?
Корней спросил, сдерживая улыбку, Аня же в очередной раз побила рекорд ощетинивания. Посмотрела на него убийственным взглядом, опустила чехол на стопы, потянулась к кармашку комбинезона, в котором и вышла…
Спасибо, не в купальнике, но все равно… Короткий, зараза. Места для фантазии по минимуму.
— Вы перевели слишком много, я уже писала. На вашей карте стоит блок входящих переводов без одобрения. Я пробовала перевести назад, но у меня не получилось. Поэтому сняла наличкой. Вот. И чек там же.
Понимая, что в руки Высоцкому она свою «сдачу» при всем желании не засунет, Аня положила туда, где недавно лежал чехол от гитары. Пришлось наклониться, чтобы дотянуться. Корнею же на секунду прикрыть глаза, чтобы не увидеть больше, чем следовало бы.
Был бы он отцом — малявка неделю бы сидеть не смогла.
— Что ты знаешь о межличностных отношениях, девочка Аня? — Корней задал вопрос, глядя на чуть съехавшую стопочку нала.
— В смысле? Я знаю, что мы договорились: вы переводите деньги — я покупаю телефон вместо того, в неисправности которого вы отчасти виноваты. А потом возвращаю лишние деньги… — Аня попыталась говорить с ним так же, как он всегда говорит с ней — вроде бы логично. Вроде бы последовательно. Капельку манипулятивно.
— Вот все правильно, девочка Аня. Но по последнему пункту мы не согласовывали. Я перевел сколько денег, сколько требуется, чтобы купить нормальный телефон, который прослужит как минимум пару лет, если ты его сама не грохнешь где-то. У которого будет качественная батарея. И сам он будет качественный.
— Я купила качественный. Качественный — не всегда самый дорогой, Корней Владимирович. Вы, очевидно, считаете иначе, но просто поверьте.
— Как с вами сложно-то… — Корней выдохнул, проходясь пальцами по бровям. Это был комментарий в никуда. Просто признание самому себе, что задолбался что-то доказывать ребенку, который отчаянно не хочет жить нормально. — В общем, деньги забрала. Потратишь на конфеты. Считай, поощрение экономности. Или когда эта…
Качественная
… Трубка сдохнет — новую купишь. За чехол можешь не благодарить. Бабушке привет. Я поехал.
Корней сам взял деньги, снова приблизился, засунул в тот же кармашек, из которого Аня достала их недавно. Потом чуть подвинул девушку, захлопнул заднюю дверь, подошел к передней…
Они вдвоем с Аней смотрели друг на друга несколько долгих секунд. Корней — задумчиво. Аня — зло. Потом дружно же перевели взгляд на автомобиль, который зачем-то коротко просигнализировал, объезжая внедорожник Высоцкого, остановился чуть дальше, оттуда вышел парень. Улыбнулся, Ане махнул.
Она же опять покраснела…
— Беги к карете, Золушка. Принц подкатил…
Корней и сам понимал, что комментарий был неуместным, но почему-то захотелось поддеть. В конце концов, кто ему запретит?
Поэтому сказал, сел в машину, начал сдавать назад, чтобы выехать из торца, в котором жили Ланцовы.
Не собирался смотреть больше туда. Зачем? Но в последний момент, уже разворачивая машину, скользнул взглядом.
Картина маслом.
Штрих на тачке подошел к Анечке, к себе прижал вместе с гитарой, руки сначала вроде как на талии устроились, а потом невзначай поехали ниже… А губы потянулись к губам.
То есть таки не ошибся — есть у Золушки принц.
Да только судя по тому, как она пытается увернуться от поцелуя, что гитару бросает и цепляется за бесстыжие руки, ответной страстью Золушка не очень-то горит… Или просто очень стесняется…
Корней хмыкнул, завершая маневр, включил поворотник, чтобы уже через минуту выехать на проспект.
Вот и как верить после этого в «милое, доброе, вечное», если даже такие, как добрая Анечка, не ждут любимого конюха, а захомутают мажора-идиота, и доят потом?
А от денег-то как отказывалась… Про добро заливала… Он ведь почти поверил…
— Вот вам и мечтательница… — Корней сказал сам себе, бросил крайний взгляд в зеркало заднего вида — бойкий пацан уже тащил Ланцову за руку в сторону автомобиля, она же не то, чтобы особо отпиралась. ***
— Это что за мужик был, Ань? Тачка классная, мне бы батя такую…
Захар тянул Аню в сторону машины, не слушая возражений. Да, приехал без предупреждения. Да, она собиралась дома посидеть. Да, она с гитарой. Ну и что? Девушки же любят, когда их завоевывают и за них решают? Вот и он сегодня настроен завоевывать.
— Неважно, знакомый…
Они остановились только у автомобиля. Захар долбанул себя по лбу — забыл забрать у Ани чехол, сделал это только теперь — не больно-то аккуратно забросил на заднее. Струны отозвались гулом, Аня сощурилась, будто от резкого приступа боли.
— Прости, — Захар же извинился для виду, а потом снова потянулся к девушке, чтобы и к себе прижать, и губы найти…
— Захар! Прекрати! У нас окна сюда выходят! Бабушка увидит! — Аня же, как и в первый раз сегодня, когда он налетел на нее со всей внезапной страстью, тут же попыталась увернуться. Как самая настоящая ледышка-недотрога. Но, с другой стороны, это ведь Захара и манит.
— А что, бабушка думает, что мы с тобой в шахматы играем при встрече? Не целуемся там, не…
Захара не остановил ни требовательный тон, ни вполне себе серьезное сопротивление. Аня увернулась от поцелуя в губы — он поцеловал в щеку, скользнул носом по скуле, попытался прихватить губами мочку уха, отчего девушка еще раз дернулась.
— Да прекрати ты, Захар! Что с тобой сегодня?
И пусть он надеялся, что Аня такой напор оценит, но она лишь сильнее заартачилась. Была какой-то даже для нее излишне напряженной. Он понял это сразу, как обнял — будто струна, натянутая не хуже, чем каждая из шести гитарных.
— Соскучился, А-ню-та… Ты же меня неделю динамила. И сегодня собиралась, но я приехал, поэтому…
Он говорил тихо, практически мурчал на ухо, Аня же чувствовала, что щеки горят, а мысли путаются.
Пока машина Высоцкого не съехала с их дороги, она зачем-то с замиранием сердца то и дело бросала взгляд на нее, а теперь уже на угол собственного дома. Ведь все происходящее казалось бредом. Аню никогда не умиляли прилюдные телячьи нежности, а становиться их участницей не хотелось и подавно.
Да еще и перед Высоцким, который… Наверняка ведь только усмехнулся ёрнически, увидев картину.
— Господи, давай в машине поговорим лучше…
Испытывая очередной прилив стыда, Аня умудрилась выскользнуть из объятий Захара, сама обошла автомобиль, села на переднее, дождалась, пока и он сядет, положит руку на коробку передач, накрыла своей, чтобы не стартовал раньше времени…
— Чего ты, Нют? Поехали на набережную. Там лаунж-зону сделали, кальян возьмем, ты поиграешь…
Он сказал мечтательно, Аня же только плечами передернула. Ей отчего-то не хотелось. Ни ехать никуда не хотелось. Ни играть. Ни кальяна.
— Нам проект по матанализу защищать в сентябре, ты помнишь вообще? Ты задачи сделал или снова просить у меня будешь?
Аня сказала максимально серьезно, Захар же только заулыбался шире, снова потянулся к ней за поцелуем, а когда Аня увернулась — цокнул языком.
Захар всегда казался девушке излишне легкомысленным, пусть и добрым. Но именно сейчас почему-то это прямо раздражало.
Видимо, где-то так же чувствует себя Высоцкий, когда приходится общаться с ней. Аня вспомнила… И тут же захотелось зарыться лицом в руки, а то и подзатыльник себе отвесить. Он-то тут при чем?
— Ну ты же дашь, правда? — Захар промурлыкал, опять довольствуясь сначала щекой, а потом ухом. — Я про задачи, конечно же…
А потом даже пошутить попытался. По-идиотски, если честно.
— Не дам, Захар, — Аня же ответила максимально серьезно. Уткнулась парню в грудь, заставила отлипнуть от себя, посмотрела в глаза. — Ты сам себе вредишь. Одни гулянки на уме. Учиться кто будет?
— Ну так лето, Ань? Куда учиться? В последнюю неделю перед началом семестра сядем и сделаем. Да и вообще… Нам дедлайн подвинут. Зуб даю. Все же понимают, что никто заранее ничего не делает…
Захар легкомысленно отмахнулся, что заставило Аню разозлиться еще сильней.
— Значит так, Захар. Хочешь на кальян — езжай сам. Я домой иду. Тебе, может, дедлайн подвинут, но я хочу все сделать по-человечески. Хорошего вечера.
Аня потянулась к ручке, успела даже дверь приоткрыть, но Захар все никак не мог угомониться — взял ее за руку, стал ладошку гладить, сказал тихо, но ласково.
— Ну Анют… Ну я же сюрприз сделать хотел… Думал, ты тоже соскучилась…
Аня закрыла на секунду глаза, выдохнула, посчитала до трех… И снова ведь самое время сказать, что ни черта она не соскучилась. И вообще эта неделя, которую она его «динамила», выдалась не настолько уж плохой, но… Сделать ему больно опять было слишком сложно.
— Прости, — поэтому она развернулась, улыбнулась даже — пусть натянуто, но уж как получилось. — Спасибо, что приехал. На кальян я не хочу. Можем просто погулять немного. Хорошо?
И предложила альтернативу, на которую готова была пойти. Дать и ему, и, главное, себе очередной шанс что-то почувствовать. Что-то отдаленно похожее на ту дрожь, которая…
Даже мысленно договорить себе Аня не дала. Мотнула головой, отгоняя ужасные мысли, достала телефон.
— Я только бабушке напишу, что на час отлучусь.
— На два, Анют, — Захар посмотрел лукаво, Аня же снова вздохнула.
— Хорошо, на два.
С легким раздражением отмечала, что Захар смотрит на экран, пока она пишет сообщение. В принципе, можно было и домой вернуться, и позвонить, но при посторонних говорить с бабулей Ане по-прежнему не хотелось, а телефон у нее всегда с собой — быстро увидит.
— Ты трубку обновила? — когда сообщение было отправлено, а экран погас, Захар задал новый вопрос, а Аня почувствовала новую волну раздражения.
— Да. Тот совсем испортился. Пришлось.
Карман и гордость обжигали деньги, которые Высоцкий отказался взять. Даже шальная мысль проскользнула — может пустить их по ветру в прямом смысле? Разбросать где-то… И пусть подберут те, кому нужнее… Или музыканту какому-то уличному положить? Но пришлось признать — поступи она так, только подтвердит мнение Корнея Владимировича, считающего ее малолетней дурочкой. Непонятно только, почему его мнение имеет для нее хоть какое-то значение?
— Жалко, что поторопилась… — из раздумий Аню выдернуло замечание Захара, который завел мотор, включил заднюю, выводя машину по тому же маршруту, по которому чуть раньше свалил в закат Высоцкий.
— В смысле? — Аня сначала смотрела перед собой на удаляющийся дом, а потом на профиль парня.
Красивого… Но не вызывающего никаких эмоций.
— Думал, подарить тебе на День рождения. В конце сентября ведь, да?
— Не смей, Захар! — и пусть кого-то такое замечание наверняка обрадовало бы, Аня искренне возмутилась. Даже голос повысила. Просто потому, что какой бы «наивной дурочкой» по мнению некоторых ни была, знала, что подарки часто обязывают. К сожалению, бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
И если Высоцкий своими щедрыми жестами пытается показать им «вкус» жизни в достатке, а потом надавить на то, что они-то с бабушкой в одном шаге от такой, только руку протяните и бумажку подпишите.
То Захар надеется все же покорить Анино сердце своей щедростью. А то и не сердце вовсе.
— Почему? Ты моя девушка, я хотел сделать тебе приятно…
— Потому что я все равно не приняла бы, Захар! И мне это не приятно.
Захар глянул на Аню мельком, улыбнулся, плечами пожал.
— Ну ты странная, Анюта. Ей-богу, странная… — прокомментировал беззлобно, улыбнулся своим мыслям, да только и не подумал прислушаться. — Тогда ноутбук тебе купим, да? Новый, чтобы ты свою бандуру не таскала…
— Захар, — Аня сказала предупредительно, прикрывая на секунду глаза, чтобы успокоиться. Это ведь не на него она злится сейчас. Это остаточное от «добродетеля», который в очередной раз все сделал так, как хочет. Который всегда делает так, как хочет. И если он хочет выбросить ее чехол, не спросив — выбрасывает. Хочет отчитать, как маленькую — отчитывает. Хочет дом снести — снесет. И стоило подумать об этом, по телу снова дрожь. Но уже не такая, как та, что пробила, когда он оказался слишком близко. — Прекрати, пожалуйста. Мне ничего не нужно. Ни сейчас, ни на День рождения. Если не хочешь меня обидеть — прекрати. Я не жаловалась, что меня не устраивает «бандура». Меня
всё
устраивает.
Сказано было вроде бы спокойно, хотя и нервные нотки несколько раз пробились. Может именно поэтому Захар послушался. Глянул, хмыкнул, на дорогу уставился… И молча ехал куда-то, пока Аня собиралась с мыслями, глядя в окно. А потом телефон снова ожил — она думала, что это бабушка, оказалось, Высоцкий.
«
Предложение по квартире в силе. Включи прагматизм, Аня. Прямо как с ухажёром на тачке…
«.
Аня трижды прочла прежде, чем поняла, насколько это… Обидно. С новой силой разозлилась, почувствовала, что уши не горят — а просто полыхают…
Стоило бы никак не реагировать. Вообще. Но она не сдержалась.
«Отказ в силе. И не ваше дело.»
.
Написала прямо так — с точкой в конце. Как делала всегда в переписке с Высоцким, придавая своим сообщениям большей серьезности и категоричности. Жаль только, в разговорах это не работало. Там последнее слово всегда за ним. Да и тут… Не отвечает исключительно потому, что сказал все, что хотел. И совершенно пофиг, какую бурю это вызывает в ней. До сбившегося дыхания. До пунцовых щек и сжавшихся кулаков. До отчаянной готовности ложиться под экскаваторы, если Высоцкому надоест мудохаться, и он решит пойти на открытый прессинг.