Спускаясь в лифте на нулевой, Аня нервничала так, будто всё абсолютно точно пропало. Понятия не имела, что «всё», но пропало…
Просто потому, что опаздывала на пять минут. И ведь если думать здраво, то это не смертельно. Причем совершенно. Но как думать-то, если речь о Высоцком? С ним не получалось. И о нем тоже.
После встречи днем в приемной Самарского сосредоточиться на работе у Ани практически не получалось. Мысли то и дело соскакивали на произнесенное напоследок «ты сделала правильный выбор, Аня»…
По коже волнами шло тепло, а пальцы сами собой тянулись к спине, чтобы проверить — действительно ли там до сих пор кожа горит, или ей только кажется?
Скорее всего, это было более чем заметно, потому что Алина не раз и не два спрашивала, все ли у загадочно улыбающейся стажёрки хорошо. Аня отвечала: «все отлично», и сама себе не верила. Алина, очевидно, тоже, но с расспросами не лезла, за что Ланцова была ей крайне благодарна.
Вот только не смогла встать ровно в семь и оказаться на паркинге раньше установленного времени — ждала, пока соберется Алина, спросит, идет ли Аня, пусть с сомнением, но примет ответ, что она еще немного посидит… И пойдет к лифтам сама.
Аня провожала девушку взглядом, чувствуя легкий укол совести — ведь пусть ее ложь была практически безобидной, но даже в малом врать ей было неприятно.
Но в то же время Аня не сомневалась: лучше так, чем сеять еще б
о
льшие подозрения, зачем-то спускаясь не на первый, как всегда, а на нулевой…
Сделав шаг из лифта, Аня чувствовала себя немного марафонцем, ведь сердце билось быстрее обычного, дыхание участилось так, будто она не мчалась вниз сквозь этажи в кабине, а бежала по ступенькам. А все потому, что успела придумать… Что Высоцкий не стал ждать, не обнаружив ее в оговоренном месте в назначенное время пошел к машине сам, сел и уехал… И это, наверное, было бы справедливо… Но безумно обидно.
Сдержать облегченный вздох, когда Аня увидела знакомую спину, не получилось.
Высоцкий стоял немного в стороне, как всегда, увлеченный своим телефоном. Не выглядел нервным или раздраженным. Не оглядывался на лифты, просто ждал…
И на стук ее каблуков тоже не обернулся.
— Извините, я задержалась немного…
Аня подошла сбоку, протараторила, сжимая пальцами ворот пальто, посмотрела на мужчину с искренней досадой, а в ответ получила короткий спокойный взгляд…
— Пять минут — это не критично. Идем.
И снова помилование там, где она по привычке ждала казнь…
В салоне его автомобиля как всегда было тихо и тепло. Аня не спешила с разговорами, стараясь побыстрее успокоить сердце и дыхание. Почему не спешил Высоцкий — могла только догадываться и была готова к тому, что всю дорогу они проведут в тишине.
Сейчас это уже не пугало. Аня давно привыкла… И даже полюбила тишину рядом с ним. Кому-то это наверняка показалось бы странным, но она потихоньку влюблялась во все, что его окружало, и что сначала так пугало. В холодность. В молчаливость. В резкость. В колкость. В педантичность. Во властность, часто переходящую все грани…
— У тебя завтра День рождения. Почему не сказала? — Аня успела уплыть куда-то в мыслях, потихоньку отогреваясь, вдыхая заполняющий автомобильный салон аромат его туалетной воды, когда Высоцкий заговорил.
Не посмотрел на нее — следил за дорогой. Но огорошил так, что Аня на пару секунд застыла, совершенно не зная, что ответить.
Видимо, пауза затянулась, потому что Высоцкий перевел взгляд, чуть приподнял бровь… А потом снова на дорогу.
— Я не думала… — И Аня попыталась сформулировать, но сходу все же не смогла. — Зачем говорить? Это не имеет значения.
Пожала плечами, смотря на мужской профиль без страха и сомнения. Не врала ни на грамм.
— Тебе двадцать будет. Юбилей.
Высоцкий произнес, снова глянул мельком. Судя по всему, не увидел в выражении ничего, способного заставить засомневаться в честности, но ответил так, будто… Будто для человека, не любящего свой День рождения, имеет хоть какое-то значение, юбилей на носу или нет.
Ане было все равно. Искренне. Поэтому она снова пожала плечами, хмыкнула даже…
— Я предпочла бы, чтобы это был простой день. Пережить, галочку поставить… И все. Не люблю.
Произнесла без кокетства, глядя перед собой. Знала, что Высоцкий снова «сканирует» ее искренность коротким взглядом. И снова, кажется, не находит, к чему придраться. Но на сей раз ничего больше не говорит. А вот она…
— А вы откуда знаете? — поворачивается в кресле, немного щурится, задавая вопрос, который должен был родиться первым.
И, очевидно, Высоцкий считает так же, потому что губы чуть приподнимаются… Думает себе там, наверное, что она очень предсказуемая…
— Хотя подождите… Я знаю… — в голове все сложилось быстро. Не зря ведь ее назвали талантливой… — Это бабушка, да? Она у вас что-то попросила? Черт… Как я сразу-то не догадалась. Она за этим просила вас зайти…
Аня говорила, глядя сначала мужчине в лицо, а потом постепенно соскальзывая взглядом на его плечо… И ныряя из реальности в воспоминания.
Встрепенулась, когда он повернул голову, усмехаясь шире… И ничего не ответил.
— Корней В-в…, — каждый раз, обращаясь к мужчине, Ане приходилось тормозить себя прежде, чем с губ слетало отчество. Это было сложно. Иногда просто-таки возмутительно, но девушка изо всех сил старалась себя приучить. Потому что… На что вообще надеяться, если даже здесь у нее затык? Он же, к чести будет сказано, ни разу не язвил на этот счет. Будто позволял привыкнуть в том темпе, который ей удобен. Вряд ли это было так, но Ане хотелось хотя бы так думать… — Вы не тратьте время, пожалуйста. Если ба… Если она о чем-то вас попросила, то вы мне скажите просто, я передам, что вы сделали, но я не хочу…
— Чего не хочешь? Позволить бабушке о тебе позаботиться? Сделать приятно? — Высоцкий не дал договорить, перебил на полуслове.
— Вас утруждать. — И готовившаяся продолжать тираду Аня выдала сходу ее финал. Снова посмотрела в лицо Корнея, снова получила короткий взгляд в ответ. — Я просто не люблю свой День рождения. Так бывает.
Ей показалось, что в том самом коротком промелькнуло раздражение, поэтому она постаралась сгладить, поясняя…
— Бывает. Но не в двадцать. Нет? — судя по всему, получилось. Потому что следующий вопрос мужчина задал спокойно, без напора, будто просто с любопытством.
— И в двадцать тоже бывает. Если… — Аня начала, но вовремя, как самой казалось, прикусила язык. Просто потому, что и так вывалила на постороннего человека слишком много личного. Болезненного. Куда еще-то?
— Если что? Если мать не поздравляет? — но он, кажется, обладал слишком хорошей памятью… И чутьем тоже.
Поэтому в ответ на вопрос Аня смогла только опустить взгляд, растянуть губы в будто бы легкомысленной улыбке, мелко кивнуть…
— Она поздравляет, на самом деле… — А потом снова заговорить, глядя на пуговку на манжете собственного пальто, скользя по ней же указательным пальцем. — Когда вспомнит… — Снова улыбнулась иронии своих же слов, на секунду подняла взгляд на мужчину, увидела, что он смотрит… Не то с жалостью, не то с отвращением… Так сразу и не поймешь… И тут же снова опустила. — Через бабушку. Мы… Не общается особо…
И сама не знала, почему не остановилась на первой фразе. Но очень надеялась, что звучит это не так жалко, как кажется. Хотя… Какой смысл себя обманывать? Очень жалко. Безумно.
И лучшее, что Высоцкий может сделать — просто не реагировать. Закрыть тему, а еще лучше сделать вид, что и не открывал, но он почему-то поступает иначе.
— Это ее проблемы, Аня. Исключительно ее. Я уже говорил это. И с каждым разом убеждаюсь все четче.
Повторяет свою же фразу, произнесенную однажды ночью. И пусть умом Аня понимает, он прав, но чувствует подвох. Наверное, состоящий в том, что она не умеет рассуждать так трезво, как умеет он. И так здраво не умеет… И хладнокровно…
— Вы правы. Но просто… Пожалуйста, если бабушка что-то попросила у вас… Я очень вас прошу…
— Поздно.
Корней снова перебил, не дав договорить. Ане только и осталось, что тяжело вздохнуть…
— Тогда вы, пожалуйста… Ничего не придумывайте. Мне неловко будет. — Произнесла, уловила новый намек на улыбку в уголках мужских губ… Поняла, что звучит довольно самонадеянно… Моментально начала краснеть, благодаря бога, что в темноте салона это вряд ли заметно. — Простите. Я… Переоценила…
— Ты слишком много думаешь. Скачешь, как заяц…
Ожидала многого, но точно не получить такой комментарий.
И не то, что улыбка в уголках губ не погаснет. Высоцкий произнес будто замечание, а звучало… Вряд ли ласково, это уж точно было бы слишком, но будто тепло. Будто… Нет ничего ужасного в том, что она скачет…
— Я буду стараться думать… Меньше… — и Аня хочет ему подыграть, да только получается явно так себе. И сама это понимает, завершая фразу. Осознает, что звучит абсурдно, не пугается, как произошло бы раньше, а чувствует улыбку уже на своих губах…
И это ведь чудо… Еще минуту тому назад было горько рассказывать о том, почему День рождения для нее — совсем не долгожданный. А теперь… Он не сделал ничего такого, не отвесил комплимент, не выразил симпатию… Хотя бы минимальную… А она будто расцветает. И не боится нести чушь.
— Старайся думать о себе. В первую очередь о себе, а потом об остальных.
Новое нравоучение прозвучало неожиданно. Аня открыла рот, собираясь возразить… И не стала. Кивнула, снова глянула на пуговку, позволила пальцу закрутиться в обратную сторону…
— Мне было очень приятно…
Произнесла, испытывая одновременно стыд и трепет. Приподняла взгляд из-под ресниц, еле сдержала улыбку, когда Высоцкий оправдал ее ожидания — повернул голову и коротким кивком будто попросил уточнить.
— Когда вы похвалили меня перед Самарским. Это было… Очень приятно. И неожиданно. Спасибо.
Старалась подбирать слова, чтобы не звучало слишком эмоционально. Хотя на самом-то деле, испытала поистине щенячий восторг. Весь день возвращалась к этим его отрывистым: «талантливая. Толк будет»… И позволяла сердцу обрываться в желудок.
— Я знаю, что приятно. И это правда. Ольшанский действительно тобой доволен. Это не повод расслабляться. Испортить впечатление — минутное дело, ты должна это понимать. Но если это тебя мотивирует — я рад.
— Это… Очень мотивирует, — Аня сказала искренне, глядя блестящим взглядом на мужчину. Не уточнила только, что куда больше ее мотивирует то, что похвала прозвучала из уст Корнея. Который… Который зачем-то спросил о ней у Ольшанского. Зачем-то похвалил перед Самарским. Зачем-то согласился помочь бабушке поздравить ее с Днем рождения. Зачем-то действительно помог…
И череда этих «зачем-то» становилась в такой длинный ряд, что улыбку сдержать уже не получалось.
— Ну-ну… Мечтательница…
И даже его усмешка в ответ на полное энтузиазма «очень мотивирует», а еще вроде как ироничное обращение не обрывают крылья, а только вызывают новый приступ щекотки в животе.
И снова салон на время погружается в тишину, Корней следит за дорогой, Аня немного за ним, изо всех сил стараясь продлить ощущение такого крохотного, но бесценного счастья.
— Ты голодная? — получив новый вопрос, хмурится, отвечает не сразу…
— Немного…
— Задания на завтрашние пары есть? — хмурится сильнее, не до конца понимая, к чему Высоцкий ведет…
— Немного…
Повторяет ответ, вызывая новую недоулыбку.
— Можно поужинать в городе. Если ты не против.
Застывает, недоверчиво глядя на мужчину, так легко сделавшего предложение, о котором… Какой бы смелой мечтательницей ни была — в жизни не помыслила бы. И пусть прекрасно понимала, что это ни разу не свидание, но все равно сердце ускорилось…
— Я… Не против…
И произнесла прежде, чем успеет себя же накрутить, испугаться… Слишком много надумать… Причем не о себе.
Моментально применила новую науку Высоцкого, который, получив ответ, включил поворотник, чтобы перестроить машину в другой ряд.
Аня почувствовала, что тело начало бить крупной дрожью, когда машина Высоцкого остановилась у панорамных окон ресторана. Явно одного из тех, в которых обед на человека стоит больше, чем ее месячная стипендия.
Судорожно пытаясь справиться с вдруг возникшим страхом, Аня непроизвольно сглотнула, бросая на расслабленного Высоцкого, который отстегивал в этот момент ремень, взгляд с опаской.
Возникла шальная мысль сказать, что передумала… Что вдруг вспомнила — завтра в университете важная самостоятельная, к которой нужно тщательно готовиться…
Он наверняка поймет, что она струсила. Наверняка сделает зарубку в памяти, а еще какие-то свои выводы, но… Возможно, так будет лучше, чем опозориться перед ним?
Споткнуться, подавиться, не так взять вилку, уронить нож, разлить вино, порвать блузку за что-то зацепившись, грохнуться, опьянеть от одного бокала и разикаться…
В голове разом закружился миллион и один вариантов возможного развития событий… И ни одного мирного…
— Расслабься. Никто тебя не съест.
И пусть Высоцкий даже не смотрел — справившись с ремнем, снова взял в руки телефон, но уловил настроение четче некуда. Произнес, только потом поднял голову, окинул ее взглядом… Будто испытывающим… Несомненно, видел, что она снова сглотнула, вздохнула…
— Идем? — спросил, все же давая ей возможность пойти на попятные, но Аня… Рискнула. Кивнула, тоже потянулась к пазу, отстегнула ремень…
Горящие щеки обдало осенним холодом, когда Высоцкий открыл дверь, вышел…
И еще раз, когда послышался характерный щелчок уже с ее стороны…
Будь Аня менее испуганной, в жизни не взялась бы за предложенную ей руку, а сейчас ухватилась, игнорируя привычную дрожь, в которую бросало при каждом прикосновении к нему.
Выбралась с его помощью из автомобиля. Одернула свою ладонь от мужской, будто обжегшись, снова сглотнула…
— Вы меня заранее простите, если я вдруг…
Произнесла шепотом, снова чувствуя руку уже не так явно, как днем, ведь через ткань пальто, но все там же — на пояснице. И он снова не подталкивал, но Аня понимала абсолютно точно — свернуть у нее ни единого шанса.
— Ты планируешь есть ушами и пускать пузыри через нос?
Высоцкий спросил без раздражения, кивнул в знак благодарности улыбчивому швейцару, открывшему им дверь.
— Нет… — и вроде бы стоило представить картину, как должно было стать смешно, но Аня испугалась еще сильнее. Выдохнула отрицательный ответ со всей искренностью, вскинула на Высоцкого преданный взгляд. Он же смотрел перед собой, идя к такому же улыбчивому метрдотелю за небольшой стойкой.
— Хорошо. Этого будет достаточно.
Произнес, так и не глянув на Аню, а через секунду уже обратился к распорядителю зала, прося предложить им стол на двоих.
Их проводили вглубь одного из залов. Предоставленный стол явно был одним из хороших. Аня поняла это сразу, пусть и была перепуганной, да и совершенно неопытной в подобных вопросах.
На втором этаже, в укромном уголке, рядом с огромным окном, вид из которого открывается на самый центр города. На снующих по площади людей, вспыхивающие водяными брызгами музыкальные фонтаны.
Аня умудрилась засмотреться и пропустила момент, когда Корней подошел сзади, коснулся ворота пальто…
— Это лучше снять, — произнес негромко, спокойно реагируя на то, что Аня привычно уже дернулась, суетясь потянулась к пуговицам, пока расстегивала их — то и дело сдерживала рвавшиеся с губ чертыхания, потому что пальцы-предатели соскальзывали.
Выдохнула, когда пальто было расстегнуто.
Стоя смотрела, как Высоцкий передает его подошедшему официанту, после чего снимает свое и делает то же самое.
Отодвигает стул, усмехается, когда Аня поднимает опасливый взгляд…
— Расслабься. Выдохни. Ты не на экзамене.
Говорит без раздражения, но это и не требовалось, потому что Аня испытывала его по отношению к себе за двоих. Вроде бы не дикая, а страшно так, будто…
— А чувствую себя еще хуже…
Аня буркнула, опускаясь на стул, попыталась прокашляться, положила руки на стол… Убрала… Снова положила…
За это время Высоцкий успел обойти стол и занять место напротив. Кивнуть, благодаря за опущенной перед ним меню, открыть его…
Аня тоже улыбнулась, благодаря за свое, но открывать не спешила, проводила взглядом официанта, пообещавшего вернуться через несколько минут…
Почему-то очень страшно было смотреть на Высоцкого, но пришлось. Потому что он, не отрываясь от меню, произнес:
— Это заметно.
И вроде бы стоило обидеться, ведь явная колкость… А Аня почему-то улыбнулась… И поймав намек на улыбку в ответ, пусть и без поднятого на нее взгляда, почувствовала, как по телу разливается тепло.
— Ты определилась?
Корней смотрел в меню куда меньше, чем Аня. Это и немудрено. Девушка не сомневалась — он ужинает здесь довольно часто, чтобы успеть обзавестись если не любимыми, то хотя бы стандартными для себя блюдами. Она же…
Пробегалась взглядом по страничкам… И впадала в панику. Потому что большинство названий ей ни о чем не говорили, перечисленные составные компоненты пугали, а цены вводили в ступор. Оказалось, она недооценила. Место оказалось еще более дорогим, чем думалось…
— Я не могу. Ничего не понимаю…
Реагируя на вопрос мужчины, посмотрела извинительно, а потом снова в меню, всерьез раздумывая над тем, чтобы просто ткнуть наобум.
— Если бы хотя бы фотографии…
Произнесла скорее себе, чем Высоцкому, не ожидала ответа.
— Фотографии в меню — признак дурного вкуса и плохого места.
Но он зачем-то ответил. При этом не морщил брезгливо нос, как сделал бы человек, пытавшийся мокнуть ее за незнание. Просто… Будто в очередной раз учил.
— Я не знала… — и не стыдно было признаться, снова глядя на него.
— Я понимаю. Теперь знаешь.
— Только вряд ли применю…
Аня снова опустила взгляд в меню, очень надеясь, что и в зале достаточно темно, чтобы Высоцкий не заметил, как щеки алеют. Потому что… Не сомневалась, подобные знания ей в жизни не понадобятся. Рестораны с меню без картинок ей не светят.
— Увидим.
Только Высоцкий зачем-то отреагировал, без стеснения изучая лицо девушки напротив.
— Скажите, что мне заказать, потому что я… Не знаю…
Которая если раньше попыталась бы пробежаться по меню взглядом пару раз, надеясь на озарение, то стоило ему снова «выбить» землю из-под ног своим неоднозначным «увидим», сдалась…
Посмотрела с искренней просьбой во взгляде. Выдержала ответный серьезный…
— Я уже и есть не хочу, честно говоря…
Призналась, немного хмурясь, не обиделась на то, что он усмехнулся.
— Ты мясо любишь или рыбу?
— Рыбу… Или мясо… Я не знаю…
И когда потянулся пальцами к лицу, чтобы провести по бровям, уже не просто сдержанно усмехаясь, а полноценно улыбаясь, тоже не обиделась. Просто хотелось, чтобы помог. Даже в таком элементарном, оказывается, ей нужна его опытная рука проводника.
— Стейк тунца попробуй. Это вкусно. И непонятно — то ли рыба, то ли мясо. Для тех, кто не определился. Должно понравиться.
Корней быстро взял себя в руки, опустил их, возвращая лицу спокойное, пусть и по-прежнему слегка ироничное выражение. Это казалось странным, но растерянность девочки его не смущала. Только умиляла немного. Неподдельно так. Искренне. Мило.
Особенно, когда она начинает радостно кивать, захлопывая меню, откровенно испытывая восторг из-за того, что миссия исполнена.
Осталось заказать, дождаться, съесть… И уехать отсюда подальше.
Ему было очевидно: как только она окажется снова в машине — расслабится. И это тоже было… Будто мило.
Ожидал ли, что ее настолько торкнет от обычного ужина? Нет, конечно. А мог бы, на самом-то деле.
Хотел отвлечь, а получилось… Устроил стресс. Но не жалел. Пусть учится. Привыкает. Мало ли…
Кроме оговоренного основного блюда, Корней заказал Ане салат и десерт.
Когда Высоцкий разговаривал с официантом, Аня хмурилась, прекрасно понимая, что все это он заказывает не себе, но возражать, перебивать, выяснять при посторонних не стала. Снова проводила взглядом удаляющегося молодого человека в форменной одежде, снова посмотрела на Корнея. Не удивилась, когда поняла, что он смотрит на нее, о чем-то думая… Подмывало спросить, о чем, но смелости не хватило.
— Я действительно считаю, что в ССК тебе будет лучше, чем в няньках или переходе.
Да и не пришлось, ведь Высоцкий заговорил сам, приоткрывая завесу тайны.
Аня довольно быстро поняла, о чем речь, непроизвольно перевела взгляд туда, где…
Тот самый переход. В который она опускалась каждые выходные «на работу». Сегодня четверг, значит, там другие ребята. Но в субботу… Снова будет когда-то колоритная пятерка, а теперь — квартет…
Сердце укололо легкой грустью, но Аня быстро взяла себя в руки, сфокусировала взгляд на Высоцком и ответила абсолютно честно:
— Я понимаю. И я согласна. Тоже действительно. Только не потому, что… Что всю жизнь мечтала ужинать в таких заведениях. И если вы хотите мне показать, в чем разница, то для меня она в другом.
— В чем? — Корней немного склонил голову, позволяя глазам сузиться, сделав взгляд более пристальным. Аня не сказала бы, попала в точку или нет, но интерес точно вызвала.
— Так бабушка будет меньше волноваться. Она хочет, чтобы из меня получился человек… Подозреваю, такой, как вы. Серьезный. Сильный. Уверенный. Ее пугает мой полет.
— А тебя саму он не пугает?
И снова вопрос Высоцкого заставил запнуться, задуматься, немного покраснеть. Но иного варианта, как отвечать честно, Аня не видела.
— Очень пугает. Вы бы знали, как больно разбиваться каждый раз…
Она произнесла снова с улыбкой, но его не проведешь. Он наверняка безошибочно определил, когда она «разбилась» в последний раз, кивнул, но взгляд не отвел.
— Так может я прав, Аня?
— В чем?
— Во всем. Ты умная девочка. Ты все понимаешь.
Аня улыбнулась, опуская взгляд на его руки. Те, которые по-прежнему казались ей самыми красивыми. На пальцы, касания которых били током. И какой бы умной девочкой она ни была, сердце-то не обманешь. Она пыталась.
— Вы действительно во всем правы. Но это ничего не меняет, — подняла взгляд, произнесла с улыбкой, несколько долгих секунд выдерживала его задумчивый взгляд, боясь даже предположить, какие мысли бродят в его голове, а выдохнула только, когда он откинулся на спинку стула, позволяя официанту начать расставлять перед ними блюда.