Позволь мне верить в чудеса

Глава 43

Путь к Зинаиде прошел спокойно и молчаливо. Аню подмывало вернуться к словам Высоцкого, но она чувствовала — не стоит. Не сейчас… А может и вовсе никогда не стоит. Он сказал все, что хотел. Не станет ни повторять, ни вдаваться в размышления на тему. Но вот самой не вдаваться никак не получалось.

После ночи цвета воронова крыла в ее жизни наступило пугающе яркое утро. Для кого-то другого — ничего особенного, а для нее — полное надежд.

И снова она бросала на Высоцкого осторожные взгляды из-под полуопущенных ресниц, а он то ли делал вид, что не видит их, то ли действительно был увлечен дорогой и своими мыслями.

Только когда внедорожник въехал на территорию санатория, Аня вдруг поняла одну вещь…

— А вы… Вы со мной подниметесь или…? — спросила, следя за тем, как Высоцкий паркуется, делая это непринужденно и будто элегантно. Впрочем, он все делал так.

Закончив, повернул голову к ней, губы дрогнули в улыбке:

— Я найду, чем себя занять. Не волнуйся.

Ответил обтекаемо, не спешил переводить взгляд на что-то другое, смотрел, как девушка сомневается, неосознанно закусывает губу…

— Я постараюсь недолго. Обещаю…

А потом снова смотрит в глаза, будто извиняясь.

— Как считаешь нужным.

Но Высоцкий остается верным себе — не соглашается, не отвергает. Потому что и сейчас тоже сказал все, что хотел.

Берет в руки телефон, утыкается взглядом в него, когда Аня открывает свою дверь, выходит, достает с заднего сумку с вещами на замену тем, что заберет…

Задерживается взглядом на профиле мужчины, который уже вовсю погружен во что-то свое…

Непроизвольно улыбается, чувствуя, как сердце ускоряется…

Ну вот что за натура-то такая? Ничего особенного ведь, а у нее будто снова крылья за спиной. Просто подвез. Просто дождется. Просто… Предпочел помощь ей каким-то другим занятиям. Скорее всего всего лишь решил таким образом немного «отработать» свою «прощенную вину». Ни единого повода смотреть влюбленно… Ни единого повода, а она…

— Такими темпами бабушка тебя не дождется, а мне придется здесь ночевать.

Высоцкий произнес, не оглядываясь… И слава богу! А то непременно не сдержался бы от улыбки, увидев, как Аня дергается сама, заливается краской, дергает сумку за ручку, практически отпрыгивая от машины, будто воришка, которого застали на горячем. А она ведь всего лишь…

— Вы — ужасный человек…

Аня произнесла себе под нос, совершенно не рассчитывая на то, что Высоцкий ее услышит. Он же, кажется, слышал все. И прежде, чем задняя дверь была захлопнута, а девочку успела смыться, держа спину прямой, а подбородок поднятым, оглянулся, поймал взгляд — моментально блеснувший испугом… Усмехнулся…

— Ты даже не представляешь, насколько.

И не то, чтобы сильно шутил. А потом следил, как девочка семенит по практически полностью пустой парковке в сторону главного корпуса санатория, время от времени оглядываясь на машину.

Зинаида встретила Аню радостным удивлением. Привыкла к тому, что внучка предупреждает заранее, сегодня же…

Не то, чтобы замоталась, просто… Забыла. Слишком не о том думала. Зато улыбка сама собой расцвела на губах еще до того, как бабушка открыла дверь в ответ на стук. Искренняя. До ушей практически…

— Анюта! Ну ты даешь! И снова с сумкой! Ну ребенок! Ну зачем ты? Зачем тебе тяжести таскать по автобусам?

Зинаида всплеснула руками, тут же пытаясь отобрать на самом деле не настолько уж и тяжелую сумку. Но Аня не дала — извернулась, юркнула в номер в обход бабушки, сама опустила на пол рядом с кроватью, потом раскрыла руки, предлагая заняться чем-то более важным… И более приятным, чем причитания.

— Я не по автобусам, ба… — прижалась к бабушке всем телом, зная, что дрожит до сих пор… Вспоминая улыбающийся взгляд «ужасного человека»… Спрятала улыбку на ее плече…

— А на чем? — услышала вопрос с сомнением, готова была спорить на деньги — Зинаида немного хмурится, отчего-то боясь получить ответ, который ей не понравится. — Захар подвез? Далеко же… Ну чего вы… Дети…

— Не Захар, ба. Корней. Корней В-владимирович подвез.

И если раньше вот это «Корней» душило горло, то сейчас… Будто ласкало. Как все меняется-то… Как быстро… Как безвозвратно…

— Да ты что! А сам он…

Зинаида сняла с себя внучкины руки, заглянула в лицо, нахмурилась еще сильней, а потом обернулась, смотря уже в отрытую до сих пор дверь… Но Высоцкого так видно не было.

— Он ждет. Я с тобой побуду немного, хорошо? А потом домой… В Киев, то есть… Чтобы не ждал зря, хорошо?

— Х-хорошо…

Зинаида еще несколько секунд смотрела на пустой коридор, будто чувствуя неладное, потом перевела взгляд на Аню… Даже для нее нетипично улыбчивую… На сумку…

— Ты мне ничего рассказать не хочешь, Нют? — спросила, понимая, что скорее всего нет… И даже не удивляясь, когда внучка замотала головой из стороны в сторону… — Но у тебя все хорошо, правда?

— У меня… — Аня же начала, остановилась… Задумалась… То ли придумала, то ли действительно почувствовала щекотку на спине под лопатками, распрямила их сильнее, вздернула подбородок, будто с помощью мужского указательного пальца… — Все хорошо, ба. Лучше всех…

И ответила, не испытывая ни доли сомненья.

Предлагая Ане свозить ее к бабушке, Корней прекрасно понимал — убьет на это день. Который, несомненно, можно было бы потратить куда более толково… Но сидя в машине и стараясь сделать хоть что-то с помощью одного лишь телефона, не испытывал раздражения. Иногда прислонялся затылком к подголовнику, смотрел перед собой, задумывался…

Почему-то не о рабочих вопросах, которыми занимался, а о чем-то совершенно неожиданном.

Например, о том, что в его окружении не так-то много девятнадцатилетних девушек. Разве что дочь двоюродного брата, удовольствие встречаться с которой ограничивается крайне редкими семейными праздниками… И она всегда казалась Корнею слишком… Импульсивной, взбалмошной, суетной… В голове ветер, в мыслях раздрай… Чего хочет — не знает. Но знает, что есть папа, который ни с шеи не сбросит раньше времени, ни отказать не рискнет, если до чего-то додумается…

Еще есть стафф ССК и девушки там — совершенно разные… И тоже не такие. Куда более амбициозные. Куда менее мягкие. Чуть старше мечтательницы, наверное, но уже с зубами.

Она же… Будто с другой планеты спустилась. И нет в этом ничего хорошего, на самом-то деле. Ни к чему не готова — ни к подлости, ни к безразличию. А ведь на этом строится большой мир большого города.

А у нее брони — ноль. А серьезности с ответственностью — больше, чем стоило бы. И при этом умудряется отрываться ногами от земли, все время куда-то взлетая…

Влюбилась вот… На свою голову. И его тоже.

Простила… Поняла, почему…

Вспомнив ее утреннюю речь, Корней снова не сдержал усмешку. Но даже в голове не придумал, как бы достойно парировать, ведь по сути была права. И додумалась не намного позже, чем понял он сам. Приревновал. Действительно приревновал. Отсюда и все, что натворил. Вскрыл корку, пустил кровь… Задел за живое, не подозревая даже, насколько это «живое» глубоко в ней сидит.

Понял, что перепуганная зайка — куда более сложное существо, чем казалось на первый взгляд. Племянница — простое. Предугадать легко. Просчитать наперед элементарно. Манипулировать тоже, если понадобится. А зайка — нет.

Любая другая, влюбившись, бросилась бы обольщать, задницей крутила бы, глазами хлопала, манила… И наверняка добилась бы своего. Вода ведь точит камень. Аня же… Даже ревность вызвать не пыталась. Каталась на волнах сомнений, стараясь делать это достаточно осторожно, чтобы не доставить неудобств ему…

И получила. От души с размаху.

И опять же… Любая другая развернулась бы и ушла. Потому что есть непозволительные вещи, Корней понимал это четче некуда. И сказанное им — за гранью. Но она… Простила… Потому что поняла…

И действительно ведь так. Не юлит. И выгоду не ищет. Не понимает даже, кажется, что вот сейчас имеет легальное право вить веревки. Потому что Корней впервые в жизни чувствует перед человеком свою абсолютную вину. Практически осязаемую. Но вместо того, чтобы вить… Застенчиво улыбается, обещает, что постарается не задерживать…

Очень странная зайка. Интересная… И странная…

Стимулируя мысли вернуться в «мирное русло», Корней оттолкнулся от подголовника, вновь ныряя в переписку.

Прочел все, что ему успел настрочить Артур. Наверняка более чем удивленный такой активности шефа в воскресный день…

Собирался ответить, но не успел — увидел входящий от Самарского.

— Алло, — усмехаясь иронии судьбы. Не только Артур получает в воскресенья «приветы» от начальства.

— Алло, Корней. Не отвлекаю?

— Нет. Все нормально. Чем могу помочь?

— В няньки пойдешь? — ожидал многого, но точно не получить такой встречный вопрос.

— В смысле?

— Шучу. Мы няню ищем. Вот я и…

Корней усмехнулся, слыша, что на заднем фоне у начальника довольно характерный шум — визги и детский смех.

— У меня недостаточно компетенции, боюсь…

— Вот и у меня, кажется… Но я о другом хотел спросить. Тебя в Берлине запомнили. Просят в Вену. Поедешь?

Пожалуй, для другого человека это «просят» прозвучало бы, как повод позволить себе минутку гордости. Корней же только кивнул, задумываясь…

— Когда? И это предложение или распоряжение?

— Это… Я бы хотел, чтобы поехал ты. Скажу так. А когда — вторая половина октября. Сможешь?

Дав себе несколько секунд на размышления, Корней сделал пару ударов пальцем по рулю.

Ему совсем не понравилось, чем обернулась прошлая поездка. И повторения не хотелось, но сейчас вроде бы и предпосылок для подобного нет, поэтому…

— Смогу.

— Вот и отлично. Отдыхай…

— Спасибо. И вы…

— Но если в няни надумаешь — звони. Оклад двойной. Потому что это… Тяжело…

Высоцкий не сдержал улыбку. Слишком у Самарского получилось искренне.

— Опыта поднаберусь — и обязательно…

Скинул, перевел взгляд с экрана мобильного на фасад корпуса, в котором поселили старшую Ланцову…

Только успел подумать, что уже сегодня он куда более опытный в общении с пусть не детьми, но совсем молодыми, местами чересчур наивными девушками (точнее одной), как увидел ту самую — одну — сбегающую по ступенькам вниз, а потом летящую в сторону автомобиля…

Пока добралась до машины — успела запыхаться. Порывисто открыла пассажирскую, будто просканировала мужчину взглядом, немного сощурилась, стараясь выровнять дыхание…

Корней думал, что тут же сядет, но она не спешила.

— Вас ба просила зайти… Бабушка, то есть… Я не знаю, зачем. Но очень просила…

Понимала, что он может не загореться энтузиазмом, поэтому говорила немного извинительно. Корней же воспринял спокойно.

— Ты со мной пойдешь? — спросил, глядя на сомневающуюся девочку. Видимо, ей идея «ба» не понравилась. И может она сама даже была бы не против, откажись Высоцкий ее исполнять…

— Попросила, чтобы я вас тут подождала…

Аня произнесла уже тише, опуская взгляд от мужских глаз чуть ниже — к подбородку. Вздохнула, явно набираясь смелости, потом снова в глаза.

— Только я вас очень прошу, Корней… Вы ей не говорите, пожалуйста, что я… Она будет волноваться. Очень волноваться. Я этого не хотела бы…

— Ты взрослый человек, Аня. Тебе самой решать, о чем говорить и кому. — Девушка начала лепетать, даже не заметив, что впервые обратилась по-человечески, а Корней перебил.

Потому что, пожалуй, пора прекращать игры в ребенка и взрослого. Все равно ведь не работают…

Бросил на девушку быстрый взгляд, после чего вышел из машины, пошел в сторону корпуса. Отчего-то не сомневаясь, что Аня сначала смотрит, хмурясь, потом «ойкает», тянется пальцами ко рту, осознавая, как обратилась… А потом непременно несмело улыбается, потому что чувствовать себя взрослым человеком, а тем более быть признанной таким Корнеем, для нее важно.

Просьба Зинаиды немного удивила Корнея, но не настолько, чтобы по дороге к номеру мучить себя вопросами, с чего вдруг он понадобился старшей Ланцовой.

Поднялся по лестнице на пятый этаж, постучал в дверь, услышал приглушенное «войдите», нажал на ручку…

— Добрый день, — поздоровался с женщиной, которая явно ждала его. Причем отчего-то довольно напряженно…

Стояла у окна, с силой сцепив пальцы рук…

Даже внучку свою напомнила позой. Та тоже любил вот так сцепить… Хотя внешне Аня явно пошла не в бабушку. Соответственно, скорее всего, и не в мать. Но это ведь неважно… С чего вдруг мысли?

— Добрый день, Корней. Вы извините, что я как Британская королева вас… На аудиенцию к себе…

Зинаида слегка улыбнулась, подтверждая подозрения Высоцкого — ей неловко.

— Подняться не составило труда.

Корней же ответил честно, окидывая взглядом номер. Когда Зинаида заезжала, он особо не всматривался, а сейчас убедился — жить можно.

— Вас все устраивает? Всего хватает? Деньги не нужны?

Начал сам с того, что гипотетически могло волновать… И о чем ни одна из знакомых ему Ланцовых первой не заговорила бы…

И снова Зинаида отреагировала так, как непременно сделала бы ее внучка — замотала головой, параллельно довольно громко заверяя:

— Нет-нет-нет, Корней! Нет, вы что? Какие деньги? Вы и так…

— Хорошо. Я понял. Тогда…

Мужчина вздернул бровь, глядя на Зинаиду…

За тем, как она тянется рукой к комоду, берет с него конверт, подходит ближе, снова улыбается неловко, смотрит с сомнением…

— Вы меня простите за наглость, Корней. Просто… Аня сказала, что вы ее привезли. И я подумала… Вы откаж

и

тесь, пожалуйста, если вам будет неудобно. Я же понимаю, вы человек занятой…

Начала с прохода вокруг да около… И нехилых усилий Корнею стоило подавить тяжелый вздох… Откуда в Ане все то, что подчас вводит в ступор, иногда нервирует, а периодически поражает, понятно без слов, если знаком с ее бабушкой… И вроде бы ничего плохого в людях. Действительно ничего. Но совсем не так живут, как привык Корней. Даже говорят не так, как он привык.

— Я могу чем-то вам помочь, Зинаида Алексеевна? — и пусть это не слишком воспитано, но Корней перебил.

Поймал новую, снова будто застенчивую, но одновременно все понимающую улыбку…

— Я постоянно забываю, что с вами нужно сразу по делу…

На тихий комментарий Зинаиды отреагировал ухмылкой…

— Вот тут деньги, Корней. Не так много, как хотелось бы, но сколько есть…

— Если это вы мне — то зря.

Корней посмотрел на конверт, который Зинаида приподняла, потихоньку вытягивая в руках. Но ни секунды не сомневался — не возьмет. А подобные «благородные порывы» в исполнении Ланцовых стоит пресекать на корню. Денег — кот наплакал, а разбрасываются, как миллионерши. Одна эклеры выбрасывает, играясь в королеву драмы, вторая "долги" вот возвращает…

Но на сей раз, кажется, ошибся.

Потому что улыбка Зинаиды стала чуть шире, она перевела голову из стороны в сторону.

— Нет. Это не вам. Я знаю, что мы вам должны… Много. Но вряд ли вернуть сможем. К сожалению, здесь сколько ни мечтай — сил у меня не хватит, а Анюта при всем желании…

— Вот и отлично. Я не просил мне возвращать. Но давайте к делу все же…

— У Анечки День рождения в пятницу… Двадцать будет… Вот я… Собрала немного… Я ей-богу не знаю, сколько сейчас гитары стоят… И я сама бы заказала, вы не думайте. Мне девочки на обеде говорили, что через Интернет можно… И оплатить, и доставить… Но мне до Интернета… Вы же понимаете… А Аню просить самой купить не могу — она откажется. Скажет, что не до того…

— Вы хотите, чтобы я купил? — Корней снова перебил, возвращая к сути. Опять глянул на конверт, но уже не так враждебно… День рождения, оказывается. В пятницу.

— Если не затруднит… Я бы Танечку попросила — подругу Анину. Но она… Не доедет сюда, вы же понимаете… Или Захара… — стоило Зинаиде упомянуть «принца на убитом коне», как Корней снова непроизвольно скривился.

— А как Аня мне сказала, что вы с ней сегодня… Я решила, что попросить — не грех. А вы уж сами…

— Я куплю.

Зинаида явно готовилась к отказу. Настолько, что даже удивилась короткому положительному ответу. Смотрела несколько секунд на Высоцкого, будто не веря, а потом подняла конверт еще выше…

— Денег не надо.

Только Корней не взял. Посмотрел в глаза, сказал сухо, но твердо. Безнадежно надеясь, что Зинаида воспримет с первого раза. Но, к сожалению…

— Как это «не надо»? Вы что, Корней?! Не вздумайте! Мы и так… На шею сели, ноги свесили… Нет-нет-нет! Вы возьмите, пожалуйста… Или я… Или я от просьбы откажусь!

Нестерпимо захотелось потянуться к лицу, чтобы провести по нему, все же позволив себе выдохнуть. Потому что… Ни с одной из Ланцовых легко не получается. Никогда. Ничто. Никак.

— Ладно. Давайте деньги.

Высоцкий взял конверт, сложил вдвоем, не глядя, после чего спрятал в карман.

Сам чувствовал легкое раздражение, а вот Зинаида явно радовалась.

— Спасибо вам. За все спасибо…

— Не за что.

Буркнул далеко не так дружелюбно, как, пожалуй, стоило бы… Но не будешь ведь еще и старшую учить «не извиняться и не благодарить через слово».

— Там не очень много… Но Анечке и не нужна навороченная, она мне говорила… Но просто старая… Там гриф погнулся уже, звук искажает… Она давно хотела, но все как-то…

— Я понял вас. Думаю, мне помогут подобрать.

— Спасибо еще раз, Корней. Спасибо… И я попросила Анечку в пятницу ко мне не рваться, учеба ведь, стажировка вот… Но вы ей передайте, что это… Что это от нас с ее матерью…

Зинаида вымучила из себя улыбку, Корней же застыл, глядя на женщину с, несомненно, очевидным скепсисом…

— С той матерью, которая свою долю продала, вас не спросив?

Пожалуй, больше всего не любил ложь и лицемерие… И меньше всего ожидал встретить его у Ланцовых.

Зинаида отреагировала ожидаемо — опустила взгляд, позволила губам дрогнуть в грустной улыбке…

— С той, Корней. С той… Другой-то нет, понимаете?

Спросила, рискуя снова посмотреть на мужчину. И не было в этом взгляде ни просьбы действительно понять, ни стыда… Она просто осознавала, что Корней прав. И просто для себя решила, что лучше будет именно так. И пофигу, на самом-то деле, что какой-то Высоцкий считает иначе. В принципе, имеет право…

— А на самом деле? — Корней склонил голову, немного щурясь.

— Что?

— А на самом деле, что мать?

— А… — Зинаида кивнула, повернула голову, глядя куда-то в стену… Губы продолжали дрожать в улыбке… Но очевидно было — это абсолютно точно просто нервное. — А на самом деле… Она дату не помнит, Корней. Не помнит, когда родила…

Снова посмотрела мельком, увидела, как мужчина кривится еще раз…

— Пусть так будет, Корней. Пусть будет. Ане… Хоть какую-то веру в мать ведь надо сохранить…

— Зачем? — еще вчера, скорей всего, Корней просто пожал бы плечами, взял деньги, исполнил просьбу, не задавая никому не нужных вопросов. Но сегодня этот вопрос вдруг стал нужным ему. — Зачем вам сохранять ей веру в несуществующее? Чем это «лучше»?

И Зинаида, кажется, действительно не ждала получить вопрос. Сначала долго смотрела на мужчину, потом на его ботинки… Зачем-то… Как Аня, когда сказать нечего, а надо бы…

— Думаю, вы недооцениваете свою внучку, Зинаида. Ей не пять лет. Она все давно поняла…

Корней продолжил, будто действительно слыша, а не вспоминая ночное отчаянное «

никому не нужна… Только бабушке…

«, и снова по рукам мурашки от того, как звучит-то страшно. Даже для человека, который никогда не боялся одиночества. Который возвел его в ранг желаемых вершин. Но ведь не все, как он. Она, к примеру, совсем другая.

— Думаете, я неправа? — старшая Ланцова вздохнула, отступила, развернулась, подошла к окну, приоткрыла тюль, делая вид, что смотрит на что-то интересное там… А на самом деле голос поменялся…

И непроизвольно захотелось ругнуться, потому что слезы еще одной Ланцовой — последнее, что нужно было Корнею. Но что делать, если у них, где не коснись — везде раны? Еще и сами их лелеют вместо того, чтобы лечить.

— Думаю, вы не хотели бы, чтобы внучка вам врала. Так почему сами готовы врать? Да и зачем? Чтобы сейчас было полегче, а потом что? Вы сейчас создадите образ, а ей потом придется встретиться с реальностью. Но это не мое дело. Поэтому…

— Вы правы, Корней. Как всегда, правы…

Высоцкий был готов к тому, что Зинаида начнет защищать — свою иллюзорную реальность, свою позицию, свою правду…

Но она обернулась, улыбнулась, кивнула…

— Нам с Аней давно пора начистоту поговорить… Я просто все как-то откладываю… Скорее себя обманываю, наверное, а не ее…

— Да. Скорее себя.

И снова вспомнилось, как горько Аня плакала. Умудрилась как-то скрыть от бабушки… И наверняка же каждый год делала вид, что верит… Странные люди. Очень странные. Сложные…

— Ладно. Что-то я вас задержала больно… Спасибо вам, Корней. Спасибо. Вы идите… Дел полно ведь, наверное…

Прокашлявшись, Зинаида вернула тону былую легкость, снова подошла, потянулась к мужской руке, сжимая несильно плечо…

— Только скажите мне еще, пожалуйста, у вас с Аней… Все хорошо? Вы… Общий язык нашли?

— Общий… — Корней повторил, задумался… И ведь тоже врать нельзя. Иначе… Что он за нравоучитель-то такой? Двуличный, получается, как Аня ночью бросила… — В процессе. Не волнуйтесь…

Зинаида кивнула, облегченно выдохнула, позволяя руке соскользнуть с мужского плеча…

— Она хорошая девочка, Корней. Очень хорошая. Наивная только… Но хорошая. Мне кажется, с ней у меня все получилось…

И тут уж явно вины Корнея не было, но на глазах у Зинаиды выступили слезы. И снова в любой другой день Высоцкий скорее всего просто смолчал, не считая нужным хоть как-то реагировать, сегодня же…

— Мне тоже так кажется.

Сказал, кивнул, вышел, не прощаясь, спустился в лобби, подошел к стойке…

— Я могу у вас оставить? Для Зинаиды Ланцовой, пятьсот тринадцатый.

Говорил сухо, смотрел хмуро, но женщину-администратора это явно не смущало. Она улыбнулась, захлопала ресницами, даже краснея немного…

— Да-да-да, конечно! Для Зинаиды Алексеевны — все, что угодно…

Взяла конверт, положила под стойку, снова посмотрела на Корнея, улыбаясь еще шире, не отказывая себе в удовольствии поразглядывать мужчину…

— Так с сыном повезло человеку…

И прокомментировать. Совершенно неуместно.

— Очень надеюсь на вашу ответственность… Алла… — Корней же проигнорировал, скользнул взглядом на карман форменной жилетки, прочел имя…

— Конечно, а вы… Почаще приезжайте… Очень будем ждать…

Знал, что нормальный люди реагируют на подобное улыбкой, но просто развернулся, направился к двери, за нее…

И уже он шел по парковке в сторону машины, в которой сидела «хорошая девочка».

Явно напряженная. Явно перепуганная… Успевшая всякого напридумать…

Когда Корней сел на водительское, пристегнулся, завел машину, выпрямилась в сиденье, повернула голову, ничего не спрашивая, но очевидно еле сдерживаясь…

Высоцкий же не спешил. Тоже повернул голову, смотрел несколько секунд на нее, потом потянулся, отметил, что она вздрогнула и вжалась в сиденье, вытянул ремень, пристегнул…

— Все нормально. Не трясись.

— Вы обо мне говорили?

— О тебе, конечно.

— И вы… — Аня снова попыталась выпрямиться в сиденье, но ремень не дал.

— И я пообещал исполнить одну просьбу твоей бабушки.

— Какую — не скажете? — Аня сначала кивнула, потом закусила губу, раздумывая, стоит ли, а потом все же не сдержалась — задала вопрос.

— Сама узнаешь. Чуть позже.

Вряд ли ожидала, что Высоцкий ответит нормально, но услышав, вздохнула, покачала головой, шепнула: «ужасный человек… Просто ужасный…».

Должна была понимать, что он услышит. Должна была готовиться к тому, что придется держать ответ, но стоило Корнею, успевшему вырулить с парковки в сторону дороги, бросить на нее взгляд с прищуром… Застыла, глядя настороженно… Уши торчком… Напряжение максимальное…

— Ну и зачем тебе такой? Подумай лучше…

Корней сказал абсолютно серьезно, не кокетничал ни на грамм. Потому что и сейчас прекрасно понимал — лучшее, что может случиться с ним и Аней в ближайшее время, — мирное расхождение по спокойной воде. До столкновения. Каждый в свою сторону. Каждый в свою жизнь. Абсолютно разные. Между собой несовместимые.

И Ане, наверное, слышать это могло быть больно, но она не подала виду. Смотрела на мужчину, который сосредоточился на дороге, спокойным взглядом, а потом произнесла тихо, но достаточно четко, чтобы услышал:

— Я хорошо подумала.

И отвернулась к окну, предпочитая смотреть на проносящийся мимо лес.

Глав 44

Вода не станет течь под лежачий камень. Аня понимала это прекрасно. Высоцкий не станет ее добиваться. Потому что… Ему это не нужно. Она сама выложила перед ним карты, не придержав ни единого козыря. Да и дело ведь не только в этом… А в том, что он не шутит, призывая «подумать лучше». Контролирует себя достаточно хорошо, чтобы нога не слетела с тормоза без причины. А вот будет ли причина — это уже к ней… К Ане.

И спроси она его, чего он сам хотел бы больше — чтобы делала шаги навстречу или нет, ответ предугадать не бралась. Потому что с высокой вероятностью предпочел бы Высоцкий второе…

Это печалило… Но не заставляло отчаяться. Просто потому, что Аня больше не чувствовала безнадежности. А с остальным… Можно, а скорее даже нужно справляться…

И снова… Когда-то она собиралась стать Высоцким, чтобы о Высоцком забыть, теперь же всерьез думала о том, что ей стоило бы им стать… Чтобы его же добиться.

Дни после таких насыщенных и сложных выходных снова понеслись со скоростью света.

Утром в понедельник Аня шла на пары с мыслью о том, что скажет Захару. Она не винила молодого человека ни в чем. Не злилась на него за то, что выбесило Высоцкого. Испытывала стыд и грусть… Даже не столько из-за самой ночи, сколько из-за того, что не отпустила его, когда он сам все понял и готов был просто сделать шаг в сторону, смирившись. Что использовала в своих целях. За это собиралась извиниться, очень надеясь, что пусть друзьями они вряд ли останутся, но хотя бы в ненависть Захар не скатится. Да только…

Когда девушка увидела его, шедшего от метро в сторону университета, окликнула, помахала даже, надеясь догнать, он просто мазнул по ней взглядом, потом же отвернулся, набросил на голову капюшон, пошел быстрей…

Наверное, имел право. Наверное, так даже легче… Но Ане стало немного горько. Она пошла медленней, глядя сначала в удаляющуюся спину, а потом себе под ноги…

Высоцкий, наверное, разозлился бы, узнай, что она тогда испытывала… Обругал бы еще раз — и Захара, назвав неженкой, и Аню, намекнув на глупость… Ему ведь не понять… А ей… Ей было грустно. Потому что она не хотела Захару зла. Не хотела его разочаровывать. Не хотела, чтоб вот так…

Но спроси ее кто-то, жалела ли, что Высоцкий им помешал той ночью, ответить могла только «нет». Корней в очередной раз ее спас. Сам бы, наверное, не сдержался от саркастичной улыбки, услышь подобное, но Аня подозревала, что он для нее — ангел-хранитель. Да, нетипичный. Да, сложный. Но уже столько раз спасший. Столько давший. Так многому научивший…

Ужасный человек… Но какой-то же хороший! Самый лучший на свете…

Их отношения не изменились кардинально. Они по-прежнему больше молчали, находясь рядом. Если обсуждали что-то — то в основному по делу и без эмоций. Но Аню перестало это мучить. Ей стало куда спокойней. И Высоцкому, кажется, тоже.

Они по-прежнему держали дистанцию, но теперь это была уже другая — не наполненная ее сомнениями и его непониманием. Дистанция новая — осознанная и небезнадежная. И будет ли она сокращена — зависело в первую очередь от нее. Аня понимала это прекрасно. Но не спешила. Ведь ее поспешность уже не один раз оборачивалась против нее же. А тут… Ни второго шанса, ни возможности что-то исправить у нее не будет, это понятно без слов. Поэтому стратить нельзя.

Да и на переживания — что относительно Захара, что относительно Корнея, времени у Ани было не так много. Набирала обороты учеба, к которой нужно было успевать готовиться. Куда интенсивней становилась стажировка. Экскурсионная программа закончилась, пришла пора «полевых работ». Алина по-прежнему курировала Аню, готова была помочь советом, подсказать, но делать за нее работу не стала бы, да и сама Аня в жизни не позволила бы себе злоупотребить… Поэтому билась над каждым из заданий до последнего, полагаясь на себя… А получив от Алины или любого другого сотрудника отдела статистики «молодец», загоралась улыбкой… Ей нравилось быть «молодцом». Это компенсировала все усилия. Это давало надежду.

О собственном Дне рождения Аня думать не успевала, да и смысла особого не видела. Она всегда относилась с нему спокойно, практически равнодушно, а в этом году… Он и вовсе просто не мог удастся. Ведь так получилось, что каждый год она отмечала его в доме… Которого больше нет. Сначала с дедушкой… Которого тоже уже не вернуть. Потом с бабушкой… Которая временно живет достаточно далеко, чтобы даже такой мечтательнице, как Аня, было очевидно — провести рабочую и учебную пятницу с ней не выйдет.

Ждать чего-то от Корнея было бы более чем глупо. Утруждать его тонкими, а то и не очень, намеками — свинство… Поэтому очевидно было, она просто проснется, просто посмотрится в зеркало, улыбнется себе же, шепнет «С Днем рождения», получит звонок от ба, побежит на пары, оттуда на стажировку… Закажет себе в буфете праздничный кусочек торта, угостит такими же Алину с Артуром… Если у него удастся вырваться с ними на обед, конечно, а не как всегда…

Доработает до семи, а потом… Сходит в кино, к примеру. Сама. На какой-то хороший, желательно веселый фильм. С огромным ведром попкорна и легкой душой… Ане казалось, что этого ей будет достаточно. А в субботу обязательно в гости к ба, тут без сомнений…

Прокручивая свой же нехитрый план в голове, Аня шла по коридору ССК в сторону женской уборной. Улыбалась встречавшимся на пути сотрудникам, большинство из которых было ей незнакомо… Поражалась в очередной раз тому, какой же это муравейник! И чувствовала внутренний трепет, потому что она в данный момент — его часть.

Опустила взгляд на запястье, отметила, что небольшие часики показывают три с небольшим… Кивнула себе же. Времени достаточно. Успеет закончить начатое, отправить Алине на проверку… И уйдет домой со спокойной душой.

Проходя мимо кабинета с табличкой «Высоцкий К.В.», мазнула по двери взглядом, задержав дыхание…

Каждый раз, минуя эту комнату, умудрялась успеть намечтать, что они пересекутся… Высоцкий будет выходить или наоборот возвращаться…

Да даже просто побывать здесь в момент, когда его дверь откроет кто-то другой, а она успеет увидеть в щелочку, уже казалось Ане чем-то фантастическим…

И вроде бы поутрам они видятся довольно часто, вечерами тоже… А ей все равно хотелось большего. И как бы глупо ни звучало, даже от возможности просто лишний раз увидеть, услышать голос, поймать направленный на себя взгляд, уже подкашивались ноги…

И именно это, как казалось Ане, лучше всего доказывало, что Высоцкий неправ, прося ее подумать хорошо. Сколько ни думай, как себя ни отговаривай — зависимость только крепнем. И даже подумать страшно о том, что когда-то… Совсем скоро, на самом-то деле, ей придется съехать.

За несколько шагов до той самой белой двери, Аня замедлилась… Даже попыталась прислушаться, но за общим гулом не услышала ничего…

Прошла мимо, вздохнула, почувствовала легкое разочарование… Ведь снова нет.

О том, чтобы просто постучаться… Просто зайти… Просто придумать какой-то предлог и таким образом подарить себе несколько лишних минут с ним Аня даже не помышляла. Понимала, он ее раскусит моментально. И вместо того, чтобы благодушно позволить ей себя отвлечь, может отреагировать довольно остро. Потому что работа для него — не место для игр. Если раньше Аня знала об этом исключительно из рассказа Алины, то по прошествии двух проведенных в ССК недель смогла убедиться лично.

О Высоцком довольно много и часто говорили. В основном, как о крайне педантичном и качественном профессионале. И как бы глупо ни было, Аня каждый раз испытывала при этом гордость… Будто это хоть на сколько-то ее касается…

Единственное, ей подчас искренне жалко было Артура, которому приходилось становиться таким же, тянуться… И временами это было для парня откровенно сложно… Но и Артур, и сама Аня понимали — оно того стоит. И бессонные ночи, и суетные дни. Хочешь жить, как Высоцкий — учись как Высоцкий работать. Быстро. Четко. Эффективно. Оставляя лишнее и личное за порогом офиса.

Аня не рискнула спросить у Корнея, насколько будет ужасно, если кто-то узнает, что она живет в его квартире, но и без вопросов понимала — самой трепаться об этом направо и налево не стоит. Он вряд ли будет доволен.

Поэтому не трепалась. И в кабинет ни разу больше не заходила. Только задерживала дыхание, проходя мимо… И выдыхала, смиряясь с реальностью, в которой их встречи в офисе были максимально редкими.

Это и к лучшему, наверное… Так спокойней…

Отдалившись от двери Высоцкого, Аня сделала еще несколько поворотов, достигла уборной. Вошла внутрь, окинула себя взглядом в зеркале, позволила губам приподняться в улыбке…

Она старалась изо всех сил. И не только работать так, чтобы не стыдно, но и выглядеть не хуже остальных девушек офиса. И пусть для нее это было наверное чуть сложнее, чем для других — ведь шкаф не ломился от одежды, подходившей для офисной работы (все больше джинсового, короткого, легкомысленного), да и возможности зайти в какой-то магазин, ткнуть пальцем в понравившиеся шмотки со словами «заверните эсочки» у нее не было, как и подруг, чей гардероб можно было бы перетрясти. Но Аня старалась брать от имеющихся вещей максимум. Сочетать, чередовать, вставать намного раньше, чтобы успеть выгладить…

И, кажется, все получалось.

Сегодня на ней была белая шелковая блузка и брюки из того самого костюма, в котором она выступала на корпоративе Самарских. Волосы были собраны на затылке. Но не в любимом пучке, который годился для дома, а в красивой ракушке, закрепленной парой шпилек с пусть недорогими, но вполне привлекательными жемчужинками на кончиках.

На ногах — ботинки на устойчивом каблуке. Взятые когда-то по большой удаче. Качественные и недорогие.

Зинаида тогда радовалась чуть ли не больше самой Ани, теперь же… Пришел ее черед понимать, насколько бабушка была права. Сгодились.

Сделав шаг ближе к раковинам, Аня открыла висевшую на плече сумку-клатч, достала оттуда тушь…

Раньше, на учебу, красилась очень редко. Относилась к этому просто, как и к форме одежды. А пробыв в ССК достаточно долго, поняла, что соответствовать нужно и в этом.

Правда дальше пары взмахов тушью по ресницам дело шло редко, но в этом Аня тоже собиралась совершенствоваться.

Ей нравилось потихоньку становиться частью этого мира. И она готова была делать многое, чтобы интегрироваться как можно быстрее… И как можно лучше. В основном потому, что этот мир — красивых ухоженных девушек и опрятных мужчин в костюмах, которые говорят на своем, птичьем, языке, вечно подразумевая больше, чем произнося, — был миром Корнея Высоцкого.

Аня услышала странный шум, доносившийся из кабинки, почти сразу. Сфокусировала взгляд в зеркале, но он не повторился тут же, поэтому отмахнулась. А вот на повторный отреагировала уже более внимательно.

Обернулась, спрятала тушь, замерла…

Все кабинки были свободными, а в одной приоткрыта дверь… И оттуда доносится детское бормотание…

И вроде бы ничего удивительного — наверняка кто-то из сотрудников мог привести с собой на работу ребенка, но не оставить же его в туалете без присмотра…

Аня сделала несколько шагов в нужную сторону, с каждым из них убеждаясь все яснее — не ошиблась, не показалось…

Остановилась четко за дверью, прислушалась…

Кажется, девочка. Кажется, играет на телефоне.

Тихонечко улыбнулась, подозревая, что маленькая скорее всего просто забыла закрыться. Постучалась, чтобы не вышло так, что кто-то дернет и застанет девчушку в самом разгаре…

— Вы замкнуться забыли… — произнесла, продолжая улыбаться. Ожидала, что оттуда донесется что-то похожее на «ой», а потом резкое дерганье двери на себя, но не тут-то было. Щелчок блокировки телефона, потом же Аня почувствовала, как дверь изнутри толкают, сделала шаг назад, позволяя открыть…

— Ко мне на ты можно. И я не забыла. Но спасибо.

На закрытом крышкой унитазе сложив ноги по-турецки сидела девочка лет десяти. С яркими, привлекающими внимание моментально, голубыми глазами. Залюбоваться можно… А еще длинными, чуть волнистыми каштановыми волосами, и недовольно искривленными губами. В руках малышка держала телефон.

И если Аня изучала ее с улыбкой и доброжелательным интересом, то она смотрела в ответ откровенно скептически.

— А что ты тут делаешь? — вот только жизнь с Высоцким натренировала Аню реагировать на скепсис во взгляде спокойно. Тем более, когда этот взгляд так красив…

Поэтому она продолжала улыбаться, присела на корточки, посмотрела на «принцессу на троне» уже снизу-вверх. А когда та фыркнула, еле сдержалась, чтобы не улыбнуться еще сильней.

Кому-то это могло показаться странным, но Аня очень любила детей. О своих никогда толком не думала — рано ведь, да и стоит ли? Но в целом… Любила за ними наблюдать, чувствовала родство, не боялась…

Возможно, потому что сама так и осталась немного ребенком, хоть и выросла, а может все дело в том, что сложись ее жизнь иначе, больше всего мечтала бы о младшей сестре или брате. Ведь любила бы их больше всего на свете — не сомневалась.

— Лучше я тут посижу, чем… С Оле-е-есей этой…

Девочка начала язвительно, а на имени и вовсе протянула буквы так, будто речь о гадкой жабе, а не человеке…

— А тебя никто не ищет? — и скажи о ком-то в таком тоне ее ребенок, Аня знала точно — пожурила бы, но чужого не стала. Задала вопрос, чуть склонив голову, продолжая с любопытством разглядывать девочку. Она кого-то неуловимо напоминала, но кого, Аня понять не могла. Да и немудрено. В офисе же столько людей… Столько Олесь…

— Ищет, наверное. Олеся и ищет… Но пусть ищет. Мне не жалко. Я просила меня дома оставить, пока мама на заседании. Сложно было что ли? Мне-то няньки не нужны. Пусть бы привезли сюда Настьку с Иркой… С ними Оле-е-еся справилась, судя по всему…

Девочка снова разблокировала телефон, высунула кончик языка, глядя на экран, что-то нажимая… Видимо, разглядывать Аню ей было не так интересно, как Ане ее. Поэтому она решила вернуться к игре.

И действительно, из динамиков донеслась та же музыка, что привлекла внимание Ани изначально, а потом детские пальцы запорхали по стеклу…

— Меня Аней зовут, — когда девушка попыталась снова привлечь внимание малышки, та только скривилась, вскинула взгляд на долю секунды, и тут же опустила.

— Лиза.

Буркнула, явно пытаясь дать понять, что будет совершенно не против, если та самая Аня пропадет с радаров, предварительно прикрыв дверку.

Но не сложилось…

Аня продолжила с интересом смотреть, позволяя губам дрожать в улыбке…

— Тебе не жалко Олесю, Лиза? — спросила, дождалась, когда ребенок посмотрит в ответ, нахмурится, явно не до конца понимая… — Ну ты говоришь, что она ищет. Волнуется, значит… Не жалко?

Поняла, фыркнула, снова заблокировала телефон, на сей раз засунула его в карман толстовки, спустила ноги на пол, стукнула подошвами довольно громко…

— Не жалко. Я говорила родителям, что не собираюсь быть предводительницей детского сада. Мне не пять лет и я…

— А сколько? — Лиза явно сама же себя накручивала с каждым словом, Аня поняла это, поэтому без сомнений перебила, «сбивая» тем самым настрой.

— Десять… — девочка растерялась, поэтому ответила честно. Потом снова нахмурилась… — В общем, Аня… Вы идите, пожалуйста, по своим делам. Я тут побыть хочу. А они пусть посуетятся немного… Лучше б с Глашей отпустили… Я же просила…

Последних два предложения девочка произнесла куда тише. Сама же потянулась к двери, которую Аня придерживала плечом, собиралась бесцеремонно оттеснить незваную гостью и закрыть дверь в свою кабинку. Но Аня не дала. Сделала это, продолжая мягко улыбаться…

— Ты говоришь, прямо как большой начальник, Лиза…

Думала, что сможет отвлечь ребенка комплиментом, но девочка лишь снова фыркнула.

— Есть в кого, — усмехнулась, поднялась с «трона»… — Вы меня в покое не оставите, да? — спросила совсем как взрослая, глядя на Аню сверху вниз. Когда Ланцова медленно перевела голову из стороны в сторону, девочка тяжело вздохнула… Несколько секунд смотрела на ручку, за которую по-прежнему держалась… Потом на улыбчивую Аню…

Потом отпустила первую, вернулась к унитазу, снова забралась с ногами…

— Ярослава Самарского знаете?

Спросила будто бы уставшим тоном, посмотрела таким же взглядом.

И пусть Аня лично не знала, но конечно же кивнула.

— Елизавета Ярославовна. Очень приятно, — девочка снова представилась, закатывая глаза. — У нас няня уволилась. Снова. Глаша во Францию уехала. Я хотела с ней, но родители не разрешили. Говорят, школа… А сегодня у мамы снова заседание. И вместо того, чтобы сбагрить малявок отцу… Чтобы он сбагрил их Олесе и они отлично повеселились. Она зачем-то привезла ему и меня. А мне там неинтересно. Сидеть в этой приемной, пока он дома свои обсуждает со всякими… Мы сначала в кабинете его сидели, но Настя с Иркой чуть шкаф не опрокинули, когда он по телефону говорил… А я сразу сказала, что носиться за мелкотой не буду, вот он и…

— Настя с Ирой — это сестры?

— Да. Сестры. И брат еще есть. Но его мама папе не доверила… И правильно сделала, я вам скажу…

Девочка продолжала бубнить, а Аня наконец-то не сдержалась — прыснула… Вот же языкастая!

— А зря вы смеетесь. Потерял ведь. Вот я — на унитазе сижу. А он там ни слухом ни духом, наверное… Или наоборот. Олесю уволил. Всех на уши поднял. Сейчас наряд приедет. Здания окружат. Будет спецоперация…

Малышка произнесла таким уставшим тоном, да еще и со знанием дела, что пусть Аня понимала — не надо смеяться, но снова не сдержалась — потянулась ко рту рукой, стараясь прикрыть…

И пусть ребенок легко мог обидеться, но Лиза, кажется, нет… Закончила, пробежалась взглядом по продолжавшей сидеть на корточках Ане, позволила и своим губам дрогнуть в улыбке…

— А ты молодая совсем… — произнесла, сама себе позволив перейти на ты… — Сколько тебе лет? Ты давно здесь работаешь? Как тебе вообще… С папой? Говорят, с ним сложно…

Темы и мысли Лизы скакали из стороны в сторону, но у Ани это вызывало только умиление.

— Завтра двадцать будет. Работаю недавно. Хотя я не работаю. Я стажируюсь. Знаешь, что такое стажировка? — спросила, дала возможность девочке свести брови на переносице в задумчивости, потом замотать головой из стороны в сторону. — Это как испытательный срок. Я — студентка. Учусь еще. А твой папа позволил мне попробовать поработать. Опыта набраться. Ну и я с ним не знакома. Я в одном из отделов работаю. Поэтому не знаю, сложно ли…

— Тогда мне поверь — сложно.

— Вот ты говоришь, что с ним сложно. А представь, как он волнуется сейчас… Ты тут сидишь, знаешь, где папа, где мама, где сестры… А он там не знает ведь… Думает… А вдруг тебя украли? Это же жуть как страшно…

Аня говорила, с каждым словом позволяя глазам раскрываться все шире. Сама-то понимала, что для взрослого звучало бы глупо, но на девочку, кажется, действовало…

— Кому я нужна… — правда ненадолго. Подумав несколько секунд, она отмахнулась, отворачиваясь от Ани, переводя взгляд на одну из стен кабинки. Грустный какой-то… Одинокий… Знакомый Ане, как никому. Да только без сомнений — здесь-то случай совсем другой. Просто возраст такой…

— Ну ты чего? Глупостей не говори! Как это, кому? Всем нужна, конечно. Маме, папе. Как иначе-то может быть? Дети родителям очень нужны, малыш…

Аня произнесла так искренне, как только могла. И очень сильно верила в каждое свое слово. А от собственных язвительных мыслей при этом отмахнулась. Не к месту они тут. Не нужны…

— Мне десять. Я не малыш… Просто дома оставили бы и я…

— Так… Давай вот что сделаем…

Аня поднялась, провела по брюкам, разглаживая, потом протянула руку Лизе, предлагая взяться… Девочка не бросилась исполнять просьбу тут же — посмотрела на ладонь с опаской.

— Я сейчас тебя к папе проведу. Мы Олесю успокоим. На работе возобновим, если он успел уволить. А то жалко ведь, согласись… Ты на родителей обижаешься, а она-то тут при чем? И потом… Если хочешь, попросим, чтобы ты со мной посидела. У меня ноутбук есть. Он старенький, конечно. Но сможем какую-то игру установить, думаю. Побудешь на моем месте, отдохнешь там. А то в туалете…

Аня скривилась, представляя, как забавно выглядело бы, будь рядом кто-то взрослый…

— Не очень хорошее место для Елизаветы Ярославовны, правда?

Спросила, видела, что девочка снова опускает взгляд на ладонь, вздыхает…

— Ладно. С ними побуду. Мама обещала, что не позже пяти приедет. Так уж и быть…

Продолжала бурчать, вкладывая свою руку в Анину, снова поднимаясь с унитаза, выходя из кабины…

— И про наряд я не шутила, кстати… Ты просто папу не знаешь еще…

И когда по коридору в сторону приемной Самарского шли — тоже бубнила… Аня же продолжала сдерживать улыбку, держа в своей руке маленькую теплую детскую ладошку и чувствуя… Какую-то невероятную легкость. Благодарности не ждала, но искренне радовалась, что, кажется, смогла сделать хорошее дело раньше, чем офис положат лицами в пол…