Позволь мне верить в чудеса

Глава 16

До поездки в Берлин оставалась пара дней. Корнею было уже очевидно, что Ланцовы к этому времени не отелятся. Во всяком случае, ни бабушка, ни девчонка ему так и не позвонили. Это было отчасти ожидаемо, но досаду вызывало. И не только потому, что теперь сроки скорей всего летят к чертям и после возвращения надо будет отчитываться об этом Самарскому, а даже в большей степени потому что рассудок проиграл войну мечтательности. Вот только лучше от этого не сделается никому.

В очередной раз с легким разочарованием приходя ко все тому же выводу, Корней подошел к своему автомобилю. Прежде, чем упетлять за бугор на неделю, он решил совершить рейд по объектам. И если бы не мелкое (а по факту очень даже крупное) недоразумение в виде Ланцовых, уезжал бы из этого ЖК вполне довольным.

Летел бы со спокойной душой на выставку, со спокойной же душой возвращался… Забыл бы раз и навсегда о девочке и бабушке, потерял бы необходимость то и дело возвращаться к ним мыслями, пытаясь понять логику… Меньше раздражался бы по поводу и без. Особенно без…

К примеру, из-за того, что мелкая решила играть в какие-то свои игры, «заходя» через Вадима.

Конечно, Корней не сомневался, что помощник тот еще любитель «приукрасить действительность». Поэтому его слова смело можно делить на пять. Да и Высоцкому слабо верилось, что перепуганная зайка, которой она становилась рядом с ним, знает, где у нее кнопка, отвечающая за режим «тигрица». Может когда-то и разберется, но пока… Зайка и есть. Глупая. Трусливо-смелая.

Но вероятность того, что не получив желаемого ответа от него, она решила попытать удачу еще и с Вадимом, раздражала. Без рациональной причины. Просто раздражала. Вопреки пониманию, что договорись Вадим с Анной и ее бабушкой, это для всех будет хорошо. И малец покажет себя хорошим переговорщиком. Действительно полезным. И Ланцовым очевидно будет комфортней с говорливым, улыбчивым, располагающим к себе парнем, чем с угрюмым циником, каким являлся он сам. Но… Ланцовы не хотели договариваться. Ни с ним, ни с Вадимом.

Захлопнув дверь машины, Корней отошел чуть в сторону, достал из кармана телефон, начал проверять пропущенные сообщения и звонки. Во время осмотра объекта не отвлекался, но слышал, что кто-то ему таки писал. Вадим остался в одном из домов — ему было поручено самостоятельно сделать втык бригаде за обнаруженную халтуру. Ничего критичного, но должно ведь быть идеально, а не удовлетворительно. Да и для Вадима тоже опыт. В конце концов, парень-то явно амбициозный. Вот пусть учится подкреплять амбиции действиями. Сопоставлять представления о своих способностях и свою же реальность.

Копошащийся в телефоне Высоцкий слышал стук каблуков. И даже отмечал, что движутся они явно в его сторону, но совсем не ожидал, что остановятся практически за спиной. Что за стуком последует сначала несмелое покашливание, а потом тихое:

— К-корней В-владимирович. З-здравствуйте…

Пусть он думал о Ланцовой больше, чем стоило бы, но не ожидал, что она материализуется здесь и сейчас.

А она материализовалась.

Стояла, сцепив руки в замке, уже краснея, хотя, казалось бы, с чего вдруг? Взгляд отводила, головой то и дело потряхивала, отгоняя с лица волосы.

— Привет. Какими судьбами здесь? — из-под опущенных ресниц следила, как он разворачивается, прячет телефон в карман. На ответное приветствие и вопрос отреагировала странно — будто вздрогнула. Хотя с чего дрожать-то?

— В м-магазин иду. Через к-комплекс ближе… — снова сказала, запинаясь. В глаза смотреть не рисковала. Действительно какая-то испуганная.

— Молодец, — Высоцкий чуть склонил голову, изучая девичье лицо. Вроде бы должно быть все равно, чего и с чего вдруг она боится. А ему стало любопытно. — Как дела у бабушки?

Он задал вероятно не самый тактичный вопрос, поймал-таки мимолетный испуганный девичий взгляд, но она почти сразу снова опустила глаза.

— Все нормально, спасибо, — ответила уже без заикания, но все же как-то слишком тихо.

— У тебя все хорошо? Ты странно себя ведешь…

И он мог бы проигнорировать все это. Хотя не просто «мог бы», а даже «должен был». Но вместе этого родился очередной вопрос. Почему-то.

— Все хорошо! — ответ с излишним энтузиазмом же позволил сильнее убедиться в том, что таки не показалось — ведет себя Ланцова странно.

Если раньше держала руки в замке, теперь и вовсе схватилась на подол и без того короткого платья, комкая его, только сильнее оголяя ноги.

— Ты что-то хотела или просто поздороваться? — понимая, что более развернутый ответ не последует, Корнея задал следующий вопрос. И сам не знал, чего больше хотел: услышать «просто поздороваться», и чтобы девочка проследовала в свой магазин, или разобраться все же — в чем причина странного поведения. Надежд на то, что это как-то связано с решением по дому, Корней не имел. Надежды — вообще не его сфера деятельности.

— П-поздороваться, — Аня же снова выдавила из себя слово с явной заминкой. Потом замерла на секунду, только сейчас поняла, что комкает подол, отпустила его, расправила ткань, глубоко вдохнула, вскинула взгляд… — И спросить…

— Спрашивай. — Произнесено было настолько фатально, что Высоцкий не смог сдержать полуулыбку. Складывалось впечатление, что у него на глазах решается человеческая жизнь. Так серьезно ко всему можно относиться только в девятнадцать. Хотя он и в девятнадцать таким не был, кажется. — Если ты о стажировке — то я помню. Когда будет что-то ясно — наберу тебя. Или ты уже передумала? Нашла место получше?

— Нет! Нет! Не передумала! — Аня сказала слишком быстро и громко. Сама это поняла, стало немного стыдно. А когда и щеки загорелись — еще сильней. Высоцкий же снова усмехнулся.

— Это правильно.

Ответил, замолк на какое-то время. Не испытывая и намека на неудобства. Не пытаясь облегчить ее участь, говоря что-то еще. Сама же Аня стояла и решалась. Сказать о Вадиме? Сказать о доме? Хоть что-то сказать?

— Вы сказали, что уезжаете в конце лета…

— Да. Во вторник. Вернусь через неделю. Зачем интересуешься?

— Просто, — Аня кивнула, получив четкий ответ, а потом плечами передернула — не давая такой же. Вероятно, это в нем и привлекало — четкость и честность. Вероятно, поэтому ему с ними, сомневающимися девочками и бабушками, и сложно — они-то передергивают плечами…

— Если у тебя возникнут вопросы — ты можешь задавать их Вадиму. Я так понимаю, вы подружились… — Корней сказал спокойно, но особенно пристально следил за реакцией. И сам не знал, почему зафиксировать ее было так важно, но фиксировал. Во-первых, покраснела сильней. Во-вторых, сглотнула непроизвольно. В-третьих, снова потянулась пальцами к подолу платья. В-четвертых, вскинула взгляд на мгновение. Будто извинительные. И как хочешь — так и понимай.

— Вы доверяете ему? — задала совершенно непонятный вопрос, глядя на карман его пиджака, не моргая.

— Доверяю.

Корней ответил односложно, правдиво. Оснований не доверять Вадиму у него не было. Были основания контролировать и тормозить. Парню свойственны некоторые качества, которые казались Высоцкому не слишком конструктивными, способными помешать и общему делу, и ему лично. Но подстав от помощника он не ждал. Иначе… Элементарно переоценил его умственные способности. Потому что рубить сук, на котором сидишь, может только отпетый идиот.

Аня же отреагировала неоднозначно. Кивнула, опустила взгляд на землю, снова вздохнула.

— Бабушка хочет продать дом… — сказала тихо, перескакивая с темы на тему.

— Сама решила или ты уговорила? — Анино откровение не заставило сердце Высоцкого сбиться с ритма, даже радость он не испытал. Просто потому что говорить «гоп», если прыжок еще впереди — не в его стиле. А вот узнать, с чего вдруг переговорная позиция изменилась — было интересно.

— Сама. Я… Я по-прежнему считаю, что мы вам ничего не должны.

— Вы и не должны. Но и вам никто ничего не должен.

Высоцкий ответил в привычной манере, будто обесценивая ее позицию своим ответным замечанием. Это всколыхнуло в Ане гнев, заставило наконец-то вскинуть взгляд, задержаться на его глазах, смотревших спокойно, но твердо. Он будто говорил, что несет ответственность за каждое сказанное слово. И если произносит: «вам никто ничего не должен» — значит, не чувствует свою ответственность за все неудобства, местами близкие к трагичным, которые из-за него им с бабушкой приходится переживать.

А если она согласится на предложение Вадима, Высоцкий тоже будет считать так? Ему тоже никто ничего не должен? Ему точно не будет больно? Да хотя бы обидно… Что пригрел на груди змею?

— Слова более понятны, чем взгляды, Аня. Если хочешь что-то сказать — говори…

Видимо, она смотрела слишком долго и красноречиво. Настолько, что Высоцкий не сдержался от комментария. Аня же только головой мотнула, давая ответ и ему, и себе.

Она не хотела ничего говорить. И участвовать в аферах тоже. Пусть Высоцкий никому ничего не должен, но она… Она должна себе и своей совести. А значит, помогать в подставах не будет. Даже ради дома.

— Вы обещаете, что если мы согласимся, все будет так, как вы описывали?

— Обещаю. Часть дома оформлена на твою мать…

Аня не ответила, просто кивнула и снова опустила взгляд.

— У бабушки есть доверенность. М-мать не будет против.

Выдавила из себя в надежде, что хотя бы эту заминку Высоцкий оставит без внимания. Потому что она-то не имеет к делу никакого отношения. Просто ребенку, с детства не привыкшему к одному конкретному слову, с каждым годом все сложнее было его произносить.

— Доверенность на распоряжение нас устроит. Между собой определите, как будем оформлять квартиры. Нам не принципиально. И если оформить нужно будет на мать — потребуется ее присутствие. Все пошлины берем на себя.

Высоцкий сказал, Аня кивнула. Видел, что девочка снова сжалась, будто пружина, но вдаваться в подробности откровенно не хотел. Ланцовых в его жизни и без того было слишком много. Еще и в родственных отношениях разбираться он не планировал.

— Передай бабушке, что она может набрать меня, когда решение будет принято. Документы подготовим быстро. Когда вернусь — оформим сделку. Придется съездить к нотариусу. Если захотите посмотреть квартиры — тоже звоните. Я пришлю человека.

Высоцкий снова говорил, Аня снова кивала. Сегодня он был спокоен, его голос звучал монотонно, действуя именно так, как ей хотелось — успокаивающе. Аня ловила себя на мысли, что слушать его было приятно. Что даже паника немного отступала вместе с болью.

— И переезд я тоже организую, как обещал.

— Вы не представляете, как это сложно… — Аня сказала скорее себе, чем ему, смотря на носки его блестящих туфель. В мире Высоцкого это выглядело, как просто переезд, а в их… В их это был конец света. Не новый счастливый этап, а прыжок в неизвестность…

— Ты права. Не представляю. Но я считаю, что твоя бабушка делает правильно. И тебе стоило бы поддержать ее решение.

— А вам стоило бы… — Аня вновь отреагировала на его слова желанием протестовать, но в последний момент прикусила язык. Решила ведь не лезть в его взаимоотношения с Вадимом. Решила. Значит, нужно следовать.

— Что? — жаль, Высоцкий был не из тех, кто так просто разрешает оборвать мысль на полуслове.

— Ничего. Вам стоило бы меньше манипулировать…

Дерзость вышла уколом, Высоцкий отреагировал усмешкой. Потянулся зачем-то к ее лицу… Это было так неожиданно, что Аня даже отпрянуть попыталась… А когда реагируя на ее испуг и дерганье Корней усмехнулся шире, в очередной раз пошла красными пятнами…

— Стой спокойно. Лист сниму, — коснулся волос, достал оттуда листик, в пальцах прокрутил…

Осознав, что выглядела все это время девой, вылезшей из кустов, Аня захотела шибануть себя по лбу. Ну почему с Высоцким всегда так? Почему она вечно рядом с ним выглядит смешно?

— Спасибо за совет. Я обязательно им воспользуюсь, — сказано было без издевки. Даже добро, наверное… Если такая категория вообще применима к словам Высоцкого… Но Аня сходу поняла — манера его общения, да и жизни в принципе, не изменится исключительно потому, что какая-то девочка дала ему «дельный» совет. В отличие от ее жизни, в которой его дельные советы уже играют свою роль.

— О, какие люди! Кудряшка!

Что Корней, что Аня увлеклись разговором и друг другом настолько, что оба пропустили приход Вадима. Для них он будто вынырнул из ниоткуда. Привычно улыбчивый. Вот только Корнею показалось, что немного нервно.

— Разобрался? — панибратское идиотское обращение к Ланцовой царапнуло Высоцкого. Да только, кажется, не только его. Аня тоже немного сморщила нос, отступая.

— До свидания, Корней Владимирович, — она явно собиралась ретироваться, даже не взглянув на Вадима. И это показалось странным. Неужели успели горшки побить? А как же нашедшийся между ними общий язык?

— Да, разобрался, шеф. Показал им, кто тут главный. Будут заново делать. Объяснил, что с нами шутки плохи…

Вадим откровенно петушился, говоря нарочито громко. На Корнея это, конечно, не подействовало, а вот Ланцова бледнела с каждым словом.

Бледнела, но смотреть на Вадима по-прежнему не рисковала.

— Проверишь на неделе… — Корней бросил фразу Вадиму, потом снова посмотрел на Аню, которая пятилась от машины, глядя каким-то остекленевшим взглядом под ноги. — Все сказанное мной в силе. — Корней сказал девушку, она же только промямлила в ответ что-то невразумительное. Развернулась, скользнула все же взглядом по Вадиму, который уловил это, подмигнул, плечами пожал…

Высоцкому непонятно было, что значит эта череда жестов. Но для двоих она осталась понятной. Аня чуть сгорбилась, стуча каблуками обратно в сторону детской площадки (вероятно, магазин ее сегодня уже не дождется), Вадим же провожал девчонку взглядом с прищуром, а по губам бродила ухмылка.

— Чего прохлаждаемся? Или ты хочешь на метро добираться? — Корней понимал, что у него нет повода раздражаться, но это не спасало. Сказал с нескрываемым недовольством, сел за руль, бросил телефон в выемку на консоли излишне резко… Ждал, пока Вадим обойдет автомобиль, устроится на пассажирском, пристегнется…

Молча выруливал, игнорируя взгляды, который Вадим бросал на него…

— Что девочка хотела? — в конце концов помощник не выдержал, задал вопрос. Вроде бы снова улыбаясь, даже с энтузиазмом, но Корнея и энтузиазм сейчас тоже бесил.

— Бабушка хочет продать дом. Окончательное решение еще не принято, но…

Высоцкий сказал откровенно нехотя. Вадим отреагировал не сразу. Сначала хмыкнул, потом смешок себе позволил, головой качнул…

— Не думал…

— Зря. Говорят, полезно.

На комментарий Вадима вообще не стоило реагировать, но Корней съязвил.

— Когда сделка? — Вадим ожидаемо не обиделся — проглотил.

— Я же сказал, окончательное решение не принято. Думаю, как вернусь из Берлина.

— А если раньше согласятся?

— Уже не горит. Вернусь — проведем.

Корней ответил отрывисто, Вадим кивнул. Оба замолчали. Оба думали о чем-то своем. Высоцкий так бы и доехал до офиса, но Вадим не выдержал.

— Если они решат, когда вас не будет, можно я проведу сделку? — задал вопрос уже без смеха — серьезно.

— Зачем?

— Вы обещали Самарскому до осени. Так мы точно успеем.

Корней не спешил с ответом. Остановился на светофоре, смотрел на красный, размышляя, потом на желтый… На зеленый снова двинулся…

— Договорились. Проведешь.

Вадим будто выдохнул, усмехнулся. Корней посчитал, что это реакция на то, что доверили ответственное задание. Или может… Может хочет стать «героем» для младшей Ланцовой? Хотя пофиг. Хочет — пусть становится. Ему-то что? Лишь бы побыстрее избавиться от всего этого. Наконец-то избавиться.

Еще пять минут они провели в тишине, после чего Вадим спросил привычной своей легкомысленной интонацией:

— А кудряшка вам больше ничего не рассказывала?

— Жаловалась на тебя, — каждое «кудряшка» так раздражало Корнея, что он не смог сдержаться. Сказал, краем глаза увидел, как улыбка сползает с лица Вадима.

— Что говорила? — после чего он откровенно севшим голосом спрашивает…

— Говорила, бесит, что ты имя ее выучить не можешь.

Корнею было совершенно все равно, поймет Вадим суть претензии, облаченной вроде как в шутку, или нет. Лишь бы «кудряшкой» при нем называть перестал. Как собаку какую-то, честное слово. Да и девочке это, кажется, действительно не нравится. Пусть будет еще один акт благотворительности в его исполнении. Вполне возможно, крайний.

Вадим долго соображал, потом рассмеялся — немного нервно, излишне радостно.

— Пусть простит… Мы, занятые люди, всех не упомним… — понтануться зачем-то решил. Такое вряд ли перед девками работает, а Корней еле сдержался, чтобы не скривиться. Вот ведь удивительные люди вокруг. Чудесатые прямо. Куда ни глянь.

Поняв, что шеф отвечать не планирует, Вадим отвернулся к окну. Сначала просто смотрел, позволяя губам подрагивать в улыбке, потом достал из кармана телефон, покрутил в руках…

Со времен разговора с девочкой в кафе Вадим был уверен на все сто, что она поведется на его предложение. Немножко поддавливал сообщениями, ставя на то, что кудряшка наверняка еще не умеет отказывать, да и наивная слишком. Почему-то не сомневался, что наябедничать Высоцкому не хватит смелости.

Увидев же младшую Ланцову рядом с Высоцким сегодня откровенно трухнул.

Но оказалось, что смелости таки не хватило. Ни наябедничать, к счастью. Ни рискнуть, к сожалению.

Ну и дура. Не хочет помочь ему подставить Высоцкого — значит, поможет подняться в его глазах.

«Жаль, что ты так легко сдалась, кудряшка. Боюсь, пожалеешь…».

Вадим напечатал, отправил, увидел, что сообщение доставлено, хмыкнул. Пусть как хочет — так и понимает. Пусть трясется, волнуется, думает себе всякое. А он… Просто сделает так, как Высоцкому смелости не хватило.

В итоге и фирме деньги сэкономит, и Ланцовым покажет, как работают правила реального мира, и шефу продемонстрирует, что он отлично чувствует грань между допустимым и уже не очень риском. А еще, что если смотреть на ситуацию чуть шире — то совсем не обязательно зацикливаться на согласии владельцев.

А с премии, которую Высоцкий ему обязан будет выписать после фееричной сделки, внесет первые деньги за тачку. Точно такую же…