Позволь мне верить в чудеса

Глава 21

Высоцкий не заходил в дом, не подгонял Аню, не стучался ни в окна, ни в двери, позволяя девушке сделать все самой.

Она же… Вернулась в дом, закрыла за собой дверь (была мысль даже на замок, но в последний момент Аня смогла сдержаться), а потом… Повернулась к ней — той самой двери — спиной, прислонилась… И сползла на пол.

Только сейчас, приняв его предложение, Аня поняла, насколько на самом деле боялась, что ей придется переночевать сегодня здесь одной, трясясь от страха, что вернется вдруг обретенный сосед, вспомнив, что котлеты-то он так и не доел. Что проснувшись посреди ночи, Аня услышит звук бульдозера, готового снести дом вместе с ней…

Что произошедшее сегодня — еще не все сюрпризы, которые приготовил для Ланцовых этот день.

И пусть Высоцкий тоже вселял в Аню страх, но он однозначно проигрывал страху перед неизвестностью, который накрыл с головой чуть ранее, когда он скинул ее звонок.

Аня понимала, что рассиживаться времени у нее нет. Высоцкий — не образец терпеливости. Поэтому дав себе не больше минуты, она поднялась, набрала бабушку, как та просила. Сказала, что Корней Владимирович приехал и… Обещал им помочь. Да, снова соврала, потому что Высоцкий и не думал ничего обещать, но за эту ложь не было стыдно ни секунды, ведь только она, Аня не сомневалась, позволит Зинаиде заснуть спокойно.

Сама же девушка на спокойный сон не надеялась. Она вообще не надеялась ни на что. Действовала на автопилоте — забрасывая в небольшую дорожную сумку вещи первой необходимости, документы и деньги, оглядывая еще одним испуганным взглядом свою комнату…

Было страшно от мысли, что если Вадим сказал правду — уже завтра она может перестать существовать вместе со всеми вещами — с кроватью и шкафом, с гитарой, комодом, телевизором, спрятавшимися на подоконниках за занавесками фиалками.

Стоило подумать об этом, как перед глазами тут же появилась картинка, на которой вместо дома — развалины, и где-то сбоку, в груде обломков кирпичей и досок, черепки глиняного цветочного горшка… Мотнув головой, Аня застегнула замок на сумке, набросила ее на плечо, потушила в спальне свет, прикрыла дверь…

Шла по дому, стараясь не смотреть вокруг, а только под ноги. Боялась, что с каждым новым взглядом на одну из любимых вещей страшных картинок перед глазами будет все больше и больше.

Когда девушка вышла на порог, Высоцкий стоял на том же месте, смотрел в экран телефона. На секунду поднял взгляд, а потом снова опустил, позволяя Ане замкнуть дверь, преодолеть ступеньки…

Аня делала шаг за шагом, закусывая губу, с горечью думаю, а есть ли еще смысл закрывать дом или…?

Когда Высоцкий протянул руку к ее сумке, Аня вздрогнула. Он явно это заметил, задержался на девичьем лице взглядом чуть дольше, чем это требовалось, но ничего не сказал. Дождался, пока она отдаст, кивнул в сторону калитки.

— Все взяла? — спросил, направляясь к ней первым.

— Да. С-самое необходимое. И то, что бабушке завтра утром надо…

Аня ответила, идя следом за мужчиной, который… Ведь не приехал бы, если был всему виной, правда?

Внедорожник Высоцкого моргнул фарами. Сам он открыл багажник, отправляя туда собранную Аней сумку, девушке же кивнул в сторону пассажирского. И пусть Ане хотелось сначала выяснить все, а уж потом куда-то ехать, но она чувствовала, что настаивать на выяснениях сейчас не стоит. Она вообще вряд ли в положении, позволяющем на чем-то настаивать… Поэтому так же молча села, пристегнулась прежде, чем Высоцкий займет место водителя и снова, теперь уже вряд ли с усмешкой, но скорей всего с раздражением, будет наблюдать за ее бездарными попытками попасть в паз.

Аня не крутилась, не пыталась поймать взглядом дом в последний раз. Смотрела перед собой, когда Корней выруливал с их улочки на широкую дорогу. Не тешила себя иллюзиями — понимала, что ее напряжение наверняка очевидно для Высоцкого, но изо всех сил старалась его скрыть. А ему… Кажется, было совершенно все равно. Высоцкий оставался абсолютно безучастным.

Они ехали молча не меньше десяти минут. Корней смотрел на дорогу, Аня — на то, как огни фонарей отражаются в лобовом стекле машины. Это действовало на девушку гипнотически, даже успокаивающе в сочетании с тихим, еле уловимым, но каким-то небывало уютным урчанием автомобиля.

— Рассказывай…

Когда Корней произнес одно слово, Аня снова вздрогнула из-за неожиданности. Бросила на мужчину настороженный взгляд, потом опустила его на свои пальцы, сжимавшие колени…

— Что рассказывать? — спросила глухо. Будто ей действительно было нечего рассказать.

— Все. С самого начала. — По сухим, отрывистым репликам Высоцкого сложно было предположить, что он взялся за благое дело, что действительно хочет ей помочь. Складывалось впечатление, что он очень зол. И будто зол он на нее… И пусть Аня ни за что не рискнула бы напрямую спросить — так ли это, но из-за собственного предположения еще сильней захотелось поежиться.

— Замерзла? — Высоцкий это заметил, пусть так ни разу толком и не глянул на нее.

Аня сначала замотала головой, а потом попыталась ответить как можно уверенней:

— Нет. Не замерзла.

— А трясешься почему?

Да только диалог на этом, к сожалению, на нет не сошел.

— Я не трясусь.

Аня снова попыталась сказать без сомнений, будто удивленно даже, но Высоцкий отреагировал неожиданно. Сначала хмыкнул, потом потянулся к левой, лежавшей на колене руке. Только из-за испуга Аня не отпрянула в очередной раз, а позволила поднять ее в воздух…

И тут уж все стало очевидно без ответов. Пальцы подрагивали так, будто Аня пробежала марафон без подготовки. Благо, издеваться Высоцкий не стал. Так же неожиданно, как взял — отпустил руку, позволяя той опуститься на место.

— Я жду, Аня.

— Чего вы ждете? — Корней сказал, как Ане показалось, уже мягче, чем все разы до этого. Видимо, дрожь пальцев произвела на него достаточное впечатление, чтобы хотя бы тон чуть смягчить. Да только это помогло не сильно, ведь Аня продолжала ощущать слишком сильное напряжение, исходящее от мужчины. Будто пружина настроения Высоцкого постепенно сжималась… И грозила в любой момент выстрелить, что есть мочи.

— Подробного рассказа о том, что произошло сегодня. Если у тебя есть предыстория — то ее тоже. Если у тебя есть вопросы — то и их. Но начать хотелось бы все же с рассказа.

Аня услышала ожидаемый ответ, снова опустила взгляд, глубоко вдохнула…

— Сначала скажите. Ваш помощник… Вадим… Сказал, что вы были в курсе всего, что… Что вы согласовали… Это правда?

— Чтобы ответить на твой вопрос, Аня, мне нужно знать, что сегодня произошло. Поэтому я и прошу тебя рассказать.

Высоцкий выделил тоном обращение, остальное же произнес медленнее обычного, будто поясняя неразумному ребенку. И в очередной раз почувствовав себя именно таким, Аня закусила губу от досады, сделала несколько глубоких вдохов, собираясь, а потом начала, максимально подробно описывая все произошедшее сегодня в их доме.

Корней слушал преимущественно молча, задал всего несколько уточняющих вопросов.

— Кто вызвал скорую? Ты или Вадим?

Аня снова вздрогнула, бросила на Высоцкого испуганный взгляд. И сама толком не объяснила бы — почему боится, а главное — зачем пытается предугадать, какой ответ будет сейчас «правильным», но первым порывом было именно угадать. Потом же Аня одернула себя, напоминая, что говорить нужно честно.

— Я. Вадим… Он напомнил, что дом мы должны освободить до завтра и… — хотела сказать «ушел», но голос не вовремя снова решил «сорваться».

— Ясно. Дальше что?

И пусть Аня считала, что на уходе гостей можно ставить точку, Корней вновь удивил. Задал вопрос, бросил мимолетный взгляд на девушку, потом снова на дорогу.

— Дальше… Приехала скорая. Бабушку госпитализировали. Я… Была в больнице. Врач сказал, что домой пока нельзя. И это хорошо, наверное. Потому что… Куда теперь домой?

Наверняка этот вопрос звучал для Высоцкого глупо. Наверняка ему дела не было до того, что они лишились сегодня дома. Наверняка… У его сегодняшнего очередного акта благотворительности есть какое-то сухое, рациональное, возможно даже неприглядное объяснение, да и будет он не долгоиграющим, но Аня все равно не сдержалась — задала его.

Корней ответил не сразу. Ощущал девичий взгляд, понимал, что она очевидно ждет реакции, но около минуты продолжал смотреть перед собой, не спеша с ответом.

Рассказ Ани «обогатил» полученное из разговора с Вадимом представление о том, как прошел этот день. Оснований не верить девочке у Корнея не было. Да и все, что она описала, казалось вполне достоверным.

— У вас будет достаточно времени, чтобы съехать по-человечески.

Корней сказал, не оглянувшись, но все равно уловил, что девочка будто облегченно вздыхает, опускает взгляд и произносит тихое: «спасибо».

— Но съехать все равно придется. Дом уже не ваш. — А когда слышит реплику вдогонку, просто кивает, смиряясь с неизбежностью. — И, отвечая на твой вопрос, нет. Произошедшее сегодня я не согласовывал. Я согласовал, что если во время моего отсутствия вы вдруг решите начать подготовку к сделке, этим займется Вадим. Ее условия меняться не должны были. Мне показалось, что вы с Вадимом поладили.

В качестве благодарности за искренность Ланцовой, Корней решил отплатить той же монетой. Это вряд ли выглядело, как признание своей вины в случившемся, но девочке это сейчас и не требовалось. Она не выглядела ни воинственной, ни даже злой. Растерянной, испуганной, запутавшейся. Лишенной всяких сил.

Снова опустила взгляд, долго смотрела на руки, потом снова на него…

— После того, как я пришла к вам в офис на разговор, внизу встретила Вадима. Он позвал меня на кофе и… Поговорить о доме…

Аня сделала паузу, снова глянула на профиль Высоцкого, следом — на свои руки. Теперь ей было очевидно, какую огромную глупость она совершила, не рассказав обо всем Корнею Владимировичу сразу. Насколько неправильно было злиться на него за снисходительность и в качестве мести за такое отношение оставлять право лучше рассматривать своего подчиненного ему на откуп.

Это слишком дорого стоило. В первую очередь — для нее.

— Он… Он сказал, что у него есть схема, которая поможет нам сохранить дом, а вас… Подставить.

Аня сказала на выдохе, пока не передумала и не испугалась. Снова бросила короткий взгляд на мужской профиль, выглядевший по-прежнему спокойно-равнодушно. Точно так же, как всю поездку. Что бы она ни говорила, как бы ни запиналась, Высоцкий не выдал ни тоном, ни взглядом, ни жестом, что его хоть сколько-то цепляет ее рассказ. И что у него на уме при этом — попробуй пойми. Хотя Аня уже и не пыталась. Просто делала, что сейчас считала правильным — говорила честно. И ничего не ждала. Даже останови он машину, выбрось ее вон вместе с той самой сумкой, это уже не смогло бы ее удивить, испугать или расстроить. Сейчас казалось, что она перешла какую-то черту, за которой все воспринимается куда легче. Любая дичь.

— И что за схема? — Корней спросил, продолжая следить за дорогой.

— Я не знаю. Я взяла время, чтобы подумать. А он не озвучил сразу.

— Что надумала в конце концов? — вопрос не звучал, как издевка, но Аня все равно поежилась, чувствуя себя предательницей. Пусть постороннего человека, но…

— Я сказала, что не буду участвовать. И… Мы тогда решили, что продадим дом. Согласимся на ваши условия. Мы надеялись, что вы вернетесь и мы сделаем все так, как договаривались.

— Почему мне сразу не сказала, что Вадим мутит?

— Потому что… Вы вели себя слишком самоуверенно. Я хотела… Вас проучить…

Выдавить из себя правду было очень сложно. Пожалуй, впервые в жизни так сложно. На сей раз Аня ни за что не подняла бы взгляд, чтобы увидеть, какую ее слова вызвали реакцию. Но шумный выдох, который услышала, был и без того достаточно красноречив, чтобы понять — ничего хорошего о ее методе «проучить» Корней не думает.

— Простите, — Аня шепнула вдогонку, и почти сразу пожалела. Прекрасно знала, что Корней ответит (или просто подумает)… Ему сто лет не нужно ее «простите». Глупости нужно либо не делать, либо… Молча нести за них ответственность. Самостоятельно.

Она же оказалась неспособна ни на один из вариантов.

— Проучила. Молодец.

И поделом получила щелчок по носу. Произнесенный привычно спокойно, даже безразлично.

— Простите… — Ане только и оставалось, что вторично извиниться. Высоцкий же отреагировал не так, как она ожидала. Отвлекся от дороги, посмотрел на нее. Потратил на это несколько секунд. Так, что сомнений не осталось — это не мимолетный взгляд, он ее изучает, а то и ждет, когда она посмотрит в ответ.

— Вы должны были обсудить продажу дома с твоей матерью. Вы должны были не тянуть с решением до моего отъезда. Вы должны были дозвониться до меня, раз случилось так, как случилось. Вы должны были отказаться подписывать документы, пока я не выйду на связь. Лично ты должна была не строить из себя самую умную, а обо всем рассказать бабушке. Я почему-то уверен, что ты ей о предложении Вадима не сказала.

— Не сказала…

Дальше вполне мог последовать «контрольный в голову» от Высоцкого. Что-то похожее на: «ну и кто тебе виноват, девочка?», на который Ане нечего было бы ответить, но он смолчал. Снова салон обволокла тишина, Аня обняла плечи руками, как ранее на крыльце, Корней уже не спрашивал — холодно или нет — просто повысил температуру. Они проехали через центр, свернули на набережную…

О чем думал Высоцкий, Аня даже не пыталась угадать, сама же… Раз за разом проматывала в голове моменты, в которые можно было все исправить.

— Я могу что-то сделать? — очередной вопрос, который очевидно не было смысла адресовать Корнею, Аня задала особенно тихо. Не обиделась бы, если он и вовсе оставил бы его без внимания. И даже почти убедилась, что так оно и будет, но он все же произнес:

— Ты не можешь.

— А вы?

Если в мире существует сразу верх глупости и наглости, Аня не сомневалась — задав этот вопрос, взобралась на него. Потому что… Высоцкий не должен «что-то делать». Он не должен был приезжать. Он даже отоспаться вне дома ей предлагать был не должен. Не должен давать отсрочку. Не должен нести ответственность за ее персональную глупость. Не должен отвечать за удар, нанесенный родной матерью… Но она ведь мечтательница, и вдруг…

— А я… — Корней начал, смотря перед собой, Аня не знала, чем обусловлена пауза, которую он сделал. Просто с замиранием сердца следила, как он переводит взгляд на нее, смотрит довольно долго… Без усмешки или злорадства, просто задумчиво, а потом заканчивает. — Не стану.

И Ане ничего не остается, кроме как кивнуть, снова опуская взгляд вместе с плечами, на которые будто вот сейчас окончательно опустилась свинцовая плита.

Когда машина подъехала к шлагбауму на пункте охраны ЖК, горящего огнями квартирных окон и внешней подсветки красивых, очевидно элитных, высоток, Аня снова поежилась, чувствуя себя некомфортно.

Внедорожник Высоцкого катился по территории уже куда медленней, а Аня с каждой секундой, которая приближала необходимость выйти из машины, чувствовала себя все неуверенней.

После сказанного им «а я не стану», она больше не пыталась ничего спросить, Высоцкий в свою очередь тоже, видимо, получил всю информацию и в дальнейшем общении не нуждался.

Припарковался, молча вышел, достал из багажника ее шмотки…

Аня как-то сразу поняла, что отдельных приглашений для нее не будет, поэтому выскочила из машины, на сей раз стараясь уже рассчитать высоту и не свалиться с подножки, а еще не хлопнуть дверью слишком громко. Пусть он ясно дал понять — глобально помогать им с бабушкой не планирует… На что имеет полное право, Аня осознавала это четче некуда… Но в девичьих мыслях все равно настойчиво зудела необходимость не раздражать его лишний раз. Вести себя тихо и кротко.

И Аня старалась. Молча шла чуть сзади до нужного подъезда, немного сощурилась из-за слишком яркого света в просторном холле. Повторяя за Высоцким, кивнула мужчине-консьержу, который встретил их. Только Высоцкий сделал это по-прежнему хмурясь, она же попыталась улыбнуться, пусть и неловко…

Когда представила, как их компания может выглядеть со стороны, почувствовала, что щеки краснеют.

Высоцкий подошел к лифтам, вызвал один из них, Аня же снова остановилась немного сзади, чтобы он не заметил смущения.

Ланцова никогда не стремилась попасть в тот мир, который Высоцкий считал своим. А теперь… Оказалась тут в худший из дней. В худшем из состояний.

Консьерж бросил на них с Корнеем несколько ненавязчивых любопытных взглядов, под каждым из которых Ане захотелось сжаться до размера пылинки. Ей показалось, что даже для холла этого дома она выглядит простовато. Что ее сумка в руке Высоцкого выглядит по-идиотски. Что… Что она зря приняла его предложение. Нужно было остаться в доме и сидеть на крыльце до рассвета, учась наконец-то быть взрослой…

Лифт оповестил о прибытии тонким протяжным сигналом, который в очередной раз заставил Аню вздрогнуть, а Корнея оглянуться.

— Я не собираюсь тебя бить, издеваться или глумиться, Аня. Можешь переставать трястись.

Он сказал тихо, заходя в лифт первым. Аня, кивнув, нырнула следом. Высоцкий отступил вглубь, она осталась у двери, глядя в одно из зеркал четко напротив себя. В нем отражался привычно расслабленный Высоцкий и привычно напряженная она. Он в костюме, держит одну руку в кармане, смотрит на пол, думая о чем-то своем. Она в шортах, футболке и кедах. С взъерошенными волосами и перепуганным взглядом.

И вроде бы готовила себя к тому, что когда они окажутся на нужном этаже — лифт снова пикнет, но все равно вздрогнула, за что была «награждена» очередным взглядом Высоцкого. Долгим. Задумчивым. Что-то очевидно означающим, но в слова свои мысли он не преобразил.

Пусть Аня была ближе, но и из лифта первым вышел он, не заботился особо, успеет ли она за ним. Ступил в новый широкий холл, направился к одной из дверей.

Аня постаралась запомнить — сорок третья. Хотя и сама толком не понимала, есть ли смысл запоминать.

На самом деле, у нее ведь было много вопросов, но задавать их Высоцкому она боялась. Возможные ответы пугали Аню больше, чем существующая неопределенность, да и что-то подсказывало, что стоит подождать — и он объяснит все, что посчитает нужным, сам.

Сомнений в том, что квартира у Высоцкого будет просторной, не перегруженной, светлой и очень стильной, у Ани не было.

Так и оказалось. Чтобы убедиться в этом, достаточно было очутиться в коридоре. Белом, стилистически похожем на его кабинет в ССК. Тоже с элементами черного — шкаф-купе и стекло потолка, а еще мелкими деталями цвета бирюзы.

Аня остановилась у двери, оглядываясь, Корней же поставил на светлый, скорее всего дубовый, пол ее сумку. Сам не разувался, только расстегнул пиджак, стягивая его, направился прямо по коридору, скрылся за поворотом…

Аня могла только предполагать, что где-то там, наверное, находится кухня или гостиная, а может они соединены. И еще, что дверей в них нет. Но что делать — с этими предположениями, а еще с собой — не знала.

Стояла в коридоре, глядя то на сумку, то на кеды, которые именно сейчас стали казаться слишком потрепанными…

Он ведь не сказал, что можно пройти… Не сказал, разуваться ли…

Пожалуй, она могла бы простоять вот так до утра, не появись хозяин вновь в коридоре через минуту, держа в руках переливающийся бензиновыми разводами стакан.

— Почему застыла? — задал вопрос, немного вздернул бровь, сканируя ее взглядом от носков до макушки.

— Вы не сказали…

— Я завел тебя в квартиру. Очевидно, не для того, чтобы держать у двери. Закрой, пожалуйста, и проходи.

Высоцкий сказал тихо, спокойно, пусть и опять нравоучительно. После чего снова скрылся, позволяя Ане в очередной раз тяжело вздохнуть, мотнуть головой из стороны в сторону, сделать, как просит.

Закрыть дверь, которая до этого оставалась приоткрытой. Побороть в себе порыв спросить, на сколько оборотов лучше будет провернуть замок, прокручивая трижды на свой страх и риск. Снова взять в руки сумку, проходя в квартиру так — не разуваясь…

Высоцкий к тому времени успел зажечь свет в кухне, как оказалось, действительно совмещенной с гостиной.

И зайдя чуть раньше в последнюю, бросив пиджак там на диване, он без проблем тут же оказался в кухне.

Обе комнаты, разделенные за счет разности цветовых решений, показались Ане не менее красивыми, чем холл.

Теперь было очевидно — Высоцкий любит открытые пространства и стекло. А еще необычные светильники и однотонность, разбавленную яркими цветовыми акцентами.

Кухня была темной, глянцево-синей, наверняка нашпигованной всеми необходимыми благами человечества, но распознать их, не попробовав открыть каждый из шкафов, было нереально. О своем присутствии гордо заявляла только такая же темная кофемашина, стоявшая на одном из секторов рабочей поверхности.

Ту саму кухню и гостиную будто разделял такой же темный стол-остров, Аня даже назвала бы его фундаментальным, ведь при желании за ним по обе стороны могли расположиться человек восемь. Вот только вряд ли Высоцкий устраивает у себя подобные сходки. Слишком много хаоса люди внесли бы в его безупречных порядок.

А здесь был он. Абсолютный. Ни отпечатков пальцев на глянцевых поверхностях. Ни забытых в мойке тарелок и даже чашек из-под утреннего кофе. Ни вазы с надкушенным яблоком на острове. Ни кастрюльки на варочной поверхности. Его педантичность видна была даже в этом. Единственное исключение — тот самый пиджак, который лежал на диване.

В противовес кухне, гостиная была светлой, а на стене за диваном темное стеклянное полотно. Сам диван тоже светлый с яркими подушками в цвет ваз в прихожей. Аня не представляла, что нужно делать с диваном, чтобы он выглядел настолько свежим. Очевидно, что этим занимался не сам Высоцкий — представить его с пылесосом в руках отчего-то было невероятно сложно, но факт оставался фактом, пусть мужчин иногда без суда и следствия записывают в неряхи, Корней Владимирович мог бы стать лучшим примером того, что делают это зря.

Любя контроль и рациональность во всех сферах своей жизни он, вероятно, считал вот такой вылизанный комфорт дома — еще одной ее обязательной составляющей.

И тут же в памяти Ани почему-то всплыл образ женщины, с которой она когда-то видела Высоцкого. Сто лет тому назад в подземном переходе. Та тоже была безупречной. Точно так же, как квартира. Как кабинет. Как машина. Как он сам. Как вся его жизнь, кажется. Максимально контрастирующая с тем, как живет она.

Пока Аня смотрела по сторонам, Высоцкий допил воду, сполоснул стакан и поставил его на одну из верхних полок. После чего отмотал несколько бумажных полотен, промокнул руки.

— Устроит? — наверное, в определенной мере абсолютно правильно оценил ее изучающий взгляд, но вопрос, как всегда, задал такой, что девушка почувствовала себя неловко. Но это ведь нормально — оглядываться на новом месте… Аня попыталась себя убедить, что не сделала ничего зазорного, но все равно опустила взгляд, ощущая, что щеки снова розовеют.

— У вас очень красиво, — произнесла тихо, смотря еще и на пол — такая же безупречно чистая плитка на несколько тонов темнее, чем кухня.

— Спасибо, — Высоцкий ответил без особого энтузиазма, зато смотреть перестал. Подошел к встроенному холодильнику, открыл его… — Ты голодная? — задал вопрос, не оглядываясь.

— Нет, спасибо. Не голодная… — Аня ту же усиленно замотала головой. Разорять его на продукты было бы совсем стыдно, да и есть ей совершенно не хотелось. Хотелось… Чтобы он побыстрее показал, где она может провести ночь, а потом оставил ее наедине, чтобы она могла просто тихонько поплакать. Отчего-то сейчас безумно хотелось именно этого.

— Когда ты ела в последний раз? — но Высоцкий, к сожалению, мысли читать не умел… Или не хотел. Поэтому все же оглянулся, снова прищурился, окидывая новым внимательным взглядом.

И Аня хотела бы соврать, но не смогла. Произнесла устало:

— Не помню. Но я не хочу. Спать хочу, если честно…

Видно было, что Высоцкий дает себе несколько секунд на раздумья, но вероятно решил не настаивать, потому что кивнул, закрыл холодильник, подошел.

— Если ночью проголодаешься — холодильник в твоем распоряжении. Бери, на что упадет взгляд. Я все равно выбрасываю половину. Микроволновку найдешь. Как включить — разберешься. Не бойся, готовил не я. Не отравишься. Пойдем, покажу спальню.

Он остановился ближе, чем Ане хотелось бы. Она понимала, что слушать его, глядя куда-то под ноги — не дело. Поэтому старалась смотреть в глаза, но делать это было непросто. Во-первых, потому что он был значительно выше, во-вторых, потому что их разделяло не больше полуметра и отчетливо слышался запах его парфюма, действующий на нее будоражаще.

Благо, Высоцкий об этом не подозревал, иначе… Иначе вряд ли позвал к себе вообще. Теперь же обошел, снова, не дожидаясь, направился вглубь квартиры к другим комнатам — за закрытыми дверьми. Открыл одну из них, включил свет, дождался, пока Аня подойдет, кивнул, чтобы заходила.

Спальня была красивой, пусть и слегка безликой. Здесь нашлось место для большой кровати, комода, шкафа, отсюда же куда-то вела еще одна дверь.

— Это не ваша? — Аня задала вопрос, бросая на Корнея взгляд с опаской. Ей дико важно было понимать, что она не стесняет его слишком сильно.

Он же начал уже привычно — хмыкнул, не спеша отвечать.

— Там ванная. Чистые полотенца и банные принадлежности найдешь. Если чего-то не будет — скажешь. С душем справишься, думаю.

— Спасибо, — смиряясь с тем, что ответ на свой вопрос она скорее всего не получит, Аня сделала еще один неуверенный шаг вглубь своей временной обители.

— Не за что. Заснуть сможешь? — следующий же вопрос заставил снова вскинуть взгляд. И на сей раз нахмуриться уже Аню. Она с непониманием несколько секунд смотрела на Высоцкого… — Ты перенервничала, тебе нужно выспаться. Я хочу понять, ты сможешь сама заснуть или найти таблетки?

Аня наконец-то поняла смысл предложения, активно замахала головой из стороны в сторону. Понятия не имела, сможет ли, но утруждать Высоцкого поиском снотворного ни в жизни не стала бы. Да и проспать утреннюю поездку к бабушке права не имела. Пусть от Высоцкого, судя по всему, до больницы будет добираться ближе, но приехать Аня хотела заранее.

— Не надо ничего, с-спасибо вам. Я просто… Я не хочу вас утруждать… Сверх меры…

Аня старалась подбирать каждое слово, но ей все равно казалось, что выбранные формулировки с высокой вероятностью забавляют Высоцкого. Чтобы говорить с ним так, как хочется ему, нужно долго и упорно учиться, в этом сомнений не было.

— Отлично. Во сколько ты хочешь попасть завтра в больницу? — Аня не успела засомневаться, как стоит расценивать его «отлично», ведь он тут же удивил вопросом. Она снова немного сощурилась, глянула растерянно…

— К десяти. Мы с бабушкой договорились, что к десяти.

— Хорошо.

Высоцкий кивнул, покрутил в руках телефон, потом снова глянул на Аню.

— Я хочу поговорить с твоей бабушкой. Если ты не против.

Пусть Аня знала Высоцкого недостаточно хорошо, чтобы уметь общаться с ним так, как он привык, но даже ей было понятно — второе предложение не предполагает возможности, что она таки против. Это просто… Предупреждение, что ли. Мол, не удивляйся, девочка, но завтра я планирую пообщаться с твоей бабушкой.

— Не волнуйся. Я не собираюсь учить вас жизни. Не сомневаюсь, что вы и без меня понимаете, как шикарно вляпались. Но нам, очевидно, есть, что обсудить.

— Я понимаю…

Аня ответила, не понимая совершенно ничего. И не представляя, о чем Высоцкий будет говорить с бабулей, если… «А я не стану»… Но ее ведь не спрашивают. Ни о чем не спрашивают.

— Располагайся и ложись спать тогда.

Корней сказал, вышел из спальни, закрыв за собой дверь, Аня же еще несколько минут просто стояла, то и дело забывая дышать. Прислушивалась к происходящему где-то там…

Потом снова окинула взглядом комнату, посмотрела на кровать, на шкаф, комод, окно…

Тихо подошла к углу кровати, приподняла покрывало, проверяя, есть ли здесь постель. Оказалось, есть. Выдохнула, потому что… Лезть самой в шкаф в ее поисках было бы жутко неловко, почти так же, как обращаться с дополнительным вопросом к Высоцкому.

Присев на корточки, Аня расстегнула сумку, достала привезенную с собой пижаму, зубную щетку с пастой, белье, думала тут же направиться в ванную, а потом бросила еще один взгляд на дверь в комнату…

Поняла, что она замыкается изнутри, а потом еще несколько мгновений сомневалась, имеет ли право…

Она не то, чтобы боялась Высоцкого. Меньше всего он походил на насильника, да и Аня никогда не переоценивала себя — интереса в нем она вызывать не может ни при каких обстоятельствах. Замухрышка ведь, по сути. Он привык к другому. И ценит другое. Но… Замкнувшись, ей было бы морально легче.

Она все же подошла, коснулась пальцами замка, легко, без нажима, попробовала… Поняла, что замкнуться без щелчка не получится… Вздохнула, позволила пальцам соскользнуть, пошла в ванную, оставив дверь открытой. Выражать свое недоверие настолько открыто не рискнула.

Ванная была небольшой, но тоже довольно красивой. Уже здесь Аня точно убедилась, что хозяин не пригласил ее «с барского плеча» переночевать в своей спальне. Эта была гостевой.

В ванной, как и в спальне, ни единого признака нахождения здесь хозяина. В еще одном небольшом комоде — стопка чистых махровых полотенец и пушистый халат. На полочке за зеркалом несколько наборов гелей и шампуней, похожих на гостиничные. В самом душе ни одной баночки, никаких мочалок.

Эту дверь Аня закрыла уже со спокойной душой. Раздеваясь и принимая быстрый душ чувствовала себя неловко, но горячая вода все же помогла немного расслабиться.

Юркнув в пижаму, Аня посмотрела на себя в зеркало и грустно усмехнулась. Ее игривый зайки на шортах и футболке никогда еще не выглядели настолько неуместно-глупо…

Потратив несколько секунд на сомнения, оня потянулась к халату, набросила его сверху, туго затянула пояс… Пусть тот самый халат был ей откровенно великоват, но так Аня почувствовала себя куда уверенней. Так ей самой казалось, что она намного лучше «вписывается» в мир его квартиры.

Вернулась в спальню, снова прислушалась, замерев по центру комнаты…

Было слышно, что Высоцкий в гостиной или кухне. Включил негромкую музыку, вероятно, позвонил кому-то, потому что до Ани даже донеслась пара слов. Возникла шальная мысль прислушаться получше, но девушка себя одернула. Слишком это было бы нагло…

Подошла к кровати, опустилась на край, окинула новым взглядом комнату…

Пожалуй, лучше всего сейчас было последовать совету Высоцкого — выпить какую-то таблетку и забыться в сне, но она отказалась… Да и только сейчас поняла, что толком не поблагодарила его за помощь. Пусть без горящих энтузиазмом глаз и подбадривающей улыбки на губах, но он ведь помог…

Прокашлявшись несколько раз, Аня снова встала, подошла к двери, с замиранием сердца открывала ее, потом босыми ногами переступала порожек из спальни в коридор, сжимая рукой халат на груди, чтобы не дай бог зайки не выглянули, кралась к гостиной…

Высоцкий действительно был здесь. Сидел на диване рядом с продолжавшим валяться пиджаком, забросив ноги на журнальный столик. На коленях стоял такой же элегантный, как он сам, ноутбук. Мужчина успел расстегнуть манжеты рубашки и закатать рукава. Вроде бы совсем незначительное изменение, а Аня отчего-то оно показалось, что так он выглядит иначе. Тоже строгий. Тоже весь в себе. Но не такой далекий что ли… Не такой безупречно дисциплинированный…

— Ты что-то хотела? — Высоцкий спросил, продолжая смотреть в экран ноутбука, Аня же в очередной раз смутилась, сжимая ворс халата еще сильней.

— Хотела сказать вам спасибо. Вы не должны мне помогать, но помогли. Я не смогла бы сегодня остаться в доме сама…

Ему вряд ли нужны были ее откровения. Аня была готова к тому, что Высоцкий скривится и отмахнется, он же… Отвлекся от экрана, перевел взгляд на нее. Снова наградил задумчивым взглядом, скользя теперь уже от голых носков, до макушки, на которой собранные в пучок волосы…

— Я знаю, что не смогла бы. Иди спать. Чем быстрее уснешь — тем будет лучше. И можешь замкнуться, если переживаешь. Я не обижусь.

Сказал, снова отвернулся, нажал на пульт, выключая музыку, поднес пальцы к клавиатуре, печатая что-то… Ане было очевидно, что разговор окончен. Благодарность вроде бы принята, самое время скрыться с его глаз, чтобы исполнить указание и не мешать.

Но она замешкалась, потому что… Это не могла быть забота. Ему не с чего ее проявлять, но звучало именно так…

Промямлив «доброй ночи» и ожидаемо не дождавшись ответа, Аня развернулась, снова ныряя в выделенную ей норку. Только тут поняла, что сердце подозрительно быстро бьется. Подержала пальцы на замке несколько бесконечно длинных секунд, потом же позволила им снова соскользнуть, оставив дверь открытой.

Вероятно, пора признать, что если ей кого-то стоит бояться, то не Высоцкого. Вот только и заботу в его действиях тоже искать не стоило бы.