— Это было… Это было… Ух!!! — Аня влетела в выделенную для них комнату первой, плюхнулась на стоявший тут же диван, попыталась хоть как-то оформить в слова то, что чувствовала… Но не смогла. Зато вызвала смех — свой и окружающих. Понимающий смех людей, переживающих невероятный эмоциональный подъем.
Их дебют на таком важном, ответственном, серьезном мероприятии получился даже лучшим, чем они надеялись.
Да, это стоило им значительных усилий, но результатом они были довольны. И не только они. Судить об этом можно было по тому, как реагировала публика. Пусть большинство продолжали беседовать, есть, касаться губами бокалов, сновать по залу, но никто… Ни один человек (во всяком случае, Аня подобного не видела), не скривился, не смотрел с презрением, не подходил к распорядителю с деликатной просьбой прекратить мучать уши и инструменты. Да и прокручивая в голове воспоминания о том, как все было, Аня понимала — вести себя подобным образом не было оснований.
Они отыграли ве-ли-ко-леп-но. Почти так же круто, как сыграли бы профессионалы, достойные гонорара, который почему-то предложили им.
— Полный «ух»! — Костя, устроившийся рядом с Аней, авторитетно подтвердил, а потом они снова дружно рассмеялись, чтобы уже позже, сидя кто где, наминать угощения, которые ждали их в гримерной после возвращения сюда, обсуждая в деталях, как все было. И через предложение приходить к выводу, что все же… Ве-ли-ко-леп-но!
— Я думала, умру от волнения, честно… — вторая гитаристка Таня, устроившаяся на трюмо, оставила тарелку, вытянула руки, демонстрируя дрожь, а вместо ответа получила такие же протянутые, непозволительно заметно дрожащие руки.
— Не ты одна, — Аня посмотрела на свои и снова не смогла поверить, что и всем им и лично ей мандраж не помешал. — Мне в какой-то момент показалось, что пальцы задеревенеют, я так испугалась…
— Все было хорошо, Анют. Шикарно, я бы даже сказала, — Таня перебила, улыбнулась, вновь взяла тарелки, наколола на вилку рулетик с красной рыбой и сливочным сыром, отправила в рот, издавая протяжное «мммм»… Это было так вкусно и этого было так много, что одной только едой с ними уже могли бы сполна расплатиться.
Да и вообще… Что у Ани, что у остальных ребят возник определенный диссонанс собственных представлений и реальности, о котором они успели поделиться.
Им почему-то казалось, что люди такого достатка, как хозяева вечера — а тут ведь не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать, в насколько дорогом заведении и для насколько дорогой аудитории они сегодня выступали, — люди довольно прижимистые и, что не менее важно, пренебрежительные. Александра же заставила их не просто засомневаться, но полноценно пересмотреть свои же взгляды.
Пожалуй, такие, как хозяйка вечера, редко подходят к уличным музыкантам с предложением выступить на их празднике. Но она подошла.
Пожалуй, они не распоряжаются лично о том, чтобы этих уличных музыкантов доставили в нужное место и завезли потом домой в лучшем виде. Не обеспечивают их не менее богатым столом, чем тот, который ждет гостей в зале. Не думают, что музыкантам может понадобиться комната, чтобы привести себя в порядок…
Не приходят после выступления с личной благодарностью в ту самую комнату…
А Александра пришла. Застала их — вчерашних детей, кого где, возбужденных и счастливых… Почему-то улыбнулась, не заходила — осталась в дверном проеме. Похвалила, поблагодарила, напомнила, чтобы не вздумали заморачиваться поисками вариантов, как бы добраться домой своими силами — спокойно ели, отдыхали, при желании — гуляли по территории, где захотят, а когда устанут — позвонили Злате, которая обеспечит транспорт.
Вторую часть гонорара она положила в конверте на угол трюмо, с которого попыталась сползти застеснявшаяся Таня, но Александра только отмахнулась.
Как чуть позже оказалось — в конверте было даже больше, чем они договаривались. И это вызвало в душах новый прилив благодарности. А лично у Ани — лишний повод верить в чудеса. И в людей тоже верить…
Ведь, как оказалось, богатство не равняется снобизму. Доброта не обратно пропорциональна количеству нулей в суммах на счетах. Везде есть плохие люди, но и хорошие тоже есть везде.
После того, как животы были набиты, инструменты собраны, а у самих выступавших эйфория сменилась усталостью, они сделали, как просила хозяйка вечера — набрали Злату.
Чтобы не гонять наверняка замотавшуюся, как белка в колесе, девушку к гримерке, сами подошли к паркингу.
Что машина, что Злата уже ждали их там, вот только… Злата была недовольна, а машина не та…
Девушка улыбнулась подошедшим музыкантам, а потом сделала несколько шагов в сторону, набирая кого-то, ожидая ответа.
В комплекс их привезли на минивэне, сейчас же они остановились рядом с пусть немаленьким, но универсалом. Очевидно неспособным уместить в себя пятерых людей с довольно объемными и, что не менее важно, хрупкими инструментами.
— Алло… Да. Василий, как скоро вас можно ждать? — музыканты стояли у автомобиля, понимающе переглядываясь, а Злата делала по несколько шагов в одну сторону, разворачивалась, несколько в другую, держа телефон у уха, смотря на асфальт. — А с чем связана задержка? — Задала вопрос, снова замолкла, слушая. Кивнула, бросила «ага, поняла, ну вы постарайтесь, пожалуйста», скинула вызов, подошла к ребятам, снова улыбнулась. — Мне очень неловко, но большой автомобиль, который вас привез, отправили полчаса назад по делу… Я не знала, простите, не успела переиграть…
— Бросьте, Злата. Вы не могли знать… — девушка говорила так искренне извинительно, что у Ани откровенно не выдержало сердце. И она прекрасно знала — не только у нее. Пусть озвучить взялась она, но ребята ее поддержали — дружно закивав.
— Спасибо, — Злата улыбнулась, скосила взгляд на стоявший рядом автомобиль, водитель которого чуть отошел — перекуривал. — Четверо здесь должны поместиться. С инструментами, думаю. А пятому человеку я сейчас такси закажу. Или трое могут поехать в этом автомобиле, а тогда такси закажем двоим. Еще раз извините за неудобства, пожалуйста. Я отойду на минуту, а вы пока решите, как поедете, хорошо?
Музыканты закивали, Злата действительно отошла…
— Давайте вы на этой, а я такси подожду, — Аня вызвалась сама. Потому что… Это было логично. Она жила дальше всех, в противоположной стороне. А еще ей казалось, что и устала она меньше, может немного подождать.
— Нет, Нют. Я тебя саму не пущу никуда. Вдвоем поедем, — да только Таня тут же замахала головой, выражая протест. Даже за руку Аню взяла, как бы подтверждая серьезность своих намерений.
— Да ну, глупости, Тань. Вы с Костиком в соседних парадных живете. Какой смысл дважды гонять машину по одному адресу? Езжайте вы. По дороге девочек забросите. А я подожду немного, правда.
— Ну так давайте вы с девочками тогда на этой, а мы с Танюхой на такси, — тут в разговор вступил уже Костя. Предлагая вполне разумно… Все закивали, Аня закусила губу… И вроде бы все логично, но все равно неудобства.
— Нам такой крюк делать придется, если сначала меня завозить решат, а потом уже девочек… — но Аня скривилась, мотая головой из стороны в сторону.
— Ну что вы, решили? — Злата снова подошла, окинула взглядом лица, задержалась на Костином, подозревая, что решение озвучит он, но случилось иначе.
— Да. Ребята на этой поедут, а я такси дождусь.
Аня ответила сама, не желая ставить никого в неловкое положение. Все понимали, что этот вариант максимально экономный и в плане времени, и в плане средств. А даже чужие деньги сложно транжирить тем, кому и свои-то не приходилось.
Злата ни взглядом, ни жестом не продемонстрировала, что удивлена предложенной конфигурации, кивнула, открыла заднюю дверцу, как бы давая добро на то, чтобы все начинали располагаться.
Скрипки и гитара устроились в багажнике вместе с костюмами, а вот с виолончелью пришлось туговато. Наименее травматичным вариантом показалось устроить ее у девочек на руках.
Садясь в машину, каждый участник коллектива смотрел на Аню с сомнением.
— Анют, может все же я с тобой? Или мы с Костиком? — напоследок Таня еще раз не выдержала, спросила, когда Аня готовилась закрывать заднюю дверь, помогая придавленным чехлом виолончели пассажирам.
Но Аня опять отмахнулась.
— Все хорошо, езжайте, — захлопнула дверь, улыбнулась, следя, как автомобиль плавно отъезжает, приближается к шлагбауму, тормозит, чтобы через несколько секунд вновь покатиться в сторону дороги. Ане казалось, что она видела хмурый Танин взгляд в заднем, но это не точно. Да и глупости ведь… Разве есть причины хмуриться?
— Не волнуйтесь, Аня. Я сейчас закажу вам машину в хорошей службе. Никаких эксцессов — гарантирую.
Злата, которая тоже стояла рядом, но смотрела не на уезжающую машину, а на экран своего телефона, обратилась к Ане, улыбнулась.
— Спасибо вам. Не переживайте. Я, на самом деле, и сама могу заказать, если у вас есть дела поважней…
— Бросьте. Я пообещала Александре Константиновне, что организую транспорт. Значит, так и будет.
Злата отмахнулась, зашла в приложение…
— Забьете адрес? — протянула телефон Ланцовой. Аня начала вбивать, но не успела — на экране загорелось имя «Александра Самарская».
— Вам звонят…
Боясь сбить звонок — вернула мобильный хозяйке. Та секунду смотрела на Аню, потом на экран…
— Я на минутку отойду, хорошо? Александра Константиновна звонит. Подождете тут?
Аня кивнула, улыбнулась. Подождет. Куда она денется?
Злата опять отошла, снова говорила, глядя под ноги и делая шаг за шагом с периодическими разворотами, Аня же подошла к столбику, у которого чуть раньше устроила свою гитару, положила руку на чехол, улыбнулась…
Подумала, что завтра утром наконец-то закажет новый. Деньги есть, можно себе позволить шикануть.
Вздрогнула, когда услышала оклик.
— Анна, простите, пожалуйста, но подождете пять минут? Не больше, обещаю! Александра Константиновна очень просит подойти. Я не сказала ей, что у нас случился небольшой эксцесс с автомобилем, боюсь, будет волноваться. Но я вам обещаю — сбегаю в зал, все улажу, и сразу вернусь. Не уходите, пожалуйста. И не уезжайте. Я головой отвечаю…
И снова в голосе Златы было слишком много искренности, чтобы усомниться. Аня закивала, а потом следила, как девушка сначала пусть довольно быстро, но просто идет, а потом даже на бег переходит, пытаясь побыстрее оказаться в нужном месте.
Такая ответственность не могла вызвать в Ане ничего, кроме восторга и немного жалости. А сама она… Не сахарная ведь. Постоит, подождет.
Минут пять точно. И даже десять без проблем. Да и пятнадцать — не велика беда…
— Корней, выйдем-покурим? — Самарский подошел к их столику ближе к полуночи. Сразу после того, как со сцены спустилась Александра с одной из своих подруг. Как оказалось, глубоко беременной.
Речи обеих не были пафосными. Женщины вполне доходчиво, без лишней слезливости объяснили, куда и на что планируют потратить вырученные во время аукциона деньги. Эта манера Корнею очень понравилась. Настолько, что даже удалось справиться с зудящим чувством излишней сладости самой затеи, которое его сопровождала все это время.
Он не был против благотворительности и благотворителей. Просто слишком хорошо знал, чем довольно часто руководствуются люди, ею занимающиеся. В частности, меценаты.
Но если судить по Александре и Ксении (выяснилось, зовут ее именно так), ими руководит что-то другое. И хорошо, наверное.
— Выйдем, конечно.
Корней кивнул, только снимая со своего колена руку Илоны, привлек внимание своей спутницы — она опять увлеченно беседовала с соседками — на сей раз уже двумя. К общению присоединилась девушка, которой, насколько услышал Корней, принадлежал один из сегодняшних благотворительных лотов — годовой абонемент на частные балетные уроки.
Почувствовав касание Корнея, Илона оглянулась, улыбнулась ему, потом Ярославу.
— Я украду у вас Корнея ненадолго, — Самарский сказал не требовательно, чуть улыбаясь, Илона же покорно кивнула. — Если не вернемся до начала аукциона — не сдерживайте себя. Повышайте до предела. У Высоцкого хорошая зарплата, он может себе позволить быть щедрым, — а потом и вовсе пошутил, заставляя Илону снова кивнуть, улыбаясь все шире, а Корнея хмыкнуть.
На самом деле, вечер для него прошел довольно неплохо. Будь воля Корнея, он скорее всего предпочел бы провести его иначе, но о том, что посетил мероприятие — не жалел. Да и осталось не так-то много — тот самый аукцион, а потом все начнут потихоньку разъезжаться. И никто точно не обидится, что они с Илоной окажутся в первых рядах.
Но сначала «выйти-покурить» с Самарским. Это святое.
Они не остановились на террасе — там обоим показалось слишком шумно. Поэтому спустились в сад, пошли по дорожке в сторону паркинга. За сигаретами оба не тянулись — просто потому, что не курили.
— Это утомляет, конечно… — первым заговорил Самарский. Хмыкнул, глядя сначала под ноги, а потом скашивая взгляд на шедшего рядом Корнея. Который… Никогда не удивлялся прозорливости и прямолинейности начальника. Пожалуй, это-то его скорее привлекало.
— Утомляет, но оно того стоит, — сам же ответил то, в правильности чего не был уверен, но где-то в глубине души, наверное, хотел бы верить.
— Думаешь?
— А почему именно детский дом? — на вопрос Корней не ответил, а вот свой встречный задал. Ровно в тот момент, когда они вышли по аллее, огороженной можжевеловыми стриженными кустами, к развилке, одна дорожка которой вела в сторону паркинга, вторая — по крутой дуге обратно к ресторану. Остановились. Здесь было куда тише — хорошее место для разговора.
— Это долгая история, — вероятно, вопрос действительно не отличался деликатностью. Поэтому, когда Самарский ответил так неопределенно, а потом замолк, Корней только кивнул. Не ожидал продолжения, но внезапно получил его. — У нас с Сашкой было непростое детство. У меня родители умерли рано, у нее… Она без матери росла. Отец — отдельная история. Саша всегда очень глубоко переживает сложности детей — своих и чужих. По образованию юрист, получила адвокатское, бросилась спасать всех детей, которым не повезло с родителями или не повезло их иметь. До кого дотянется, — Самарский говорил отрывисто, не больно эмоционально, но по тому, какое выражение блуждало во взгляде, а улыбка то и дело касалась уголков губ, было понятно — говорит все, что говорит, с гордостью. Пренебрежением тут и не пахнет. — Потом поняла, что права недостаточно — нужна психология, медиация, нужно, чтобы люди знали, куда обращаться. Постоянно училась, постоянно придумывала что-то новое…
— У вас четверо детей… — Корней перебил, пытаясь сопоставить в голове… Потому что пока не складывалось. Он не тешил себя иллюзиями о том, что у подобной деятельность есть только блестящая, красивая сторона результата, когда все уже счастливы. Понимал, что это полноценный айсберг и самое сложное, жесткое, подчас реально страшное прячется под водой. И разумные мужики в семейные споры поэтому-то практически никогда не лезут. Там больше эмоций, чем рациональности. Там больше обиды, чем желания решить проблему. Там чаще всего нет денег, но всегда есть кучи дерьма. Там слишком сложно и слишком безденежно, чтобы класть на это жизнь.
— Да. И она все успевает. Не спрашивай меня, как… Наши девочки — школьницы уже. Младший в саду. Все кружки, сказки на ночь, ветрянки и поносы — на ней. Нам помогают, конечно, но все равно нагрузки адские. Я не знаю, как это у нее получается. У меня есть бизнес, и я в нем часто зашиваюсь. А она — нет. Кто бы мне сказал когда-то, в кого превратится девочка, которую я звал замуж — не поверил бы…
— Вы давно женаты?
— Десять лет. Ей чуть больше двадцати было, мне почти тридцать.
— Много, — Корней прокомментировал без задней мысли. Просто очередная констатация факта: десять лет в их возрасте — это пропасть. Разный опыт, разный жизненный темп, разные взгляды на любые вещи, разные стремления.
— Нам не помешало, — Самарский же просто отмахнулся от замечания «теоретика». Когда начиналась их история, меньше всего обоих волновала разница в возрасте. На пути от заложницы и похитителя до любви больше жизни они перепрыгивали через совершенно другие преграды.
— И вы не против? — Корней смотрел на Самарского, снова немного с прищуром. Пытался понять — то ли неправильно понимает своего начальника, то ли просто недостаточно глубоко его знает.
— Не против чего?
— Ее стремления спасать посторонних людей ценой собственных нервов. — Корней задавал вопрос не из праздного любопытства, а из научного интереса познать людей чуть глубже. Ему всегда казалось безумно странным, что жесткие в бизнесе мужчины в семейной жизни не устанавливают такие же четкие рамки, а пускают многое на самотек, прекрасно понимая, что иначе было бы лучше.
— Моим мнением особо не интересуются, — Ярослав же снова хмыкнул, пожимая плечами. — Я даже думаю иногда, что не просто возрастная разница стерлась, а Сашка меня переросла. Слишком мудрая. Слишком глубокая. Слишком уверена в том, что делает. Поэтому я и не против.
— Но не одобряете?
— Да не то, чтобы не одобряю. Не понимаю просто. Хоть убей — не понимаю. Наш мир уже не спасти, а они все пытаются… В чудеса верят, совершать стараются… А если не получается — и себе душу рвут, и нам заодно… Мечтательницы… Но им ведь и удается часто. Если бы они помогли хоть одному ребенку — это уже стоило бы того. А они помогли десяткам. Это железный аргумент. Нам на него нечего ответить.
Корней кивнул. Ему ни возразить было нечего, ни добавить.
— Так а почему этот детский дом-то?
— Там вырос муж Ксении. Ты видел ее… Еще одна… Я не знаю, откуда они такие деятельные на наши с Тихомировым головы… Их старшему сыну три года, как нашему младшему. Ксюша на девятом месяце — ждут второго. Точнее вторую — девочка будет. Но отложить все на пару месяцев, спокойно родить и потом провести аукцион — не наш вариант. Иван в психах — волнуется, зато Ксюша спокойна. А почему этот детский дом… Сашка помогает с усыновлением одной паре. Мальчик оттуда. Она узнала, что у них есть меценат, познакомилась с Тихомировой. Оказалось, что Ксения относительно недавно взяла шефство над домом. Иван был против, но…
— Вашим мнением никто не интересуется, — Корней повторил слова Самарского, произнесенные чуть раньше, Ярослав кивнул, хмыкнув.
— Где-то так… Ксюша с Сашей идеально сошлись в своем стремлении спасти мир… Вот теперь спасают, как могут. Создали благотворительный фонд. Саша занимается правовой помощью, Ксюша — привлечением спонсоров. Набрали штат таких же идейных, развиваются, растут, ищут деньги, находят, спасают. А мы с Иваном сначала убеждаем себя, что это им не вредит, а потом успокаиваем, когда так, как им хотелось бы, не получается.
— А Иван — это…
— Да. Тихомиров. Мы с ним работаем по Интернету. Очень толковый. Я уже даже думал по дружбе попросить парочку инсайдов. В наше время надежней сначала вышку поставить в регионе, а уж потом дом строить. А то не купит никто без Интернета…
Ярослав пошутил, Корней хмыкнул, кивая. В этом была доля истины. Потом же боковым зрением уловил движение, перевел взгляд, прищурился…
— Но я вообще снова хотел спросить тебя по проекту. Тот вопрос так и не решился?
— Еще нет. Работаем, — Корней ответил коротко, отрывисто. Но не потому, что тема его раздражала, хотя чего душой кривить-то? Раздражала, еще как. Вот только Самарскому его раздражение должно быть до одного места, что совершенно правильно. Ему важен результат, а результата нет. Вот только дело было в другом — Корней смотрел на человека, стоявшего на парковке, и пытался понять — это так сработал эффект «вспомни солнце — вот и лучик» или ему уже мерещится.
— На что смотришь? — Ярослав уловил пристальный взгляд Высоцкого, проследил за ним. — Это кто-то из гостей? — вопрос задал скорее в воздух, чем человеку.
— Думаю, это оркестр потерял гитариста, — но к тому времени Корней был уверен уже на девяносто девять и девять, что это таки «лучик».
— Наверное, — но если Корнея этот «лучик» по объективным причинам интересовал, то Ярослава — не особо, поэтому он быстро вновь отвернулся. — Сашка их в переходе нашла. Музыкантов. Еще один акт благотворительности. — Опять просто констатировал. — Но играли хорошо. Ничего не скажешь.
Корней кивнул, практически силой заставил себя оторвать взгляд от силуэта с рассыпанными по плечам кудрями и гитарным чехлом, стоявшим на стопах…
— Мы с Александрой Константиновной ходим по одним переходам, значит, — усмехнулся.
— Знаешь их? — А Самарский еще раз глянул на девочку. — Почему она там торчит вообще? Надо будет Сашкину ассистентку отправить. Может помощь нужна. Их вроде бы завезти по домам должны были… Время позднее, — Самарский глянул на часы, присвистнул.
— Знаю, — у Корнея же как-то очень быстро все сложилось в голове. Моментально практически. — Не надо ассистентку звать, Ярослав Анатольевич. Я девочку знаю. Сам завезу. А то как-то ребенка на такси через лес…
Корней не то, чтобы особо нуждался в одобрении собственного плана. Тем более, что двойной мотив его действий Самарский видеть ну никак не мог — он-то не знал, чья внучка сегодня развлекала гостей. Но кивка все же дождался…
— Я думаю, смотаться туда и назад около часа займет. Если Илона раньше заскучает, я попрошу вас за ней поухаживать, не затруднит?
— Нет, конечно.
Корней опять кивнул, достал из кармана телефон, написал Илоне: «
должен отъехать ненадолго по делам
«. Ответ пиликнул почти сразу, но Корнею не нужно было смотреть на экран, чтобы не сомневаться — там короткое «
ок
«. Ни одного лишнего вопроса, ни намека на расстройство.
— Я в понедельник к вам зайду насчет проекта. Может, появятся сдвиги.
— Хорошо.
Самарский остался на развилке, не сильно вдумчиво следя за тем, как Корней идет в сторону парковки, а потом размял шею, делая шаг обратно в сторону ресторана. Ему еще предстояло бороться за главный аукционный лот и непременно победить.
Хотя главный и так его. Сердце Александры Самарской — бесценно.