Правители эпохи эллинизма

V Птолемей II и Арсиноя II (308–246 гг. до н. э.) (316–270 гг. до н. э.)

С Птолемеем II, которого последующая традиция (со II в. до н. э.) прозвала Филадельфом, в империи Птолемеев на сцену выступает второе поколение правителей. К этому новому поколению относилась также его сестра Арсиноя II. Оба были выдающимися личностями, и оба оказывали решающее влияние на судьбы державы Птолемеев в III в. до н. э., — Арсиноя, правда, лишь в течение немногих, хотя и изобилующих событиями, лет, между тем как ее брат держал в руках бразды правления на протяжении почти четырех десятилетий. Современники сознавали значение этой правящей пары; по что произвело на них особенно сильное впечатление, так это брак между братом и сестрой, оказавшийся в своем роде (эти брат и сестра были детьми одной супружеской пары) беспрецедентным. в раннюю эллинистическую эпоху.

В связи с плачевным состоянием традиции, которая в большей своей части не сохранилась, о жизни и делах Птолемея II и его сестры Арсинои II не существует связного предания. Однако все же должны были существовать историки, проявившие интерес к царю и его сестре, иначе были бы непонятны намеки традиции на отдельные эпизоды из их жизни. Вряд ли относится к ним Гиероним из Кардии, скорее уж историк Филарх из Афин (или из Навкратиса), впрочем не всегда придерживавшийся истины. Но об этом мы не можем судить с абсолютной уверенностью из-за отсутствия источников, и современный историк стоит перед трудной задачей — составить цельную картину из крохотных отрывков традиции, рискуя упустить существенные детали. Но проводимая царями политика играет первостепенную роль в их судьбе, а о внешней и внутренней политике Птолемея II имеется достаточно свидетельств. Правда, в отдельных случаях трудно определить, сам ли царь, или его сестра, или же советники и друзья принимали те или иные важные решения. Однако, как бы то ни было, ответственность в целом всегда несет правитель, и мерилом его дел является успех или неудача его политики.

Птолемей II правил с 283 до 246 г., причем следует добавить, что он уже в 285 г. был назначен соправителем своего отца Птолемея I. Правление его падает на время стабилизации монархий диадохов. Наряду с империей Птолемеев консолидировались также державы Селевкидов и Антигонидов. Их правители — Селевкиды Антиох I (281–261 гг.) и Антиох II (261–246 гг.), а также царь Македонии Антигон Гонат (276–239 гг.) — были выдающимися личностями, а их правление, бесспорно, можно отнести к высшим достижениям в политической истории эллинизма. Не стоит поэтому удивляться, что соперничество между эллинистическими государствами было велико и что разрешилось оно целой серией войн. Целью этой борьбы было в первую очередь господство в Южной Сирии (Келесирии), а также в Эгеиде. Однако до существенного изменения эллинистической системы равновесия сил при втором поколении правителей дело не дошло. В общем и целом Птолемей II сумел сохранить первенство на море, несмотря на то, что в лице Антигона Гоната имел мощного соперника. Хотя вследствие Хремонидовой войны (267–261 гг.?) держава Птолемеев вынуждена была несколько поступиться своим влиянием, это все же не помешало расцвету искусства и науки в Александрии. В нем, собственно, и заключается истинное значение царствования Птолемея II.

Птолемей II появился на свет на острове Косе в 308 г. Его сестра Арсиноя II была на восемь лет старше. Матерью обоих была Береипка, любимая жена Птолемея I, дочь Лага и Антигоны, и через последнюю — внучка македонского правителя Кассандра; Антигона же была сводной сестрой своего супруга Лага. Береника попала в Египет случайно. Ее тетка, дочь Антипатра Эвридика, взяла ее с собой в Египет — здесь Эвридика вышла замуж за Птолемея I. От этого первого брака Птолемея с Эвридикой родился Птолемей Керавн, также сыгравший важную роль в жизнп Арсином 11, своей сводной сестры.

Судьба Арсинои II оказалась теснейшим образом связана с домом Лисимаха, царя Фракии и Македонии. Вероятно, в 300 г. (или, возможно, в один из ближайших за ним) Арсиноя вышла замуж за царя Лисимаха. Последний был уже шестидесятилетним стариком, Арсиноя же — молоденькой девушкой. Для Лисимаха, кстати, это был уже четвертый брак; он был поочередно супругом Никеи (одной из дочерей Аптипатра), затем одрисской княжны, в третий раз он женился на персиянке Амастриде. Все эти браки, как было принято в эпоху диадохов, имели политическую подоплеку.

От первого брака у Лисимаха были дочь по имени Арсиноя, фигурирующая в истории как Арсиноя I, и сын Агафокл, проявивший себя с юных лет чрезвычайно способным военачальником и стратегом. Агафокл был бы естественным наследником власти Лисимаха, если бы не его опасный конфликт с мачехой Арсиноей II. Придворная сплетня гласила, что мачеха делала Агафоклу любовные предложения, но тот их с презрением отверг. В действительности причиной столкновения был вопрос о престолонаследии. Арсиноя II родила Лисимаху трех сыновей — Птолемея, Лисимаха и Филиппа. Она сумела довести престарелого властителя до того, что он казнил своего сына Агафокла. Как гласит предание, страшное это дело было совершено в тюрьме Птолемеем Керавном^{28}.

Смерть Агафокла была невосполнимой утратой для династии Лисимаха; казненному царскому сыну не было еще 30 лет. Это событие падает, по всей вероятности, на 283/282 г. Агафокл был женат на Лисандре, приходившейся родной сестрой Арсиное II, поскольку она также была дочерью Птолемея I и Береники. Эти события при дворе Лисимаха, особенно насильственная, вызванная происками Арсинои II, смерть Агафокла, демонстрируют никем доселе не превзойденные жестокость и коварство. Ни жизнь пасынка, ни судьба собственной сестры не были для нее святы, а ослепленный Лисимах оказал жене большую поддержку в ее стремлении к власти, которой та добивалась с исключительным упорством. Никто не сможет оправдать этих действий, они, как в зеркале, отражают характер Арсппоп II, не уважавшей ни божественного, ни человеческого права.

Однако поворот в судьбе и возмездие наступили раньше, чем Арсиноя могла предположить или ожидать. Друзья Агафокла были в ужасе от того, что случилось в доме Лисимаха, и поклялись отомстить виновным. К числу этих друзей принадлежал также и Селевк I. К мотиву мести у него еще добавлялись политические основания, приведшие к войне против Лисимаха.

Между фракийским правителем и Селевком I существовали открытые разногласия. Они проявились, в частности, в расхождении во мнениях относительно обращения с Деметрием Полиоркетом, когда тот находился в плену. Завершением всего явилась битва при Курупедионе (февраль 281 г.), в которой пал Лисимах. Его господство в Малой Азии рухнуло, а вдове его Арсиное с трудом удалось спастись бегством в Кассандрию в Македонии.

Как следовало ей теперь поступить? Власть Арсинои II над европейской частью державы Лисимаха была слишком шаткой; о короновании Птолемея, ее старшего сына от Лисимаха, нельзя было и думать всерьез — он был слишком юн, чтобы справиться с трудностями, связанными с таким наследием. В довершение всего македонское войсковое собрание высказалось сначала в пользу Селевка I, а затем, после его убийства, в пользу Птолемея Керавна — поразительный факт в истории македонского ополчения, где, очевидно, решающее слово было за какими-то скрытыми силами. Кончалось лето 281 г. Что могло быть более неотложным, чем достижение соглашения между вдовой Лисимаха и новым царем Македонии? То, что Птолемей Керавн и Арсиноя II были сводными братом и сестрой, не служило в то время препятствием. Инициатива исходила от Птолемея Керавна; при помощи брака оп, очевидно, хотел попытаться исключить притязания на наследство со стороны трех сыновей Арсинои. Он обещал ей формальное заключение брака и брал на себя обязательства осуществлять правление совместно с ее сыновьями.

По-видимому, Арсиноя заподозрила недоброе в намерениях своего сводного брата; она приняла его предложение, но только после того, как он поклялся всеми богами, что признает Арсиною единственной законной супругой, а ее сыновей — единственными законными наследниками. Затем, как уверяет Юстин [XXIV, 3, 1], была отпразднована свадьба с величайшей пышностью. Перед македонским войсковым собранием Птолемей Керавн возложил на голову своей супруге и сестре знак царского достоинства — диадему и приветствовал ее как царицу.

После этого Арсиноя, преисполненная радости по поводу вновь обретенного царства, пригласила своего супруга приехать к ней в Кассандрпю. Она распорядилась украсить город по поводу прибытия царя, а храмы и алтари убрать роскошными гирляндами цветов. Своих сыновей — второго по возрасту Лисимаха, тогда шестнадцатилетнего юношу, и Филиппа, его тринадцатилетнего брата, — украшенных венками, она отправила навстречу мужу. Птолемей будто бы приветствовал их самым любезным образом. Затем последовала сцена, не имеющая себе равных по драматическому накалу. Птолемей, пройдя со своей свитой через городские ворота, распорядился занять крепость и уничтожить сыновей Арсинои. Охваченные ужасом, они устремились искать спасения в объятиях матери, но здесь под поцелуями несчастной они и приняли смерть. Арсиноя разразилась душераздирающими стенаниями, с недоумением спрашивая, чем она могла заслужить такую жестокую кару, ведь ни во время свадьбы, ни после нее она не совершила никакой провинности. Напрасно пыталась она защитить сыновей от убийц, тщетным было ее желание самой принять раны, предназначенные детям. Ей даже не позволили участвовать в их погребении. В разорванном платье и с распущенными волосами, в сопровождении лишь двух верных служанок, она покинула Кассандрию, чтобы отправиться в изгнание на Самофракию, в святилище Кабиров. Для нее было величайшим горем, что ей не позволили умереть вместе с сыновьями.

Мы не знаем, к какому источнику возвести это страшное предание. В общем и целом оно представляет фрагмент типично эллинистического историописания по образцу Филарха, отличавшегося пристрастием к изображению трагических сцен. К этому рассказу надо лишь добавить, что старшему сыну Арсинои Птолемею удалось бежать к иллирийцам. Таким образом, Птолемей Керавн не полностью достиг своей цели — совершенно искоренить потомство Лисимаха.

Известный исторический интерес представляет также вопрос, достигла ли Арсиноя II положения соправительницы благодаря тому, что ей была дарована мужем диадема (Ф. Грапье). на этот вопрос придется, по-видимому, ответить отрицательно^{29}. Разумеется, Арсиноя стала царицей, по это ее положение полностью зависело от Птолемея Керавна. Более того, она совершенно неосмотрительно всецело подчинилась его власти и оставила без внимания все предостережения — в том числе и те, которые исходили от ее старшего сына Птолемея.

Арсиноя потеряла уже две короны, и казалось невероятным, что она когда-нибудь вновь без посторонней помощи станет царицей Македонии. Пребывание на Самофракии она рассматривала лишь как прибежище на крайний случай. Получив приглашение от младшего брата, царя Египта Птолемея II, она сразу же без колебаний взошла на корабль, чтобы отныне жить и действовать при дворе в Александрии, так как не оставила надежд снова достичь державного положения. Как сестра правящего монарха, она — теперь уже тридцатисемилетняя женщина — оказалась, Однако, в известном затруднении: в лице царицы Арсинои I, дочери Лисимаха, она имела соперницу, существование которой было для нее в высшей степени неудобно. Но Птолемей был воском в ее руках, и Арсиноя II вскоре полностью подчинила его своей воле. После недолгих уговоров она смогла склонить его к тому, чтобы отправить в изгнание свою супругу Арсиною I. Ее обвинили в том, что она замышляла заговор на жизнь царя. Соучастники — некий Амиита и родосский врач Хрисипп — были даже приговорены к смертной казни, а царица сослана на юг страны, вероятно, в безлюдный Копт в Верхнем Глипте, вдали от всякой цивилизации.

Для царицы это был горький жребий, которого она, без сомнения, не заслужила. Она подарила Птолемею II трех детей: Птолемея III — впоследствии наследника престола, Лисимаха и Беренику, вышедшую позже замуж за Селевкида Антиоха II. Брак этот продолжался, видимо, всего три года (пли немногим дольше). Если ссылка Арсинои I приходится на 278 г. (что не совсем определенно, но все же вероятно), она могла вступить в брак с Птолемеем II еще до кончины ее отца Лисимаха. Ее соперница Арсиноя II, которая была гораздо старше, очень спешила, и потому, возможно, уже в 277 г. отпраздновали свадьбу, ставшую сенсацией во всем мире: Птолемей II, которому было всего тридцать один год, женился на родной сестре, достигшей почти сорокалетнего возраста. Однако уже необычная разница в возрасте показывает, что о браке по любви здесь не могло быть и речи. С самого начала это был чисто политический союз. Арсиноя II хотела вновь получить царскую корону, и этому ее стремлению младший брат не мог противостоять. Брак брата и сестры, происходивших от одних отца и матери, был невиданным явлением для греков и македонян, он явился для них неслыханным скандалом.

Общественное мнение ответило на него оскорбительными выпадами, особенно отличался поэт Сотад, не устававший упражняться в иронических стихах, которые по грубости пе» пали себе равных. Ему, однако, не повезло: он был схвачен на меленьком островке Кавд возле Крита, после чего его засунули в свинцовую бочку и утопили в море — верный признак того, что царь Птолемей не остался равнодушным к издевкам Сотада.

Браки между единокровными братьями и сестрами у греков не встречаются, зато в Египте, особенно во времена фараонов, они не были редкостью. И все же этот местный обычай вряд ли мог служить примером для царской четы. Скорее следует вспомнить династию персидских Ахеменидов, среди которых неоднократно можно обнаружить браки между братьями и сестрами. Но что все-таки могло побудить Птолемея, от решения которого, в конце концов, все зависело, жениться на собственной сестре и таким путем возвысить ее до положения царицы? Так как мысль о потомстве совершенно исключается — о наследнике престола царь уже позаботился, — то следует отнести эту брачную связь на счет специфически птолемеевского представления о единодержавной власти. Согласно этой концепции, царь стоит так высоко над своими подданными, что ему может соответствовать лить супруга, происходящая из его же собственной семьи. Этот взгляд, если он действительно разделялся Птолемеем II, не согласовывался, однако, с общественным мнением, по которому правители никоим образом не стояли выше или вне закона и обычая, однако Птолемеи — брат и сестра — просто игнорировали это мнение. Они, напротив, стремились доказать, что их сфера — не мир простых смертных, они позволили себе то, что, по вере греков, сделали своим безоговорочным правом олимпийские боги. Впрочем, браки между братьями и сестрами встречались также и среди позднейших Птолемеев. Так, Птолемей IV (221–204 гг.) женился на своей сестре Арсиное III, Птолемей VIII (145–116 гг.) — на своей сестре Клеопатре II, да и самая последняя представительница птолемеевской династии, Клеопатра VII, была замужем, по крайней мере поминально, поочередно за двумя своими гораздо младшими по возрасту братьями. Пример Птолемея II нашел, таким образом, среди членов династии своих последователей.

Ведущим партнером в этом браке была, вне всякого сомнения, Арсиноя II; она намного превосходила брата энергией, так что ей нетрудно было затем наложить свою печать на всю политику страны. В первую очередь это справедливо для птолемеевского культа правителя. Здесь, однако, следует проводить различие между египетским и эллинистическим культами правителя, что иногда забывают делать. Само собой разумеется, что все Птолемеи почитались в Египте как боги по образцу фараонов, Ахеменидов и Александра Великого (в этом ряду находят свое место и наследники Александра Великого Филипп III Арридей и сын Роксаны Александр IV). Этот культ распространялся на всех правящих Птолемеев, но дополнительно к египетскому имелся еще и чисто эллинистический культ правителя. В Египте он точно так же был творением второго поколения царей, а именно Птолемея II, как и в державе Селевкидов, где культ правителя был основан Антиохом I. Эллинистический культ царей следует возводить к чисто греческим истокам; он восходит к той идее, что правитель, совершивший сверхчеловеческие дела, также достоин божеских почестей. Этим можно объяснить божественное почитание, которого удостоился Александр Великий.

В эллинистическом культе правителя следует проводить различия между культом умерших и культом живых. Начало положило обожествление умершего Птолемея I его сыном и преемником. Он получил культовое имя «бог-спаситель», причем прозвище «спаситель» напоминает о почитании, которого Птолемей I удостоился со стороны греков еще при жизни. Но это не был еще официальный культ царя, он, скорее, относился к личности Птолемея I и тем действиям, которые он свершил в течение своей жизни. Далее, Птолемей II учредил в 279/278 г. в честь своих родителей, стало быть и в честь своей матери Береники, большой, повторяющийся каждые четыре года праздник — Птолемеи.

С третьим празднованием этих Птолемеев в 271/270 г., возможно, связало знаменитое стихотворение Феокрита «Похвала Птолемею». Оно содержит интересные сведения об истории того времени и о владениях Птолемеев, поскольку автору его важно было показать всему миру могущество и великолепие державы Птолемеев^{30}. Почитание умерших восходит к мифу об удалении смертных людей к богам. Феокрит пишет, что Птолемей I занимает место между Зевсом и Герой, взявшими его к себе на Олимп. А Каллимах поведал в одном из своих стихотворений об «удалении» при помощи Диоскуров Арсинои II. Это «удаление», естественно, является смягчающим выражением для обозначения кончины правителей, которым после их смерти отводится место среди богов. Вере эллинов эти представления не были чужды, поэтому Птолемей II мог рассчитывать на то, что обожествление его родителей найдет сочувствие у всех греков и македонян.

Совершенно иначе обстояло, Однако, дело с консекрацией живых! Начало здесь положил Птолемей II обожествлением самого себя и своей супруги и сестры Арсинои II. Для обоих правителей под названием theoi adelphoi (братолюбивые боги) был учрежден особый культ. Но это был культ прежде всего царя, который, восседая на тропе, считался выше всех своих подданных. Естественно, что прижизненный культ правителя был государственным культом, он отправлялся в особом храме в Александрии.

Чтобы сделать этот культ как можно более популярным, царь распорядился, чтобы theoi adelphoi почитались также во многих других храмах в качестве theoi synuaoi, притом как в местных египетских храмах и святилищах, так и в греческих. Словами theoi synuaoi имели обыкновение обозначать таких богов, которым до некоторой степени предоставлялось право жилища в каком-либо храме, без того, однако, чтобы они становились владельцами святилища в собственном смысле слова.

По следует недооценивать важности учреждения государственного культа для еще властвующих царя и его супруги, так как здесь еще при жизни правителя находило выражение представление о его божественной сущности. Каждому подданному — был ли он македонянином, эллином или египтянином — царь являлся в некоей божественной сфере, окруженный специально назначенными для него жрецами, ответственными за принесение жертв и отправление культа. Для должного отношения подданных к своему правителю все это — чем дальше, тем больше — имело огромное значение. Была воздвигнута непреодолимая преграда между царем и всеми другими людьми, отстоящими от правителя на огромную дистанцию. От древнемакедонского «войскового» царства Филиппа II ушли, таким образом, очень далеко: царь Египта давно уже не был более primus inter pares — он стал уже на земле богом, его решения претендовали на божественный авторитет. Тем самым в Египте при Птолемее II открылась новая эпоха эллинистического единодержавия.

Совсем иным было божественное почитание, которого удостоилась после смерти (9 июля 280 г.) Арсиноя II. Она получила апофеоз как «братолюбивая богиня»; в качестве жрицы ей была назначена особая канефора («несущая корзину») — как правило, это была юная девушка из одного из самых знатных семейств Александрии. Ее имя стояло во всех официальных документах после жреца Александра. Эта канефора должна была целиком посвятить себя культу умершей царицы. Она принимала участие также в официальных процессиях во время больших празднеств в Александрии.

Приступив к единоличному правлению (в 283 или 282 г.), Птолемей оказался властителем обширной империи, простиравшейся от Эгеиды до границ Нубии в долине Нила. Между государством Птолемеев и державой Селевкидов царил мир, но это состояние было обманчивым, ибо уже с 280 до 279 и с 274 до 271 г. прошли две войны, из которых первая известна в истории как Война за сирийское наследство, а вторая — как 1-я Сирийская война.

Вне Египта Птолемеи располагали рядом важных владений и среди них южной частью Сирии, т. е. прежде всего Палестиной, а также финикийскими приморскими городами — Тиром, Сидоном и Беритом. Птолемеевская Сирия, называемая у древних историков (Полибий и др.) Келесирией, образовывала единый большой округ под управлением стратега, исполнявшего здесь обязанности генерал-губернатора. Официально эта провинция называлась «Сирия и Финикия». Для Птолемеев особенно важным было обладание Ливанскими горами. Египет всегда был беден лесом, а Птолемеи нуждались в ливанском кедре, особенно для строительства своего флота.

К сопредельным с Египтом областям относились также Киренаика и остров Кипр. Первая — важный оплот греческой культуры в Африке — находилась под управлением Магаса, одного из сводных братьев Птолемея II. На Кипре, имевшем большое значение благодаря своим лесам и медным рудникам, во главе управления стоял стратег. Кипрская медь нужна была Птолемеям прежде всего для чеканки монет. Птолемей II осуществлял также протекторат над Кикладами, но здесь его власти неоднократно угрожали притязания македонского царя Антигона Гоната (276–239 гг.).

Крупные опорные пункты Птолемеев имелись на западном побережье Малой Азии. Среди них следует выделить в первую очередь большой торговый город Милет и остров Самос, важную военно-морскую базу Птолемеев — опору их талассократии. В Южной Анатолии Птолемей II владел областями Линией и Памфилией. Как далеко, однако, простиралось его господство над внутренними областями материка, из скудных указаний источников заключить невозможно. В целом это была внушительная империя, занявшая в торговом и политическом отношении почти все существенные позиции в бассейне Восточного Средиземноморья, за единственным исключением — Родоса, который со времени осады его Деметрием Полиоркетом (см. выше, с. 97 и сл.) стойко отстаивал свою независимость.

Обладая большими гаванями в Александрии, Тирс и Сидопс, империя Птолемеев превосходила всех своих соперников. Лишь Карфаген представлял собой равносильную торговую державу. Ио до каких-либо конфликтов между империей Птолемеев и пунийцами дело не доходило: по-видимому, были разграничены сферы влияния, причем Восток был предоставлен Птолемеям, а Запад остался за пунийцами. Все же в 273 г. Птолемей II заключил договор с Римом, проявлявшим со времени победы над Пирром интерес к делам восточных держав. Впрочем, из-за разбросанности внешних владений у птолемеевского Египта постоянно возникали трения с другими эллинистическими государствами. Как правило, если не считать кратковременных периодов мира, Птолемеи находились с Селевкидами и Антигонидами в напряженных отношениях, что требовало от соперничающих сторон повышенной бдительности и постоянной боевой готовности. Птолемей II придавал поэтому исключительное значение содержанию огромного флота, с помощью которого он достиг безусловного превосходства над царями-соперниками. Правда, это было связано с очень значительными расходами; Однако не менее дорогостоящим было содержание сухопутного войска, так как существенная часть его состояла из наемников, которых приходилось вербовать за большую плату. Другую часть войска составляли поселившиеся в Египте колонисты-клерухи, занимавшиеся в мирное время сельскохозяйственным трудом в качестве арендаторов. Они внесли существенный вклад в мелиорацию плодородных земель, и если Египет в течение всего III в. до н. э. слыл богатой страной, то это в значительной мере следует приписать неутомимому труду всех земледельцев.

Экономическая политика и дипломатия Птолемея II удачно дополняли друг друга, и сфера их воздействия простиралась далеко за пределы Передней Азии и Средиземноморья. Так, Птолемей отправил специального посланца Дионисия к правителю индийского государства Маурьев Виндусару (возможно, впрочем, к его преемнику, знаменитому Ашоке). Дионисий должен был позаботиться о приглашении в Египет специалистов по выучке боевых слонов. Без них Птолемею никак нельзя было обойтись, если он собирался помериться силами с Селевкидами на поле боя. Но, возможно, это поручение было не единственным. Скорее следует предположить, что Птолемей II, подобно Селевкидам, желал приобрести в Индии политический авторитет.

По суше Переднюю Индию можно было достичь лишь путем, пролегающим через Верхние сатрапии Селевкидской державы, однако маловероятно, чтобы птолемеевское посольство выбрало столь трудный маршрут. Намного проще был морской путь, ведший через Красное море вдоль южного побержья Аравии в Персидский залив, а оттуда — в Переднюю Индию. Но этот путь был очень опасен. Страшно было плыть вдоль побережья, где постоянно попадались утесы и отмели, ставшие причиной гибели множества кораблей. На плавание же через открытое море начали отваживаться лишь после того, как было сделано открытие, что муссонные ветры дуют с определенной закономерностью. Это удалось выяснить только к концу II в. до н. э. Гиппалу и Эвдоксу из Кизика, достигшим впервые Индию таким путем, вероятно, в 117 г.

На Пифомской стеле можно прочитать, что Птолемей II восстановил канал между Нилом и Красным морем. Промежуточным звеном на этом водном пути было Горькое озеро. Проложение капала восходит ко времени Дария I, позднее его обновил император Траян. С новым открытием этого капала в 6-й год правления Птолемея II (280/279 г.) или, во всяком случае, вскоре после этого царь начал проявлять большой интерес к Красному морю и прилегающим к нему странам. Был снаряжен ряд экспедиций, из которых возглавлявшаяся Аристоном оказалась самой успешной. Эта экспедиция должна была навести справки об Аравин, имя же самого Аристопа встречается в одном папирусе из архива Зенона^{31}. Должно быть, Птолемею II удалось захватить но крайней мере часть Аравии, а именно район Таймы. Эта область, через которую проходили караванные пути, была особенно ценна тем, что отсюда шла дорога, соединявшая Южную Аравию с Сирией и пролегавшая также через столицу набатеев Петру. На западном побережье Аравийского полуострова — точное местоположение неизвестно — Птолемей и с помощью колонистов из Милета основал город Ампелопу, а в Эланитском заливе (залив Акабы) — город Беренику (если только основание этого последнего не относить ко времени его преемника Птолемея III). Во всех этих предприятиях и основании городов можно усмотреть намерение царя связать Египет с караванными путями, по которым доставлялись товары с Востока, и особенно из Индии.

С завоеваниями в Южной Аравии следует связывать и основание городов, предпринятое Птолемеем II на западном побережье Красного моря. Дальше всего к северу, в устье нильского капала, был построен город Арсинов. Он получил свое имя в честь Арсинои II. Идентичен ли город Арсиноя городу Клеопатриде — сказать с уверенностью нельзя; похоже, что Клеопатрида была создана лишь во II в. до н. э.

Другим вновь основанным городом была Филотера, названная так по имени сестры Птолемея II и Арсином II. Чтобы раздобыть слонов, были снаряжены экспедиции в страну троглодитов. Руководителем одной из таких экспедиций был некий Сатир. В Фиваиде, вблизи современного Редесийе, он оставил посвятительную надпись в честь Арсинои II, что указывает на то, что правительница также принимала участие в этих предприятиях. Птолемеем II был, несомненно, создан и город Береника Троглодитская; он был связан караванной дорогой с египетским Коптом. По этому пути товары из Африки и Индии доставлялись в Нильскую долину, а отсюда — в амбары и склады Александрии.

Наконец, следует упомянут! еще Птолемаиду — город, основанный для отлова слонов; поэтому он назывался официально «Птолемиада для слоновой охоты». Африканские слоны играли очень важную роль в армии Птолемеев, ибо те вели непрерывные войны с Селевкидами, в чьем распоряжении были слоны из Индии. Эти последние считались более боеспособными, чем африканские слоны, и в этом была причина того, что Птолемеи старались компенсировать свою слабость в этом роде войск большим количеством африканских слонов.

Особенное дарование Птолемей II проявил в административной и организаторской деятельности. Однако, если не было никакой другой возможности отстоять свои интересы против Селевкидов или против Антигонидов в Македонии, он не уклонялся и от военных столкновений. Война, как во времена Александра, считалась законным средством царей; она была в известной степени божьим судом, поскольку, по воззрениям людей того времени, боги присуждали победу тому, кто ее заслуживал. В общем, при втором поколении эллинистических правителей не велось обширных завоевательных войн. Создавшееся после битвы при Курупедионе (281 г.) эллинистическое равновесие сил не было поставлено под сомнение последующими войнами. Однако можно быть уверенными в том, что причина этих «малых» войн в конечном счете также коренилась в державных устремлениях: речь шла о расширении границ, и прежде всего борьба шла за господство на море. Важнейшим военным орудием Птолемеев был флот: он появлялся везде, где надо было защищать власть Птолемеев. Среди выдающихся флотоводцев фигурирует царь Сидона Филокл, после него важнейшие морские экспедиции возглавляли в качестве навархов Калликрат и Патрокл. Эти люди были в большом почете у царя, а их имена увековечены в различных надписях.

В общем, Птолемей провел четыре большие войны: первой была Война за сирийское наследство (с 280 до 279 г.); за ней последовала 1-я Сирийская война (274–271 гг.), затем Хремонидова война (267–261?) и, наконец, почти непосредственно за ней, 2-я Сирийская война (260–253 гг.). Этот перечень показывает, что значительная часть времени правления Птолемея II падает на войны. Итак, четыре войны и, несмотря на это, никакого существенного изменения в эллинистическом равновесии! Птолемей II сумел уберечь свои владения; ни Селевкидам, ни Антигонидам не удалось оспорить у империи Птолемеев ведущее положение в мире эллинистических государств. К числу территориальных завоеваний Птолемея II в так называемой Войне за сирийское наследство надо отнести города Галикарнас, Минд, Кави и Лиссу. Эти приобретения были сделаны за счет державы Селевкидов, пережившей при Антиохе I (281–261 гг.) на первых норах период некоторого упадка. Особенного внимания заслуживают земельные приобретения в Карии. Из этой области происходил, между прочим, знаменитый Аполлоний, сын Агреофонта, прославившийся как всемогущий диойкет при Птолемее II. Он известен прежде всего благодаря корреспонденции Зенона, которая была обнаружена в Фаюме и сообщила нам многочисленные подробности об экономической жизни птолемеевского времени (Зеной был управляющим личного имения Аполлония).

1-я Сирийская война (с 274 по 271 г.) была, по всей вероятности, начата Птолемеем I I, а именно на суше — вторжением в Северную Сирию, а на море — посылкой флота в Персидский залив. Однако египетская сухопутная армия уступала в силе войскам Литиоха I и поэтому была без особого труда вытеснена из Северной Сирии. Кроме того, египетский царь лишился важного для него Дамаска, который перешел от Птолемеев во владение» Селевкидов. Опасность вторжения нависла уже непосредственно над самим Египтом, и тогда царь Птолемей с супругой отправились на восточную границу, чтобы лично проинспектировать укрепления вблизи Пелузия. Но опасность еще раз миновала: в Вавилонии вспыхнула эпидемия, и Антиох I вынужден был прекратить поход.

В этой 1-й Сирийской войне борьба снова шла за господство в Сирии, а в Хремонидовой войне сражались за талассократию в Восточном Средиземноморье. Противником Египта здесь был Антигон Гонат, сын и преемник Деметрия Полиоркета. Против македонского царя образовалась внушительная коалиция, к которой, помимо Птолемея II, примкнули прежде всего спартанцы и афиняне. Аттическое постановление недвусмысленно упоминает об инициативе, проявленной супругой-сестрой Птолемея II в создании коалиции. Это достойно внимания потому, что Арсиноя II, умершая в июле 270 г., не дожила до Хремонидовой войны, начавшаяся, по-видимому, в 267 г. (хронология здесь не совсем надежна). Но война эта, вероятно, готовилась давно; она была направлена против гегемонистского положения, достигнутого Антигоном Гонатом в Греции и в Эгеиде после смерти Пирра (272 г.). Все же больших успехов союзники не добились, напротив, Антигон вскоре доказал свое полное превосходство. Он располагал возможностью быстрее прибыть к месту военных действий, благодаря чему смог запять почти всю Аттику. Птолемеевский адмирал Патрокл вынужден был удовольствоваться оккупацией маленького островка у южной оконечности Аттики (этот остров позже стал называться «Укрепление Патрокла»). Кроме этого, египетским гарнизонам удалось удержать несколько крепостей в Аттике, но все это не имело решающего значения. Афиняне еще раз ввязались в войну, которая, в сущности, их мало касалась. На защиту города были мобилизованы даже эфебы — юношеское подразделения, по и это не изменило положения.

Антигон начал осаду города с моря и с суши. Афины должны были, вероятно, в 261 г. капитулировать. Для Птолемея и война была, безусловно, проиграна. По-видимому, она закончилась морской битвой при Косе, в которой Антигон одержал победу над флотом Птолемеев. Утверждения^{32} о том, что Птолемеи II, очевидно, проводил такую политику, при которой главная тяжесть войны перекладывалась на плечи его союзников, несомненно справедливы, однако благодаря такой тактике создавалась преграда вмешательству Антигона в сферу интересов Птолемеевской державы — в Малую Азию и в Южную Эгеиду.

Вместе с тем Птолемей II нисколько не был заинтересован в том, чтобы у эллинов сложилась своя сильная держава, например в виде крупного союзного объединения, ибо она, возможно, пошла бы своим собственным, независимым от империи Птолемеев и державы Антигона Гоната путем. Наконец, Птолемей II отнюдь не помышлял о том, чтобы бросить последние силы своей страны на уничтожение Антигона Гоната (если это вообще было возможно), ибо кем тогда можно было бы его заменить? Как бы ни рассматривать обстановку во время Хремонидовой войны, во всем снова обнаруживается идея эллинистического равновесия. Лишь в том случае, если бы оно подверглось серьезной опасности, птолемеевский Египет был бы готов рискнуть всеми своими силами и довести борьбу до конца. Хремонидова война не затрагивала непосредственно империю Птолемеев, она велась в районе, расположенном далеко от центра птолемеевской державы. Главную тяжесть войны несли эллины, призванные бороться за свою свободу, как будто бы от македонского царя этой свободе грозила большая опасность, чем от присутствия птолемеевских гарнизонов.

Однако неудачный исход Хремонидовой войны, без сомнения, нанес урон престижу Птолемея II и его империи. Это касается прежде всего положения в Греции, но также и господства на море, особенно если бы было точно установлено, что морская победа Антигона Гоната при Косе явилась завершением войны (надо учесть, что это морское сражение, возможно, следует отнести уже ко 2-й Сирийской войне).

2-я Сирийская война (с 260 до 253 г.) имела свою прелюдию. Правитель Пергама Эвмен I, сын Аттала, вступил в конфликт с Селевкидом Антиохом II (261–246). Но за Атталидом стоял Птолемей II. Он воспользовался этим конфликтом, чтобы овладеть городом Эфесом в Малой Азии; кажется, он сделал и другие приобретения на западном побережье Анатолии. В ответ на это снова была образована коалиция против Птолемеевской державы, в которую вошли Антиох II и Антигон Гонат. К ней же примкнул остров Родос. В Ионии в качестве вице-короля подвизался сын Птолемея II, по он переметнулся на сторону противников своего отца. Его союзником был фракийский кондотьер Тимарх, возвысившийся в Милете до положения тирана. Вообще с личностью сына Птолемея II, тоже Птолемея, связано много не разрешенных до сих пор проблем. По со времени опубликования надписей из Лабранды (местечко близ карийской Мидасы) установлено, что царевич Птолемей отнюдь не погиб в 259 г., а скорее, дожил до вступления на престол своего брата, царя Птолемея Ш (246–221 гг.). Его кончила связана с началом 3-й Сирийской войны (246–241 гг.), которую еще называют по имени супруги Антиоха II (261–246 гг.) Лаодики — Лаодиковой войной. О том, какую позицию занимал царевич Птолемей по отношению к своему отцу Птолемею И в последние годы его правления, — источники молчат. Это весьма досадно, поскольку от нас тем самым остается скрытой целая глава семейной истории Птолемеев, которая определенно должна была оказать воздействие на внешнюю политику. Возможно, следует предположить, что царевич удержался в качестве самостоятельного династа в Эфесе, пользуясь при этом благоволением Селевкидов и Атталидов. Однако именно этот период является особенно темным в эллинистической истории, так что любые суждения здесь могут основываться лишь на предположениях.

О военных успехах Птолемея II во 2-й Сирийской войне (260–253 гг.) ничего не известно, за исключением, быть может, того, что ему удалось вывести из числа своих противников Антигона Гоната, заключив с ним сепаратный мир (в 255 г.). Этот мир не вызвал сколько-нибудь существенных политических перемен в районе Эгеиды (даже если исходить из того, что битва при Косе имела место между 260 и 255 гг., что, впрочем, маловероятно).

Другое морское сражение, состоявшееся у Андроса, и вовсе надо исключить из 2-й Сирийской войны, поскольку оно, скорее всего, произошло лишь в 245 г., не раньше^{33}. Примечательно, что в 254 г. в праздновании Птолемеев в Александрии приняло участие торжественное посольство из пелопоннесского Аргоса. Но это представляется возможным лишь при условии, что между Птолемеем II и патроном Аргоса Антигоном^{34} царил мир, в противном случае последний вряд ли дал бы согласие на отъезд праздничного посольства в Египет. Должно быть, Птолемей по дипломатическим каналам разъяснил своему противнику, что дальнейшее продолжение войны идет на руку лишь третьему, а именно Селевкиду Антиоху II. Впрочем, сидевший на троне в Александрии прирожденный дипломат вскоре пришел к мирному соглашению и с Селевкидом: он дал в жены Антиоху II свою дочь Беренику, причем та получила от отца огромное приданое, в котором следует, пожалуй, усмотреть завуалированное возмещение военных убытков. Невесту сопровождал до Пелузия отец, затем, до границы Птолемеевской державы (вероятно, между Каламом и Триполем на финикийском побережье), диойкет, и здесь ее передали посланцам Селевкида.

Между тем еще раньше в селевкидском царском доме возникли серьезные осложнения: Антиох II развелся со своей супругой Лаодикой. Правда, она была по-царски вознаграждена обширными земельными владениями, но нанесенной обиды тем не менее не забыла. Этот конфликт стал причиной 3-й Сирийской, или Лаодиковой, войны (246–241 гг.).

В Киренаике во времена Птолемея II правил его сводный брат Магас, попытавшийся, однако, с помощью союза, заключенного с Селевкидами, освободиться от птолемеевской опеки. Взяв в жены дочь Антиоха I Апаму, он перешел во вражеский лагерь. Однако наступление из Киренаики на Египет не привело его к желанной цели: Магас не дошел до Александрии, он сумел достичь лишь Тапосириса, откуда должен был повернуть домой, поскольку в Киренаике вспыхнул мятеж его кельтских наемников. Правда, это восстание Магас подавил (предание гласит, что наемники были уничтожены на одном из островов у Себеннитского устья Нила), по от египетского предприятия он должен был окончательно отказаться (274 г.?).

Более двадцати лет сохранялись напряженные отношения между Магасом и Птолемеем II, и лишь к концу своей жизни — он умер около 250 г. до н. э. — Магас, скрепя сердце, решился связать брачными узами свою красавицу-дочь Беренику^{35} с наследником тропа Птолемеев, впоследствии Птолемеем III. Но этот план не нашел одобрения у его жены Апамы. Она выпросила себе помощь у македонянина Антигона Гоната, чтобы разгромить птолемеевскую группировку при своем дворе в Кирене. Антигон послал в Кирену своего брата Деметрия, по прозвищу Красивый, которого прочили в супруги Беренике. Предание повествует об ужасной истории убийства: Береника якобы при поддержке народа Кирены распорядилась убить своего македонского жениха в спальне собственной матери.

Следует ли приписать Беренике также гибель ее матери, наверное, навсегда останется тайной; все же не стоит упускать из виду явную противоположность интересов. В Кирене шла борьба за власть между приверженцами Аитигонидов и сторонниками Птолемеев; последние при этом оказались сильнее, а Апама за попытку направить Киренское государство в фарватер политики Антигонидов или Селевкидов должна была поплатиться жизнью. Эта борьба за власть решилась в пользу Птолемеев, и свадьба Птолемея III и Береники Кире некой была лишь заключительным аккордом.

Птолемеевская система государственного управления, к рассмотрению которой мы теперь обратимся, издавна стояла в центре внимания исследователей. Начиная с И. Г. Дройзена, который в свое время сравнил экономическую политику Птолемеев с меркантилизмом эпохи абсолютизма, и далее, вслед за исследованиями Вилькена, Ростовцева, Клер Прэо и многих других, регулярно появляются работы об экономике и управлении Египта. Хотя мнения ученых расходятся в частностях, все же существует общая точка зрения, что мы имеем здесь дело с одной из управляемых сверху экономических систем. Несмотря на то что такая экономическая политика обнаружила удивительные успехи, она в конечном счете лишь содействовала упадку страны. В правление Птолемея II она достигла своего апогея. При этом сам правитель совместно со своими способными и изобретательными помощниками внес решающий вклад в распространение и углубление этой системы; каков его личный вклад, нам трудно судить, поскольку как раз о первых годах правления Птолемея II до пас дошло мало материалов. Папирусные документы — совершенно неисчерпаемый источник для истории Птолемеев — появляются в изобилии лишь с 60-х годов III в., а до этого времени имеются лишь две-три разрозненных находки, вряд ли позволяющих построить какую-нибудь общую конструкцию.

Ведущую роль в жизни Египта играли переселившиеся туда македоняне и греки, между тем как местные феллахи должны были оставаться на подчиненном положении. Некоторое исключение составляли лишь немногие знатные египтяне, владевшие обширными землями в отдельных округах. Первые Птолемеи хорошо сознавали, кому они обязаны своей властью; своих любимцев, в первую очередь македонских офицеров и солдат, они щедро наделяли земельными владениями. Такие владения были разбросаны по всей стране, по их средоточие находилось в Фаюме. Эта область, первоначально называвшаяся Limne, т. е. «Озеро», была затем переименована по имени царицы Арсинои II в Arsinoïtes nomós, т. е. «Арсиноин округ».

Вообще солдаты были широко расселены по всей долине Нила. В пограничных укреплениях — в Элефантине на юге и в Пелузии на северо-востоке — были размещены сильные гарнизоны, состоявшие большей частью из наемников. За исключением главного города — Александрии, равнинная часть страны была разделена на ряд округов — номов, количество которых обычно равнялось 42, время от времени это число менялось. Во главе отдельного округа в эпоху фараонов стоял номарх — «управляющий округом». Он был окружен целым штатом низших чиновников (обозначение «должностные лица» здесь, как и в других случаях, не подходит), которые должны были оказывать ему помощь.

Со времени завоевания Египта Александром Великим в стране находились оккупационные войска во главе с македонскими офицерами, которые, естественно, не могли быть включены в общую систему управления. В этом отношении никаких существенных изменений и при Птолемее II не произошло. В его время войска, поскольку они рекрутировались из македонян и чужеземцев (фракийцев, уроженцев Малой Азии, персов, иудеев), все еще стояли вне системы управления страной, по стратеги — высшие военачальники в отдельных округах — уже стремились принять на себя многие обязанности общего управления. В правление Птолемея III они были произведены в «окружные стратеги», причем им было передано право надзора за всем управлением в округе.

Естественно, что следствием этого явилась некоторая милитаризация административной системы, не принесшая, однако, особого вреда стране и ее жителям. Наоборот, результатом ее было соединение административной и исполнительной властей, весьма содействовавшее эффективности управления.

Наряду со стратегом в номе имелся эконом, который обязан был заботиться о финансах, и номарх, который должен был наблюдать за посевом и жатвой полевых культур, а также за их сдачей. В низших единицах управления — деревнях — распоряжались сельские старосты и сельские писцы; эти должности были переняты из системы управления страной при фараонах, поскольку без них нельзя было обойтись. Вообще система управления страной у Птолемеев была построена на основе системы, существовавшей при фараонах, по она была более эффективной; подданные находились под более строгим контролем, для них не было возможности уклониться от птолемеевского податного и налогового обложений. Совокупный земельный фонд страны принадлежал, как и во времена фараонов, царю, который был не только крупнейшим земельным собственником, по и самым богатым человеком во всем Египте. Из царской земли предоставлялись земельные участки фаворитам и солдатам. Велики были также земельные владения храмов, но царь умел ладить с могущественным жречеством, тесно связанным с культом местных богов. Правда, жрецов он поставил под присмотр своих чиновников, однако в делах культа он предоставлял им полную свободу.

Города Египта — в первую очередь Александрия и Птолемаида в Верхнем Египте — располагали собственной территорией, но каким образом управлялась эта последняя — нам почти неизвестно. Наиболее важным для царской казны был слой «царских крестьян», насчитывавший сотни тысяч. Урожай с их полей поступал сначала в местные амбары, а отсюда транспортировался по Нилу в большие зернохранилища Александрии. Царь вел бойкую торговлю зерном; хлеб вывозился и в Грецию, и в Италию. От этой торговли царь получал колоссальные доходы, позволявшие ему содержать огромный флот и значительное войско. Ежегодный доход царя исчисляется одним поздним источником^{36} в 14800 талантов серебра и 1 500 тыс. артабов зерна (одна артаба = 55 л).

Нити управления экономической жизнью были сосредоточены в руках диойкета Аполлония в Александрии. Аполлоний — грек из Карии, был не только первым министром царя, но и крупным земельным собственником. Об этой стороне его деятельности нас информирует богатейшая корреспонденция, которую он вел с управляющим своего имения Зеноном. Вообще греки в эту эпоху перестали быть политическими деятелями, какими они являлись в классическое время. Они с большим успехом начали заниматься экономической деятельностью и именно в Египте существенно содействовали освоению страны и развитию торговли. Система, на службе которой они состояли, была, конечно, системой принудительной, от ее гнета не мог ускользнуть никто из служащих или крестьян. Если, например, кто-либо из царских крестьян не выполнял обязательных поставок, его без всякого снисхождения привлекали к ответу, он терял свой земельный участок (клер) и, кроме того, подвергался тюремному заключению. Не удивительно, что многие крестьяне и рабочие пытались избавиться от. непосильных повинностей, укрываясь в храмах. При Птолемее II, когда Египет переживал беспримерный экономический расцвет, такие явления были еще единичными, но они уже служили своего рода предупредительными сигналами, что не следует слишком перегибать палку.

Царь наравне с диойкетом проявлял чрезвычайный интерес к сельскому хозяйству. Он посещал работы по орошению в Фаюме и был счастлив, когда мог показать иностранным послам великолепие цветущих полей. Он также заботился как об улучшении разводимых в Египте сортов винограда, так и о доставке в страну различных иноземных растений и животных. Согласно преданию, он ввел в долину Нила в качестве вьючного, животного верблюда.

Однако эта система имела и свои теневые стороны: обязательные сельскохозяйственные поставки — особенно в малоурожайные годы — должны были доводить крестьян до полного разорения. Ведь Птолемей II требовал не десятины, как это издавна было принято на древнем Востоке, а постоянную долю, независимо от фактического урожая. Поэтому не следует удивляться, что из-за арендных договоров непрестанно раздавались громкие жалобы. Даже если в договоре все было тщательно оговорено, все равно могли возникать затруднения, поскольку арендаторы подчас просто не были в состоянии поставлять предписанное количество зерна^{37}.

Вообще правительство было чрезвычайно изобретательным но части открытия все новых финансовых источников. Знаменитый указ 259/258 г. об apômoira (налоге на урожай) содержал также постановление относительно монополии на масло, обогатившей казну царя. Кроме масла, в стране были монополизированы еще многие другие продукты, как, например, соль, пряности, шерсть, дерево, конопля и в особенности папирус, вывозившийся из Египта во все страны мира, так как за границей он был вне конкуренции.

Банки также были монополизированными предприятиями, они являлись источником больших доходов, поскольку иностранные монеты обменивались по принудительному курсу. Специальной диаграммой (распоряжением) Птолемей II попытался добиться того, чтобы в его империи все виды иностранных монет в обязательном порядке подвергались обмену, с тем чтобы египетские монеты таким образом оставались единственными, имеющими хождение. Трудно, однако, судить, насколько это распоряжение достигало своей цели.

В судебных процессах, где рассматривались дела о царских доходах, адвокатам было запрещено представлять сторону царских подданных. В случае, если по их вине царю был причинен материальный ущерб, защитники обязаны были выплатить двойную сумму штрафа, а кроме того, 10 % от суммы причиненного ущерба, а если они осмеливались после этого еще раз выступать в каком-либо процессе в пользу обвиняемого, то сами подлежали аресту, а их имущество — конфискации в пользу короны^{38}. Царь был единственным гарантом права, никому не было позволено противоречить ему.

Вся система служила лишь тому, чтобы умножить царские доходы. Она была в высшей степени фискальной, потому что из всего без исключения извлекались доходы. Египтяне должны были выплачивать за свои виноградники апомойру, составлявшую шестую часть урожая и предназначавшуюся для содержания жрецов и храмов египетских богов. Птолемей II превратил эту апомойру в налог для отправления культа Арсинои II Филадельфы, которая к тому времени (259/258 г.) давно уже покинула этот мир. Ее культ вызвал дополнительные расходы, которые отныне должны были нести виноградари. Удерживала ли часть апомойры царская казна, нам неизвестно. В. В. Тарн высказал мнение, что предписание царя имело следствием освобождение греческих крестьян от уплаты налогов для отправления культа местных египетских богов. Однако столь деликатным Птолемей II не был, он думал лишь о доходах, которые налоги приносили лично ему. А вносились ли они греками или египтянами, ему было совершенно безразлично.

Результатом монополизации экономики был рост цен. Так, цена на папирус повысилась более чем вдвое. Головокружительной высоты достигали и доходы от монополии на масло. Например, цена на масло из сезама повысилась на 70 %, а на масло из тыквенных семечек — даже на 300 %. Привозные масла также сильно поднялись в цене из-за налога на импорт, так что ни торговец, ни экспедитор этих продуктов не оправдывал своих расходов. А если кто-либо ввозил масло в долину Нила за свой счет, как это, например, делал диойкет Аполлоний, он должен был уплачивать высокий налог, примерно 12 %, если же он еще и продавал это масло другому, то добавлялся огромный денежный штраф.

Не иначе обстояло дело с другими монополиями. Так, большую прибыль приносили царю рудники, каменоломни, добыча соли и соды. От улова рыбы он получал не менее 25 % ее стоимости и столько же от сбора меда. В своих личных хозяйствах царь содержал огромные стада крупного рогатого скота, гусей и кур, выводились также новые породы, в связи с чем он выписывал экспертов из других стран.

Огромную прибыль приносила сдача налогов на откуп. Откупщики подвергались строгому контролю, и, надо думать, им, как правило, доставался не слишком большой доход, разве только они умудрялись вознаградить себя за счет подданных. Однако о противозаконных действиях откупщиков налогов в традиции упоминается очень редко. Они, прежде всего, должны были опасаться конфискации своего состояния, сколоченного с большим трудом, а поэтому, как правило, избегали подвергаться риску, связанному с нечестными действиями, т. е. поступали не в пример публиканам в Римской республике, прославившимся своей алчностью.

Царь присваивал себе львиную долю доходов. По было также, по-видимому, много зажиточных греков, наживших значительные состояния в противоположность египтянам, на чью долю выпадали лишь тяготы этой системы. Все египтяне были переписаны, и их обязали платить подушную подать, тогда как греки и прочие чужеземцы от этого налога были освобождены. Удивительно, что эта, в целом весьма несправедливая, система при Птолемее II не вызывала никаких смут. Это можно объяснить тем, что коренные жители со времен фараонов привыкли к подневольному труду, и они, видимо, проявляли полное безразличие к тому, были ли новыми хозяевами Нильской долины их соотечественники или же македоняне и греки.

О рабах и рабстве при первых Птолемеях известно немногое. По редким упоминаниям в документах можно заключить лишь, что царь проявлял заботу, чтобы ни один свободный не был вопреки закону продан в рабство. Возможно, что масса египтян, занятых на подневольных работах, делала излишним наличие в долине Нила большого числа рабов. В Александрии, правда, имелись невольники, которые использовались как домашние рабы, но это еще не дает основания для преувеличений, ставших правилом в современных исследованиях по рабству. Царские крестьяне были прикреплены к своим клочкам земли, они полностью лишались права свободно передвигаться, и, когда возникала нужда в людях, их без стеснения привлекали к принудительным работам по обслуживанию оросительных каналов. В этом проступает сущность системы, сохранившейся без изменений от эпохи фараонов до времени Птолемеев. Какими-либо гражданскими правами царские крестьяне не обладали, они должны были радоваться, если после сбора урожая в их распоряжении оставалось достаточно продуктов и зерна для собственных семей.

Иногда им приходилось также исполнять низшие функции в сельском управлении; почета от этого было мало, а ответственность была большая. Часто возникали неприятности со строптивыми крестьянами, равно как и с надменными жрецами и заносчивыми окружными чиновниками, которые вели себя как маленькие тираны. Тягостным было также предоставление квартир для солдат. При этом, естественно, довольно часто доходило до ссор между хозяевами жилищ и расквартированными у них солдатами.

Но были и некоторые положительные явления. Так, любой подданный имел право и возможность обратиться с заявлением или жалобой непосредственно к царю в далекую Александрию. Такие заявления сохранились в большом количестве. Неизвестно лишь, действительно ли читал эти письма царь и сам ли он отвечал на них. Некоторые из этих писем доходили, пожалуй, только до царской канцелярии, а отсюда пересылались соответствующим властям. Постепенно должна была выработаться практика составления прошений «на имя царя», которые, однако, представлялись в канцелярию стратега или вообще в управление округа и ими же и рассматривались, что давало желанный выигрыш во времени, поскольку можно было избежать окольного движения документов через Александрию. Но это могло быть делом лишь позднейшего развития — Птолемей II, как и его отец, должен был во всяком случае проводить поистине гигантскую работу, если он с необходимой ответственностью относился к своим обязанностям. Если судить по различным указам и распоряжениям Птолемея II, то складывается впечатление, что этот правитель полностью сознавал свою ответственность. Благосклонность и справедливость в этих документах обнаруживаются все же не так уж часто, гораздо больше, пожалуй, — царского произвола, напоминающего в некоторых отношениях правление фараонов в эпоху Древнего Царства, когда не существовало еще сколько-нибудь сложившейся феодальной власти.

Историк не может не задать вопрос: много ли в этой слаженной системе следует приписать самому Птолемею II? Не перенял ли он ее в основном от своего предшественника? Основы державного положения Птолемеевского государства были заложены его отцом Птолемеем I. Располагал ли этот царь необходимым временем для того, чтобы заботиться о внутреннем устройстве с граны, об управлении внешними владениями, о включении войска в общую систему и об использовании рабочей силы коренного населения, нам неизвестно. Скорее всего нет, ибо напряженность отношений между эллинистическими государствами во времена диадохов лишь в очень редких случаях позволяла Птолемею I заниматься мирными делами. Совсем иначе мог действовать его преемник. Правда, он тоже должен был вести войны, по вдали от Египта. Его главный труд заключался во внутренней организации страны и империи, причем ему оказывали большую помощь многочисленные греки и македоняне. Птолемей II прежде всего открыл новые источники доходов и до предела довел эксплуатацию местного сельского населения. Результатом явилась такая государственная система, которая надежностью своих финансов далеко оставила позади все остальные эллинистические государства.

В юности Птолемей II получил хорошее воспитание; среди его учителей встречаются люди с прославленными именами: поэт и филолог Филит с острова Коса, его ученик Зенодот, первым осуществивший критическое издание Гомера, «физик» Стратон, возглавлявший одно время философскую школу перипатетиков в Афинах. Наличие гуманитарного образования у наследника престола подразумевается таким образом само собой. Но были ли эти люди в состоянии снабдить юного царевича необходимыми знаниями в области государственного управления? Это все же сомнительно.

О царской власти было много написано в эллинистическое время, сохранились даже два-три фрагмента от этих сочинений (между прочим, у так называемого Суды), но остается неясным, можно ли было по этим трудам научиться управлять государством. Тем не менее эти сочинения создавали необходимые духовные предпосылки для деятельности монарха и, в частности, выдвинули идею царя-благодетеля.

Иначе обстоит дело с трактатами, вышедшими из школы Аристотеля. Так, имелось сочинение Феофраста об управлении полисами. Но если даже сочинения такого рода и были известны наследнику престола, то ведь в Египте все было иначе, и полисов здесь было только три: Александрия, Птолемаида в Верхнем Египте и древний Навкратис в дельте Пила, который, по-видимому, находился к тому времени в полном упадке. А откуда можно было получить указания по обращению с местным населением? Можно ли было следовать Аристотелю, будто бы советовавшему Александру обращаться с ними как тиран? Нет, конечно. Птолемеи должны были найти свой собственный путь, и греческая теория государства могла им здесь лишь очень немногим помочь.

Однако при своем дворе в Александрии Птолемей II располагал целой армией экспертов — специалистов по экономике, финансам, военному делу, флоту. Их имена нам неизвестны, по их можно было найти в эллинистическом мире без особого труда, ибо, пока условия жизни в Египте оставались на более высоком уровне, чем в греческой метрополии, и долину Нила вливался непрерывный поток эллинов, и среди этих людей были не только авантюристы, но и множество специалистов, на ходивших здесь отличное, соответствующее их способностям поле деятельности. К этому следует добавить еще ученых александрийского Музея, достигшего при Птолемее II большой славы. Как, собственно, выглядел этот Музей при Птолемее II? Это учреждение, единственное в своем роде во всем античном мире, давало приют большому числу ученых из всех грекоязычных стран. Организованный как культовое объединение с жрецом или настоятелем во главе, Музей являлся средоточием всей научной жизни Египта. Однако его значение выходило далеко за пределы этой страны, и ученые в Греции и в греческих городах Малой Азии считали приглашение прибыть в Александрию высокой честью для себя.

Разделенные на группы, которые можно было бы сравнить с отделениями современных академий, они имели возможность вести научные споры с людьми одних с ними взглядов и устремлений, равно как и собирать вокруг себя множество учеников. Естественно, что царь, — и ре доставлявший им средства к жизни, рассматривал их как своих подданных, и есть анекдоты, демонстрирующие, с какой грубоватой прямотой Птолемей II указывал им на это обстоятельство. Например, он имел обыкновение напоминать им, чтобы они занимались нужными, а не бесполезными делами, в чем обнаруживается постановка вопроса об обусловленном определенной целью исследовании.

Научные и личные заслуги исследователей Птолемей II умел вознаграждать по-царски. Так, согласно преданию, он уплатил своему учителю Сгратопу 80 талантов — щедрый дар, делающий царю честь. Но были и примеры обратного: Деметрий Фалерский был смещен с поста главы Музея и выслан из Александрии в провинцию; еще хуже сложилась судьба другого грека — поэта Сотада, распустившего язык по поводу свадьбы между царственными братом и сестрой (см. выше, с. 145). Впрочем, Сотад к Музею, вне всякого сомнения, не принадлежал. Один злобный рифмоплет по имени Тимон сравнивал ученых Музея с экзотическими птицами в клетке.

К числу крупных знаменитостей в Александрии относились прежде всего поэты Феокрит из Сиракуз и Каллимах из Кирены. В то время как Феокрит с пафосом прославлял в своем «Энкомии Птолемею» могущество Птолемеевской державы, Каллимах писал гимны для празднеств в честь богов. Папирусные находки донесли до нас Diegeseis, изложения содержания его стихов Aitia (причины), в которых обстоятельно, с большой ученостью трактовались самые разнообразные темы, среди них и италийские сюжеты. Свадьбу брата и сестры он прославил в особом эпосе, а когда царица покинула этот мир, он написал в ее честь поэму, ибо чувствовал себя обязанным царской чете и с признательностью это выразил. Свое знаменитейшее стихотворение «Локон Береники» он написал уже при Птолемее III, в честь его свадьбы с дочерью Магаса Киренского Береникой (см. выше, с. 158).

Особенной гордостью Музея была библиотека. Как гласит предание, она уже при Деметрии Фалерском насчитывала свыше 200 тыс. папирусных свитков. Птолемей II якобы приобрел всю библиотеку Аристотеля, которую он вместе с другими книгами из Афин и Родоса приказал перевезти в Александрию. (Этому, правда, противоречит другое указание античной традиции о том, что книги Аристотеля вместе с библиотекой Феофраста сначала перешли в собственность Апелликона с Теоса, а затем в качестве военной добычи попали в руки Суллы.) Некоторые из директоров библиотеки были одновременно воспитателями наследников престола. Это относится к Зеподоту Эфесскому, а также к Аристарху, которому также было доверено воспитание юных Птолемеев^{39}.

Еще одна библиотека находилась в Сарапин, но только со времени Птолемея III, ибо фундамент Сарапия, как показали вновь найденные документы, относящиеся к учреждению святилища, был заложен лишь в правление этого царя. Среди ученых Музея, занимавшихся естественнонаучными проблемами, особенно выделялся Эратосфен Киренский (приблизительно 285–205 гг. до н. э.). Он первый предпринял измерение земли, которое, принимая во внимание тогдашние возможности, дало вполне удовлетворительный результат. К числу приезжих ученых более позднего времени принадлежал также знаменитый математик и физик Архимед из Сиракуз, однако последний решил вернуться на родину, где был убит римскими солдатами при взятии ими города.

Когда в июле 270 г. умерла Арсиноя II, Птолемею II было 38 лет. Предание повествует о том, что у него было много любовниц. Перечень достаточно длинный: Белистиха, египтянка Дидима, Миртион, Мнесида, Клино и еще многие другие. Наиболее яркой была, пожалуй, Белистиха. Она утверждала, что происходит от аргосских Атридов (что отнюдь не соответствовало действительности). Как македонянка, она пользовалась при дворе в Александрии большим почетом. Ей воздвигли храм и учредили культ под именем Афродиты Белистихи. Похоже, что она заняла место Арсинои II. Когда в 268 г. ее парная упряжка одержала победу в Олимпии это событие было торжественно отпраздновано как в Греции, так и в Египте. Клино, в свою очередь, осмеливалась требовать, чтобы ее изображали с рогом изобилия — атрибутом богини плодородия, что, вероятно, делалось не без ведома ее царственного друга.

Некоторые из этих фавориток владели в Александрии роскошными дворцами, что никого не шокировало. Предание о Птолемее II гласит, что радости любви играли в его жизни большую роль, а современные историки, как, например, А. Буше-Леклерк, даже говорят о царском гареме в Александрии. Это, может быть, и преувеличение, однако смерть его супруги и сестры в 270 г., бесспорно, явилась важной вехой в жизни царя. Он отбросил теперь все приличия, предался всецело удовольствиям, и прежде всего любви.

Античные источники не могут, впрочем, отметить какого-либо пренебрежения с его стороны к делам управления государством. С другой стороны, ни одна из его любовниц так и не приобрела значительного политического влияния в Александрии. Тем не менее заслуживает внимания тот факт, что в то время, когда этот одаренный правитель развлекался в столице, вдали от Александрии, войско и флот в непрерывных войнах расплачивались своей кровью. Несмотря на это, царь не подвергался никакой критике. Как властитель, он стоял так высоко над простыми смертными, что никто и не думал порицать его за частную жизнь. К тому же есть основания предположить, что государственный аппарат продолжал работать без каких бы то ни было срывов благодаря усилиям высокопоставленных чиновников, во главе которых еще раз следует упомянуть диойкета Аполлония. Он сотрудничал с Птолемеем II до конца его правления, но при его преемнике Птолемее III Аполлоний сходит с исторической сцены и никто не знает, что с ним сталось. Вероятно, юный царь сослал его в пустыню, поскольку хотел окружить себя более молодыми советниками.

В целом правление Птолемея II является апогеем истории Птолемеев. Империя, укрепленная изнутри и извне, выдержала трудные испытания временем. В самом Египте чужеземцы и местное население по-прежнему жили порознь, но значительных раздоров все же не было — время для восстаний коренного населения еще не пришло. Сам правитель — олицетворение образованности и вместе с тем подлинное воплощение savoir vivre с полным правом вошел в историю как выдающаяся личность. Память о нем продолжала жить в Египте многие столетия, в особенности благодаря Музею, с основания которого началась новая эпоха античной науки.