Он не хотел, чтобы все было сразу и быстро, но как может быть сразу и быстро то, что таится, бьется в тебе много лет и уже давно хочет вырваться наружу? А еще были виноваты эти последние дни: близость ее тела, объятья, поцелуи, запах волос — они преследовали Егора даже ночью, лишая сна и заставляя ворочаться в постели.
Это была его Ника.
Это был тот самый чертов второй шанс, в котором он, сам этого до конца не осознавая, так глупо и отчаянно нуждался. Надежда на то, что все еще может быть хорошо. Желание — еще одно глупое и отчаянное — избавиться от саморазрушительной злости и простить ее, Лаврика и себя за малодушие и слабость.
И теперь, когда она, уставшая от нежности и страсти, спала, свернувшись клубочком, в его объятьях, Егор понимал: хоть разбейся, хоть умри— он никогда не сможет полюбить никого другого. Он никогда сможет быть счастливым ни с кем другим, пусть даже этот кто-то другой будет свят, светел и непогрешим.
Они оба уснули поздно, но проснулся Егор отчего-то рано, будто нарочно, чтобы в полной мере осознать и восхититься тем, как приятно просто лежать в одной постели рядом с мягкой, согревающей его плечо своим дыханием Никой. Их тела крепко переплетались, и Егор поцеловал Нику в макушку и закрыл глаза, удовлетворенный осознанием и восхищением, намереваясь поспать еще…
— Я тоже проснулась, — пробормотала она почти тут же и зевнула, едва успев прикрыть рот ладонью. Теплая и доверчивая, эта ладонь тут же легла на его грудь, чтобы одарить сонной лаской, перед тем как снова спрятаться под одеяло. — Который час?
— Часов восемь, — предположил Егор, не найдя в себе сил отвернуться от нее, чтобы взглянуть на часы. Пододвинул Нику к себе ближе, зарылся лицом в ее волосы и улыбнулся, когда она запросто передвинула его руку себе на живот под одеялом и накрыла своей рукой. — Спи, рыжик. Можно еще спать.
Ника вздохнула.
— Нет, — сказала печально. — Надо домой. Мама у меня понятливая, конечно, но лучше я пораньше.
— Что пораньше? — спросил он, сразу же тоже огорчаясь.
— Повинюсь, — пояснила она. — Сегодня точно надо, она ведь ждала меня, наверняка легла спать позже. Зато в следующий раз уже сразу скажу: я приду утром, не жди.
— В следующий раз — это сегодня, да? — с нескрываемой надеждой в голосе спросил он.
Ника засмеялась: тепло, солнечно, беззаботно.
— Посмотрим, как мне понравится твое поведение.
— Уверен, что понравится, — заверил Егор.
Его рука выбралась из-под ее, поползла по животу выше, к другим, не менее привлекательным частям тела, и их общий смех растворился в поцелуях.
Позже Егор поднялся, чтобы поставить на огонь чайник и приготовить завтрак, пока Ника звонила маме — она все-таки осталась, осталась еще ненадолго с ним! — приводила себя в порядок и бродила по комнатам, разглядывая квартиру. Он слушал ее шаги, слушал, как она мурлычет себе под нос какую-то песенку, и бессовестно счастливо улыбался, нарезая хлеб, доставая из холодильника джем и масло.
— Позавтракаешь — и обещаю, я отвезу тебя домой! — крикнул он, когда пение приблизилось и на пару минут остановилось в ванной.
— Да я что, маленькая, что ли? — возразила Ника, уже проскальзывая в кухню и усаживаясь на диванчик в углу. — Сама дойду. Ух, персиковое повидло!
Она взяла хлеб и принялась намазывать на него джем, не дожидаясь чайника. Все еще немного розовощекая от холодной воды, растрепанная и по-детски восторженная, Ника была такой милой, что Егор не выдержал: подошел, прижал ее к себе и поцеловал.
— Я тебя тоже люблю, — сказала она просто.
— Это хорошо, рыжик, но я все-таки довезу тебя до дома, — сказал он и поцеловал ее снова, потому что ну никак не мог так просто уйти. — Вдруг твоя мама захочет сказать мне пару слов. Все-таки ты оставалась у меня.
Ника подумала и кивнула.
— Наверно, ты прав. Ладно, тогда я согласна. Договорились.
— Тебе, кстати, ничего не надо в городе? — спросил Егор, уже вернувшись к плите, чтобы выключить закипевший чайник. — Я поеду в аптеку после обеда.
— Ты заболел? — тут же всполошилась она. — Или это для работы?
— Нет, это для нас, — сказал он, доставая из шкафа красные кружки в белый горошек. — Для нас с тобой.
Егор обернулся с кружками как раз вовремя: Ника поняла и густо покраснела.
— Хорошо, — кивнула она снова. — Нет, мне ничего в городе не надо. Но могу поехать с тобой, если хочешь. За компанию.
Он хотел.
Они весело пили чай с молоком и болтали, подначивая друг друга и осторожно шутя на тему, которая еще была для них совершенно нова. Целовались. Снова шутили и снова целовались — и поцелуи уже грозили отодвинуть возвращение Ники домой еще несколько часов, когда реальность вторглась в их идеальное утро.
Когда входная дверь, не запертая Егором вчера по очень веской и приятной причине, отворилась, и громкий голос его матери позвал из коридора:
— Сынок! Ты дома?