Тот разговор закончился вовсе не так, как я надеялась, хотя чего-то такого и следовало ожидать. Олежка, уверенный, что если мы будем жить с Егором, то Лаврик к нам больше никогда не приедет, разрыдался, повис у меня на шее и умолял никуда не переезжать, потому что «а вдруг папка вернется».
Мне потребовался целый вечер, чтобы его успокоить, и несколько недель — чтобы рискнуть и повторить разговор, подключив на этот раз третью сторону в виде Лаврика, с которым мы созвонились по громкой связи.
Прошел еще почти месяц, прежде чем Олежка решился пойти к Егору в гости. Еще столько же, прежде чем он остался там ночевать. Все это время мой сын пристально следил за тем, как я говорю с Егором, что делаю, когда он рядом, — оценивал и наблюдал.
Чтобы завоевать доверие моего ребенка, потребовалось очень много времени. Возможно, даже больше, чем потребовалось Егору, чтобы простить меня до конца.
Мы стали жить все вместе к концу осени, а зимой поженились, скромно, без толпы гостей, позвав только самых близких родственников и друзей, среди которых неожиданно для меня затесалась и Машошина-Теркина Аленка с мужем и старшим ребенком. На свадебном ужине был и папа Егора, и к концу вечера он лихо отплясывал с остальными гостями под нестареющую классику:
— Были белее снега свадебные цветы.
Мне улыбался ты — это было как во сне.
…Мама Егора поздравить нас не пришла.
Ульяна Алексеевна долго не принимала меня и немного смягчилась только после рождения нашей с Егором дочери Ани в 2006 году. На выписку из роддома они приехали вместе с моей мамой, но только когда, взяв в руки завернутую в конверт внучку и увидев в первый раз ее личико, моя свекровь неожиданно заплакала, я впервые подумала о том, что и ей уже, может быть, хочется простить. Хотя бы своего сына, а не его непутевую жену, раз уж на меня у нее не хватало сил.
Они помирились уже на Аниных крестинах, когда после церкви я пригласила всех к нам, за стол. Я покормила дочку и возвращалась в зал, когда увидела, что Ульяна Алексеевна стоит в коридоре, спрятав лицо на груди у Егора, а он обнимает ее, гладит по спине и что-то тихо ей говорит.
Мы с Ульяной Алексеевной так и не стали близки, хоть и общаемся с тех пор и даже бываем в гостях, но Аня обожает бабушку Улю, а бабушка обожает ее… Что ж, для меня этого достаточно.
Мне бы хотелось сказать, что хотя бы у нас с Егором все и всегда было хорошо, но это тоже не так. К более или менее сознательному возрасту моего сына его отношения с отчимом перешли в разряд нейтрально-дружелюбных, и я даже поверила, что все самое сложное уже позади, но потом начался другой возраст, подростковый, и… Да, со сложностями я ошибалась. Все прелести Лаврикова темперамента, помноженного на гормоны, проявили себя: Олег стал огрызаться по поводу и без, напоминал Егору, что он ему — не отец, грубил мне, задирал младшую сестру, угрожал сбежать, если я буду его наказывать. Дошло даже до того, что какое-то время ему пришлось пожить у Лаврика — пока не прошло желание спорить со всем миром и Олег не осознал, наконец, что ни я, ни уж тем более Егор ему не враги.
В те несколько месяцев моя семья пережила настоящую проверку на прочность; ту самую, к которой мы готовились все эти годы с момента, как я сказала Егору «я хочу, чтобы мы были вместе».
В какой-то момент мне даже казалось, что мы не выстоим.
В какой-то момент ко мне пришло осознание: случись эта «проверка» не спустя почти десять лет нашего брака, а тогда, когда мы только-только начали оправляться от сердечных ран — и мы бы не смогли.
Даже сегодня я не могу вспоминать это время без внутренней дрожи. Как все-таки хрупки отношения между людьми, как легко их разрушить, как страшно долго времени требуется, чтобы потом починить…
Сейчас 2021 год. Олегу в марте исполнилось двадцать два года, а Ане в октябре будет пятнадцать.
Мы живем в том же доме, где и раньше, только уже как хозяева: владельцы продали его нам спустя два года после нашей свадьбы, а с рождением Ани мы смогли выплатить за него кредит. Я окончила университет и все так же работаю в детском саду, Егор же — фельдшер на нефтяном месторождении. Их в середине нулевых у нас открылось сразу несколько, и на самые большие потребовался медперсонал.
Лаврик расстался с Ксенией, все-таки женился на грузинке и завел двоих детей. Он по-прежнему занимается фармацевтическим бизнесом и открыл аптеки уже, кажется, по всей России — по крайней мере, он так говорит. Мы с ним сохраняем достаточно хорошие отношения, несколько раз отмечали вместе день рождения Олега, вместе провожали его в армию и встречали.
После окончания школы и службы в армии Олег поступил в аэрокосмический университет. Он учится на инженера-ракетостроителя и намерен строить космические корабли — и кто знает, возможно, один из них когда-нибудь и в самом деле полетит на Марс?
У моего сына много друзей, как и у Ани — папиной любимицы и «веснушки», как ее иногда называет Олег. С одним из них, она, кажется, встречается, хоть и не признается, с кем именно — не зря же постоянно торчит в телефоне, краснеет и уходит говорить в другую комнату, а, поговорив, загадочно улыбается и весь вечер витает в облаках.
Я надеюсь, что он не разобьет ей сердце, но если так случится — мы с Егором всегда будем рядом, чтобы сказать ей, что мы ее любим и она не одна.
И неважно, захочет она дать своему чувству второй шанс или решит начать все с чистого листа. Мы знаем много о вторых шансах, а еще мы знаем о том, как важно чувствовать, что рядом есть кто-то, кто подаст руку или подставит плечо, если ты споткнешься, ударишься, если тебе станет больно.
Мы всегда ее поддержим, как все эти годы мы с Егором поддерживали друг друга.
На то мы и семья.