Нина Резун Предать, чтобы спасти

Глава первая

Дождь. Вокруг сыро и уныло. А я в измятом белом платье с наспех заплетенной косой ступаю по лужам и опускаю зонт так низко, что он практически сидит на моей голове. Мне не хочется никого видеть. И чтобы никто не видел меня. Только бы поскорее добраться домой – до своей кровати и плюшевого медведя и дать волю чувствам. Тем самым, что раздирают мою грудь на части. Я уничтожила себя своими собственными руками и должна научиться с этим жить.

Перед глазами мелькнула темная фигура под красным зонтом и скрылась за углом моего дома. Было в ее движении и прыжках через лужи что-то знакомое и озорное. Что-то из детства. Юля! – понимаю я через несколько секунд и, позабыв об усталости, несусь со всех ног домой, чтобы не дать ей добраться до моей квартиры раньше меня. Лифт с ней уже уехал, и я спешу по лестнице наверх. Не ради себя стараюсь, мне уже все равно. Ради отца. Он сказал маме, что я ночевала у Юли, и она не может прийти без меня, не выдав папу. Упреков от мамы ему и без того хватает.

Я этажом ниже, когда подруга доезжает до пятого этажа, и я зову ее, призывая остановиться. К счастью, Юля меня слышит и выглядывает на лестничный пролет. Я, запыхавшаяся добираюсь до нее, и перевожу дыхание. Мне кажется, я сейчас упаду, и это утро меня окончательно доконает.

– Лиза?

Юля удивленно таращится на меня, изучая платье и насквозь мокрые босоножки. Она в джинсах, темной футболке и кроссовках, с красным зонтом в руках.

– Привет, – выдыхаю я.

– Привет. Ты не ночевала дома?

– Нет. У тебя есть пудра или тональный крем с собой?

– Есть пудра.

– Дай, пожалуйста.

Юля удивленно приподнимает бровь, но торопится исполнить мою просьбу. Я беру ее пудру и начинаю, глядя в зеркало, маскировать следы на своей шее. Краем глаза наблюдаю, как подруга продолжает изумленно на меня смотреть и сжимать губы, не решаясь расплыться в улыбке.

– Ты не хочешь ничего мне рассказать?

– Хочу. Я ночевала у тебя. Это версия для мамы.

– Поняла. А на самом деле?

– Ты знаешь.

– Ну да. Денис передал, что оставил тебя у Слободы.

– Денис к вам вернулся?

– Да, отвел вас и пришел к нам. Мы с ребятами продлили аренду до двенадцати, и уже после ушли.

Это объясняло, почему Денис позвонил отцу позже оговоренного с ним времени. Он словно чуял, что папа не станет ждать двух часов после звонка, а направится сразу за мной. Милый дорогой Денис, если бы ты знал, как помог этим Шандору. Что бы с ним было, покинь я его раньше?

– Ты проводила Юру на поезд?

– Нет. Он его проспал, – и, закончив с маскировкой, я спросила: – Видно?

– Здесь тускло, – окидывая коридор взглядом, сказала Юля, – но вроде нет.

– Хорошо. Зайдешь ко мне?

– Я для этого и шла.

С тем, чтобы упасть и порыдать, придется отложить. И поспать тоже. А так хотелось и то и другое. Но выпроводить Юлю не могла, как-то это не гостеприимно и не по-дружески.

Мама встретила нас радостно и приветливо. Мы правильно сделали, что пришли к нам, потому что она постряпала булочек, и мы должны непременно их попробовать. Я не ела с вечера, но есть и не хотелось. Но чтобы не обидеть маму, я согласилась.

На звуки наших голосов вышел папа. Он с волнением оглядел меня и поцеловал в лоб.

– Все хорошо? – спросил он тихо.

– Да. Как видишь, я вернулась.

Встретить меня вышел и Шанди. И эта встреча далась мне тяжелее всего. Единственный одушевленный подарок Шандора. И других уже не будет.

Юля еще не видела котенка, и хоть и не была кошатницей, больше предпочитая собак, но расплылась в умилительной улыбке, познакомившись с этим крохотным созданием. Шанди был настроен на игру и немного порезвился с гостьей.

Пока мы пили чай, мама расспрашивала нас о выпускном, и я была благодарна Юле, что она отвечала практически на все мамины вопросы, позволив мне лишь поддакивать и мило улыбаться. Потом маму заинтересовали наши дальнейшие планы, и она воодушевилась, когда услышала, что Юля хочет пойти работать в школу учителем истории. Посыпался очередной град вопросов, и я с нетерпением ждала, когда подруга доест булочки, и мы уйдем с кухни.

Оказавшись наконец в моей комнате, я закрыла дверь и выдохнула. Изображать веселье и радость нелегко, когда на душе скребут кошки, но я начинала постепенно овладевать этим искусством. Кто знает, может быть мне теперь всю жизнь придется притворяться и играть чужую роль? Но это мой выбор и винить в нем некого.

Я сгребла все фотографии Шандора, что были на моем столе, в одну стопку и убрала их в шкатулку. В детстве я хранила в ней календарики и фантики от жвачек, а теперь она станет хранительницей его снимков. Чем реже я буду к ним обращаться, тем быстрее переживу разлуку. Я не забуду его, но он теперь лишь история, история моей первой любви, и место ему глубоко в шкафу, да в укромных уголках моего сердца.

– Лиза, прости меня. Тебе, наверное, скверно, и хочется побыть одной.

Юля села на кровать и следила за моими передвижениями, которые были наполнены механической активностью и тупой покорностью судьбе.

– Я хотела сегодня пойти с Денисом в парк, – сказала я. – Я не хотела быть одна.

– М-да, но погода, конечно, сегодня для парка совсем не подходящая.

Я открыла окно и запустила свежий воздух. Дождь продолжал моросить, и я удрученно подумала, что теперь всегда в непогоду буду вспоминать этот день.

– Ты расскажешь мне о сегодняшней ночи? – осторожно спросила Юля.

Я приземлилась рядом с ней на кровати и откинулась на стену.

– Шандору всю ночь было плохо, и я постоянно просыпалась, чтобы помочь ему.

– Ну да, он вчера порядочно перебрал.

– Сегодня он и половины не помнит из того, что произошло.

– И чего же он не помнит? – все также осторожно спросила Юля.

Ветер колыхал шторки, и я с тревогой поглядывала на Шанди, пристроившегося рядом со мной на кровати и готовившегося к прыжку. Чтобы предотвратить его попытку наброситься на шторы, я взяла его в руки. Он воспринял это как игру, вцепился в меня лапками и стал кусать.

– Ничего.

– Между вами что-то было?

Невольно перед глазами возникла сцена моего соблазнения Шандора и его ответная реакция на него. И я снова задалась вопросом: «Можно ли это считать, как «что-то было»?»

– Нет, – ответила я.

– Нет?! А этот поцелуй на глазах у всех? Мне показалось, он кричал о продолжении.

– Юля, он еле стоял на ногах, а дома упал на диван и вырубился. О каком продолжении речь?

– Ну знаешь… у мужчин в этом состоянии открывается второе дыхание.

Я играла с Шанди и не поднимала глаз на Юлю. Она пытливо смотрела на меня, и не расколоться в том, что все-таки было, под ее взглядом казалось невозможным, но природная скромность взяла верх, и я смущенно промолчала.

– Ты сказала, он проспал поезд, и что дальше? – не дождавшись признаний, вновь заговорила Юля.

– Он уедет на другом. В двенадцать.

Машинально мы посмотрели на будильник, который стоял на прикроватной тумбе. Через десять минут нас будут разделять десятки километров.

– У вас совсем ничего не было? И до вчерашнего дня?

– Он берег меня для другого.

Юля глубоко вздохнула. Наверное, в ее глазах я выглядела неудачницей. Я не получила от первой любви ничего – даже удовольствия.

– Может, это и к лучшему, – подытожила она. – Тем быстрее забудешь его. Знаешь, иногда это мешает в построении новых отношений. Невольно сравниваешь и… В общем, понять его можно.

Невольно сравниваешь? Я удивленно подняла глаза на Юлю. Не на себя ли она намекает?

– У тебя был кто-то после Пети?

– Так… ничего серьезного. Не фонтан.

– Погоди, я что-то пропустила?

Юля несколько секунд поколебалась, а потом сказала:

– Ну хорошо, я расскажу тебе. Это уже давно в прошлом, и ты не будешь на меня злиться, что я так поступила.

Я напряглась, ожидая услышать не слишком приятную для себя историю, и крепче вцепилась в Шанди, отчего он стал кусать меня сильнее.

– На третьем курсе я переспала с Денисом. Только один раз.

– С Денисом? С Кравченко?

– А ты знаешь другого Дениса?

– Нет.

Бедный Денис! Как он это пережил?

– Почему только раз? Почему ты не позволила отношениям продолжиться? Я ведь правильно понимаю, что это ты прервала их?

– Правильно. Я оказалась не готова продолжать. Я же говорю, сравнение – плохая штука.

– Тогда зачем ты..?

– Хотела попробовать, думала, а вдруг получится. Вдруг влюблюсь. Но не случилось.

– И как он это пережил?

– Как видишь, нормально.

Бедный Денис! Быть отвергнутым после одного раза! Получить надежду и тут же ее потерять!

– И тебе было совсем не жаль его?

– Если бы я стала утопать к нему в жалости, кому бы это принесло счастья? Но теперь у него есть Люся, и я за него рада. На самом деле у меня как камень с плеч.

Да, она права. Слава богу, что теперь у него есть Люся. Но так с ним поступить! И в том, что таилась от меня, права. Я бы умерла от жалости к Денису, узнай я об этом на третьем курсе.

– Да ну этих мужиков! – закрыла тему Юля. – Давай лучше придумаем, когда нам пойти в поход.

И времени для грусти не осталось. Юля сделала несколько звонков по школам в поисках работы и ее приглашали на собеседование. А между тем она развлекала меня. Мы сходили в поход, были с нами и Денис с Люсей. Мы снова пели песни под гитару у костра, жарили шашлыки и купались в водоемах. Обошлись на этот раз без «бутылочки», вместо этого играли в «Крокодила». Мероприятие проходило весело и с задором, я с удовольствием расслабилась и отпустила грустные мысли.

Также Юля водила меня на фестиваль, проходивший в центре города, потом мы побывали в Джаз-кафе, послушали живую музыку. И я поняла, что жизнь может быть прекрасной и без Шандора.

Я продолжала бегать по утрам и ходить в мастерскую. Однажды водила туда маму на пробное занятие. Она не пришла в большой восторг, но результатом труда осталась довольна. Однако последующих желаний заниматься этим ремеслом у нее не возникло, и я продолжила ходить в мастерскую одна. Здесь я тоже находила успокоение и отключалась от горькой реальности.

Приближался мой день рождения, и родители заговорили о том, чтобы его отметить. А заодно приурочить к нему празднование окончания университета. Мама хотела пригласить тетю Марину и Марка, и как бы между прочим сообщила, что он расстался с Ольгой.

Я несколько месяцев не общалась с Савельевым, и эта новость стала для меня неожиданностью. Последнее, что я от него слышала – они с Олей собирались ехать в Таиланд. Было это еще в феврале. И насколько мне известно, та поездка состоялась. Мне казалось, у них полная идиллия, и я ждала вестей о том, что они собираются пожениться, но никак не о том, что расстались. Может быть, мама не так поняла, и они просто поссорились?

В свой день рождения я надела одно из своих старых летних платьев с открытыми плечами, воротником стоечкой, и с подолом А-силуэта. Оно было голубого цвета и подчеркивало мои глаза. Мама заплела мне из волос «корзиночку» на голове, спрятав концы в прическу под пышную заколку в виде цветка пиона. Шея снова была открыта, и я понимала, для чего это делалось. Но возражений с моей стороны не последовало. Мне было все равно.

Этот день был похож на многие дни рождения в предыдущие годы, только состав гостей немного отличался от прежних. Из свежих вливаний была Люся, из старых рядов выбыли Егор и Лена. Мне подарили много цветов, подарков и наговорили массу приятных слов. За столом велись оживленные беседы, звучали поздравительные речи, и ни в одной из них я не слышала и намека о Шандоре. Словно его и не существовало.

Марк был особенно учтив, сидел по левую руку от меня и периодически пополнял мою тарелку разными салатами, подливал вино в бокал. Он подарил мне двадцать одну красную розу и мои любимые духи. Мама поставила цветы на подоконник, и они ярким огнем горели в лучах заходящего солнца. Однако в памяти всплывала всего одна роза, которая была мне дороже любого огромного букета.

Из нового в зале за этот год появились только шторы, которые мама с удовольствием обновила. Они были синего цвета с едва заметным орнаментом более темной расцветки. Вместе со шторами сменили карниз, спрятав его за деревянную перегородку, и сейчас они висели не на прищепках, а цеплялись за крючки. Вопреки опасениям мамы котенок их не трогал и даже не приближался.

О появлении в нашем дома кота знала только Юля, но в самый разгар праздника Шанди неожиданно решил заявить о себе и другим гостям. Обычно в это время он спал, но сейчас незаметно прибежал из моей комнаты и забрался под стол. Не знаю, что послужило причиной его нападения на ноги Марка, но предположительно Савельев пошевели своими пальцами и тем самым вызвал игривый интерес у котенка.

– Ай! – вскрикнул Марк, и все устремили на него взгляды.

Он отклонился на диване назад и заглянул под стол.

– Боже мой, кто это? Откуда? – удивился Савельев.

Я сообразила, в чем дело и спустилась со стула, чтобы забрать Шанди с пола. Он обхватил лапками ногу Марка и пытался ее грызть.

– А, – поняла мама, – это наш новый квартирант. Лиза притащила его откуда-то с улицы.

– Мама, он не с улицы. Нам… мне его отдали дети. Кстати, тетя Марина, Марк, это произошло недалеко от вашего дома.

Я подняла котенка на руки и продемонстрировала всем гостям. На лицах тети Марины изумление, Дениса и Люси умиление. Люся тоже держала дома кошку, а у Дениса была кот. Каждый вспомнил какую-то историю, связанную со своим питомцем.

– Ну зачем ты его взяла? – застонала мама. – Теперь надо обязательно руки помыть.

– Это кот или кошка? – спросил Марк, протягивая руку к котенку, чтобы погладить.

– Дети сказали, что кот.

Шанди не позволил Марку погладить себя, снова набросившись на него – в этот раз на его руку. Это вызвало новый всплеск эмоций со стороны Марка. Он айкнул, заметив, какие у котенка острые когти и еще более острые зубки.

Тетя Марина с недоумением посмотрела на маму, не понимая, как она согласилась оставить это «чудо» у себя. Крестная тоже трепетно относилась к предметам мебели и шторам и видела в котах угрозу их совместного сосуществования.

– Как его зовут? – спросил Марк.

– Шанди.

Савельев резко поднял глаза и пристально посмотрел на меня. Потом снова перевел взгляд на котенка и иронично сказал:

– Будем знакомы, Шанди. Я Марк. Предлагаю дружить и не пробовать меня на вкус.

Все посмеялись. Я расцепила лапки котенка, обвивавшие Марка, и, извинившись, решила унести его к себе в комнату. Марк под предлогом, что надо помыть руки после Шанди, пошел следом за мной. Я успела заметить, как тетя Марина и мама переглянулись.

Марк, минуя ванную, устремился со мной в комнату. Я положила Шанди на кровать, рассчитывая, что он останется на ней лежать, но он подскочил на ноги и трусливо спрыгнул на пол. Мы с Марком с усмешкой проследили, как он задорно побежал обратно в зал.

– Кто бы мог подумать, что ты заведешь кота.

– Я всегда любила животных. Ты знаешь, что их не было у нас только из-за мамы.

– Шанди – это сокращенное от Шандора?

Марк поднял на меня глаза. Мы продолжали стоять около моей кровати, не торопясь вернуться к гостям.

– Наверное, я придумала его совершенно случайно.

– Он уехал?

Этот вопрос я слышала уже не раз и понимала, кто всех интересует.

– Да.

– Между вами что-то было?

Я усмехнулась. А этот вопрос лидирует. Я отвернулась от Марка и подошла к окну. В комнате было душно, и я решила его открыть. Пока Шанди маленький, я не переживала, что он может забраться на подоконник и вывалиться наружу.

– Почему всех это волнует?

– Потому что мы все за тебя переживаем.

– И с чем связаны эти переживания? Что он попользовался мной и уехал?

Я открыла окно и повернулась к Марку. Он подошел ко мне и взял за руку.

– А он попользовался?

– Марк, не было ничего.

– Он так и не влюбился?

– Любовь бывает не только физической, но и платонической. Но тебе этого не понять.

– Да, пожалуй.

– Мама сказала, ты расстался с Ольгой. Почему?

Марк опустил глаза на мои пальцы и поглаживал каждый из них по отдельности.

– Не сошлись характерами. Она чересчур активная и непоседливая. Мне бы кого-нибудь поспокойнее, более домашнюю.

– Чтобы играла в твою приставку? – усмехнулась я.

– Нет, чтобы она думала больше о доме, чем о своей внешности.

Он посмотрел на меня каким-то странным взглядом. Его рука крепче сжала мои пальцы, а вторая вдруг оказалась на моей шее. Шаг ко мне, и неожиданно его губы накрыли мои.

– Марк! – упершись в грудь Савельева свободной рукой и отстраняясь от его губ, воскликнула я. – Что ты делаешь?

Не отпуская мою шею, он чуть отклонился, продолжая держать меня за руку.

– Я целую тебя, Лиза, разве ты не видишь?

– Я не давала на то своего согласия, Марк. Давай вернемся к столу. Некрасиво получается. У меня гости…

В этот момент раздался телефонный звонок. Мама крикнула из зала, что возьмет трубку, но внезапная мысль побудила меня оттолкнуть Марка и самой броситься в коридор к телефонному аппарату.

– Нет, мама! Я сама!

Мы встретились с ней около разрывающегося от звонка телефона. Больше не было слышно ни одного другого звука. Все притихли.

– Лиза, не бери! – вцепившись в меня, взмолилась мама.

Я скинула с себя ее руки. Рассудок перестал управлять мною, на свободу вырвалось сердце. Я взяла трубку.

– Да, слушаю.

Ему не нужно было представляться, я бы узнала его из тысячи голосов. Такой бархатный, такой теплый, такой родной! Приходилось ли вам когда-нибудь видеть в ускоренном темпе, как из-под земли из семечки появляется росток, превращается в полноценное растение и на нем зацветает цветок? Именно это произошло у меня внутри, когда я услышала его голос.

Шандор поздравил меня с днем рождения, пожелал оставаться доброй, милой и заботливой девушкой, которую он знал и помнил, найти себе работу по душе и мужчину по сердцу. Он вспомнил, что забыл извиниться передо мной за то свинство, что устроил на выпускном, и просил прощения сейчас, если чем-то меня обидел. И благодарил за помощь, оказанную ему после выпускного. Он уточнил, получила ли я от него деньги, которые он брал взаймы, и, получив подтверждение, еще раз выразил признательность за отзывчивость.

– Спасибо, Шандор, – слезы, сдерживаемые десять дней, покатились по моим щекам. – Мне очень приятно услышать тебя сегодня. Ты звонишь из своего села?

Надежда не покидала, что из телефонной будки за углом.

– Да. Прости…

– Как у тебя дела? Как дома?

Пауза. Затяжная, и такая мучительная.

– Всё… замечательно.

– Ты уже искал работу?

– Нет, планирую заняться этим на следующей неделе.

– Я тоже пока никуда не тороплюсь.

На несколько секунд установилась пауза, неловкая пауза. И нам как будто бы больше нечего друг другу сказать. На языке вертится вопрос, который я хочу задать, но не в силах его произнести. Словно я все еще на что-то надеюсь и боюсь услышать ответ, который окончательно лишит меня всяких иллюзий.

– Как Шанди? – нарушил тишину Шандор, и по его тембру я поняла, что он улыбнулся.

– Пытается съесть Марка, – со смешком сказала я. – Он у меня в гостях… А также Денис, Юля…

И только тебя не хватает…

– Я рад, что друзья рядом с тобой. Тебе, наверное, надо идти к ним. Не буду отвлекать…

– Нет, Шандор, погоди. Поговори со мной.

Мама стояла около меня и жестикулировала, тихо, но настойчиво просила прекратить разговор и вернуться к гостям, но я отворачивалась от нее и отстранялась свободной рукой.

– Ты попал на двенадцатичасовой поезд?

– Да.

– Как тебя встретили дома?

Шандор глубоко вздохнул, а потом ответил:

– Все были рады моему возвращению.

И снова пауза. Наступило время, чтобы озвучить мой вопрос, но подступивший комок в горле его сдерживал. Мама снова замахала передо мной руками, но к ней подошел Марк и отвел ее от меня.

– Лизавета, тебе надо идти к гостям. Еще раз с днем рождения и… Будь счастлива.

– Когда ты женишься?

Вот, я все-таки спросила. Я испугалась, что сейчас он положит трубку, а я так и не узнаю, когда произойдет это судьбоносное для нас событие.

И снова молчание. Сердце, как барабан, отдается в ушах, и я боюсь не услышать ответ.

– Вчера. Я женился вчера.

Дыхание остановилось. Я вцепилась в трубку, будто она могла удержать меня на ногах, а второй рукой схватилась за полку, на которой стоял телефон.

– Уже? – непроизвольно вырвалось у меня. – Поздравляю… Мне надо идти… Там… пока Шанди окончательно не съел Марка…

Все, более никаких надежд. Эта книга жизни закрылась навсегда.

– Прости… – сказал Шандор.

Моя рука с трубкой медленно опустилась на рычаг. Я смотрела перед собой, но ничего не видела. Слезы в три ручья бежали по моим щекам и вместе с ними моя тушь. Я мысленно переживала это столько раз, но все равно оказалась к этому не готова.

– Лиза, – осторожно заговорила мама, вновь замаячившая в коридоре, – Лиза, все будет хорошо. Пойдем к гостям.

Она сделала попытку взять меня за плечи и увести в зал. Но я резко вырвалась и убежала в свою комнату, упала на кровать и, обняв плюшевого медведя, дала волю эмоциям. Слезы катились градом, я ничего не видела вокруг, жмурила глаза. Из горла рвался вопль и я, перестав сдерживать его, закричала.

Я плохо отдавала себе отчет в том, что происходило в следующие несколько минут. Помню только отца, поднявшего меня с кровати и прижавшего к себе.

– Девочка моя, любимая доченька, все будет хорошо.

Я сидела у него на коленях, как в детстве, а он укачивал меня, повторяя одни и те же слова. Гладил по голове, целовал в макушку.

– Все пройдет, все заживет.

Я вцепилась в его рубашку и, уткнувшись в грудь, рыдала как никогда. Внутри все рвалось на части, причиняло боль. Казалось, мне не пережить этого дня.

Я не знаю, сколько мы так просидели, но, когда я немного пришла в себя, в комнате уже стемнело и кто-то – очевидно, мама – закрыл шторы. Дверь в комнате была закрыта, и я не слышала ничьих голосов из зала. На кухне шумела вода из-под крана, и я решила, что мама мыла посуду. Оттуда же долетали звуки включенного телевизора. Кажется, шли вечерние новости.

– Папа, он женился, все-таки женился на своей цыганке, – с надрывом сказала я. – А ведь на ее месте могла быть я, папа!

Он не понимает. Он ничего не понимает! На ее месте действительно могла быть я! Я не рассказывала отцу о том, что произошло между нами с Шандором в ту ночь и то утро, когда мы с ним расставались, и никому не рассказывала. И теперь уже не имело смысла об этом говорить. Шандор женат, он выбрал семью.

– Девочка моя, я понимаю, как тебе тяжело, но ты должна быть сильной. В это трудно поверить, но жизнь продолжается. Мне больно видеть, как ты страдаешь, и я ничем не могу тебе помочь.

– Объясни мне, папа, как можно променять любовь к женщине на любовь к отцу? Разве может его отец, который не одобряет стремление своего сына к знаниям, значить для него больше, чем я?

– Семья – это очень важная составляющая жизни многих людей, Лиза. И я уважаю твоего Юру за такое отношение к собственной семье, к своим традициям и обычаям. У него четко сформированы семейные ценности и за это его нельзя осуждать.

Я подняла голову с груди отца и посмотрела ему в глаза. Я вдруг поняла, что мой отец поступил точно так же, как Шандор. Выбирая между любовью к женщине и семьей, он выбрал семью. Он выбрал меня и маму. Нет, он выбрал меня. Как Шандор выбрал отца. Потому что он управляет его судьбой. Меня пронзило страшное осознание того, что я поступаю точно так же, как Гозело. Я запретила отцу быть с женщиной, которую он любит, я не посчиталась с его чувствами, я думала только о себе и своем благе. Мне было комфортнее, чтобы отец остался с нами… нет, со мной. Чем я лучше Гозело? За что я так ненавижу его, если сама уподобилась ему?

Ах, папочка, что же я наделала?

– Папа, ты любишь Ларису?

Отец вздохнул и отвел глаза.

– Скажи мне честно, я приму любую правду.

– Люблю.

– Прости меня, папа.

– За что?

– За мой эгоизм. Я не позволила тебе быть счастливым с женщиной, которую ты полюбил. Наверное, за это и наказана.

– Не говори так, – нахмурившись, сказал отец.

Я снова положила голову ему на грудь.

– Ты не боишься, – сказала я, – что через несколько лет Лариса станет такой же, как мама, если вы будете вместе?

– Она не такая, она гораздо мудрее. И сейчас мне ее очень не хватает.

– Тебе надо найти ее и уйти от мамы. В нашей семье должен быть хотя бы один счастливый человек.

– А как же мама? – спросил отец. – Как она с этим справится?

– Я помогу ей. Не знаю, как, но я что-нибудь придумаю.

– Ты готова остаться с ней один на один? В твоем состоянии это жестоко.

– Я уже большая девочка, папа. Я как-нибудь справлюсь.

Он поцеловал меня в макушку.

– Я услышал тебя. Но сначала должен убедиться, что у тебя все хорошо.

Мы прошли с отцом в зал. Гости разошлись. Моих друзей мама выпроводила, как только у меня началась истерика, а Марк с тетей Мариной ушли по собственной инициативе. Обещали позвонить позднее, узнать, как у меня самочувствие. Возможно, Марк заглянет завтра, если я буду в состоянии его встретить.

Мама перенесла на кухню всю грязную посуду и перемыла ее. Сейчас она вооружилась баночками, чтобы собрать в них оставшуюся еду.

– Кто теперь будет это все доедать? – ворчала мама.

– Мы. Что не доедим, выбросим, – ответил отец удрученно.

– Тоже мне богач, едой швыряешься.

– Лена, ты понимаешь, что у твоей дочери нервный срыв, а ты беспокоишься за какую-то еду?

Мы посмотрели с мамой друг на друга.

– Я предупреждала. Не надо было брать телефон. Женился и – слава богу! У человека счастье, а она истерику устраивает.

Я вышла из комнаты. Я как-нибудь справлюсь, – повторила я себе, как клятву. Зашла в спальню, посмотрела на свое отражение. В памяти всплыли фразы, когда-то произнесенные Шандором: «У тебя очень красивая коса. Она твоя изюминка… Ты будешь не ты без косы… Ты стала первой девушкой, которую я запомнил, как зовут. Все были на одно лицо, а ты отличалась. Косой». И последняя: «Ты божественна». Как давно это было! Как будто бы в другой жизни.

Я стала расплетать «корзинку» на голове, а перед глазами нахмуренные брови Шандора. Словно он находился рядом и осуждал за то, что я собиралась сделать. Распустив волосы, я снова заплела их в слабую косу. Достала из стола ножницы. Вернулась к зеркалу и… с усилием резанула ими по волосам. В районе лопаток. Бросила косу на пол.

– Она мне больше ни к чему, – сказала я сама себе в отражение.

Когда мама обнаружила срезанные волосы, в глазах ее отразился ужас. Словно я отрубила себе руку.

– Что ты наделала, дурочка?! Как же так?! Столько лет растить и так бестолково обрезать! – плакала она над косой.

Даже отца покоробил этот поступок. Но лучше уж коса, чем вены.

На следующий день пришел Марк. Он предложил прогуляться и, когда я согласилась, спросил, куда меня отвезти. Мне захотелось побродить по улицам в центре города, зайти на «Арбат», полюбоваться картинами и поговорить с местными художниками. Как мы делали это с Шандором.

Марк припарковался около Драмтеатра, и невольно я вспомнила наш выход со Слободой на спектакль. Тогда мы столкнулись там с Савельевым и Ольгой. Есть ли в городе места, которые не напомнят мне о Шандоре? Даже дома я до сих пор вспоминала, как он сидел за моим компьютером, редактируя свой доклад.

Мы пошли по улице Красная по направлению к дому Марка. Машин на дороге было немного, потому что в выходной день основная масса горожан выехала на свои приусадебные участки или на море. Погода последнюю неделю стояла жаркая и солнечная, но сегодня солнце спряталось за облаками и это спасло нас от его палящих лучей. Я взяла Марка под руку, и мы неспешно тронулись по своему незамысловатому маршруту.

На мне платье в бело-синюю полоску, на ногах открытые босоножки на низком каблуке, через плечо переброшена небольшая сумочка, в которой лежали кошелек, ключи от дома и носовой платок. Несложно догадаться, какой. Марк не изменил своему вкусу и надел светлые льняные брюки, бледно-голубую рубашку с коротким рукавом и туфли с перфорацией. Солнца не было, но он все равно нахлобучил на голову солнцезащитные очки, которые служили ему как ободок, удерживая его непослушные волосы. Вместо ремня на талии у него была сумка-пояс, в которую он положил ключи от машины.

Марк заметил во мне перемену – вместо длинной косы сзади висел в два раза короче хвост, собранный на макушке – и поинтересовался, чем это вызвано.

– Избавление от прошлого, – сказала я ровным тоном.

– Как это связано с косой?

– Это идея пришла мне еще на четвертом курсе. Хотела разграничить периоды своей жизни переменами в своем облике.

– Это можно считать началом нового этапа?

– Да.

– К каким еще переменам ты готова?

Между нами установилась какая-то напряженность. Марк не спрашивал меня о вчерашнем разговоре по телефону, и я тоже не упоминала о нем, но этот звонок как будто бы стоял между нами, но почему, я никак не могла понять. Неужели из-за поцелуя Марка? Что он хотел им сказать? Для чего он это сделал?

– О других я пока не думала.

– Ты уже искала работу?

– Нет. Но, наверное, стоит об этом задуматься.

– Если надумаешь работать в школе, мама тебе поможет.

– Не сомневаюсь. Но я не хочу работать в школе.

– А что ты хочешь?

– Хотелось бы устроиться в музей.

– Кому это интересно? Мне кажется, музей – это что-то отмирающее.

– Мне́ интересно, Марк.

– Вдохновилась прошлогодней практикой?

Я слышала двойной смысл в его вопросе и ответила также двусмысленно, правда Марк не мог усмотреть в моем ответе подоплеки:

– Да, она была довольно познавательной.

И открыла мне не только прошлое экспонатов, но и мир мужчин.

Мы дошли до улицы Чапаева. Ее еще называют Арбатом, потому что здесь часто выставляют на продажу свои работы краснодарские художники, мастера народных промыслов и дают концерты начинающие артисты. Сейчас тоже проходила выставка-продажа местных художников, и я предложила Марку посмотреть их творения. Мы шли вдоль дома, на котором были развешаны картины, и я изучали их в немом созерцании. Марк шел рядом и не проявлял особого интереса к данному виду искусства.

На выставке были работы мастеров, выполненные в разной технике, отличающиеся по размерам и направлению живописи. Одни заставляли задуматься над содержанием картины, другие вызывали улыбку, третьи захватывали своей масштабностью и четкой прорисовкой деталей. Встречались и полотна в стиле абстракционизма и кубизма. Я попыталась Марку продемонстрировать свои познания в расшифровке таких картин, но вместо ожидаемого восхищения, увидела в его глазах легкий испуг, словно он усомнился в здравости моего рассудка. Но зато мне довелось обсудить их содержание с авторами работ и заслужить их поощрение. Они были приятно удивлены, что столь юная особа разбирается в таком тонком и замысловатом искусстве.

А потом я встретила ее и влюбилась с первого взгляда. Это была картина, выполненная мазками. Ее размер сорок на пятьдесят сантиметров, она обрамлена тонкой позолоченной резной рамкой и висела на стене дома напротив моих глаз. На картине я узнала Екатерининский сквер – его огромную клумбу, на месте которой когда-то возвышался памятник Екатерине II и демонтированный больше восьмидесяти лет назад; гранитный камень, стоящий на этой клумбе с барельефным напоминанием о том великом монументе; его деревья, беспорядочно растущие на газонах и уже принявшие осенний желто-красный наряд; его пустынные дорожки с лужами, в которых отражается хмурое небо; а на газонах первые опавшие листья, сообщающие об увядании природы. Но что привлекло мое внимание в первую очередь, так это лавка, на которой сидят двое на некотором удалении друг от друга. Та самая лавка и нечеткие силуэты, за которыми я увидела себя и Шандора. И название картины – «Двое».

К нам подошел невысокий худощавый мужчина лет сорока с растрепанными волосами и бородкой. На его одежде видны следы краски, и я сразу поняла, что перед нами автор этого произведения.

– Интересует работа?

– Да. Как давно она написана?

– Прошлой осенью. Вот здесь в углу есть указание даты.

Я посмотрела в обозначенное место – заметила дату и подпись художника.

– Сколько она стоит?

– Две тысячи.

– О! Это с рамкой?

– Да.

Я полезла в свою сумочку, вынула из нее кошелек и открыла его. В этот момент на землю летит маленькая квадратная фольгированная упаковка, и перехватить ее на лету, чтобы никто не увидел, не получается. Она падает на асфальт, и я судорожно приседаю, чтобы ее поднять. А сама вся горю и презираю себя за растекающуюся до самых ушей краску на лице. Я боюсь поднять глаза и посмотреть на двух мужчин, что стоят рядом и не могли не заметить планирующего полета упаковки с презервативом. Но, быстро убрав его в свою сумку, я продолжаю разглядывать свой кошелек, словно ничего особенного не случилось. Внутри оказалось всего восемьсот рублей и мелочь, среди которой не набралось бы и пятидесяти рублей.

Я бросила спасительный взгляд на Савельева. Он буравит меня серыми глазами, и я понимаю, что он все еще под впечатлением от увиденной картины, но не той, что называется «Двое».

– Марк, ты займешь мне денег? Мне нужна одна тысяча двести рублей. Я тебе дома верну.

– Она тебе сильно необходима? – указывая на картину, спросила Марк.

– Да.

Савельев бросил взгляд на полотно, на меня, а потом заглянул в свою сумку на поясе. Он достал из нее две зеленых купюры и протянул художнику.

– Спасибо, Марк. Я все верну.

Мужчина, который представился, как Илья Михайлович Гнедов, взял у Марка деньги и, сняв картину со стены, протянул Савельеву.

– Теперь нам придется вернуться до машины, – сказал Марк, когда мы отошли от художника. – Надеюсь, ты не планировала продолжить осмотр выставки?

– Я бы еще посмотрела, но, конечно, нам было бы удобнее вернуться к машине.

– Что за страсть к искусству? Не замечал прежде за тобой такого.

– Разве тебе не нравится картина? – воодушевленно спросила я. – Она так здорово выполнена. Ты только посмотри, какие потрясающие мазки – задний фон, передний. Она такая живая. Мне даже кажется, эти двое в любую минуту могу встать и пойти.

Я шла рядом с Марком, который ускорил шаг и, указывая на картину, обращенную ко мне лицом, восхваляла работу мастера, пытаясь донести до своего спутника, что он хотел на ней показать.

– Лиза, ты можешь мне ничего не объяснять, я все равно далек от этого. По мне так эта мазня не стоит тех денег, что я за нее отдал.

– Марк, я тебе все верну. Сейчас мы доберемся до дома…

– Лиза, дело не в деньгах. Я не возьму у тебя деньги. Считай, что это мой подарок тебе.

– По какому поводу?

– На окончание университета. Такой повод подойдет?

– Спасибо, Марк.

– Не за что, – сказал Марк, а потом торопливо спросил: – Что это было?

– Когда?

– Когда ты полезла в свой кошелек.

Я снова зарделась, и лихорадочно соображала, что бы такого сказать, чтобы было похоже на правду.

– Я думаю, ты знаешь лучше моего, – сказала я.

– Я-то знаю. Зачем тебе это?

– Какая разница, Марк?

– Мне любопытно, зачем девственница носит с собой презервативы.

Я мельком взглянула на Марка, пытаясь увидеть на его лице привычную для таких случаев иронию и насмешку, но он был необычайно серьезен. Словно презерватив в моем кошельке его сильно встревожил.

– Марк, я делала УЗИ, – вспомнила я рассказ Юли об этой процедуре, – для него требовалось иметь при себе презерватив. Поштучно не продавали, и мне пришлось взять упаковку. Это остатки.

– Не знал, что девственницам делают УЗИ внутри.

Ох, и правда, о чем это я? Но почему я перед ним оправдываюсь? Какое ему дело до презерватива в моей сумке?

– Когда требуется, делают, – только и сказала я.

Марк положил картину на заднее сидение в машине изображением вниз, и закрыл дверцу. Я стояла рядом и представляла, где размещу ее дома и как буду бережно протирать с нее пыль, чтобы не пострадало красочное покрытие. Марк взял мои руки в свои ладони и с легкой улыбкой посмотрел в мои глаза.

– Я рад, что доставил тебе удовольствие и вызвал твою улыбку.

– Спасибо, Марк. Я правда очень довольна. Она такая красивая, тебе нужно приглядеться к ней. И лучше издалека. На расстоянии такие картины смотрятся цельнее. Мазки как бы сливаются…

– Ты́ красивая, – перебил меня Марк.

Он подался вперед, и не отверни я голову, он бы меня поцеловал. Я чуть отстранилась от него и снова обернулась к нему лицом.

– Марк, что происходит? Вчера, сейчас…

Я попыталась высвободить свои пальцы из его рук, но он лишь крепче их сжал и насмешливо улыбнулся.

– Извини, наверное, это гормоны. У меня давно не было девушки, и мне немного сносит голову.

– Да, Марк, это ты правильно заметил. Я понимаю, что над тобой довлеет авторитет твоей мамы, но давай не будем поддаваться на ее провокации.

– Хорошо, как скажешь. Куда дальше? Домой или продолжим прогулку? Можно теперь пойти до «Авроры», поесть пиццу.

– Пойдем.

Я снова взяла Марка под руку, и мы двинулись к кинотеатру «Аврора». Мы перешли на бульвар, который в разные годы назывался Ростовским, Шевченковским, бульваром на ул. Красной, и который давно стал излюбленным местом для прогулок всех жителей Краснодара. Широкие аллеи с разными деревьями и кустарниками, многие из которых остаются зелеными и в зимнее время года, цветочные клумбы, дополняющие окружающий летний пейзаж сочными яркими красками, и многочисленные лавочки придают этому месту гостеприимного уюта и располагают к приятному отдыху.

– Тетя Марина на даче?

– Да, вчера не ездила, так ночь плохо спала, переживала за свой огород.

Мы улыбнулись. Тете Марине пить не давай, а без дачи она прожить не может.

– А ты почему не поехал?

– Хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

– Ты мог позвонить.

– Ты же знаешь, увидеть и позвонить не одно и то же, – и, повернув ко мне голову, уточнил: – знаешь ведь?

Это был намек на вчерашний звонок.

– Знаю.

Молодая женщина со своей маленькой дочерью кормили голубей семечками, и нам пришлось обойти скопление птиц, чтобы продолжить свою прогулку.

– А что за поход, в который ты на прошлой неделе ходила? Почему не позвала меня с собой?

– Я думала, ты встречаешься с Олей, а она не производит впечатление любительницы дикого отдыха. Поэтому я не стала тебя звать.

– В дальнейшем зови, с удовольствием схожу.

– Хорошо. На следующей неделе Юля предлагает покататься на велосипедах. Поедешь с нами?

– Только если вечером. Или на выходных. Отпуск у меня лишь через две недели.

– Чем собираешься заниматься?

– Не знаю. Еще не думал.

– Не хочешь съездить к отцу? – спросила я.

– Мы это уже однажды обсуждали.

– И тебе не хочется его увидеть? Не хочется познакомиться со своим братом и сестрой?

– Не знаю, я стараюсь об этом не думать.

И вдруг меня пронзила внезапная мысль, которой я поспешила поделиться с Марком.

– А если я поеду с тобой?

– В смысле?

Марк недоуменно посмотрел на меня. В это же время мы услышали визг тормозов. На светофоре загорелся красный свет, но видимо водитель задумался за рулем и не увидел смены сигнала. Он был вынужден экстренно затормозить, когда дорогу стали переходить пешеходы. К счастью, обошлось без жертв. Правда, послышались крики перепуганной бабули, набросившейся на нерадивого водителя.

Марк снова обратил своей взгляд на меня и повторил вопрос.

– В прямом, – ответила я. – Это будет выглядеть как обычная поездка в Питер, и твоя мама не заподозрит, что ты едешь к отцу. Я думаю, скажи мы нашим мамам, что собираемся ехать вместе в Санкт-Петербург, они и не вспомнят, что там живет твой отец. Они вообразят всякую романтику между нами и благословят в добрый путь.

– Ты, правда, поедешь со мной? – недоверчиво спросил Марк, продолжая сверлить меня своим взглядом.

– Если ты действительно хочешь встретиться со своим отцом, я готова пойти тебе навстречу.

– А что будет, когда мы вернемся и разбежимся? Думаешь, тогда мама не поймет, ради чего был этот фарс?

– Да, ты прав, плохая мысль. Для твоей мамы это будет двойной удар. Да и для моей тоже.

– Мы можем не расставаться и продолжить встречаться, – устремив взгляд вперед, сказал Марк. – И тогда все будут счастливы – твоя мама, моя мама… да и я в принципе тоже.

Я уставилась на профиль Марка. «И тогда все будут счастливы…» – как эхом отозвалось в моих ушах. Моя мама будет счастлива. Да, это именно то, чего ей не хватает. Или будет не хватать, когда отец уйдет от нее. Ей будет очень горько и тяжело. Это не то же самое, что случилось у меня с Шандором. Здесь больше двадцати лет совместной жизни, и справиться с этой болью, наверное, сложнее. Если я сойдусь с Марком, скрасит ли это ее существование в той новой жизни, что ее ждет? Я сказала себе, что подумаю, как помочь ей, так не решение ли это в данной ситуации? И Марк вроде не против. Что он сказал? «И я в принципе тоже?» Что это – гормоны или он всерьез влюблен в меня?

– Марк, а если нам поехать не в Питер?

Марк снова смотрел на меня с удивлением и чем-то еще, чего я не могла разобрать.

– А куда ты хочешь, чтобы мы поехали? К твоей бабушке?

– О нет, только не туда.

Встретить там Лену, которая до сих пор у нее жила, и как я слышала, нашла себе работу в дорогом ресторане, мне точно не хотелось. Я представила, какие гнусные мысли возникнут в ее голове, когда вместо Шандора она увидит со мной Марка.

– Я всегда хотела побывать в Египте.

– В Египте?!

Брови Марка взлетели вверх.

– Я понимаю это дороже, чем Питер и Витязево, но мы можем вложиться напополам. Бабушка прислала мне денег – на день рождение и окончание университета. Этого хватит на мою часть путевки. Если тебя, конечно, устраивает такой расклад и у тебя есть такая возможность.

– Лиза, ты понимаешь, что между Египтом и Питером есть существенная разница? Кроме материальной стороны.

– Конечно. Это заграница. У меня есть заграничный паспорт, если ты об этом.

– Я не о том. Я не понимаю цели поездки в Египет.

– Ты сам ее обозначил. Чтобы все были счастливы. Моя мама, твоя… и ты. И в какой-то степени я. Ведь я хотела побывать в этой стране, посмотреть пирамиды, посетить древние города, покупаться в Красном море, подводный мир которого славится своим разнообразием.

– И в качестве кого я туда поеду? Друга детства? Я уже озвучивал тебе свои представления об отдыхе на море рядом с красивой девушкой.

Он чуть скривил губы в усмешке.

– Марк, ты, правда, этого хочешь? Если это какая-то глупая шутка, если ты просто проверяешь меня, постоянно приставая ко мне со своими поцелуями, и на самом деле я тебя не привлекаю… как женщина, то скажи сразу, и мы забудем про Египет.

Марк остановился и вынудил то же самое сделать мне. Он взял меня за плечи и заглянул в глаза. Я вдруг поняла, как у меня горят щеки. Неужели слова, только что прозвучавшие, действительно произнесла я? Неужели я предлагаю поехать Марку со мной в Египет, чтобы… порадовать наших мам? Господи, чем же я измеряю эту радость?! Но на кону желание сделать чуточку счастливее мою маму, и это все решает.

– Вопрос не в том, хочу ли этого я. Хочешь ли этого ты, Лиза? Еще полчаса назад ты шарахалась от моего поцелуя, а сейчас предлагаешь вместе поехать в Египет.

«А может быть Им станет Марк…» – вспомнила я слова Шандора. Да, пусть лучше этим мужчиной станет Марк. Я знаю его всю жизнь, знаю обо всех его достоинствах и недостатках, знаю, что от него можно ожидать, и я уже люблю его. Конечно, не так как Шандора, но любовь бывает разной. Может быть, мне будет достаточно той, что между нами с Савельевым. В конце концов, он хорошо целуется. И наверняка знает, как доставить девушке удовольствие. То удовольствие, малую крупицу которого мне однажды довелось испытать. Если мне не суждено любить сердцем, то может, я буду любить телом, и буду находить в этом наслаждение, какое испытает не всякая любящая пара? Но главное, Марка любит моя мама. И, наверное, наступило время, когда я должна вернуть родителям долг за ту любовь, которую они вложили в меня. Отец обретет счастье со своей Ларисой, а мама утешится нашим с Марком союзом. И тогда все будут счастливы…

– Да, Марк, я этого хочу.

Загрузка...