Предать, чтобы спасти

Глава девятая

Дом встретил меня тишиной, и только часы на стене в зале исправно отсчитывали секунды. Шел одиннадцатый час, но мама еще спала. Отец с вечера отзвонился, что Полина у них, и я перестала за нее переживать. Марка дома не было, и по всей видимости не первый день. Только здесь я решилась ему позвонить, но он не брал трубку. Я стояла посреди квартиры и не знала, что делать. Набрала отца.

– Папа, я дома. Мама спит, Марка нет. Что мне делать?

– Нужно найти Марка или разбудить Лену. Возможно, они уже занимаются организацией похорон.

– Марк не берет трубку. Может быть, ты ему позвонишь?

Через какое-то время отец перезвонил мне. Сказал, что тело тети Марины в морге, Марк обратился в ритуальные услуги и уже все заказал. Похороны завтра в двенадцать часов. Сейчас Марк ищет место для прощального обеда.

– Почему поминальный обед не дома?

– Говорит, много народу будет, неудобно.

– Как он? Почему не берет трубку?

– Держится. Говорит, был занят.

– Папа, что делать мне?

– Жди Марка, он приедет и все расскажет.

– Как Полина?

– Все хорошо, не переживай.

– Какую причину смерти ставят?

– Говоря простым языком, оторвался тромб. Закупорка артерии, скорее всего, смерть наступила мгновенно.

Я отключилась. Снова набрала Марка, он не ответил. Чувство вины обострилось еще сильнее. Мне нужно было находиться возле него, поддерживать, а он не желал меня даже слышать. Ушел из жизни самый близкий и дорогой ему человек, а меня не оказалось рядом. Это главное, за что я себя винила.

Ближе к двенадцати мама проснулась. По ее красным опухшим глазам я поняла, что она всю ночь проплакала. Мы с ней обнялись, и она снова разрыдалась у меня на груди. Я не сдержалась и тоже заплакала.

– Как же так, мама? У нее же никогда не было проблем со здоровьем?!

– Она просто не любила на него жаловаться. Она думала, что будет заботиться о своих болячках на пенсии, а видишь, как вышло? Где пенсия, и где она?!

– Марк приходил домой?

– Нет. Лизонька, ты не обижай его, пожалуйста. Ему сейчас так тяжело. Ему нужны любящие его люди, ты понимаешь?

– Да, мама, я понимаю. Поэтому я здесь.

– Бедный мальчик, так измучился, пока тебя не было. Он так тебя любит.

Марк застал нас с мамой в объятьях друг друга. Казалось, за это время он постарел на десять лет, был серым и угрюмым. Я бросилась к нему и обняла, но ответа не последовало. Он стоял, не касаясь меня.

– Марк, прости меня. Я больше никуда не поеду, я тебе обещаю.

– Это вернет мне мать?

Слезы хлынули из моих глаз.

– Нет, но я не виновата, что так вышло.

Он отстранил меня от себя.

– Лиза, ты думаешь, она была слепой и не видела, что происходит? Ты знаешь, как она переживала… из-за тебя, из-за нас. Она просто не показывала этого. Но я-то знаю. Это и убило ее, – и ожесточенно поправился: – Ты убила ее!

– Марк, пожалуйста, не надо так…

– А как надо?!

– Мне очень жаль, что так произошло. Тетя Марина была мне не последним человеком…

– Перестань! – Он оттолкнул меня от себя, я пошатнулась, но устояла. – Видеть тебя не могу! Я зашел только чтобы передать, похороны завтра в двенадцать. После этого в три часа я заказал зал в кафе. Я собираю вещи и уезжаю.

Он отправился в спальню, чтобы воплотить угрозу в реальность. Я побежала за ним, цепляясь за него, как за спасительную соломинку.

– Марк, пожалуйста, не уходи. Тебе сейчас не нужно быть одному. Мы будем рядом, втроем нам будет легче это пережить. Прошу тебя. Ударь меня, сделай мне больно, только, пожалуйста, не уходи.

– Прекрати этот фарс! Не унижайся, тебе это не идет.

Я вернулась в зал, где с отсутствующим видом сидела мама. Я бросилась к ней в ноги.

– Мама, пожалуйста, поговори с ним. Он не должен сейчас уходить. Он поедет на квартиру матери и будет там пить. Скажи ему, чтобы он остался!

Мама собрала остатки сил в кулак и отправилась к Марку. Я решила не мешать их разговору. Возможно, ей удастся убедить его остаться.

У меня зазвонил телефон. Я посмотрела на дисплей. Игорь. Скинула звонок. Меньше всего сейчас хотела его слышать. Кто-то управлял моей судьбой, и этот кто-то не желал нашего с ним союза. Сначала мне были посланы месячные, теперь эта смерть. Жестокое провидение вернуло меня в семью. Вот только осталась ли семья? Одно я знала – не прощу себе, если мы так расстанемся с Марком. Не на этой горькой ноте, не сейчас. Ему нужна забота и внимание, а дальше… Дальше видно будет.

Марк остался. Но не из-за меня. Из-за «тещи» и Полины. На это замечание я не отреагировала. Главное, что остался. Будет, кому за ним присматривать. Мама ушла с работы, и теперь Полину не придется возить к Ларисе. А пока предполагалось, что дочь пробудет у нее несколько дней.

Как друг семьи отец присутствовал на похоронах. Это позволило мне не чувствовать себя отщепенцем. Меня к себе Марк не подпускал, но мама провисела на его руке, пока тело Марины Федоровны не захоронили в могиле. Мне такой опорой служил отец.

Среди провожающих были коллеги, какие-то дальние родственники, которых я никогда не видела, соседи по лестничной площадке. Весь зал кафе был полон людьми. Многие говорили прощальные слова, подчеркивали те лучшие качества, что были в Марине Федоровне, сожалели, что ушла такой молодой. Она была целеустремленной женщиной, любящей свою работу, уважающей своих коллег, дорожившая своим сыном. Воспитывала его, по большому счету, одна и то, каким он стал, полностью ее заслуга.

Марк ушел в отпуск на месяц. И как я и предполагала, стал пить. Я уезжала на автобусе на работу, он оставался дома с мамой и Полиной, и, когда просыпался, начинал утро с бутылки пива. Мама пыталась взывать к его разуму, но он погрузился в свое горе, и никого не слушал.

Я забрала у него ключи от машины, пока он не видел. Был скандал, но ключи не вернула. Несколько раз порывался собрать сумку и уйти, но этого мы ему тоже не позволили. Будучи под воздействием алкоголя, он был слаб, и вместе с мамой мы легко с ним справлялись. Спал в гостиной, меня игнорировал. Я не раз слышала от него, что мать была единственной женщиной, которая его любила. А я ее убила.

Я не выдержала и пожаловалась отцу, попросила найти на Марка воздействие. Папа приехал и поговорил с ним. Марк перестал пить, но со мной на контакт не шел. Единственное, о чем попросил – вернуть ключи от машины, пообещав, не садиться за руль нетрезвым. Я поверила и отдала.

После этого стал пропадать где-то вечерами, приходил поздно, сразу ложился спать. А иногда не приходил. И мы с мамой переживали за него. Я снова просила помощи у отца. Он жил недалеко от квартиры Марка, и я просила его проверить, там ли он находится. К счастью, там.

Работоспособностью в эти дни я не отличалась. Когда мы с Харитоновым вернулись на работу, он предоставил наши сертификаты о прохождении курсов отделу кадров. Те должны были снять с них копии и вернуть нам. У меня не было возможности подумать, как мой побег скажется на результатах обучения, но подсознательно решила, что этот курс останется для меня не пройденным.

На планерке говорили о новых проектах, о театрализованных экскурсиях, но я плохо вникала в обсуждения, и даже не сразу поняла, о ком речь, когда Харитонов обратился ко мне как к Елизавете Андреевне. На краткий миг я задумалась, кто еще в музее носит такое имя, и только по обращенным на себя взглядам догадалась, что вопрос адресован мне. Трегубов заметил мою рассеянность и поинтересовался, все ли у меня хорошо. Чтобы избежать лишних подозрений и домыслов, призналась, что на выходных похоронила свекровь, и нахожусь немного в разобранном состоянии. Просила меня понять и простить, и обещала взять себя в руки.

В обеденный перерыв, когда все ушли, Игорь наведался ко мне в отдел. Вернул сертификат.

– Спасибо. Я не думала, что получу его.

– Я пояснил ситуацию, они вошли в твое положение.

Он подошел ко мне очень близко.

– Пообедаем?

– Нет, сегодня точно нет. И вообще давай без этого.

Он взял меня за локоть.

– Лиза, так нельзя.

– Игорь, ничего не будет, – освобождаясь из его рук, сказала я. – Я остаюсь с Марком. Сейчас я ему нужна. Это мое последнее слово. Если ты примешь решение меня уволить, мне все равно. Марк мне важнее.

– Лиза, жалость не лучшее основание для отношений.

– Тебе меня не понять. Прости, я все сказала.

Но в последующие дни ничего не происходило, и я расслабилась. Видимо, Игорь не настолько бесчеловечен, как я о нем думала. Кроме того, я заметила, что он стал чаще общаться с Кариной, нашей кассиршей, и порадовалась, что он сменил объект своего воздыхания. Она лучезарно ему улыбалась и не оказывала никаких сопротивлений. Этот орешек ему как раз по зубам.

Через неделю я вспомнила о выставке картин, о которой Игорь мне рассказывал, и решила в обед выбраться до музея Коваленко. Идти недалеко, и я решила, что в обеденный перерыв смогу уложиться. Я быстро перекусила тем обедом, что взяла из дома, и вышла из музея одна, не желая никого брать с собой, чтобы вдруг эта информация не достигла ушей Харитонова. Мне не хотелось, чтобы он узнал о проявленном мною интересе. Когда я выходила из музея, увидела его спешащим в кафе с Кариной и перестала переживать, что буду застигнута им врасплох на выставке.

Она проходила на втором этаже музея Коваленко, и, поднимаясь по лестнице, пролеты которой украшены росписью, филигранной резьбой по гипсу и лепниной, я пришла к выводу, что посетить этот музей можно только ради самого интерьера. Мы были здесь на практике, и видеть его мне было не в новинку, но все равно я как загипнотизированная любовалась стенами и потолками, с благоговением прикасалась к перилам. Зал, в который я попала, когда-то служил кабинетом хозяину этого особняка Батырбеку Шарданову, и был декорирован в мавританском стиле. Особенно четко он проглядывался на потолке. В углу зала стояла голландская печь розово-зеленого окраска и когда-то применялась не только по бытовому назначению, но и служила украшением интерьера. Из мебели в зале располагался только французский секретер XVII века на изогнутых ножках, сделанный из дерева.

Закончив изучение интерьера, я обратила внимание на картины, ради которых сюда и пришла. Их автор – Геннадий Васильевич Лялин. Первая из них, расположенная около входа, называется «Начало» и датирована 1997 годом. Она выполнена маслом в темных тонах с изображением на ней сокрушительных вихрей и замысловатых спиралей, остроконечных молний и красных растекающихся луж. Я никак не могла понять, о чем хотел сказать художник на этой картине. Я видела аннотацию к выставке, но решила ее не читать, чтобы самостоятельно понять смысл работ автора. «Начало»… Начало – чего? Одно я понимала точно. Лялин отсылает нас к чему-то трагическому и печальному. И видимо с этого все началось.

Я сдвинулась к следующей картине, пытаясь найти подсказку в ней. Она также выполнена в мрачных цветах и как будто бы несет в себе еще большую депрессию и трагизм. Ее название «Борьба». На ней изображена темная масса с черными прожилками, со всех сторон окруженная какими-то формулами из учебника химии, значения которых я не знала. Словно стервятники над ней кружат вороны, и своим клювом пытаются оставить брешь в этой массе.

Я перешла к следующей работе и чуть не ахнула. На ней были изображены демоны, мертвые с косой и выполнена она в огненном зареве пожара. Как будто я попала в ад. Ее название «Судный день».

Что же происходило с Лялиным, когда он писал свои труды? Однажды Игорь заметил, что творческие люди часто подвержены алкоголизму и наркомании. Мог ли Лялин творить свои работы под воздействием алкоголя или наркотических веществ? Не это ли состояние он передает в своих картинах?

Я снова вернулась к названиям. «Начало». «Борьба». «Судный день». Я догадалась, что все работы из одного цикла, их нельзя смотреть отдельно друг от друга, пропадает целостность истории. Мельком пробежала глазами по следующей работе, висящей на этой же стене. «Надежда». Краски все еще мрачны, но вокруг ощутимо какое-то умиротворение. Нет вихрей, нет стремительности, нет огня. Перед глазами будто бы груда разрушенных камней и между ними виднеется что-то желтое, от чего исходят чуть заметные лучи.

Он болен – вдруг понимаю я. И это не борьба с зависимостью. Здесь другое. То, что заставляет задуматься над смыслом жизни и переоценить все – что знал, все – чем жил. Это рак. На первой картине художник передает начало своего заболевания, свою боль и отчаяние, на второй – начатое лечение и сопротивление болезни медикаментозному воздействию, на третьей – состояние в процессе химиотерапии, его агонию, его размышление над смыслом жизни, его страх. Именно этот этап самый сложный. Он уничтожен и душой, и телом, его жизнь превратилась в руины. Но пробуждается надежда. Исцеление возможно.

Я перешла на другую сторону. Следующая картина – «Рассвет» – повествует о возрождении душевного спокойствия и пробуждении новой жизни. Краски становятся более яркими и давящее чувство от первых трех картин исчезает. На шестом полотне «Возвращение» нарисовано сердце человека и очень удачными мазками художник передает его биение, от него во все стороны разлетаются птицы, вокруг много света.

Последняя работа Лялина «Исцеление» символизирует победу над болезнью и наступление в его душе полного покоя и гармонии. Художник изображает на ней две пары рук, сцепленных между собой, на одной из них на безымянном пальце виднеется обручальное кольцо. Она датирована 2000 годом. Значит, три года ему потребовалось на то, чтобы снова обрести здоровье, жизнь и… любовь? Мне стало любопытно, кто эта женщина. Возможно, именно она помогла ему исцелиться не только телом, но и душой.

Я уходила из музея в смешанных чувствах. Я настолько прониклась первыми тремя картинами, что последующие, наиболее оптимистические работы художника не смогли мне вернуть душевного равновесия. Я все думала, как же он это пережил, как справился со своей болью, кто был рядом, и как сложилась его судьба после 2000 года. Я знала, где найти ответы, но пока не была готова к разговорам на эту тему с Харитоновым. Не прочитала я и аннотации к выставке. Мне хотелось понять все самой.

Я проходила мимо сквера Жукова, когда увидела на другой стороне дороги Игоря и Карину. Они возвращались из кафе. Она держала его под руку и постоянно улыбалась. Так получалось, что перейди я улицу на их сторону, мне пришлось бы с ними поравняться и продолжить путь вместе с ними. А этого мне хотелось всячески избежать. И потому я, не доходя до перекрестка, свернула направо и пошла быстрее, чтобы опередить их и оказаться около служебного входа раньше них. К счастью, мне это удалось.

Но на следующий день мне повезло меньше. Мы вышли с Альбиной в кафе, сделали заказ и ждали, когда нам принесут комплексный обед. Но ей позвонил младший сын и сообщил, что их квартиру топят соседи, у них никто не открывает дверь и что делать, он не знает. Альбина, встревоженная этой новостью, подскочила с места и, попросив меня предупредить на работе, что она отлучится домой на неопределенное время, быстро убежала из кафе, пытаясь до кого-то дозвониться со своего мобильного.

Не прошло и минуты, как нам принесли заказ, и что делать с обедом Альбины я не знала. Тут-то и нарисовался Харитонов. Словно это он устроил потоп в квартире Альбины и только и ждал, когда она покинет кафе. Он был один и легко нашел меня взглядом.

– Ты позволишь составить тебе компанию? – спросил он, усаживаясь напротив меня. – Я не разобрал, что случилось у Альбины, но она позволила мне съесть ее обед. Ты не возражаешь?

Я окинула помещение взглядом и, убедившись, что других мест нет, согласилась с таким положением вещей. Успокоила себя тем, что хотя бы решена проблема с заказом Альбины.

Игорь в этот день был в ослепительно белых джинсах, белой майке и голубой рубашке сверху. Он выглядел очень привлекательно, и я старалась на него не глядеть, чтобы не будоражить свое воображение.

– Что стряслось у Альбины? – спросил он.

– Соседи сверху устроили потоп, и не открывают двери.

– Она побежала ломать двери соседей?

Невольно я улыбнулась. А в самом деле – зачем Альбина сорвалась домой? Не проще ли сделать звонок в аварийную службу, чтобы они приехали и перекрыли воду? Но возможно в панике она об этом даже не подумала. Я не ответила и продолжила обедать. Сегодня на первое был рассольник.

Минуту или чуть больше мы ели молча, и я хотела порадоваться этому обстоятельству, но Игорь подал голос, и все очарование сразу пропало.

– Как Марк?

– Уже лучше, спасибо.

– Мне несложно понять его состояние. Я сам когда-то потерял мать. Правда, я был моложе.

– Возраст не имеет значения, когда между детьми и родителями близкая связь. Марк был ее единственным сыном, и она все делала для его благополучия. Он очень уважал ее за это, и даже отказался от общения со своим отцом, когда тот бросил их, чтобы не ранить материнского сердца.

– Он справится, он взрослый мальчик.

Я оторвала взгляд от тарелки и посмотрела на Харитонова.

– Мы можем поесть в тишине?

– За что ты на меня злишься?

– Я не злюсь. Я просто прошу тишины.

На несколько секунд мы замолчали, и я стала торопливее есть суп, пока идиллия не закончилась.

– Ты вчера была на вы́ставке?

Я вздохнула. Нет, он точно не даст мне спокойно поесть. Но раз уж он заговорил, то почему бы сразу с этим и не покончить?

– Да.

– И как?

– У Лялина был рак?

– Об этом написано в аннотации.

– Я ее не читала.

– Хочешь произвести впечатление?

Я подняла глаза. Харитонов смотрел на меня насмешливо и недоверчиво.

– Мне все равно, – сказала я, – что ты об этом думаешь. Я не читала аннотацию. Ты хотел, чтобы я прочувствовала картины душой, и я постаралась. Я так понимаю, сейчас этот художник жив.

– Да.

– Болезнь действительно от него отступила?

– Сейчас он в состоянии полной ремиссии.

– Здорово. Очень живые картины. Мне понравились. Хотя первые три, конечно, очень тяжелые.

– Была еще четвертая картина. Но Лялин отказался ее выставлять.

– Там совсем все плохо?

– Она называется «Смерть» и должна располагаться между «Борьбой» и «Судным днем».

– У него была клиническая смерть?

– Картина не об этом. На данном этапе жизни у него умирает сын от передозировки наркотиками и вскоре от него уходит жена.

– Уходит? Она его бросает?! Когда он болен и борется с болезнью?!

– Да. Он говорит, что в тот момент потерял всякий смысл жизни, и не знал, зачем ему лечение.

– Это ужасно! Как она могла?

– Должно быть, на фоне всего произошедшего у нее случилось помутнение рассудка. Она не выдержала и сдалась.

– Что заставило его бороться за жизнь?

– Он говорит, это был сон. Ему явился архангел и указал другой путь. Ну ты понимаешь, у творцов свой мир, свои кумиры, и ими управляет что-то неведомое нам.

– Он встретил другую женщину?

– Ты, правда, не читала аннотацию?

– Нет. Но позволь мне догадаться. Он встретил эту женщину в больнице, когда шел к исцелению. Может быть, она была медсестрой, которая ухаживала за ним, или такой же больной как он? Да, такая история мне нравится больше. Их сблизила одна болезнь, и одно исцеление. Я угадала?

– Ни первая, ни вторая версия неверны.

– Жаль. Но все равно какая-то женщина появилась?

– Да. Его жена. Она вернулась.

– Жена?! И он ее принял? И простил?!

– Он говорит, что, когда люди находятся между жизнью и смертью, они оценивают поступки иначе. Не остается место злобе и обиде. Ведь жизнь так коротка.

– Мне сложно это понять, но, наверное, он прав. У него есть картины, кроме этих?

– Да, но они не так впечатляют.

– Чья была идея выставки?

– Моя. Когда я познакомился с ним и узнал эту историю, то непременно захотел рассказать о ней людям. Он долго колебался, особенно из-за картины «Смерть», но потом решил ее исключить.

– Он продает эти картины?

– Да.

– По отдельности или весь цикл?

– Как получится.

– Но если продавать их по одной в разные руки, потеряется весь смысл!

– Может быть, ему повезет и найдется ценитель всей серии, который купит все картины разом.

– Это было бы вернее.

Я вдруг поняла, что перестала есть и веду с Игорем затяжной диалог. А время обеда подходит к концу. Я отставила пустую тарелку и принялась за второе. Это была гречка и гуляш.

– Я рад, что тебе понравилась выставка. Что у нас дальше по плану? «Арбат»?

Я вспомнила наш разговор в гостинице в Питере, и поняла, что сегодня как раз тот день, когда истекает срок, установленный Игорем. Помнит ли он о том? Не для того ли завел этот разговор? Неужели я рано расслабилась?

– Игорь, я тебе уже сказала, и снова повторюсь. Я не уйду от Марка. Я не стану объяснять тебе причины этого, ты все равно не поймешь. Если у тебя есть намерения причинить мне вред, скажи сразу, и я напишу заявление на увольнение. Я не стану играть в эти игры.

У Харитонова на щеках заиграли желваки, и я готовилась к самому худшему.

– Сколько еще должно пройти времени, чтобы ты перестала утопать к нему в жалости? – цинично сказал он.

Я поднялась с места, взяла свою сумочку, вынула оттуда двести рублей и положила на стол.

– Спасибо за компанию, я, пожалуй, наелась.

И, не встретив препятствий с его стороны, ушла из кафе. Мой обед так и остался недоеденным.

Когда отпуск Марка подходил к концу, я предприняла очередную попытку поговорить с ним. Я, молча, подошла к нему, когда он смотрел телевизор (приставку в чувствах он разбил еще три недели назад), села рядом и обняла за плечо.

– Что смотришь?

– Ты такое не любишь. Детективный сериал.

– Можно посмотреть с тобой?

– Это твой телевизор, смотри.

– Что я пропустила, расскажешь?

Марк коротко описал, с чего началась серия, и мы продолжили просмотр вместе. Я думала, мне придется заставлять себя это делать, но сюжет завлек меня, и я с любопытством ждала развязки. Как бы между прочим, я скользнула руками к ладони Марка, обхватила ее с двух сторон. Продолжая увлеченно следить за развитием событий в сериале, в какой-то момент я почувствовала, как Марк ответил на рукопожатие. Я не подала вида, что заметила это, но на душе стало теплее.

– Ого, как неожиданно! – воскликнула я, когда стало известно имя убийцы в конце фильма. – Ты знал?

– Догадывался. В этом сериале всегда оказывается преступником тот, от кого меньше всего этого ждешь.

– А продолжение будет?

– Завтра в это же время.

– Жаль, я бы еще сегодня посмотрела.

Я погладила его тыльную сторону ладони той рукой, что была сверху, хотела спросить, а будет ли продолжение у нас, но боялась все испортить. Так близки мы не были уже целый месяц. Мы молчали, и только телевизионная реклама нарушала тишину в комнате. Я видела, как Марк наблюдал за моими движениями, но не делал попыток заговорить со мной. А я так ждала, что он первый разрушит образовавшийся между нами лед.

В зал вошла мама с Полиной на руках. Они собрались купаться. В пороге она замерла, догадавшись, что пришла не вовремя. Но было поздно. Марк вырвал свою руку из моих рук. Я не стала это никак комментировать. Вместо этого я встала и ушла на кухню, чтобы навести бутылочку со смесью дочери. Марк тем временем откликнулся на просьбу «тещи» покупать Полину с ней. Это произошло впервые после смерти матери, что было хорошим знаком.

После ванны мама дала Марку покормить дочь из бутылочки. Мы как заговорщики с ней осторожно друг другу улыбнулись. Кажется, Марк приходил в себя. Я тем временем пошла в душ. Когда вышла, Полина уже спала. Я тоже нырнула в постель, но уснула не сразу. Я слышала, как в душ пошел Марк, а мама что-то делала на кухне. Возможно, мыла детскую бутылочку. Наступило забытое в этом доме спокойствие.

Я стала дремать, когда вдруг почувствовала, как прогнулся матрас рядом со мной. Сон как рукой сняло. Я затаила дыхание и ждала, что будет дальше. Марк лег ко мне вплотную и обнял за талию. Я чувствовала его возбуждение и повернулась к нему. Не говоря друг другу ни слова, мы занялись любовью.

Я думала, это было примирение. Но ошибалась. Наутро Марк также мало со мной говорил, как и накануне. Я не пыталась вызвать его на диалог, решила довольствоваться тем, что есть. Он не пил, не обвинял меня в смерти своей матери, позволял сидеть рядом с ним и смотреть телевизор, проявлял внимание к Полине, спал со мной в одной постели – это был огромный шаг вперед и на большее я пока не претендовала.

После этого я смогла вернуться мыслями к работе и отдаваться ей со всем энтузиазмом. В программе экскурсий появились театрализованные постановки, и хоть и нечасто, но мы прибегали к их показу. Люди неохотно шли на такие нововведения, и Харитонов занялся рекламой этих услуг в средствах массовой информации.

Я часто ловила его пронзительные взгляды на себе, которые он тут же отводил, как только обнаруживал себя. Я все еще ждала от него подлости, и недоверчиво относилась к любому его начинанию, озвучиваемому на планерках, которое тем или иным образом касалось моей работы. Он продолжал меня при всех называть Елизаветой Андреевной, и невольно коллеги начинали ему вторить. Я не понимала, для чего это делается и испытывала неловкость. Между тем он тоже стал для меня Игорем Владимировичем, и даже в мыслях перестал быть для меня кем-то иным.

Нередко я видела его около кассы, премило беседующим с Кариной Авагян. Я изображала безразличие, замечая их вместе, но не могла не думать, что все это означало. Не исключала, что у них роман, ведь ничто этому не препятствовало. Карина была в разводе и, по сути, свободная женщина.

Когда я стала видеть их вместе приезжающими на работу на его машине, сомнения отпали. Они определенно вместе спали. Все читалось на ее лице. Я не ждала, что Харитонов будет вести целомудренный образ жизни в ожидании моей благосклонности, но его непостоянство меня огорчило. Видимо, на мгновение я решила, что была интересна ему как личность, что во мне присутствовала некая особенность, которую он оценил, и тем я его и привлекла. Но сейчас понимала, что интерес был только в сексе. Не получил его со мной, переключил свой взор на другую. Я снова испытала разочарование. Мир мужчин в очередной раз спустил меня с небес на землю.

Как-то мы встретились с Юлей. Она приехала вечером ко мне на работу, и по окончании рабочего дня мы вышли с ней прогуляться по окрестностям. С той ночи в клубе нам с ней так и не довелось увидеться, а потому поговорить было о чем. За этот месяц она купила себе сотовый телефон, и моя легенда, озвученная Марку, когда мы возвращались из клуба, стала реальной. Но говорить по мобильному на сокровенные темы не хотелось, и я терпеливо ждала этой встречи.

Мы перешли с ней дорогу и через сквер Жукова отправились в Екатерининский сквер. Днем было очень жарко, но к семи часам жара спала, и гулять по улице было намного приятнее.

– Ну, рассказывай. Как у тебя дела с Валей?

– А разве Марк тебе ничего не говорил?

– Нет. Ты же знаешь, что произошло с его матерью, и поэтому в последнее время Марк не слишком контактен.

– Ох, конечно. Это так ужасно. Как он?

– Приходит в себя понемногу.

– А отец Марка знает о ее смерти?

– Нет. Его родители не очень хорошо расстались, и Марк не посчитал нужным сообщать о смерти матери отцу. Но может быть, позже он скажет ему. И очень надеюсь, что они помирятся.

– Как хорошо, что у Марка есть ты, Полина и твоя мама. Без вас бы ему совсем туго пришлось.

– Да, это точно. Но что мы все о грустном? Расскажи мне о Вале.

– Да нечего рассказывать.

– В смысле?

– Мы расстались. Хотя это громко сказано. Мы выиграли в конкурсе, который проводили в клубе, получили главный приз… Знаешь, какой? – я отрицательно мотнула головой, и Юля продолжила: – Пригласительный на следующее мероприятие в клубе. Мы могли войти по нему совершенно бесплатно. Уже на рассвете мы поехали к нему домой. Дальше я поставлю троеточие в повествовании, а ты дорисуешь все сама в своем воображении.

Я усмехнулась, понимая, о чем речь.

– А потом я бегала по его двухкомнатной квартире полуголая до душа и говорила с ним на громких тонах, думая, что мы дома одни. А когда ближе к обеду мы проснулись и пошли завтракать, я обнаружила, что Валя живет вместе с отцом, и тот все время был дома и все слышал. Я думала, умру со стыда. Особенно меня покоробило замечание его отца: «Учительница? О, учительниц у тебя еще не было». Это звучало так… вульгарно. Он даже не предупредил меня, что отец дома! Я бы к нему не поехала, если бы знала. Будь дома его мать, я бы еще поняла это по каким-то женским вещам, но когда в доме живут только мужчины, разве можно с порога это понять?

– А где его мать?

– Она умерла. Еще когда он был подростком.

– Вы расстались из-за его отца?

– И из-за него тоже. Мы встретились потом еще пару раз, но между нами больше ничего не было. Этот его дурацкий велосипед меня совсем не впечатлил. Неужели нельзя купить какую-нибудь машину? Необязательно дорогую. В любом случае лучше велосипеда.

– Я думала, ты это оценишь.

– Если бы мы поехали покататься на велосипедах на набережной, это одно дело, но не поеду же я с ним на свидание на велосипеде. Где – на заднем багажнике?! В общем, Валентин оказался не мой фрукт. Хотя в клубе он мне понравился.

– Значит, ты снова одна?

– Уж лучше одной, чем с папой за стенкой.

Мы рассмеялись.

– Вы идете на свадьбу к Денису? – вдруг спросила Юля.

– Нет, не думаю. Марк сейчас не в том настроении. Я даже не напоминаю ему об этом.

– И сама не пойдешь?

– А как я без него?

– Еще неделя впереди, может, все-таки Марк пойдет, немного развеется.

– Мне бы очень хотелось, но у нас и так все несладко в последнее время, я не буду его уговаривать, и сама не пойду.

– Что-то еще произошло?

– Нет, просто мы немного повздорили до смерти его мамы, а потом это… и только сейчас он стал оттаивать ко мне.

– А чего повздорили?

– Так, ерунда всякая. Не бери в голову.

Мы с Марком не пошли на свадьбу к Денису и Люсе. Я не стала напоминать о ней Марку, понимая, что он еще не готов на увеселительные мероприятия, и поэтому поздравляла друзей по телефону.

Было так странно представлять Дениса женатым мужчиной. Когда мы с ним только познакомились, он показался мне несерьезным и поверхностным парнем, у которого в мыслях только шуточки, да пошлые анекдоты, но спустя годы он возмужал и повзрослел, и первый среди нас женился. Хотя нет, не первый. Но об этом думать все еще больно.

Эта свадьба стала началом новой жизни не только у семьи Кравченко, но и у Юли. Там она познакомилась с коллегой Дениса Александром Самойловым, майором милиции, и приятно провела свадебный вечер в его компании. С ним она флиртовала, танцевала и без конца шутила. Она ждала, что Саша попросит у нее номер телефона, но этого так и не произошло, и она решила, что всерьез его не заинтересовала. Он был старше ее на восемь лет, в разводе, и очевидно не собирался снова обременять себя серьезными отношениями. Она взгрустнула, но заставила себя отнестись к знакомству как к легкому развлечению на один вечер и не принимать все близко к сердцу. Ведь никаких обещаний ей никто не давал и звезд с небес не предлагал.

Но когда Саша позвонил ей на следующий день, в ее сердце что-то встрепенулось. Он узнал ее номер телефона у Дениса и пригласил на свидание. Сначала она растерялась, позабыла все умные слова, но потом собралась и ответила согласием. Тогда же она поняла, что влюбилась. Окончательно и бесповоротно. Ведь все качества, которые она так ценила в мужчинах, в Саше присутствовали с лихвой. У него даже была машина. И квартира. Правда, съемная, но он был вписан в завещание своей бабушки, и когда-нибудь ее однокомнатная квартира в центре Краснодара будет принадлежать ему.

Но мне Юля сказала, что выбрала бы его среди сотен, даже если бы он не имел ничего. Главным его достоинством была любовь к детям, которых у него не было (из-за чего и развелся с женой, не спешившей скрепить их союз рождением ребенка), и всю свою нерастраченную энергию тратил на своих племянников. Саша вырос в большой семье, и сам мечтал о такой. И в этом их мечты с Юлей совпадали.

Тем временем отношения с Марком пошли на поправку. Совместные просмотры сериала дали свои плоды. Он снова стал приезжать за мной на работу, вступал в диалог и каждую ночь спал со мной. По вечерам мы с ним гуляли вместе с Полиной.

К концу лета ей исполнилось полгода, и мы стали ее присаживать в коляске. Она все больше походила на Марка, и мне было немножко грустно, что я не замечала в ней своих черт. Но как подчеркивал Марк, это нормальное явление – каждый мужчина должен иметь доказательства, что ребенок от него, и внешняя схожесть лучшее тому подтверждение. И для Марка оно имело огромное значение. Почему – несложно догадаться.

Казалось, в нашей семье наступила идиллия. Но один неосторожный вопрос, и я поняла, что это была иллюзия. Все вчетвером мы были на кухне. Мама кормила овощным пюре Полину, которая находилась в своем стульчике, а мы с Марком ужинали. Ни с того ни с сего мама решила спросить Савельева про недвижимость, принадлежавшую ему.

– Марк, что ты будешь делать с дачей и квартирой?

– Ничего. Пока ничего.

– Почему? Ты мог бы их продать или сдать в аренду. Деньги никогда лишними не будут.

Марк изменился в лице, и я поняла, что эта тема ему неприятна.

– Мама, позволь Марку самому решить, что делать со своей недвижимостью.

– Квартира в центре города и стоит без дела, а могла бы приносить доход… – не унималась мама.

– Елена Ивановна, – твердым тоном произнес Савельев, – я не собираюсь сдавать, а тем более продавать квартиру. Я не могу допустить, чтобы по квартире, где жила моя мать, ходили другие люди, трогали ее вещи. Дачу позже продам, но не сейчас. Я еще даже в наследство не вступил на нее.

– Марк, я не думаю, что Марина была бы против…

– Елена Ивановна! Я вас прошу!

Я встала, забрала у мамы ложку и сказала:

– Мама, дай я докормлю Полину, иди, отдохни.

– Ну что я такого сказала?! – обижаясь на нас, воскликнула мама, но ушла.

Я стала кормить дочь.

– Ты тоже считаешь, что мне нужно продать или сдать квартиру?

– Нет, я даже не думала об этом. Это твое жилье. Делай с ним, что хочешь.

– Может быть, мы туда переедем сами, Лиза? Ты, я и Полина?

Это была очень скользкая тема.

– Кто будет сидеть с Полиной? Нам пока удобнее жить здесь, – осторожно заметила я.

– Мы можем отвозить ее сюда на день. Как раньше делали это с Ларисой.

– Будить ребенка с утра только, чтобы отвезти к бабушке? Марк, она сейчас стала дольше спать по утрам. Это неудобно.

Марк раздраженно бросил ложку на стол, от этого звука Полина испугалась и заплакала. Я стала ее успокаивать, прибежала мама. Она вытащила ребенка из стульчика и забрала с собой, решив докормить на руках в гостиной.

– Марк, что опять не так?

– Все ждешь звонка?!

– Какого звонка, Марк? О чем ты? – глядя Савельеву прямо в глаза, спросила я.

– Того самого, Лиза. Из-за которого я оставил свою мать, чтобы жить здесь!

– Зачем ты опять об этом? Никаких звонков не было уже два года, а ты все не можешь забыть? – и вдруг мелькнуло подозрение: – Или я с что-то пропустила?

– Тогда почему ты не хочешь уехать и жить отдельно от матери? – игнорируя мой вопрос, задал свой Савельев.

– Я тебе объяснила, почему. Полина слишком мала.

– Мы можем хотя бы выходные там проводить? Иногда твоей мамы слишком много.

– Хорошо, как хочешь.

Я решила согласиться с ним, чтобы не вызвать очередную бурю негодования и подозрений.

Звонков действительно больше не было, и я понимала, что не будет уже никогда. Хотелось верить, что его жизнь сложилась лучше моей, и он счастлив.

После этого Марк купил еще одну детскую кроватку в дом своей матери, а также двуспальную кровать для нас, и мы стали проводить в той квартире свои выходные, а в понедельник вечером возвращались к маме. Пока я была на работе, Марк сам занимался с Полиной, и это был колоссальный прогресс в его отношениях с дочерью.

Мама быстро осознала свою ошибку и просила у Марка прощения, надеясь, что он простит, и мы перестанем уезжать из дома на выходные. Но Марк, приняв извинение, не отступил от своего решения. В этом проглядывался характер, но насколько его хватит, предугадать было сложно.

Когда отец был выходной, мы с ним и его семейством стали встречаться на территории Марка. Все было бы замечательно в этих встречах, если бы не Маша. Всякий раз видя, как Полина тянется за какой-нибудь игрушкой, та забирала ее себе, отчего моя дочь начинала плакать. Не испытывая к Маше особой любви, ее поведение вызывало мое раздражение. Но, разумеется, мне приходилось это скрывать. Лариса с отцом пытались объяснять своей дочери, что так вести себя нехорошо, что это игрушки Полины, не нужно забирать их у такой маленькой девочки. Но Маша только дула губки и рассерженно смотрела на Полину, из-за которой ее ругали. А в следующий визит все повторялось снова.

Но однажды Маша, обидевшись на то, что ее ругают, кинула кубик в свою племянницу, и угодила ей прямо в лоб. Полина залилась истеричным плачем.

– Угомони свою дочь, пока она не убила моего ребенка! – не выдержала я, обращаясь к Ларисе.

– Лиза, – ошеломленно проронил отец, – зачем же так? – А потом взял Машу на руки и уже более грозным тоном пояснил, что ее поведение его разочаровывает. Маша тоже заплакала.

Я взяла Полину к себе и стала успокаивать. Марк принес холодную ложку и стал прикладывать к месту ушиба. Я встретилась взглядом с Ларисой и не увидела в ее глазах удивления. Словно она ожидала от меня подобной реакции.

Когда детские крики стихли, я поняла, что погорячилась. Слишком явно выразила свои чувства перед отцом и решила вернуть себе «доброе имя».

– Простите, это просто эмоции. Я не должна была так говорить.

Маша убежала с его колен, как только он ее повторно отругал, и уткнулась в грудь Ларисе. У нее и успокоилась.

Отец подошел и поцеловал меня в лоб.

– Ничего, со всеми бывает, – сказал он.

Через какое-то время Маша сама вернулась к отцу и прижалась к нему, как бы прося прощение. Конечно, мир восстановился. Отец не умел злиться на своих детей долго. Он вообще не умел злиться.

Перед Новым годом в музее устраивали конкурс на лучший детский рисунок. Возрастные категории – от пяти до семи, от восьми до одиннадцати и от двенадцати до пятнадцати лет. Нам направляли рисунки с разных художественных школ, студий, мы собирали предстоящую экспозицию до 15 декабря, а после этой даты разместили на мобильных стендах все принятые работы и открыли выставку для посетителей. Они должны оставить свои отзывы о рисунках и проголосовать за понравившуюся работу. В каждой категории будет выбрана лучшая работа и победителям вручены призы, учрежденные министерством образования края.

Еще до открытия выставки я зашла посмотреть выставленные рисунки, темой которых являлся приближающийся Новый год. Одни работы были выполнены гуашью, другие пастелью и акварелью. Я удивилась, насколько талантливые дети в каждой возрастной категории. Мне тоже захотелось принять участие в голосовании, но выбрать лучшего было так сложно. В каждом рисунке свое очарование.

– Нравится? – услышала я над своим ухом.

Я не заметила, как вошел Харитонов.

– Да, очень талантливые дети, – продолжая осмотр, ответила я. – Никогда не умела так рисовать, хотя в детстве посещала художественный кружок.

– Как долго ты рисовала?

– Два года. Мама не поощряла эти занятия. Она любит чистоту и порядок, и вид моей испачканной краской одежды, которую порой невозможно было отстирать, приводил ее в дрожь. Она решила, что в моем рисовании больше вреда, чем пользы и забрала меня из кружка.

– А чего хотела ты? Тебе нравилось рисовать?

– Да, но я не расстроилась. Я продолжала марать бумагу дома.

– Не жалеешь, что бросила рисование?

– Нет. Если таланта нет, откуда ему взяться?

Я перешла к другому стенду, Игорь последовал за мной.

– Я могу оставить свой голос за участников? – спросила я.

– Можешь. Уже решила, кого выберешь?

– Пока нет. Они все очень хорошо рисуют. Мне нравится идея такой выставки. Мне кажется, для детей это хороший стимул творить дальше, больше, лучше. Ты придумал?

– Я. У моего приятеля дочь рисует, посмотрел ее рисунки, и вдруг возникла эта идея. Кстати, ее работа тоже здесь есть.

– Покажешь?

– Нет. Хочу услышать твое мнение.

– А в какой возрастной категории?

– От 8 лет.

– Хорошо, как определюсь, скажу тебе. Если интересно… мое мнение.

– Конечно, твое мнение мне интересно.

Игорь отправился к выходу, а потом остановился и, обернувшись, спросил:

– Чуть не забыл. Ты идешь на новогодний праздник в это воскресение?

Я обернулась к нему.

– Я не думала об этом.

Как он на меня смотрел! В душе снова появилась смута.

– Приходи, Новый год, в конце концов.

– Посмотрю по обстоятельствам, – уклонилась я от прямого ответа.

В этот момент в зал влетела Карина.

– Ах, вот ты где, – обращаясь к Харитонову, начала она, – а я тебя везде ищу. Мы едем домой?

Я резко отвернулась к стендам, не желая видеть их вместе. Никак не могла представить их парой, хотя они встречались уже несколько месяцев. Она была далека от всего того, что нас тут окружало, просто кассир, никаких талантов за ней не наблюдалось. Не походила она на ту женщину, что могла его заинтересовать. Или я вообще не разбиралась в его характере. Или видела только то, что хотела видеть.

Зачем он спросил меня о празднике? До этого момента я и думать о нем не думала, решила для себя, что меня это мероприятие не интересует, проведу воскресный вечер дома, в кругу семьи. Но Харитонов спросил, и вновь возникли соблазны. Меня снова к нему потянуло, я вновь захотела погрузиться в общение с ним. Мне этого очень не хватало последние полгода.

Я заглянула дома в свой гардероб, решила посмотреть, что можно надеть на праздник. Нашла платье, которое покупала к Новому году домой в позапрошлом году. На работе его не видели. Длинное блестящее с глубоким разрезом по левой ноге. Одно плечо открыто, второе закрыто вместе с рукой до самого запястья. Очень красивое, эффектное и, не побоюсь этого слова, сексуальное. Марку тогда оно понравилось. Полностью ложится по фигуре, и смотрится ослепительно.

Вошел Марк. Глаза его восторженно заблестели.

– Куда принарядилась моя красавица?

– На новогодний праздник с коллегами, – ответила я, наблюдая через отражение в зеркале за его реакцией.

– У тебя праздник? Ты не говорила о нем.

Восторг исчез с его лица.

– Я не знала о нем, – солгала я.

– Ты хочешь идти в этом?

– Мне кажется оно самое подходящее для Нового года.

– Оно слишком… вызывающее. Мне бы не хотелось, чтобы ты одевала его на выход без меня. Выбери что-нибудь другое, прикрывающее твои плечи и ноги.

– Но в целом ты не против, чтобы я пошла на праздник с коллегами? Он в воскресенье вечером.

– Нет. У меня тоже будет празднование Нового года на следующей неделе в пятницу. Было бы неправильно тебя не отпустить, а самому пойти. Только выбери другой наряд. Хочешь, купим новое?

– Хорошо, давай купим другое.

Он поцеловал меня в обнаженное плечо и вышел. Я представила, какой бы эффект произвела в этом платье, придя в нем на праздник. Харитонов точно оценил бы его. Но… мне проще уступить Марку, чем снова поссориться с ним.

На следующий день после работы он отвез меня в магазин женской одежды. Здесь царила предновогодняя атмосфера – мишура, гирлянды, по центру магазина – елка с разноцветными шарами. В примерочную была очередь, и мы особенно тщательно выбирали наряды, чтобы не стоять в ней дважды. Но все равно два платья, которые приглянулись Марку, мне не подошли по размеру, и надежда оставалась только на третий наряд, который выбрала я.

Платье было нежного голубого цвета с мягким блеском и длиною в пол. Едва оно оказалось на мне, как я решила, что оно мне подходит. Будь я выше ростом, оно бы смотрелось еще лучше, но я планировала исправить недостаток роста высоким каблуком. Платье выглядело весьма целомудренно и вполне соответствовало моим вкусам. Горловина переда округлой формы, длинный расширенный рукав к низу, собранный на замкнутую манжету, застежка на потайную тесьму-«молнию» сбоку и пояс на талии с расшитым узором, который сзади завязывается в красивый бант. В таком не стыдно показаться перед людьми в ресторане. И пока оно висело на вешалке, Марк как будто бы его одобрил. Но он не видел того, что заметила я. Сзади на платье глубокий V-образный вырез, обнажающий практически всю спину.

Я вышла из примерочной и с тревогой посмотрела на Марка. Как он отреагирует на мой выбор? Увидев переднюю часть, он глубоко вздохнул и скорчил гримасу, говорящую: «Что за бабушкин наряд?» Но когда я повернулась к нему спиной, выражение его лица мгновенно изменилось. Он подошел ко мне ближе, с любопытством рассмотрел ткань платья и оценил, насколько глубоко уходит вырез.

– Даже не знаю, что сказать. Ты планируешь танцевать на вечеринке?

– Наверное.

– С мужчинами?

– Марк, я не думала об этом.

– Мы возьмем его, но для дома. Для работы присмотри что-нибудь другое.

Свет в примерочной как будто бы стал тусклее.

– Что не так, Марк? Плечи и ноги закрыты, как ты и просил.

– Ты правда не понимаешь или притворяешься?

– Это просто спина. В ней нет ничего вызывающего!

– Я не хочу, чтобы мужики лапали твою спину.

– Я иду на новогоднее мероприятие в ресторан с культурными людьми, а ты говоришь так, будто я собралась выйти в дешевый притон с извращенцами.

– Когда твои культурные люди напьются, они начнут вести себя как извращенцы.

– Отлично, – резко сказала я, делая шаг в примерочную. – Тогда поехали домой. У меня дома масса подходящих платьев. Из гардероба моей бабушки.

Я раздраженно закрыла перед его носом шторку. Мне хотелось что-нибудь сломать или разбить. Я впервые в жизни решила пренебречь своими вкусами и обнажить какую-то часть тела, не самую интимную, но Марк мне запретил. Зачем тогда я здесь? У меня действительно полный шкаф целомудренных платьев, в которых никому и в голову не придет – как он сказал? – лапать меня. Ох, как же я разозлилась на Марка!

Я сняла с себя платье и снова погрузилась в свою привычную одежду. На выходе из примерочных, продавщица или, как они себя теперь называют, менеджер торгового зала поинтересовалась, будем ли мы брать платье, заметив, что на мне оно смотрелось «просто великолепно», и лучшей изюминки, чем открытая спина невозможно придумать.

– Нет.

– Да.

Мы ответили с Марком одновременно, и девушка довольно улыбнулась, видя, как Марк указывает на кассу, куда ей следует отнести платье. Она приняла из моих рук платье и поспешно ушла.

– Для дома у меня есть блестящее платье с открытым плечом, – все еще негодуя, сказала я. – Зачем мне это?

– Чтобы надеть его на праздник с коллегами.

Марк взял меня за локоть и направил вслед за менеджером.

– Чтобы потом выслушивать от тебя, сколько мужиков меня в нем перелапали?!

– Извини, я не должен был так говорить. Просто я чуточку переживаю. Ты даже не представляешь, как женская спина может возбудить мужское воображение.

– Серьезно?

– Конечно. Особенно, когда только эта часть тела и открыта. Но ты, пожалуйста, будь благоразумна. Мне бы не хотелось кому-нибудь наводить под глазом новогодний марафет.

– Марк, этого не потребуется. Навряд ли на празднике будут классические танцы, а ты знаешь, другие я не особо люблю танцевать. Поэтому можешь не беспокоиться за мою неприкосновенность.

– Оно действительно на тебе потрясающе смотрится, и было бы жаль, если бы мы его не взяли. Оно заслуживает того, чтобы показать его другим.

– Спасибо, Марк.

И в таком виде я явилась на новогодний праздник в воскресение. Я хотела заплести «корзиночку» на голове, но Марк попросил оставить волосы распущенными. Чтобы я всегда могла ими прикрыть свою спину, если мне вдруг станет неловко перед коллегами. В этом была определенная логика, и я уступила. Завила концы на плойку и сбрызнула их лаком, чтобы лучше зафиксировать. Поверх платья я накинула пальто, и так как Марк довез меня до самых дверей ресторана, я не стала утруждать себя переобуванием, сразу явилась в туфлях на высоком каблуке. В руках у меня была небольшая сумочка, в которую я положила телефон.

Мужчина на входе, видимо метрдотель, указал мне в сторону гардероба, где я могла раздеться. Там я уже видела своих коллег во главе с Трегубовым. Он был в черном костюме с бабочкой на шее, лакированных туфлях с длинным носом и аккуратно уложенными назад волосами, тщетно пытаясь прикрыть ими свою лысину. Он снял очки и без них выглядел гораздо моложе.

Трегубов устремился ко мне и предложил помочь снять пальто.

– Лиза, вы сегодня просто великолепны! Какое очаровательное платье! Как замечательно подходит к вашим глазам.

– Спасибо, Вячеслав Алексеевич. Вы сегодня тоже хорошо выглядите.

– Ну что вы… – замолчал он на полуслове.

Мне не нужно было к нему оборачиваться, чтобы понять, чем вызвано его внезапное онемение. Перед его глазами предстала моя обнаженная спина, и явно не ожидая такой картины, он впал в ступор.

В этот момент я заметила Харитонова и Карину. Они стояли около дверей, которые вероятно вели в банкетный зал. Его взгляд очень походил на тот, каким в магазине смотрел на меня Марк, пока не увидел мою спину. Я еле сдерживала улыбку, представляя, какая реакция будет у Игоря, когда я повернусь к нему спиной. Я обязательно должна это увидеть!

На помощь мне пришло зеркало в резной золоченой оправе, которое расположилось на стене возле гардероба. Как раз напротив глаз Игоря. И в нем я заметила, как его губы растянулись в насмешливой улыбке. И как изменился его взгляд! Ох, Марк, прости, но мне даже касания этого мужчины не требуется, чтобы запылать огнем.

Сегодня на нем были черные брюки со стрелками, белая рубашка и черная жилетка. Ворот его сорочки расстегнут и на шее виднеется крупная серебряная цепь. На ногах начищенные до блеска туфли с округлым носом, в которых наверняка видно его отражение. Волосы по привычке он небрежно взъерошил, и мне казалось, даже на расстоянии я отчетливо чуяла аромат его туалетной воды.

Я перекинула все волосы через левое плечо вперед, и не планировала вопреки наставлениям Марка прикрывать ими свою спину. Не для того я выбрала это платье, чтобы прятаться под волосами.

Ко мне подошла Альбина и похвалила за смелый наряд. Сама она была в красном брючном костюме. На лацкане ее пиджака красовалась крупная брошь в виде елки, украшенная стразами, словно новогодними шарами, а на голове она соорудила прическу, лично мне напоминавшую птичье гнездо. Я тоже отдала дань ее наряду и повернулась поприветствовать остальных коллег.

Все женщины выглядели нарядными и яркими. Многие из них выбрали красные тона и облегающую их тела одежду, что редко позволяли себе в будние дни. Мужчины с любопытством посматривали на нас, будто бы мы предстали их глазам впервые. Отовсюду слышались комплименты и поздравления, и каждый с нетерпением ждал, когда нас пропустят в зал.

Когда его открыли, мы оказались в большом помещении с четырьмя высокими окнами, занавешенными белыми французскими шторами. За ними уже совсем стемнело и в зале зажгли несколько огромных ярких люстр, находящихся под самым потолком. В углу около окна расположилась высокая пышная елка, украшенная шарами и гирляндами, на макушке сияла красная звезда. По залу на одинаковом расстоянии стояли десять круглых столов, накрытых белой скатертью, около них стулья, обтянутые белыми чехлами. За столами могли разместиться до двенадцати человек, но для удобства их снабдили только шестью стульями, что позволило оставить открытым пространство со стороны танцевальной площадки. Рядом с елкой небольшая сцена с музыкальной аппаратурой и микрофон на треноге. Над этим местом отдельное освещение, позволяющее акцентировать внимание на сцене, когда выключен основной свет. Возле аппаратуры маячил молодой человек, и я поняла, что он будет нашим ди-джеем. Он включил легкую инструментальную музыку, и она придала предстоящему мероприятию волнительного ожидания.

Я оказалась не только за одним столом с Харитоновым и его пассией, но и в непосредственном соседстве с ним. Плечом к плечу. Первым желанием было пересесть за другой столик, но я быстро передумала. Разве не для этого я здесь?

Нашими соседями по столу оказались Роза Ивановна, научный сотрудник Виталий Николаевич, и Аделаида Германовна. Все были немного скованны, и не решались притронуться к блюдам, которые стояли на нашем столе. И чтобы разрядить обстановку, я предложила обслужить Розу Ивановну, которая сидели слева от меня. Между тем мы обсудили с ней ингредиенты, которые нам показались в блюдах знакомыми и даже посмеялись над тем, что не признали в салате огурец, который был очищен от кожуры. Аделаида Германовна подхватила мой настрой и стала обслуживать Виталия Николаевича, а Карина наполнила салатами и закусками сначала блюдо Игоря, затем свое.

Официантка в это время наполнила наши бокалы согласно нашим предпочтениям, и мы замерли в ожидании, кто же откроет вечер. Не полагается ли Вячеславу Алексеевичу выступить с речью, подведя итоги года и сказав несколько напутственных слов на будущее? Но Трегубов как будто бы сам кого-то ждал, и бросал вопросительные взгляды на Харитонова.

– Мы кого-то ждем? – не удержалась я от вопроса.

И в этот момент дверь в зале распахнулась и на пороге возник мужчина. Он был в черных брюках со стрелками и бордовом бархатном пиджаке с черными лацканами. Белая рубашка и черный галстук-бабочка довершали его образ, и мне пришлось напрячь свое зрение, чтобы признать в этом солидном мужчине своего старого знакомого. Роман Романыча из клуба. Я бросила на Харитонова удивленный взгляд.

– Твоих рук дело?

Игорь чуть склонился ко мне, чтобы другие его не слышали.

– Хороший парень. Макс им доволен…

– Макс – это хозяин клуба?

– Да, и мой старый друг. Мы с Максом вместе учились в школе.

– Надеюсь, Роман меня забыл, – тихо сказала я.

Мне не хотелось, чтобы Романыч узнал меня и ненароком выдал, откуда мы знакомы. Любые упоминания о моих танцах с Марком сейчас были бы неуместны.

– Такую женщину невозможно забыть, – чуть не в самое ухо прошептал Игорь.

Меня мгновенно бросило в жар. Невольно я посмотрела на Карину и заметила в ее глазах гневные искорки. Игорь склонился ко мне слишком близко, и это ей определенно не понравилось.

– Игорь Владимирович, – тихо сказала я, – мне кажется, вы перепутали меня со своей спутницей. Полагаю, эти слова предназначались ей.

Я отвернулась от него к Розе Ивановне, желая закрыть тему и вернуть себе душевное спокойствие.

После представления перед гостями ведущий пообещал нам массу развлечений, конкурсов и танцев, и перечислил, что ни в коем случае нельзя сегодня делать на празднике. Во-первых, грустить, когда все веселятся. Во-вторых, сидеть на месте, когда все танцуют. В-третьих, молчать, когда от тебя ждут ответа. И, в-четвертых, драться и ругаться, потому что это противоречит новогоднему настроению. По количеству столов он обозначил количество команд, и присвоил каждой команде номера. Наш столик оказался первым и команда соответственно первая.

Под поздравительные речи от Романыча мы подняли бокалы, дружно свели их в центре, издав хрустальный звон, пожелали друг другу счастья и удачи в Новом году, и сделали несколько глотков шампанского. Ведущий дал нам возможность немного перекусить, заиграла чуть более громкая музыка с исполнением новогодних песен, под которую мои коллеги стали вспоминать прошлогодние праздники. Этот впервые отмечался в ресторане, все предыдущие проходили в самом здании музея и конечно не отличались широким размахом.

– Игорь Владимирович, – поднимая глаза на Харитонова, обратилась Роза Ивановна, – это вашими стараниями мы сегодня здесь?

– Не буду скрывать, – признался Игорь, – предложение отпраздновать Новый год в ресторане исходило от меня. Надеюсь, я не слишком ударил по вашим карманам?

– О, что вы! – отмахнулась Роза Ивановна. – За столько лет можно разок и шикануть. И судя по тому, что практически все пришли, все со мной согласны.

– Конечно, – подтвердил ее слова Виталий Николаевич. – Давно я в ресторанах подобного уровня не бывал. А вы, Игорь, вероятно здесь не впервые?

– Не впервые. Я лично знаком с хозяином заведения.

Ответ не удивил меня. Наверняка, очередной его друг. Уж кто-кто, а Харитонов умеет заводить друзей. Вероятно, сам губернатор края или наш мэр тоже являются его приятелями.

Ведущий периодически привлекал наше внимание к себе, устраивал конкурсы, в которые можно было играть, не вставая с мест. Так называемая, битва столов. Сначала был конкурс на знание новогодних песен. От каждого стола требовалось назвать новогоднюю песню и пропеть ее со своими соседями. И так каждый стол, до тех пор, пока песни не иссякнут. Победителем должна стать та команда, которая последней назовет композицию. Битва длилась долго, но победителем стала команда за вторым столиком, где сидел руководящий состав во главе с Трегубовым.

В следующий раз конкурс был на знание художественных фильмов, где фигурировал Новый год. Все столы проявили активность, но мне повезло вспомнить детский фильм последним и на этом список фильмов закончился. Таким образом, победу одержали мы.

Эти конкурсы ведущий назвал «разогревающими», а следующие стал проводить уже «подвижные». Романыч пригласил пары от каждого стола в центр зала. От нас вызвалась я, и мгновенно вместе со мной отозвался Харитонов.

Конкурс танцевальный. Правило заключалось в том, что, когда заиграет музыка, участвующие должны начать танцевать тот танец, который соответствует музыке. Какая пара быстрее сориентируется, та и победит. Включили звуковую дорожку. Первым оказалась Лезгинка, все как один быстро подхватили мелодию соответствующими движениями, следующей заиграла «Во поле березка стояла», многие растерялись, но позже подхватили остальных. В основном движения состояли из торопливого неширокого шага на носочках, что на высоком каблуке было делать неудобно, но главное передать настроение. Следом шел Вальс, и мы с Харитоновым закружили по залу. Я подметила, что его правая рука только подушечками пальцев коснулась моей открытой спины, и за это я была ему благодарна. Дальше включили Танго. И снова Игорь проявил сдержанность при касании моей спины, но – сколько страсти было в наших движениях! Потом включили ламбаду, и я не сдержалась от смеха. Игорь тоже широко улыбнулся, обнажая свои белоснежные зубы. И вот мы уже сотрясаем бедрами в такт друг другу. Следом зазвучала Восточная музыка, вызвавшая у всех ступор. Но только не у нас с Игорем. В ход пошли руки, бедра, все тело. Казалось бы, Калинка должна обескуражить наших соперников, но коллеги вошли во вкус и стали отплясывать, кто во что горазд. И в конце заиграла Цыганочка. Я посмотрела на Харитонова и представила на его месте Шандора. Пошла на него, размахивая своим подолом, он мне навстречу, трясся грудью в такт музыке. Я обогнула его вокруг, продолжая крутить подолом. Закончили танец на его колене, на которое я села по завершении музыки, выставив победно руки вверх.

– И снова в этом конкурсе выиграла команда за столиком номер один, – воскликнул Роман Романыч.

Послышался радостный крик трех участников с нашего стола. Карина молчала. Выражение ее лица говорило за нее. Она была недовольна тем, как развивались события.

– Давайте теперь узнаем у наших победителей, откуда такие познания в танцах?

Ведущий приблизился к нам.

– Вы так хорошо танцевали, знали все танцы, все движения, откройте нам секрет, вы занимались танцами? – он протянул микрофон мне.

Роман Романыч ни одним мускулом не выдал, что мы знакомы.

– Да, но очень давно.

– Я тоже, тоже очень давно, – ответил Игорь.

– А такое чувство, что только вчера! Мы поздравляем наших победителей. И просим вас не расходиться. Потому что я объявляю музыкальную паузу для всех, – ведущий сделал пригласительный жест в центр зала сидящим за столами и закончил: – Танцуют все!

Заиграла энергичная музыка, в зале потушили люстры, и только освещение над сценой позволяло нам видеть друг друга. Наши коллеги потянулись к нам. Романыч приблизился ко мне и в ухо сказал:

– Рад снова встречи с вами, Елизавета.

Я смущенно улыбнулась.

– Вы думали, я вас не узнал? Длинное платье вам тоже к лицу.

– Спасибо, – также в ухо Роману сказала я. – Надеюсь, наше знакомство останется между нами?

– Не бойтесь, я вас не выдам.

Я предпочла вернуться за столик, потому что высокий каблук давал о себе знать. Ноги гудели и хотелось избавиться от туфель. Мое положение за столом лицом к танцевальной площадке позволило незаметно для окружающих скинуть обувь с ног и размять пальцы. Боже, какое блаженство!

На месте осталась только Аделаида Германовна, и, придвинувшись ко мне ближе, она похвалила меня за танцы.

– Хорошо танцевали, – сказала она.

– Спасибо. Почему вы не танцуете?

– О нет, это не моя музыка. Я бы что-то поспокойнее.

Меня не удивило, что наш дуэт довольно скоро был разрушен вторжением к него Харитонова. Он приземлился на свое место и предложил выпить за нашу победу. Мы его поддержали и зазвенели бокалы. Игорь сделал глоток шампанского и склонился к моему уху. Аромат его туалетной воды одурманил мою голову и, словно афродизиак, возбудил воображение.

– Ты превосходно кружилась в вальсе.

– Это мой любимый танец. Я считаю его самым романтичным и нежным.

– А я предпочитал более энергичные. Джайв, квикстеп, ча-ча-ча.

– Я всегда была «деревянная» в этих танцах. Марк постоянно злился на меня. Он танцевал лучше и с другой партнершей у него был бы больший успех.

Аделаида Германовна предусмотрительно ушла за другой столик, где остались не танцующие коллеги, и мы остались «одни». Из-за музыки приходилось приближаться другу к другу очень близко, чтобы слышать собеседника.

– Как Марк разрешил тебе прийти сюда в этом платье?

Как бы невзначай рука Игоря оказалась внизу моей спины. Со стороны могло показаться, что он просто слегка обнял меня для удобства общения. Но это уже не было скромное касание, как во время танца. Я почувствовала, что его пальцы лежат не только на моей спине, но и проникли за края выреза.

– Игорь, не надо… Вокруг люди.

Я попыталась осторожно увернуться от его руки. Несмотря на полумрак в зале, я все равно переживала, что кто-нибудь заметит расположение его ладони.

– Если ты не будешь дергаться, – спокойно сказал Игорь, – никто ничего не увидит.

– Игорь, пожалуйста. Что обо мне подумают?

– Что ты красивая женщина, которая сводит мужчин с ума.

Его пальцы стали слегка описывать круги вокруг того места, где касались меня. Его мизинец проник под мой бант, и я ощутила его на своем копчике. О, Господи, что он творит? А что происходит с моим пульсом! Его дыхание обжигало мою щеку, и я судорожно потянулась к бокалу с шампанским, чтобы скрыть свое волнение.

– Когда ты уже оставишь своего Марка? Я хочу тебя.

– Игорь, я не оставлю его. Он вся моя жизнь.

– Это просто привычка и… жалость.

– Убери, пожалуйста, руку. Иначе я буду вынуждена уйти.

Не сразу, но Харитонов отпустил меня и положил руку на стол.

– Тебе доставляет удовольствие мучить меня? – сказал он.

Я насмешливо хохотнула.

– Тебя – мучить? Ты не похож на человека, которого замучили. Ты в прекрасной форме и рядом с тобой потрясающая спутница. Кстати, где она?

Я направила взгляд на танцевальную площадку и отыскала глазами Карину. Женщина отплясывала под зажигательные песни группы «Руки вверх». На ней было обтягивающее черное платье с люрексом и с глубоким декольте, открывавшим ее большую грудь, темные колготки и замшевые туфли на невысокой платформе. Длинное каре было высоко приподнято у корней волос и обильно залито лаком, что при резком движении головы выглядело нелепо. Словно на ней парик из пластиковых волокон.

– Ты проголосовала за юных художников?

– Да, но это оказалось нелегкой задачей. У нас столько талантливых детей! Когда Полина подрастет, я обязательно отдам ее в художественную школу. Может быть, из нее выйдет то, что не получилось из меня.

– Ты хорошо разбираешься в искусстве, почему ты думаешь, что из тебя не вышло бы хорошего художника?

– Не все ценители искусства обладают талантами творить самостоятельно.

– Согласен. В каком возрасте ты занималась рисованием?

– Точно не помню. Еще в начальной школе.

– Мне кажется, твоя мама поторопилась. Тебе нужно было развиваться в этом направлении дальше. Хочешь, я устрою тебе мастер-класс с каким-нибудь краснодарским художником?

– Спасибо. Но не надо.

Я наложила себе в тарелку легкий овощной салат и, подцепив его вилкой, взяла на пробу. Игорь тоже решил перекусить, и на короткий промежуток времени между нами наступило молчание. Но я не обнадеживала себя, что оно продлится долго.

– Ты так и не сказала, кого выбрала среди детей.

– В категории от 8 лет я отдала свой голос за Милу Антоненко.

Харитонов улыбнулся.

– Это она, дочь моего приятеля.

– Умница! Очень хорошо рисует. Она давно занимается рисованием?

– Пять лет. Ее мать сама учительница по рисованию, и с малых лет приучала дочь к искусству.

– О! Так у нее это наследственное!

За спиной Харитонова повисла Карина.

– Игореша, ты чего не танцуешь? Пойдем, мне скучно без тебя.

Я занялась поглощением салата, а Харитонов, поддавшись уговорам Карины, ушел на танцпол. Ко мне подсел Трегубов. В руках у него был бокал. Он восхитился моими танцевальными способностями и предложил выпить с ним за Новый год, новые начинания и успехи. Мы стукнулись бокалами и выпили. После этого Трегубов сообщил, что на следующий год у меня есть возможность пройти обучение по повышению квалификации, и я могу сама найти интересную мне программу. Разумеется, в рамках нашей деятельности. Это была приятная новость. Я хотела в будущем году отыскать себе такие курсы в пределах Краснодара, и поблагодарила директора за право выбора самостоятельно.

Вечер проходил в такой же оживленной атмосфере. Конкурсы, танцы, веселые эстафеты не давали нам заскучать. В конце вечера появился Дед Мороз, и мы как в детстве зажигали огни на елке. Это было так забавно, мы радовались как маленькие дети. Вокруг елки водить хоровод не получилось, потому что она стояла около окна, но мы дружно сделали это на танцевальной площадке, спели «В лесу родилась елочка» и сами себе поаплодировали.

Пока я отвлеклась на разговор с Розой Ивановной, которая рассказывала мне о своей внучке, ровеснице моей Полины, Харитонов около выхода о чем-то беседовал с Кариной. Женщина вела себя экспрессивно, много жестикулировала, но Игорь отвечал ей вполне спокойно и, как мне казалось, насмешливо. Музыка заглушала их разговор, но складывалось впечатление, что они говорили обо мне. Я не раз замечала движения рук Карины в мою сторону. Потом я увидела, как он достал из кармана брюк сотовый телефон и, выходя из зала, ответил на звонок. Карина вышла за ним, бросив напоследок на меня уничижающий взгляд.

Несколько минут спустя я пошла в уборную, а на обратном пути столкнулась в фойе с Игорем. Он довольно улыбнулся. Вокруг никого не было, только мы вдвоем. Как оказалось, Карина уехала домой (я не стала уточнять, какое место она называет своим домом), Харитонов вызвал ей такси. Он предложил немного посидеть в этом холле, где тихо и свежо, спокойно поговорить. Я откликнулась на его предложение, потому что от громкой музыки у меня начинала болеть голова.

Мы сели на небольшой диванчик и стали обсуждать этот вечер, украшение зала, подачу блюд и прочую организацию торжества. Харитонов как профессионал подобного рода мероприятий, высоко оценил подготовку и проведение праздника. Оказывается, он начинал свою карьеру – еще в студенческие годы – обычным официантом в лучшем ресторане, который имел одноименное название с нашим городом. Сейчас у «Краснодара» появилась достойная конкуренция, но в начале девяностых он выделялся своим непривычным колоритом. Я поинтересовалась, как он попал туда работать официантом, подозревая, что устроиться в такое заведение было нелегко.

– Все благодаря моему сногсшибательному обаянию, – нескромно заметил Харитонов, посмеиваясь.

Неожиданно он взял меня за руку и поцеловал ее. Я смутилась и обеспокоилась, как бы кто не вышел в фойе из банкетного зала.

– Видимо с годами я подрастерял свой шарм, если до сих пор не владею самой очаровательной женщиной на свете. Признайся, Лиза, ты тоже меня хочешь.

– Тебе сложно поверить, что женщина может оставаться к тебе равнодушной?

– Твой пульс говорит о другом.

Его пальцы оказались на моем запястье, и он отчетливо чувствовал, как бешено циркулировала во мне кровь.

– Я просто переживаю, что кто-нибудь выйдет из зала и застанет нас в этой интимной близости. Ты не мог бы отпустить меня и отсесть подальше?

Я попыталась вырвать у него руку, но вместо этого он еще крепче стиснул ее в своих руках.

– Какого черта ты играешь со мной? – нахмурив брови, обронил Харитонов. – Явилась на праздник с голой спиной, а теперь строишь из себя недотрогу. Разве не из-за меня ты здесь? И это платье – не для Трегубова же ты вырядилась!

Ох, как он был прав. Все из-за него. Но зачем я это делаю, если не собираюсь расставаться с Марком? Разве я не поняла, что флиртовать с мужчинами опасно? Разве опыт с Кулагиным не научил меня благоразумию? Что мне надо? Чего я хочу? Меня тянет к Харитонову, но я не могу переступить через Марка. Он так одинок и так нуждается в моей любви. Кем я буду, если предам его? Есть ли в моем окружении хоть один человек, который поймет мой поступок и поддержит меня? Даже отец будет возмущен, если я брошу Марка. Ведь у нас дочь, а для отца семейные узы имеют первостепенное значение. Ох, Лиза, но ты должна принять какое-то решение.

– Игорь, не дави на меня. Разве тебе плохо с Кариной? Рядом с тобой она преобразилась и стала женственнее.

– Она пустышка.

– При этом очень миленькая, согласись?

– Бокал без содержимого просто бокал.

Он снова поцеловал тыльную сторону моей ладони.

– Жизнь так коротка, – сказал Игорь, – а ты тратишь ее впустую. Оставь Марка, со мной тебя ждет совсем другая жизнь. Я тебе говорил.

Он сдвинулся ко мне ближе, и я перестала видеть, что происходит за его спиной.

– Тебе совсем не жаль Карину? – пыталась я взывать к его совести.

– Я предупреждал ее, что между нами все несерьезно, она была к этому готова.

– Но мне кажется, она влюблена в тебя.

– Это ее проблема.

– Игорь, мы в ответе за тех, кого приручили.

– Они не дети. Сопли подотрут и пойдут дальше. Встретят других и быстро залечат свои раны. Лиза, решайся.

– Я вам не мешаю? – услышала я из-за спины Харитонова голос Марка.

Я подскочила как ошпаренная, вырвала руку у Игоря и сделала шаг в сторону Савельева.

– Марк! Как ты здесь?

– Приехал за тобой.

– Почему ты не позвонил?

– Я звонил, Лиза! Двадцать раз звонил. Ты не отвечала. А потом трубку взяла какая-то женщина и сказала мне, что ты пошла по мужикам. Вот я и приехал.

Я взяла его под руку и попробовала отвести в сторону, подальше от Харитонова.

– И ты поверил?

– Судя по всему, не безосновательно. Кто этот мужчина?!

– Марк, ты можешь не кричать? Давай уйдем и спокойно поговорим в машине.

– А почему я должен уходить? Я хочу разобраться, почему он тебя лапал.

Савельев вырвался из моих рук и отправился обратно к Харитонову. Тот уже поднялся с дивана и наблюдал за нами, расставив ноги в сторону и спрятав руки в карманы.

И прежде, чем я смогла встать на пути Марка, он добрался до Игоря и попытался его ударить, но тот извернулся.

– Марк, прошу тебя! – Я старалась перехватить руку Марка.

В этот момент кто-то вышел из зала, увидел нас. Это оказался Виталий Николаевич.

– Эй, ребята, что вы делаете?

Марк вырвался из моих рук и снова попытался ударить Игоря. Тот применил прием и выкрутил Марку руку за спину.

– Ты слышишь, герой, тебя женщина просит успокоиться, – процедил Харитонов сквозь зубы Марку в ухо.

– Игорь, отпусти его! Марк, пошли домой. Помахал кулаками и хватит.

Харитонов толкнул Савельева вперед:

– Да пусть идет, нужен он мне. Даже дерется как баба.

Марк хотел снова наброситься на Игоря, но тут уже на помощь мне пришел Виталий Николаевич.

– Молодой человек, вы в культурном месте, ведите себя подобающим образом.

– Да пошли вы. Жду тебя в машине.

И Марк направился к выходу. На крики подоспела охрана, правда, несколько припозднилась. Они указали Савельеву дорогу на выход. Теперь я точно знала, что пока хожу за клатчем и телефоном, Марк не вернется и не устроит дальнейшие разборки.

Телефон лежал на столе, я взяла его и положила в сумочку. Вокруг продолжалось веселье и танцы. Около меня оказался Харитонов.

– Ради него ты меня отвергаешь? Да он же мальчишка! И ведет себя также.

– Игорь, пожалуйста! У меня из-за тебя одни проблемы. Оставь меня в покое.

– Дура ты, Лиза! – сквозь зубы обронил Харитонов и отошел в сторону.

В машине меня ожидало выяснение отношений. Марк завел машину, но с места не тронулся. Я укуталась поглубже в пальто, словно хотела этим защитить себя от истерики Марка.

– Ты мне скажешь, наконец, кто это был?

– Какая разница, Марк? От того, кто это, зависит, пойдешь ты перед ним извиняться или нет?

– Я?! Перед ним?! Он тискал тебя, а я должен извиняться?!

– Марк, он не тискал меня! Он просто взял меня за руку. Но это не повод, чтобы бросаться на него с кулаками.

– Это и есть ваш куратор? С ним ты ездила в Питер?!

– Да, это он.

– Я так и не спросил, как прошла поездочка? Покувыркалась там с ним?

Я посмотрела на Марка и инстинктивно ударила его по лицу своей ладонью. Он подозревал меня в измене, и я злилась на него за то, что он был почти прав. И захотела сделать ему еще больнее.

– Нет, Марк не кувыркалась, – злобно сказала я. – Хотя он очень на том настаивал. И в принципе я была не против. Но дни не совпали…

Я отвернулась от него и заплакала. Самой стало противно от того, что это сказала. Марк не проронил больше ни слова. Мир, так кропотливо собиравшийся по кусочкам после смерти его матери, снова рассыпался на осколки.