Предать, чтобы спасти

Глава десятая

Харитонов после праздника снова охладел ко мне. И я не спешила восстанавливать с ним контакт. Я боялась снова совершить ошибку. Отношения, построенные на импульсивности, к хорошему не приводят. Нужно присмотреться к нему и понять, чего я хочу на самом деле. Тот ли это человек, который сделает меня счастливой. И есть ли у него такие намерения?

Он все также встречался с Кариной, которая занесла меня в список своих врагов и каждый раз одаривала злобным взглядом. Я не сомневалась, что это она ответила на звонок Марка на празднике и выставила меня перед ним в самом неприглядном свете. Но что на нее обижаться? В одном Харитонов прав, «бокал без содержимого просто бокал», каким бы миленьким не был.

С Марком мы снова спали порознь и перестали разговаривать. На работу и с работы я добиралась сама. Мама как обычно встревала в нашу жизнь и пыталась выяснить, что произошло. Разумеется, во всем винила меня. И правильно делала. Я всегда была виновата, с самого начала. Я знала это, но продолжала агонию.

В пятницу был праздник у Марка. Домой после него не пришел. На звонки мамы не отвечал, я даже не пыталась звонить. Но переживала. Потому что уехал на машине. Мог напиться и сесть за руль, а в таком состоянии могло случиться что угодно.

– Если с мальчиком что-то случиться, будешь всю жизнь себя винить, – чуть не плача говорила мне мама. – И что тебе спокойно с ним не живется?! Всю душу ему извела. Господи, слава богу, Марина этого больше не видит.

Я схватила на руки Шанди и ушла от мамы в спальню. Достала фотографию с Шандором, прижала ее вместе с котом к своему сердцу и заплакала. Как же мне его не хватало в такие дни! Дни, когда я считала себя никому не нужной и всеми проклинаемой. Если бы он только пришел и вытащил меня из этой ямы, в которую я проваливалась! Или хотя бы позвонил. Только раз услышать его голос и понять, что любима и не забыта им. Насколько светлее стало бы на душе! Появись он снова в моей жизни, передо мной бы не стоял выбор – остаться с Марком или уйти к нему. Я бы последовала за Слободой не раздумывая.

Но то были лишь мечты! Спустя два с половиной года я понимала, что Шандор потерян для меня навсегда. Он – мое прошлое. А мне остается довольствоваться лишь тем, что сама и сотворила.

Марк так и не пришел домой в ту ночь. Я не стала звонить отцу и просить его проверить, в своей ли он квартире заночевал. Я не хотела тревожить отца очередными нашими размолвками. Он и так замечал больше, чем говорил.

Ночью я плохо спала. Видела навязчивые сны, в которых горела в огне, словно в аду, а вокруг плясали черти. Слышала во сне детский плач, и утром от мамы узнала, что плакала Полина. А я не проснулась. Но не крепкий сон был тому виной. Я просто не отличила явь ото сна.

Мама попросила до работы зайти к Марку, убедиться, что с ним все в порядке. Ключи от квартиры у меня были, и я откликнулась на ее просьбу. Мне и самой хотелось успокоить свои нервы, внести ясность в свою голову.

Я зашла к Марку в квартиру. С порога меня сразил запах алкоголя. Включила свет и заметила в прихожей на коврике помимо мужских ботинок Марка женские сапоги на каблуке. Подняла глаза на вешалку. Женское пальто на синтепоне. Я точно знала, что эти вещи не принадлежали матери Марка. Да и все, что от нее осталось, мы раздали или убрали по шкафам. Я с горечью усмехнулась – праздник удался.

Я вошла в спальню. В комнате царил полумрак. На улице только стало светать, способствовали темноте и плотные шторы. Включая свет, я знала, что увижу. Оба зашевелились. Она стала прятать лицо под одеяло, Марк жмурился и прикрывал глаза рукой. Я дошла до окна, открыла шторы, затем окно. Запах был невыносимо тяжелый. С улицы повеяло прохладой. Я подошла к кровати и сдернула с них одеяло. Разумеется, оба голые.

– Эй, отдай! – сонным голосом завопила девица.

Потом она подняла голову с подушки, убрала с лица растрепанные рыжие волосы и посмотрела на меня. Пару секунд и взгляд ее прояснился. Она уселась в кровати и стала прикрываться первым, до чего дотянулась – подушкой.

– Вы кто?

Тут и Марк продрал глаза, увидел меня и удивился. Достал одеяло, встал и обмотал им свой торс. Кажется, только потом заметил соседку по кровати и глаза его округлились. Он снова перевел взгляд на меня и хотел что-то сказать, возможно, в свое оправдание, но, едва открыв рот, тут же его закрыл.

Я перевела взгляд на женщину.

– Пошла вон! – негромко, но требовательно сказала я.

– Вы жена что ли? – боязливо спросила она, подскакивая с постели в поисках своей одежды. – Вы не подумайте, ничего не было. Мы были пьяны…

– Пошла вон, я сказала! – видя, как она не торопится, прикрикнула я.

– Да погодите, дайте мне найти свои вещи.

Я подошла к детской кроватке, брезгливо подцепила погремушкой ее нижнее белье, и бросила этой девице.

– Будьте добры, быстрее.

Через пять минут ее уже не было в квартире. Марк накинул трусы, брюки и сел на кровать. Опустил голову на руки, сдавил ее своими кистями.

Я нашла пакет и стала упаковывать в него детские вещи. Я больше не намеревалась привозить сюда Полину и ночевать в этом доме. Ничто не заставит вернуться меня в кровать, где после меня лежала другая женщина.

Это был тот удобный случай, когда нам стоило расстаться друг с другом. Все решилось как нельзя лучше. Но Господи, почему внутри такая пустота?

– Я не собираюсь перед тобой оправдываться, – наконец вымолвил Марк.

– Я тебя об этом и не прошу, – продолжая складывать вещи, ответила я. – Думаю, тебе стоит пожить здесь. Проблем с коммуникацией у тебя нет, и ты не останешься на Новый год в одиночестве.

– Как ты ловко все обыгрываешь, – усмехаясь, сказал Савельев. – Хочешь свалить всю вину на меня?

– Нет, Марк, ты не виноват. Во всем виновата я одна. И чтобы дальше тебя не мучить, нам лучше расстаться.

– И какой удобный случай, верно, Лиза?

Марк встал и не слишком уверенной походкой дошел до меня. От него разило алкоголем. Я положила в пакет последнюю вещь и собралась уходить. Его замечание проигнорировала.

– Ты извини, мне нужно на работу. Я заходила только убедиться, что с тобой все в порядке.

И я ушла. С болью и пустотой внутри. Я по-прежнему эгоистично думала, что без Марка не смогу жить. Как без друга. Если бы я могла повернуть время вспять, вернуться на два с половиной года назад, отменить ту поездку в Египет и остаться с ним друзьями, какими мы были двадцать лет, я бы сделала это не раздумывая. К сожалению, прошлое не имеет сослагательного наклонения. Его не изменить. Остается уповать только на будущее, где Марк встретит женщину, которая залечит его раны и полюбит таким, какой он есть. Только новые чувства способны загладить мою вину перед ним. Но когда это будет, когда?

Вернувшись домой с работы в тот день, меня стало знобить. Я закрыла в доме все окна, но теплее мне не стало. Мама предложила измерить температуру, но даже прислушавшись к ее совету, я не допускала мысль, что заболела. В последние годы здоровье меня не подводило, и я охотнее списывала свое состояние на переутомление и стресс, чем на простуду. Но градусник со мной не согласился. Я замерила температуру дважды, и дважды он показал мне 37,8. После этого мама приложила к моей голове холодную руку и констатировала уже очевидный факт – я заболела.

Меня разбудил какой-то звук, и я не сразу поняла, что это звонок в квартиру. Полина спала и, кажется, мама тоже. За окнами стемнело, и мне пришлось зажечь светильник, чтобы осветить себе путь. Я дошла до входной двери, включила в коридоре свет и заглянула в глазок. Увидела только букет цветов. Я не стала гадать, кто пришел, открыла.

– Марк, – удивленно проронила я.

Он сразу заметил, что я неважно выгляжу и протиснулся в квартиру. Бросил цветы на тумбу и обхватил мое лицо руками.

– Лиза, что с тобой? Ты плохо выглядишь.

– Не самый лучший комплимент перед Новым годом.

Я попыталась убрать его руки. На мне была только короткая ночная сорочка, и от его холодных рук по телу прошел озноб.

– Марк, мы болеем, тебе лучше уйти.

– Мы?! – Он огляделся, вокруг царила тишина. – И Полина?

– Да, и Полина. И мама.

– Как давно?

– Я болею почти неделю, а Полина три дня. У нас была температура, но мы быстро ее сбили, а у мамы она держалась четыре дня, даже антибиотик не помогал. Сегодня она позволила отцу осмотреть ее, и он обнаружил, что у нее обложено все горло. Он его обработал, и сейчас мама спит. Но отец обещал, что ей должно стать лучше.

– Почему я только сейчас об этом узнаю? – встревожено нахмурился Марк, разуваясь и снимая куртку.

– Марк, ты заразишься. Зачем ты пришел? – я закашляла в платок, который постоянно был со мной.

Он потрогал мой лоб.

– Ты горячая. У тебя точно нет температуры?

– Я спала, может быть нагрелась во сне.

– Что с Полиной?

– Она больше на ушки жаловалась.

– Почему ты не позвонила мне?

Он взял меня за руку и повел в спальню.

– Марк, тише, Полина спит. Чем бы ты помог? Был отец, он все-таки врач. Он купил нам лекарств, привез продуктов.

– Ложись, – тихо сказал он, откидывая одеяло на постели. – Теперь пришел я. Буду вас лечить.

– Ты заболеешь, – также тихо предупредила я.

– Хуже, чем сейчас, мне не будет.

Я покорилась и легла в кровать.

– Принести воды… или что вы пьете?

– Да. На кухне стоит графин с морсом.

Мне нечасто доводилось видеть Марка таким встревоженным и заботливым, и я впервые ощутила благодарность за проявление этих чувств. Он вернулся с морсом и заставил меня выпить его.

– Спасибо. Зачем ты пришел? – сидя в кровати, спросила я.

– Новый год. Хотел встретить его с семьей.

– А мы как обычно все испортили, – печально подытожила я.

– Главное, что вы рядом.

Я не выдержала взгляда Марка и опустила глаза. Может ли это быть началом былой дружбы? Или в нем по-прежнему говорил влюбленный мужчина?

– Марк…

– Я никуда не уйду. По крайней мере, до тех пор, пока вы не поправитесь.

– Тогда прими противовирусные. Они на кухне. Не хватало еще тебя лечить.

Марк провел с нами все праздничные дни. Спал в зале. Выздоровление с ним пошло быстрее. Мама, увидев его, взбодрилась, казалось, именно его присутствие ее и вылечило. Я тоже пошла на поправку. Марк сильно изменился. Он ухаживал за всеми и не роптал. Вставал по ночам к Полине, готовил на кухне, кормил нас, приносил лекарства, варил морсы. Сам тоже немного похворал, но профилактические меры были предприняты своевременно, и болезнь у него прошла легко и без осложнений.

После новогодних праздников я сходила на прием к терапевту, получила больничный и после Рождества собиралась приступить к работе. И так как нам не удалось встретить Новый год, мы решили отпраздновать Рождество. Даже нарядили елку, чтобы создать праздничную атмосферу. В ночь с шестого на седьмое января мы накрыли стол и сели за него. Полина, не дождавшись полуночи, уснула, и застолье прошло без нее. Мы вспоминали старые добрые времена, когда еще была жива тетя Марина и отец жил с нами. Мы забыли о боли и обидах, и вели себя так, словно эти двое отлучились ненадолго в соседнюю комнату. Ах, если бы все можно было вернуть назад… Но мы не грустили, а много шутили и смеялись.

В два часа ночи мама ушла спать. Мы с Марком убрали со стола и помыли посуду, расставили все по местам. Зашли в спальню проверить Полину. Она тихо сопела, и ничто ее не тревожило. Я поправила ей одеяло.

Марк подошел сзади и обнял меня. Его губы коснулись моей шеи.

– Марк, не надо. Мы же все решили… – тихо сказала я.

– Это ты решила, не я.

Его руки скользнули к молнии моего платья.

– Зачем нам мучить друг друга? – спросила я. – Лучше расстаться.

– Разве нам было плохо эту неделю вместе?

Платье соскользнуло на пол. Нет, Лиза, не позволяй ему вернуться. Иначе это не закончится никогда.

– Но так бывает не всегда, – теряя уверенность в голосе, заметила я. – Наступят будни, и все вернется на круги своя.

Марк развернул меня к себе.

– Ты нужна мне, Лиза. Я не могу без тебя.

Его губы на моих губах, руки скользнули к бюстгальтеру, он полетел следом за платьем. После этого он подхватил меня на руки и перенес на кровать. Я не сопротивлялась. Потому что изголодалась по его ласкам. Я снова хотела чувствовать себя любимой и желанной.

Марк жил с нами неделю, а потом мы снова поссорились. И так постоянно. Марк приходил, жил с нами, спал со мной, а потом находились причины для ссоры, и он опять уходил. Между тем отпраздновали первый день рождения Полины. К этому событию она начала ходить, и мы купили ей первые туфельки и платье, на голову надели повязку с цветочком. Мы не стали никуда выходить, отмечали дома. Марк был с нами.

А на следующее утро мы снова поссорились. Марк был на кухне и что-то уронил. Это что-то звякнуло о металлическую раковину, и, прибежав на звон, я обнаружила, что это моя чашка. Она раскололась на несколько частей, и Марк собирал ее, чтобы выбросить. Внутри у меня все сжалось, будто выкачали весь воздух, и к глазам подступили слезы.

– Оставь! – Я стала перекладывать осколки из его рук обратно в раковину, и закончив с этим, оттолкнула его в сторону. – Уйди!

Из глаз брызнули слезы, и я принялась судорожно составлять из осколков чашку заново, будто от поспешности зависело, удастся ли мне ее восстановить. Одно я знала точно – я больше никогда не смогу пить из нее чай.

Я не видела Марка, но чувствовала его своей кожей. Он дышал мне в шею, и выдыхаемый им воздух сигнализировал о крайней степени раздражения.

– Еще один его подарок, – сквозь зубы процедил он.

Я не ответила. Меня раздирала боль, и я пыталась сдержать себя, чтобы не нагрубить Марку. Сначала он едва не покалечил Шанди, потом разбил подкову, теперь –чашку. Он, как злой демон, призванный разрушить все, к чему прикасался Шандор и уничтожающий любую память о нем. Что еще он сделает, чтобы закончить свое злое дело?

– Может быть уже хватит, Лиза! – не дождавшись ответа, стукнул по столешнице Марк.

– Да, Марк, – не глядя на него, удерживая в руках собранную чашку, спокойно сказала я, – ты прав – хватит! Тебе пора собрать вещи и уехать отсюда.

– Из-за разбитой чашки?! Ты готова из-за такой глупости оставить свою дочь без отца?!

– У моей дочери будет отец, но я тебя больше не хочу видеть. Уходи!

И он ушел. Чашку я склеила, и она стала походить на археологическую находку, собранную по крупице на раскопках. Это история, а с историей не расстаются.

Следом шел день рождения Маши. Ей исполнилось три года. На ее празднике Марк отсутствовал, и я сказала отцу, что он уехал в командировку.

Лариса вышла на работу, а Маше нашли няню, потому что очередь в детский сад еще не подошла. Няней стала их соседка на этаже. Когда-то женщина работала учительницей начальных классов, а сейчас находилась на пенсии, своих внуков у нее не было и за счастье посчитала помочь хорошим людям. Тем более что знала, какое благое дело делает мой отец.

Сейчас, когда Полина ходила, и могла сидя играть с игрушками, Маше стало с ней интереснее. Она садилась рядом и строила перед племянницей башни из кубиков, рассказывала ей, каким цветом та или иная фигура, придумывала различные истории с куклами и демонстрировала Полине спектакли. Дочери это нравилось. Она отличала Машу от взрослых и стала к ней тянуться. Так зародилась дружба двух маленьких девочек. И если поначалу я контролировала Машины действия, памятуя ее агрессию по отношении к Полине, то со временем перестала это делать. Они хорошо ладили.

Мы с Марком снова помирились. Он пришел ко мне с цветами, стоял на коленях, просил прощения за разбитую чашку, но только когда к нему выбежала Полина и обняла его, радуясь встречи, я простила его и пустила назад. И в нашем доме снова установился мир. На пять дней.

На календаре было 17 февраля. Я улучила свободную минутку, когда Марк смотрел по телевизору детективный сериал, и достала из шкафа шкатулку с фотографиями Шандора. Сегодня у него день рождения, и ему исполнилось двадцать пять лет. Я села на кровать и вынула снимок с госэкзамена, провела пальцами по любимому облику. Перед глазами пронеслись сцены из нашего прошлого, в которых и радость, и слезы, и смех, и печаль. Первый поцелуй и последнее прости. И то утро, которое решало всю нашу судьбу. Как сложилась его жизнь? Есть ли у него дети? Любит ли он свою жену? Счастлив ли он? Вопросы один за другим возникали в моей голове, но ответа на них я не знала. И неужели никогда не узнаю?

В шкатулке лежал и адрес Шандора, который я выписала из его паспорта, но часто порываясь написать ему, я так на это и не решилась. Потому что не была уверена, что сейчас Шандор живет по этому адресу, потому что боялась ему навредить, если письмо попадет не в те руки. И даже если он прочитает письмо, я переживала, что получу от него ответ, который в очередной раз причинит мне нестерпимую боль и страдания. Став мужем и отцом, он мог изменить свое отношение к прошлому, и моя попытка ворваться в его жизнь, может породить в нем негодование и злость. Разве я хочу, чтобы он меня ненавидел и презирал? Нет, и потому я не писала.

– Я снова не вовремя, – услышала я голос Марка над собой.

Я резко повернула к нему голову и только тогда поняла, что мои щеки залиты слезами. Марк стоял около кровати и раздраженно следил за мной. Я опять опустила глаза на фотографии и быстро убрала их в шкатулку. Словно Марк мог навредить им одним своим взглядом. Между тем я вытерла свое лицо тыльной стороной ладони и поднялась, чтобы поставить шкатулку на место.

– Тебе не кажется пиком наглости лить слезы по мужику, который давным-давно тебя бросил, когда рядом с тобой любящий мужчина, от которого у тебя дочь?

– Это просто фотографии, Марк.

– Это просто звонок, это просто фотографии, это просто его имя… Нет, Лиза, все это не просто.

Я задвинула шкатулку глубже в шкаф и обернулась к Марку.

– Если ты хоть пальцем коснешься шкатулки, я забуду, сколько лет мы знакомы и что у нас есть дочь.

– И что ты сделаешь? Убьешь меня?

– Давай не будем это проверять.

Я развернулась, чтобы выйти из комнаты.

– Слушай, Лиза, – невесело смеясь, сказал Марк, – а может мне найти его? Приведу к тебе, чтобы ты хоть раз трахнулась с ним, может тогда тебе полег....

Он не договорил, потому что я резко развернулась и ударила его со всего маха по лицу.

– Трахаешься ты́, Марк, а я люблю! – злобно выпалила я.

Я снова собралась на выход, но вдруг посчитала, что сделала Марку недостаточно больно, и опять повернулась к нему. На моем лице заиграла злобная улыбка.

– Марк, ты заслуживаешь того, чтобы знать правду. Я действительно пришла к тебе не девственницей. Я была с ним! Пусть недолго, но это были самые счастливые минуты в моей жизни!

И я вышла из комнаты. Через секунду я услышала, как что-то разбилось о дверь нашей спальни. Мне было все равно, что это, пусть даже голова самого Марка. Он тронул святое, и за это ему не было прощения.

После этого Марк снова ушел, и целый месяц мы жили без него. Мама не переставала плакать и переживать за него, но я заставила себя не думать о том, где он и что с ним. Он больше не вызовет жалости к себе. Все кончено. Между нами больше ничего не может быть.

В это время я встретилась с Юлей. Она уже несколько месяцев жила с Сашей на его съемной квартире, и я искренне за нее радовалась. Она снова похорошела и стала еще живее, чем прежде. Мы сели на лавочку в сквере Жукова, и она рассказала мне, что он сделал ей предложение, и летом они собираются пожениться. При этом она дала понять, что не простит мне, если я не приду и на ее свадьбу. Какие бы беды со мной не случились. И, конечно, я должна быть с Марком. Сногсшибательная ламбада на свадьбе не возбраняется.

Я не стала говорить Юле, что мы с Марком расстались. Я не была готова увидеть осуждение в глазах подруги, этого мне хватало и дома с мамой. Конечно, рано или поздно мне придется об этом рассказать, но как оправдать себя в ее глазах? Ведь во всем, что между нами с Марком произошло, виновата я одна – от начала наших отношений и до конца. Я воспользовалась им, когда мне нужно было крепкое мужское плечо, и когда он стал мне не угоден, я оттолкнула его самым скверным образом. Разве так поступают с друзьями?

Денис с Люсей пребывали в семейной эйфории, не омрачавшейся даже бесплодными усилиями завести ребенка. Я подключила своего отца им в помощь, и он нашел им хорошего врача. Люсе было назначено лечение, и она проходила один курс за другим. Все мы верили, что однажды терапия даст свои результаты.

В конце марта у мамы был день рождения, и Марк объявился, чтобы ее поздравить. Это был рабочий день, и, чтобы избежать встречи со мной, он мог нанести свой визит в мое отсутствие, однако он явился, когда я уже была дома.

Мы с мамой сели за праздничный стол, накрытый на кухне для нас троих, включая Полину. Дочь постепенно переходила на взрослое питание, и хлопот с ее кормлением становилось меньше. Мама приготовила пару салатов и на горячее – картофельное пюре с куриными бедрами. Она испекла небольшой торт накануне, и Полина ей помогала смазать его заварным кремом. Невольно я вспоминала себя за этим занятием, правда, в моих воспоминаниях я была значительно старше.

По телевизору шли вечерние новости, но никто их не смотрел, они служили лишь фоном. Благодаря Марку старый кухонный уголок сменился новыми стульями со спинкой, и мама никак не могла нарадоваться такому преображению на кухне. И, разумеется, дифирамбы в адрес Марка звучали еще восторженнее. Кроме того, у нас появилась микроволновая печь, и теперь мы подогревали блюда из холодильника в ней.

Едва мы приступили к ужину, как раздался звонок в дверь.

– Ты кого-то ждешь? – спросила я недоуменно.

– Кого я могу ждать? Марины же нет.

– Папа, – первая догадалась Полина.

Мама пошла открывать дверь, а я сильно занервничала. Я ненавидела себя за то, что наговорила Марку, но ни за что не собиралась брать свои слова назад и извиняться. Надо, надо поставить жирную точку в нашей истории. Но это ведь Марк. Друг моего детства. И расставаться на такой ноте было больно и горько.

Из коридора я услышала радостное всхлипывание мамы, принимающей от Марка подарок и поздравления, а его слова, что она ему все равно, что вторая мать, окончательно лишили ее душевного равновесия. И не только ее. Полина, услышав голос отца и указывая на дверной проем, стала без конца повторять: «Папа, папа»… И я снова сломалась.

– Марк, проходи, – услышала я от мамы.

– Нет, Елена Ивановна, я зашел только поздравить.

– Ну как же? Даже Полину не повидаешь?

В этот момент я с дочерью на руках вышла из кухни. Мама стояла с букетом алых роз, а Марк в черном костюме, словно только приехал с работы. Полина продолжала указывать на Марка и произносить: «Папа». Савельев бегло посмотрел на меня, и улыбнулся дочери. Я подошла к нему, и Полина сама протянула к нему руки, призывая взять ее к себе.

– Папа пришел, – выдала мама очевидный факт. – И смотри, что тебе принес.

Я заметила в нише шкафа крупного белого ушастого зайца. Марк развернулся к нему с дочерью, и она попыталась взять игрушку в руки, но он был больше нее, и у девочки ничего не вышло.

– Давай отдадим его маме, – предложил Марк, – она унесет его в твою комнату.

Я взяла зайца и, ничего не говоря, пошла в спальню.

– Марк, ну проходи, – повторила мама свою просьбу, продолжая всхлипывать. – Мы только собрались ужинать, у нас стол накрыт. Только тебя и ждали. И Полина по тебе соскучилась. Боюсь, заплачет, если сейчас уйдешь.

Марк помолчал, словно колеблясь, а потом я услышала, как он снова отклонил приглашение. Я знала, что наживу еще одного врага, если не сдамся на их волю. Оставив зайца на нашей кровати, я снова вышла в коридор.

– Марк, – сказала я, – если ты не хочешь проходить из-за меня, я могу остаться в спальне. Было бы жестоко с моей стороны лишать тебя удовольствия общения с мамой и Полиной.

– Ну что вы в самом деле? – занервничала мама. – Хотите испортить мне праздник? Марк, проходи и не обращай на нее внимания.

Я вернулась в спальню. Неужели теперь так будет всегда? Мы станем друг другу чужими людьми и даже не сможем нормально общаться? Все будет, как у мамы с отцом? Господи, это действительно происходит со мной?

Ах, папочка, как же ты смог оставить нас и начать новую жизнь? Наверное, тебе было проще, потому что я уже взрослая и сама благословила тебя на этот путь. Но как справиться с этим мне, когда Полина так мала?

Я слышала, как Марк, Полина и мама прошли на кухню. Есть сильно хотелось, но, чтобы доставить маме удовольствие, я была готова потерпеть. Но через несколько секунд я услышала стук в дверь.

– Можно? – выглядывая из-за двери, спросил Марк.

– Конечно.

– Пойдем с нами, ты, наверное, с работы и хочешь есть. Твоей маме было бы приятно видеть всех вместе.

– Хорошо.

Мы расселись за столом, я в который раз произнесла маме поздравительную речь, и мы приступили к ужину. Мама старалась завести общий разговор, вспоминала то одно, то другое из прошлых лет, но диалог не клеился, и напряженность между нами не спадала.

– О, посмотрите, и Маркуша пришел, – сказала мама. – Он меня сегодня с самого утра поздравил, такую песню мне под ухо намурлыкивал, что я едва сама не замурлыкала.

Мы посмеялись. Шанди подал голос, и мама подскочила, чтобы наложить ему рыбу.

– Как дела на работе?

Марк задал свой вопрос без какого-либо перехода, и я не сразу поняла, что он адресован мне. Но кому же еще, если кроме нас с ним никто больше не работает?

– Нормально.

Нет, Лиза, это не ответ. Для коммуникации нужно отвечать более развернуто.

- Я иду на курсы. Только в этот раз они здесь, в Краснодаре.

– Здорово. Какая на этот раз тема?

– Экскурсии по городу. Есть определенные отличия между работой в музее и в городе и этому будет посвящены пару занятий.

– Ты будешь проводить экскурсии в городе?

– Возможно.

Мама вернулась за стол, и после этого общение стало более непринужденным. Полина вся испачкалась своим пюре и вызвала всеобщий смех, когда оно попало ей в нос, и она стала чихать. Она и сама поддержала нас в этом, хохоча громче всех между чихами.

Когда на именинный торт водрузили две свечки с цифрами 4 и 5, Полина как завороженная смотрела на горящие огоньки, и удивилась, когда бабушка дунула на них, и они погасли. Она развела руки в стороны, не понимая, куда делся огонь, и мы несколько раз зажигали их для нее, чтобы она вдоволь насладилась этим волшебством.

Когда мы вышли из-за стола, Марк собрался домой. Конечно, мама решила до конца воспользоваться правом именинницы и стала настаивать на том, чтобы он остался. В моей голове звучали ее слова: «Хотите испортить мне праздник?», и я поняла, что сегодня не могу идти против ее воли.

– Марк, оставайся, – поддержала я маму. – Уже поздно, ты выпил, пусть и немного, но ни к чему тебе садиться за руль. Я постелю тебе в зале.

Мама не стала придираться к моим последним словам, и хотя бы за это я была ей благодарна. Марк остался.

Вместе с ним мы приняли участие в купании дочери, которое проходило в новой чугунной ванне, купленной Марком взамен той, которую мама хотела восстановить специальной эмалью. Он посчитал, что заменить ванну разумнее, чем провести восстановительные работы, результат которых недолговечен. Полина любила плескаться в воде и брызги от ее купания разлетались во все стороны. Хорошо, что Марк к тому моменту переоделся, и его костюму ничего не угрожало.

Мы стояли вдоль стенки, и с улыбкой наблюдали за восторженными шлепками по воде, издаваемыми руками Полины.

– Мы можем начать все с начала? – спросил Марк без предисловия, поворачивая голову в мою сторону.

– Зачем? – продолжая наблюдать за дочерью, спросила я.

– Полине нужен отец.

– Тебе никто не запрещает ее видеть. Ты можешь приходить хоть каждый день.

– А если ее отцу нужна ее мать?

– Марк, я не сделаю тебя счастливым. Тебе нужна другая женщина. Которая ответит на твои чувства.

– Мне не нужна другая. Я всегда хотел только тебя.

– Марк, давай не будем говорить об этом сегодня. Мама хочет праздника, пусть она насладится им до конца.

– У тебя есть кто-то другой?

Может быть, мне нужно было ему солгать, и все пошло бы по другому сценарию, но язык опередил мои мысли, и я ответила, что нет. Марк встал передо мной, повернувшись ко мне лицом, и я перестала видеть дочь.

– Мне все равно, что было у тебя с ним. Ты нужна мне. Я не могу без тебя, Лиза.

Я боязливо выглянула из-за Марка, переживая, что с Полиной может что-то случится, пока этого никто не видит.

– Марк, ты заслонил обзор.

Он отступил в сторону, и я подошла к ванне ближе, чтобы у Савельева не возникло желание снова перекрыть мне вид. Мои ноги мгновенно намокли, потому что Полина устроила очередной шторм на воде.

Марк оказался позади меня, что тоже было не лучшим решением. Он сгреб меня в объятья, и его губы коснулись моей шеи. Я почувствовала, как начинаю терять контроль над ситуацией. Я не любила Марка, но мое тело всегда отзывалось на его ласки. Ох, Шандор, что же ты со мной сделал? Что ты во мне разбудил? Как унять эту тоску по мужским прикосновениям?

– Марк, здесь Полина. Пожалуйста, не надо…

– Позволь мне прийти в спальню…

Его рука проникла под мою майку, и он стал катать мой сосок между своих пальцев. Он точно знал, как меня возбудить, но я продолжала сопротивляться:

– Марк, давай оставим все как есть. Нам не надо больше быть вместе.

– Я не хочу, чтобы моя дочь жила, как я. У нее должен быть отец. Не приходящий и уходящий, а всегда рядом.

– Марк, давай мы уложим Полину спать и потом поговорим.

Нехотя Марк отпустил меня. Мне потребовалось пять секунд, чтобы прийти в себя и понять, что делать дальше, после чего я намылила детскую мочалку и стала мыть дочь.

Марк сам уложил Полину в кроватку и стоял около нее, пока она не уснула. Я тем временем постелила ему в зале и сходила в душ. Я была твердо намерена дать ему отпор. Ох, только бы мне хватило этой твердости.

Когда я вернулась в спальню, Полина уже спала. В комнате горел только один светильник на моей тумбочке, и я обнаружила, что покрывала на кровати уже нет. Заяц перекочевал на пол.

– Марк, я постелила тебе в зале. В ванной твое полотенце, ты можешь идти мыться.

Савельев подошел ко мне, закрыл дверь и неожиданно подхватил меня на руки. В следующую секунду я уже лежала на кровати, придавленная его телом. А его губы целовали мои…

Приближался день музеев. На работе снова шла активная подготовка к празднику, планерки участились, из архивов вынимались копии, подлинники и прочие атрибуты, необходимые для проведения праздника. Мы готовились принять две выездных выставки к этому мероприятию.

С Марком снова наступило мирное время, но я больше внимания уделяла работе, чем дому, и чувствовала, что оно истекает. На самом деле я устала от постоянных склок с ним, не раз предлагала покончить с этим навсегда. Пророчила Марку женщину, которая сделает его счастливым, подарит свою любовь и ласку, но для такого будущего нужно было порвать со мной. Марк, как мне казалось, соглашался, уходил, но снова возвращался, говорил, что никто, кроме меня ему не нужен. Складывалось ощущение, что эта карусель не закончится никогда. А как ее остановить, я не понимала. Потому что когда Марк возвращался, в глубине души я радовалась его приходу, и снова с наслаждением принимала его ласки и любовь.

Накануне 9 Мая он заявил, что собирается уехать. Он созвонился со своим отцом, и тот пригласил его в Питер. Марк, видя, что я снова ушла в работу, решил согласиться на его предложение и переждать этот сложный для него период в гостях у отца. Я очень обрадовалась этому сообщению. Марку нужна другая семья, чтобы он не чувствовал себя одиноким. Ведь именно поэтому он постоянно возвращается ко мне. Но я была твердо намерена с ним расстаться, и молилась, чтобы его хорошо приняли в той новой семье, и он нашел общий язык со своими родными. Он должен понять, что он не один, у него есть близкие люди, которые ему помогут и поддержат в трудную минуту.

Марк предлагал и мне взять отпуск и поехать с ним, но я отказалась. Уехать в разгар подготовки к празднику и пропустить день музеев – это непозволительная роскошь, когда каждый сотрудник на счету, у каждого своя роль в этом мероприятии. Он снова заговорил про Харитонова, считая, что он причастен к моему нежеланию ехать в Питер. Ревность Марка, которая часто являлась причиной наших ссор, выводила меня из себя. А в таком состоянии я могла сказать Марку очень обидные слова. Но не извинялась. А как обычно просила покончить с этим мучением и разойтись.

– Марк, я устала от твоих сцен ревности, – сказала я ему накануне его отъезда, когда он снова заговорил «про моего куратора». – Я просила тебя уйти и жить спокойно без меня еще пять месяцев назад, а ты всякий раз возвращаешься. Если тебя что-то не устраивает, перестань сюда ходить.

– На самом деле ты не хочешь, чтобы я ушел. Иначе бы не принимала меня.

Марк нащупал мое слабое место. Желая Савельеву лучшей партии, как другу, я не могла отказаться от него как от любовника. И когда я четко осознала эту зависимость, я поняла, что способно отвадить Марка от меня навсегда. Как бы горько это не звучало. Но иногда чтобы спасти человека, нужно причинить ему боль. А Марка нужно было спасать. Спасать от меня.

Празднование дня музеев в этом году проводили в рамках одного выходного дня. Мероприятие началось в десять утра и длилось до девяти вечера. Но вышло не менее интересно и увлекательно, чем в прошлом году. Ощущения скомканности не возникло, все проходило по графику. Каждый отрабатывал поставленную перед ним задачу на сто баллов. Сказывалась тщательная подготовка, которая была для меня более захватывающей, чем само мероприятие.

Этот день пролетел как одно мгновение. Мы устали, но были довольны результатом. Все рассчитывали на премии, как в прошлом году. Трегубов пожал плечами, сказал, что пока сверху не спустили такого распоряжения. Вместо этого Вячеслав Алексеевич заявил, что на завтра требуются добровольцы, чтобы прибрать залы и подготовить их к новой рабочей неделе. На призыв отозвалось несколько женщин, и я в том числе.

– Вячеслав Алексеевич, – начала я, понимая, что лучшего времени для воплощения моего плана не придумать, – я боюсь, что нам не справиться только женскими силами. Требуется и мужская. Может быть, вы назначите кого-нибудь из мужчин нам в помощники, если они сами не вызвались добровольцами?

– Я бы мог сам, но…

– Я приду, – сухо сказал Харитонов. – Вы же на меня намекаете, Елизавета Андреевна?

– О, я только попросила… Но вы, Игорь Владимирович, действительно самый молодой и свободный, и ваша помощь была бы уместнее, чем любого другого.

Я улыбнулась ему своей самой очаровательной и невинной улыбкой, и мы стали расходиться по домам.

Нас пришло шесть человек, включая Харитонова. Он был в светлых джинсах и темно-серой футболке с надписями на английском языке, на ногах серые кроссовки. Я тоже была в синих джинсах и довольно свободной футболке, перекочевавшей ко мне из гардероба Марка. Я завязала ее узлом на талии и тем самым укоротила ее длину, придав своему облику молодежный стиль. Сверху на мне была спортивная белая кофта на замке, но в помещении я ее сняла.

Карина отсутствовала. В последнее время я вообще не наблюдала ее вместе с Игорем, а возможно работа отвлекала мое внимание от них. Мы с Игорем оказались уборщиками в одном зале, где требовалась мужская сила, а остальные рассредоточились по другим залам, меньших по размеру. В процессе уборки собирали мусор в большие пакеты, расставляли все по своим местам, протирали витрины и прочие музейные атрибуты, участвующие во вчерашнем событии. Не раз я встречалась с Игорем взглядом, задерживала его на нем дольше обычного, много улыбалась и шутила. Когда я поднимала вверх свои руки, протирая предметы мебели или поправляя шторы, мой живот и спина оголялись, и хоть я не смотрела в этот момент на Игоря, я знала, что им не остались незамеченными эти оголения.

Нашим дружным секстетом мы справились с задачей за два часа. В музее не осталось ни следа от пребывания в нем накануне тысячи людей. Закончив, стали расходиться. Мы выходили с Игорем из музея последними, сторож закрывал за нами дверь. Я не стала надевать на себя кофту, повязав ее на бедрах.

На улице мы остановились, и Игорь огляделся по сторонам.

– За тобой приедут?

– Нет. Марк в Питере.

Я бросила на Харитонова недвусмысленный взгляд.

– Подвезешь до дома?

Он подозрительно посмотрел на меня, и я испугалась, что переоценила свою значимость для него.

– Я не взяла зонт, а мне, кажется, будет дождь.

Небо действительно было хмурым. Я «предусмотрительно» не брала сегодня зонт. Рисковала, но, как известно, риск – благородно дело. Все могло пойти не так, как я рассчитывала. Сам Харитонов мог не явиться.

– Снова решила со мной поиграть? – сощурившись, спросил Игорь.

– А если это не игра? – сохраняя хладнокровие и удерживая его взгляд, сказала я.

– А почему я должен тебе верить?

– Потому что мой взгляд замылился, и я хочу перевернуть страницу.

– А если я этого больше не хочу?

Ох, как жестоко звучали эти слова в свете моих новых планов, и в другое время я бы почувствовала себя глубоко униженной, но до возвращения Марка оставалось несколько дней, и искать иные пути решения не было времени.

– И ты призна́ешь свое поражение? – усмехнулась я. – Разве в твоих правилах проигрывать?

Я подняла руки к волосам, и мой живот снова оголился. Теперь я могла видеть, какой эффект это движение оказало на Харитонова. Его кадык судорожно совершил перемещение вверх-вниз. Я сняла с волос резинку, тряхнула волосами и пригладила их рукой. Я знала, как длинные волосы воздействуют на мужчин, и решила использовать все запретные приемы.

– Когда-то мои волосы были гораздо длиннее, – продолжая поглаживать волосы по всей длине, сказала я, добавляя своему голосу томные нотки. – Даже если бы я стояла перед тобой голая, ты бы ничего не увидел за ними. Ни спереди, ни сзади.

Игорь посмотрел на дорогу, а затем резко схватил меня за руку и потащил за собой. Мы перешли проезжую часть и приблизились к его машине. Это был черный внедорожник с тонированными стеклами. Он взял меня за плечи и прижал спиной к задней дверце.

– Хорошо, – сказал Харитонов, – сейчас мы поедем ко мне, и ты продемонстрируешь свою готовность начать чтение новой страницы.

– Вот так сразу?

– А чего медлить? – Он прислонился своими бедрами к моим, так что я оказалась зажатой между его ног. – Тебе не кажется, что наша прелюдия и без того чересчур затянулась?

– А как же романтика? Цветы, шампанское, ужин при свечах?

– Что бы после всего этого ты снова оставила меня с носом?

Мимо нас по тротуару прошли две девушки, которые посмотрели на нас с улыбкой, и мне стало неловко, что мы с Игорем как подростки зажимаемся между машинами.

– Хорошо, я согласна. Давай сядем в машину, мне не нравится быть посмешищем в чужих глазах.

Он проводил меня до пассажирского места и открыл передо мной дверь. Я села в салон, и сразу отметила, насколько он огромен и свободен по сравнению с машинами Марка и отца. Внутри царила идеальная чистота, панель блестела, и складывалось впечатление, что он готовился к этому заранее. Переднее стекло мне тоже показалось тонированным, потому что в салоне ощущался легкий полумрак.

Когда Игорь сел на водительское место, он завел машину, включил радио и кондиционер. Хоть на улице и не было жарко, но в салоне стояла духота, и прохладный поток воздуха оказался как нельзя кстати. Я повернулась к ремню безопасности, чтобы взять его в руки, и когда снова обратилась взглядом к Харитонову, он налетел на меня как ураган и приник к моим губам страстным поцелуем. Ремень выскользнул из моих рук, и я обняла Игоря. Он проник своим языком в мой рот и стал совершать в нем возвратно-поступательные движения, от которых возбуждался не только он сам, но и я. Его руки схватили за края моей футболки и резко потянули ее вверх. Я вмиг оказалась в одном бюстгальтере.

– Игорь! – забирая у него футболку и прикрываясь ею, воскликнула я. – Нас же увидят!

– Окна глубоко тонированы, снаружи ничего не видно.

– Игорь, я так не могу. Я́ все вижу.

Я попыталась вырваться из его рук, наблюдая, как мимо машины прошла пожилая женщина с собакой. Она не обратила на нас внимания, но мне стало неуютно. Будто я собиралась заняться любовью прямо на улице на глазах у всех.

– Отключи голову.

– Игорь, пожалуйста, давай не здесь!

Внезапно спинка моего сидения подо мной упала, и я опрокинулась вместе с ней. От неожиданности я чуть вскрикнула.

– Ты можешь даже покричать, – навалившись на меня всем телом, сказал Игорь, – тебя никто не услышит.

Я больше не видела перед собой людей и как будто бы расслабилась. Харитонов расстегнул мой бюстгальтер, и он полетел куда-то в сторону. Его губы оказались на моей груди, и я лишилась остатков рассудка…