Предать, чтобы спасти

Глава шестая

В середине апреля я вышла на работу. Я сразу заметила перемены. В залах изменилась экспозиция. Что-то поменялось местами, что-то перекочевало в соседнее помещение, что-то исчезло вовсе. Программу экскурсий необходимо было перестраивать на новый лад. Вячеслав Алексеевич надеялся, что с этим трудностей у меня не возникнет. В первый день дал мне возможность осмотреться, разработать новую программу вместе с методистами и внедрить ее в работу уже на этой неделе.

– А кто изменил расположение экспонатов?

– Вам не нравится?

– Нет, напротив. Стало нагляднее.

– У нас новый сотрудник в штате, – потирая руки, сказал Трегубов. – Нам чудом удалось заманить его к себе в музей. Такая птица и в нашем гнезде! Зато как лихо взялся за дело. С нового года постоянно какие-то выездные выставки, здесь тоже появляются новые экспозиции, кругом реклама, может, замечали в городе афиши? Даже пару конференций проходило у нас. Это все он организовал. Какое-то грандиозное мероприятие готовит на день музеев. Талантище, а не человек.

– Кто он? Познакомите меня с этим уникумом?

– Конечно. Только сейчас он в отъезде. Готовит документы для выездной выставки, договоры, разрешения и все такое. Да вы, наверное, слышали о нем. Это Игорь Харитонов. Сам отсюда родом, но долгое время делал карьеру в Москве и Санкт-Петербурге. Сейчас вернулся в родные пенаты, продвигает культуру в крае.

– Нет, мне кажется, я не слышала о таком. Тем интереснее будет познакомиться.

– Конечно, познакомитесь. Вам придется вместе много работать. Только будьте с ним аккуратнее, говорят, он тот еще сердцеед. Но вы же замужем. И все-таки…

– Спасибо за предупреждение. Буду держать ухо востро.

Как я узнала от других коллег, Харитонов уехал в Тихорецк и Кропоткин. Его возвращение ожидалось в первых числах мая и времени, чтобы втянуться в работу, было достаточно. Каждый считал нужным предупредить меня, чтобы я была аккуратнее с Харитоновым, потому женщина-экскурсовод, работавшая на моей ставке, была уволена с его подачи. Между ними возник какой-то конфликт, причину которого никто точно не знал, но ходили домыслы, что он увлекся ею, а она была замужем, и не поощряла его ухаживания. Тогда он поставил перед Трегубовым ультиматум – или он, или «ищите себе другого куратора», и Вячеслав Алексеевич сделал выбор в пользу Харитонова. Правда или ложь, неизвестно, но подобной ситуации в своей работе мне бы хотелось избежать. Видимо, этот куратор действительно значимая фигура, раз Трегубов так за него радеет.

Работа затянула меня, и я не замечала, как пролетали дни. О том, что пора идти домой понимала лишь когда начинали собираться на выход мои коллеги. Жизнь заиграла новыми красками, и мне казалось, что до ухода в декретный отпуск она была менее насыщенной, чем сейчас. Но может быть я просто отвыкла от общения с людьми, и теперь наслаждалась им в полной мере.

Марк забирал меня с работы каждый день. После этого мы ехали к Ларисе за Полиной. Мачеха рассказывала, как прошел их день: сколько ели, сколько спали, где гуляли, после чего мы с Савельевым ехали домой. Дочь в это время находилась в люльке на заднем сидении. В машине была особая атмосфера, которая ее успокаивала, и Полина вела себя тихо. Я же наоборот была возбуждена и без конца что-то болтала. Я не задумывалась, слушает ли меня Марк, мне хотелось поделиться эмоциями, накопившимися во мне за день. Я рассказывала ему, что скоро будет международный день музеев, и всем дали задание подумать, как лучше его организовать.

– Какие-то задумки есть у нашего куратора, но он сейчас в отъезде, и пока его нет, нам дали возможность что-то самим привнести в это мероприятие. Понимаешь, Марк, главная задача музея – это нести культуру в общество. Сделать так, чтобы всем хотелось идти в музей. Что может заставить тебя сделать шаг навстречу культуре?

– Лиза, ты знаешь, я далек от искусства, музеев и тому подобной чепухи.

– Но почему, Марк? Что тебя отталкивает?

– Скучно. В твоих экспонатах нет никакой жизни. Это все равно, что прийти в мавзолей полюбоваться мертвым человеком.

– Да, Марк, жизнь закончилась, но история этого экспоната продолжается. Она вечна. Я даю ей новую жизнь, донося до экскурсантов информацию о том, что эта вещь значила, для чего служила, кому принадлежала. Я даю возможность прикоснуться к прошлому, узнать, какое оно было. Без прошлого не может быть будущего.

– Мне было бы интереснее, если бы твой экспонат заговорил или… ожил. Это бы действительно привлекло меня в музей. Люблю живую картинку.

– Марк, да ты гений! – воскликнула я. – Ты прав. Нужна живая картинка. Странно, что никто об этом не подумал. Хотя я, конечно, не знаю, что в голове у нашего куратора. Завтра же озвучу это на планерке, пока его нет. Марк, я тебя обожаю!

Я бросилась целовать его в щеку.

– Лиза, тише, я же за рулем.

На следующий день я поспешила выдвинуть свою идею на планерке. Суть ее состояла в том, чтобы оживить экскурсии театрализованным представлением. В каждом зале своя тематика, свой костюм, своя история. Если разыграть перед экскурсантами какую-то сценку из прошлого, где задействованы экспонаты нашего музея, люди запомнят это скорее, чем обычный рассказ экскурсовода. Сразу будет наглядное представление о жизни тех времен, об обычаях и традициях, о предназначении того или иного экспоната. Особенно интересно это будет детям. Предложила устроить для них особое представление, возможно, их самих вовлечь в какое-то мероприятие. Например, устроить мастер-класс по гончарному ремеслу. Ведь на территории Краснодарского края испокон веков занимались этим делом. Или поучаствовать в «раскопках» артефактов, которые представлены в зале Древнего прошлого Кубани. Разумеется, сделать для этого макеты, а не использовать оригиналы.

Моя мысль заинтересовала Трегубова, да и другие оживились, стали выдвигать свои предложения, отталкиваясь от моих задумок. Набросали на бумаге концепцию мероприятия, а над проработкой деталей и сценария Вячеслав Алексеевич просил подумать до следующей планерки. Подчеркнул, что бюджет на проведение дня музеев ограничен, и нужно максимально экономно все организовать. Если идея понравится Харитонову, он поможет со спонсорами. В конце концов, эта его работа.

Домой я вернулась воодушевленная. Моя идея вошла в массы, ее оценили. Хотелось поскорее ее реализовать и подняться в глазах коллег на ступеньку выше. Работа среди профессионалов и ученых обязывала соответствовать их уровню. Я прокручивала в голове возможные сценарии театрализованных представлений, черпала информацию из своих ежедневных экскурсий, пыталась их обыграть в стиле соответствующего времени. Отдельные фрагменты записывала на бумагу. Пришла к мысли, что сценка в одном зале должна быть короткой, но емкой, охватить основные этапы развития и становления рассматриваемой эпохи. В зале, где представлены художественные полотна, напрашивалось «оживление» этих картин, передача сюжета театрализованным действием для ее лучшей интерпретации. Ведь порой нам так сложно понять, что хотел художник изобразить в своей работе, какую глубинную мысль передать.

Марк, глядя на меня в эти дни, не знал, радоваться ему переменам во мне или огорчаться. Внимания к дочери я не проявляла, работа занимала мое время не только днем, но и вечером. Я просила его немного потерпеть. День музеев не за горами, нужно много к нему подготовить, а временной ресурс ограничен. Но как только все мероприятия закончатся, а затянутся они на 2 дня, я обещала посвятить себя семье. Во всяком случае, в вечернее время. Не знаю, верил ли он мне, но моя подготовка к празднованию дня музеев на тот момент значила для меня больше, чем все остальное.

Три выходных дня, выдавшихся из-за первомайских праздников, я провела в кругу семьи. Я старалась не думать о работе, изображала заботливую мать и любящую супругу. Мы много гуляли, строили планы на лето, мечтали о море, вспоминали поездку в Египет. Марк в очередной раз заговорил о женитьбе, напомнил, что мы отложили ее до рождения дочери, не пора ли нам скрепить наш союз браком и стать настоящей семьей. Я не смогла дать ответ сразу, не желая портить установившуюся идиллию, и просила повторить предложение чуть позже.

В гости забегала Юля. Она по-прежнему была одна, любила свою работу, вела классное руководство, и полностью растворялась в своем шестом классе. Подруга продолжала вести активный образ жизни – ходила в походы, выводила детей в театры, планировала с ними выход в музей. И мое приглашение на день музеев оказалось, как нельзя кстати. Я обещала ей приятное времяпрепровождение, и настоятельно просила следить за афишами, где будет подробная программа мероприятия.

Юля пробыла у нас недолго, потискала Полину, отметив, что она копия своего папы, выпила с нами чай с тортом, который накануне испекла мама, и поспешила откланяться. И как это обычно бывало после ее ухода, мне становилось немного грустно. Словно вместе с ней уходил кусочек прошлой жизни, которую я никак не могла забыть.

Еще осенью прошлого года с армии вернулся Денис. Он похудел и от этого его уши стали смотреться на осунувшемся лице более оттопыренными. Он устроился на работу в министерство внутренних дел и этим летом собирался жениться на Люсе. Она дождалась его из армии, и это укрепило их чувства друг к другу. В прошлом году она окончила университет и тоже устроилась на работу.

Она всегда мне нравилась, но с появлением Полины, я прониклась к ней еще большей симпатией. Ее трепетное отношение к моей дочери, желание подержать ее на руках, проявление интереса к ее развитию приятно удивляли меня. Однажды Полина даже уснула на ее руках, настолько нежный голос Люси убаюкал ее. Я склонялась к мысли, что из Люси выйдет хорошая мать своим детям и радовалась за Дениса, что ему на пути попалась такая добрая и заботливая девушка. Глядя на их влюбленные лица, я им по-хорошему завидовала и верила, что у этой любви будет долгая и счастливая жизнь.

В начале мая я шла на работу, когда увидела издалека машину, разгружаемую грузчиками. Руководил их работой высокий брюнет лет тридцати-тридцати пяти. Он настоятельно просил быть аккуратнее с коробками и упаковками, которые те заносили в здание музея через служебный вход. Я сразу поняла, что это и есть Игорь Владимирович Харитонов. Именно таким я его себе и представляла. Короткая стрижка, широкий лоб, прямой округлый нос и волевой подбородок – все выдавало в нем привлекательного и целеустремленного мужчину. Свободный стиль в одежде подчеркивали в нем уверенность и чувство собственного достоинства. Он действительно мог разбить не одно женское сердце.

Я прошла мимо него. На мне в этот день было темно-синее платье с квадратным вырезом в зоне декольте, с широким поясом и свободной юбкой до колен. Рукава в три четверти прикрывали мои плечи, и поэтому я отказалась от плаща, чувствуя себя комфортно в одном платье. В дверях я остановилась, пропустила грузчиков, отметила, что за мной наблюдают, и скрылась следом за рабочими в здании музея.

На планерке собралось десять человек. Кроме меня, Трегубова и Харитонова присутствовала Аделаида Германовна, наш художник-реставратор Роза Ивановна, заместители Трегубова, три человека из научного и методического отдела, и еще два экскурсовода.

Трегубов не стал отнимать время на отчет Харитонова о подготовке документов к выездным выставкам, оставил это на потом, а сразу начал рассказывать Игорю Владимировичу, какие планы возникли у нас в его отсутствие касательно международного дня музеев. В первую очередь речь зашла о театрализованных экскурсиях. Трегубов коротко описал сценарий мероприятия, какие сделаны работы в подготовке, и только после этого спросил мнение Харитонова.

– Кто это придумал? – спросил наш куратор, и я подметила удивление на его лице.

– Мы работали командой, но идея принадлежала нашему экскурсоводу Елизавете Костолевской. Кстати, вы еще не знакомы.

Трегубов указал на меня движением руки.

– Вот она. – Я махнула в ответ. – А это, Лиза, Игорь Владимирович Харитонов, о котором я вам рассказывал.

Мы сидели наискосок друг от друга и обменялись кивками и улыбками. Я заметила интерес в его глазах.

– Давайте без пафоса, – сказал Харитонов. – Я просто Игорь.

– Приятно познакомиться. А я просто Лиза. Как оцениваете нашу задумку?

– Вы не поверите, но я сам возвращался с подобной мыслью. Приятно, когда встречаешь человека на одной с тобой волне.

Я смутилась, в его устах это прозвучало, как комплимент.

– На обратной дороге я заехал в казачью станицу, – продолжал для всех присутствующих Харитонов, – разговаривал с местным есаулом. Я предложил ему поучаствовать на празднике и поделиться с нашими гостями своими традициями и обычаями. В последние годы в крае многое сделано для возрождения казачества, и мы тоже сделаем шаг навстречу к этому благому делу.

– Есаул согласился? – спросил Трегубов.

– Да. Возможно, будет не он, а кто-то другой, но мы на связи с ним, думаю, проблем не возникнет. У меня вопрос по мастер-классу по гончарству. Это чья мысль?

Я приподняла руку, как в школе, и ответила, что моя.

– Да вы кладезь идей, Лиза, – ухмыльнулся наш куратор. – Мне не совсем понятно, как мы реализуем этот мастер-класс в стенах нашего музея? Насколько мне известно, любое глиняное изделие требует длительной сушки и обжига. Что нам даст это мероприятие? Организовать гончарный круг дело несложное, но как быть с муфельными печами? Вероятно, участники мастер-класса захотят получить изделие назад, как мы это реализуем?

– Я знаю гончарную мастерскую, в которой сама занималась на протяжении года. Там очень хорошие мастера и мы могли бы пригласить их на праздник. Они предоставят нам свои круги, а после сушки изделий в стенах музея, можно передать их на обжиг в ту мастерскую. Все желающие получить их обратно, могут прийти туда. Это будет некая реклама для мастерской. Кого-то может заинтересовать это ремесло, и он захочет обучаться ему у них. Я могла бы переговорить с руководителем той мастерской…– но сообразив, что это не в моей компетенции, поправилась: – Либо дам вам их контакты.

– Да, мне бы хотелось самому обсудить все детали. Полагаю, если и организовывать такое мероприятие, то его лучше проводить на улице. Около музея. Хорошо, здесь надо все продумать. Вернемся к этому позже. Что на счет фрески? Это тоже ваша идея, Лиза?

Я улыбнулась и отрицательно покачала головой. Эта мысль принадлежала Розе Ивановне. Она стала делиться своими соображениями на этот счет, а Харитонов внимательно ее слушал, задавал уточняющие вопросы.

Когда были озвучены все наши задумки, куратор поделился своими, обрисовал все коротко и поверхностно, детально обещал изложить к следующей планерке. За это время он собирался составить общий план мероприятия и распределить роли между всеми работниками музея. Времени оставалось немного, и он планировал давать рекламу в ближайшие дни, чтобы привлечь к нашему празднику как можно больше людей.

Когда обсуждения закончились, Харитонов остался с Трегубовым, чтобы отчитаться за выездную выставку, а мы разошлись по рабочим местам.

В обеденный перерыв ко мне подошел Игорь и предложил вместе пообедать. Видя, как я растерялась, он уточнил, что хотел бы обсудить некоторые детали празднования. Отказать в данном случае я не посмела.

Мы вышли из музея. На улице стал накрапывать небольшой дождь, и пришлось воспользоваться зонтом. Я открыла свой и пригласила Харитонова укрыться под ним вместе со мной. Своего зонта у него не оказалось.

Мы с Игорем вошли в кафе, которое находилось на центральной улице нашего города. Я не бывала здесь прежде, но часто слышала от коллег об этом месте. Я собрала зонт, и мы сели за свободный столик друг напротив друга. К нам подошел официант и поинтересовался, подать нам меню или мы выберем комплексный обед, который будет подан в течение нескольких минут. Чтобы не ждать заказ, Игорь предложил выбрать комплексный обед, и я не стала возражать.

Когда официант ушел, я оглядела помещение. Просторный зал кафе с приглушенным освещением и расположенными в нем по меньшей мере двадцатью столиками, рассчитанными на четверых человек, был полностью занят людьми. Игорь заметил, что в обеденное время найти здесь свободный столик довольно затруднительно, и нам повезло, что мы оказались на пороге раньше следующей за нами пары, которой пришлось искать другое место для своего обеда. Стилизованность кафе под украинский хуторок придавало ему домашнего уюта и больше располагало для семейного ужина, чем для деловой встречи. Антураж заведения складывался из добротных деревянных столов со стульями, бревенчатых балок на потолке, и рушников, растянутых на стенах. На полках с двух сторон зала располагались глиняная посуда и изделия из дерева, на столах и окнах -льняные скатерти и шторы со специфической украинской вышивкой. Даже ограждение барной стойки расписано орнаментами с изображением птиц и цветов, стилизованные под украинские мотивы. Особый колорит создает забор-плетенка из веток, разграничивающий зал на две части, с восседающим на нем чучелом петуха и «растущими» близ него подсолнухами. Официанты, работающие в этом кафе, одеты в наряды, напоминающие украинский народный костюм, и только национального говора не хватает в их речах, чтобы возникло полное погружение в атмосферу украинского быта.

Мы заговорили о празднике, и Харитонов попросил у меня телефон и адрес гончарной мастерской, записал их, после чего полюбопытствовал, откуда у меня интерес к этому ремеслу. Я пришла в замешательство, не зная, как ответить на его вопрос. Я отвыкла говорить о Шандоре, и любое упоминание о нем давалось нелегко. Словно он стал неприкосновенностью или тайной, раскрывать которую никому нельзя.

– Наверное, то был зов крови, – усмехнулась я. – Хотелось приобщиться к делу своих предков. На первых курсах мы проходили практику на раскопе, я занималась чисткой и отмыванием мелких осколков древней керамической посуды, и много размышляла, как выглядела она в целом виде, представляла, как много веков назад чьи-то руки создавали ее, подвергали обжигу. Мне стало интересно попробовать все самой.

– Я думал, будет какая-то романтическая история.

– Почему?

– Потому что красивая девушка с глиной в руках вызывает у меня недоумение. Я бы больше поверил, что ты увлеклась каким-то гончаром, чем самим ремеслом.

Мне стало неуютно под пронизывающим взглядом карих глаз Харитонова. Словно все, что я хотела от него скрыть, вдруг отобразилось на моем лице.

– А мы перешли на «ты»? – зацепилась я за возможность уйти с зыбкой почвы.

– Да, если ты не против.

– Не против.

– Ты присутствовала на прошлогоднем дне музеев?

– Да. Меня тогда только перевели в экскурсоводы, но мое участие в празднике было весьма ограниченным. Я провела пару заурядных экскурсий, а потом помогала своим коллегам принести-отнести, убрать-подобрать и так далее и тому подобное. Не скажу, что мероприятия прошлого года произвели на меня впечатление.

Нам принесли ягодный морс, стаканы и корзинку с пампушками. Я потянулась к графину, чтобы обслужить нас, но Харитонов опередил меня, разлив морс по стаканам.

– Кем ты была до экскурсовода?

– Работала в фондохранилище, составляла каталог.

– Боже, какая скукота! За что тебя так?

Он рассмеялся, и я поняла, что он шутит.

– Без опыта работы это лучшее, на что я могла рассчитывать.

– Оканчивала «Кубик»?

– Да, два года назад.

– Столько событий всего за два года?!

– В каком смысле?

– Поднялась по карьерной лестнице, стала матерью и уже вышла из декрета. Я правильно проинформирован?

Он наводил обо мне справки? Для чего?

– Про ребенка? Да, действительно, у меня есть дочь. Ей три месяца.

На лице Харитонова промелькнуло удивление с плохо скрытым любопытством.

– Не каждая решится выйти из декрета так быстро. На то были веские основания?

– Мне кажется, мы отвлеклись от темы нашего обсуждения, – напомнила я причину совместного обеда.

Нам подали комплексный обед, и, поглощая его, мы вернулись к празднику. Игорь делился своими идеями, рассказывал, какую работу нужно провернуть, чтобы все работало как часы, и мы вышли за рамки заурядного мероприятия. Конечно, нам не обойтись без спонсоров. Выделенных из бюджета средств недостаточно для организации всего того, что планируется, и уже сегодня он приступает к поиску тех, кто будет финансировать то или иное действо. Афиша по городу, буклеты, реклама в средствах массовой информации – тоже немалая толика его обязанностей. Также он планировал открыть новую временную выставку, рассматривал несколько подходящих вариантов. Наряду с научным составом музея собирался подготовить темы лекции для сообщества ученых и искусствоведов.

В его речах было столько экспрессии и энергии, что невольно его возбуждение передалось и мне. Я не сомневалась, что праздник удастся, и его будут помнить ни один год.

– Сколько тебе лет? Тридцать? Тридцать два? – спросила я.

– Тридцать три.

– Почему ты здесь? Насколько я знаю, ты преуспевал в Москве и Санкт-Петербурге.

– Верно. Три года я прожил в Москве, четыре в Питере, везде хотел заявить о себе, всюду оставить свой след. Но понимаешь, Лиза, в чем дело. В столицах много специалистов в области кураторства, большая конкуренция, ты сливаешься в общей массе, обезличиваешься. Здесь все иначе – ты на передовых, востребован, и твое имя звучит гораздо громче, чем в Москве или Питере. В какой-то момент я понял, что мне это важнее. Меня привели сюда семейные обстоятельства, и я решил остаться.

– Ты занимаешься чем-то еще?

– Что ты имеешь в виду?

– У тебя есть дополнительная работа, кроме музея?

– Почему ты спрашиваешь?

– Извини, но мне кажется странным вернуться в Краснодар после наших двух столиц и довольствоваться скромным заработком в музее. Ты не похож на человека, который удовлетворяется малым.

На губах Харитонова появилась загадочная полуулыбка, и взгляд, каким он на меня посмотрел, вызвал жар во всем моем теле. Господи, что я такого сказала?

– Неужели я настолько прозрачен?

– Значит, я права в своих догадках? – вместо ответа спросила я.

Харитонов усмехнулся и сделал глоток из своего стакана с морсом.

– Иногда я устраиваю частные выставки, презентации и другие мероприятия в сфере культуры и образования. Но это в свободное от работы время. У меня обширные связи и всегда находится кто-то, кому требуются мои услуги.

– Что за выставки?

– Художественные. Я организовываю вернисажи для начинающих и уже продвинутых художников нашего города.

– Ты разбираешься в искусстве?

– Я бы не смог работать куратором, если бы не обладал этим талантом.

Самоуверенно, дерзко, но, боже мой, как притягательно звучали эти слова! Значит, есть еще мужчины, которым мир искусства не безразличен, и они продвигают его в массы. Вот бы увидеть все своими глазами.

– А где проходят такие выставки?

– Я планирую провести одну из таких у нас в музее и приурочить ее к международному дню музеев. В выставочном зале проводил, в музее Коваленко, в арт-студии, которая еще не пользуется популярностью, но находится в оживленном месте и привлекает посетителей.

– Это здорово. Будет любопытно посмотреть.

– Ты интересуешься искусством?

– Немного. Но хотела бы разбираться в нем лучше.

Наши взгляды встретились, и по моему телу прошла легкая дрожь. О чем я только что сказала? Надеюсь, Игорь не подумал, что я призываю его стать мне проводником в мир искусства? В этом вроде бы и нет ничего постыдного, но почему он смотрит на меня так, будто я предложила ему себя?

Пауза затянулась, и чтобы скрыть возникшее волнение, я заговорила о другом:

– Что за семейные обстоятельства побудили тебя вернуться в Краснодар?

Игорь протер губы салфеткой, после чего ответил:

– В прошлом году умер мой отец, и я приехал, чтобы его похоронить.

– Прими мои соболезнования.

– На самом деле мы не были близки. И я не ощутил боли от его утраты. Только грусть. Что мы так и остались друг другом непонятыми.

Мы закончили с обедом, и Игорь подозвал официанта, попросив нас рассчитать. Я потянулась к сумочке, чтобы достать деньги.

– Лиза, я оплачу. Ведь я же пригласил.

Что это? У меня дежавю? Я пристально смотрела на Харитонова, но видела на его месте Шандора.

– Извини, Игорь, но я сама, – и, улыбнувшись, добавила: – Это все-таки обед, а не свидание.

Он не стал спорить, усмехнувшись в ответ. Когда мы вышли из кафе, дождь закончился, и нужды в зонте не возникло. Игорь предложил мне свое плечо, но я отрицательно махнула головой. Меньше всего хотелось, чтобы наши коллеги увидели меня идущей с ним под руку.

– А могу я рассчитывать на свидание? – глядя на меня с любопытством, спросил Харитонов.

– Нет, конечно, – улыбнулась я. – Я замужем… почти.

– Это как?

– Мы официально не зарегистрированы.

– Это отец твоей дочери?

– Да.

– Почему вы не женаты?

– Ты считаешь, брак обязателен?

– Если честно, не считаю. Но вы – женщины – щепетильные в таких вопросах. Если появляется ребенок, то непременно надо жениться.

– Кто-то пытался поймать тебя в эти сети?

Харитонов усмехнулся.

– Меня не так легко поймать.

– Меня тоже, – многозначительно сказала я.

Мы подошли к дверям музея. Харитонов открыл дверь, пропуская меня вперед. Наши глаза встретились. Какой же у него выразительный и проникновенный взгляд! И карие глаза…Что-то встрепенулось глубоко внутри. Мне показалось, я уже видела этот взгляд раньше. Очередное дежавю? Я моргнула, словно смахнув воспоминания, и вошла в здание.

Мы занялись каждый своим делом и больше не пересекались в течение дня. Встретились только на закрытии музея. Я шла к служебному выходу, когда Харитонов нагнал меня.

– Позволишь тебя подвезти?

– Нет, спасибо. За мной приехал Марк.

– Твой почти муж? – усмехнулся Игорь.

– Да. Прости, ты мог бы не выходить вместе со мной?

Я остановилась около самой двери, призывая его к тому же. На лице Харитонова отразилось недоумение. Мимо нас прошли пару наших коллег, я попрощалась с ними, а Игорь подал руку Виталию Николаевичу, заведующему одного из отделов. Когда они вышли, Харитонов снова обратил на меня вопросительный взгляд.

– Марк ревнив и нафантазирует больше, чем есть на самом деле, – пояснила я.

И снова усмешка на его лице.

– Только неуверенный в себе человек может ревновать.

– Как бы то ни было, прошу, позволь мне выйти одной.

– Хорошо. Только пообещай, что завтра пообедаешь со мной. Хочу обсудить с тобой праздник.

Я посмотрела в его глаза. Праздник ли? Мне казалось, что это лишь предлог. Но все же уступила. Внутри зародилось любопытство – а что же дальше?

Мы с Харитоновым обедали в кафе и в последующие дни. Каждый обед начинался с разговоров о празднике. Игорь рассказывал, что уже сделано, хотя многое я слышала на планерках, спрашивал мой совет по различным вопросам. Он не ждал от меня глобальных предложений, а в основном искал одобрения своим идеям или просил подтвердить свои сомнения. Я не понимала, проверял он меня, или ему действительно было важно мое мнение, но я находила ответ на все его вопросы и как мне казалось, замечала похвалу в его взглядах.

Мы договорились всем коллективом, что выйдем 9 Мая, в общий выходной, на работу, чтобы провести репетицию мероприятия. В первую очередь репетицию театральной его части. День музеев по календарю выпадал на вторник, но отмечать его решили в ближайшие после него выходные дни. Чтобы привлечь больше посетителей. Программа была составлена, буклеты распечатаны, волонтеры раздавали их на улицах города. На стендах и в газетах, на телевидении и на радио – везде шла реклама празднества, приглашались все желающие, подчеркивалось, что музей будет открыт в эти дни совершенно бесплатно.

Игорь связался с руководством гончарной мастерской. Они удивились его предложению, но согласились принять участие в культурном мероприятии. Выгода была очевидна – празднование дня музеев имело большой резонанс, и позволяло привлечь участников мастер-классов в стены мастерской в качестве учеников.

Также Харитонову удалось договориться с местной джазовой группой, которая выступит на небольшом концерте в заключительный день мероприятия на сцене в сквере имени Жукова, расположенном около музея. Как я узнала позже, солист группы был старым приятелем Игоря.

Когда обсуждения праздника заканчивались, а обычно за обедом мы отводили им не более десяти минут, разговор переходил на личные темы. Так я узнала, что после окончания исторического факультета «Кубика» Харитонов поступил в аспирантуру, и в процессе обучения стал работать на кафедре истории преподавателем. Сначала он вел семинары по кубановедению, а окончив аспирантуру, стал читать и лекции. Но через год уволился и уехал в столицу.

Услышав про аспирантуру, мое сердце тоскливо заныло. Я снова вспомнила Шандора, и то, как он пренебрег своей дальнейшей учебой в угоду своему отцу. А ведь он тоже мог учиться и работать как Игорь, и его бы ждала более приятная перспектива, чем учитель истории в школе. Но увы. Эта ступень так и останется им непокоренной.

– Ты защищал диссертацию?

– Нет. Хотя у меня были такие мысли. Но когда я попал в Москву, жизнь так закружила меня, что заниматься научной работой не было времени.

– Тебе нравилось преподавать?

– Я любил свою работу и не понимал, как студентам не интересна история их края. Я преподавал не только на историческом факультете, но и экономистам, географам, математикам, но был строг и требователен ко всем студентам одинаково. Ох, и попил я у них кровушки, – Харитонов посмеялся. – Они называли меня кубанским Дракулой, и думали я об этом не знаю. Как кстати у тебя было с кубановедением в университете?

– Думаю, моей крови ты бы тоже напился вдоволь.

– Все было так плохо?

– Нет, – улыбнулась я ему. – Но я не особо к нему тяготела.

Я закончила с супом и принялась за второе блюдо. Это было картофельное пюре с грибами и мясом. Внешний вид не производил впечатления, но, попробовав на вкус, нашла его довольно аппетитным.

– Получается, – заметила я, – ты уехал в тот год, когда я поступила в университет.

– Вероятно так. Иначе я бы тебя запомнил.

– Ты помнишь всех своих студенток? – удивилась я.

– В том-то и дело, что не всех.

И снова зарождающий волнение в моей душе его взгляд. Я сделала несколько глотков морса, который подавали каждый день к любому комплексному обеду.

– Твой Марк учился вместе с тобой?

– Нет. Мы были друзьями с детства. Наши матери – подруги, мы вместе росли.

– О, так вы из одной песочницы.

Я улыбнулась.

– Можно и так сказать.

– Чем он занимается? – спросил Игорь.

– Ты имеешь в виду его профессию?

– И это тоже.

– Он юрист. Работает в крупной торговой компании.

– И чем юристы занимаются в свободное от работы время?

Вопрос застал меня врасплох. Первое, что приходило в голову, это увлечение Марка игровой приставкой, но сказать об этом Игорю, все равно, что назвать Савельева игроманом. Я быстрее отправила картофельное пюре в рот, чтобы иметь возможность подумать над ответом и не посрамить Марка в глазах Харитонова. Как бы я сама не относилась к играм Савельева, Игорю об этом пристрастии Марка знать необязательно.

– Каждый, у кого есть маленький ребенок, найдет, чем ему заняться.

– То есть он заботливый и любящий отец?

– Разумеется. Тебе, наверное, сложно это понять, но некоторые мужчины прикладывают руку к воспитанию своих детей с малолетства.

– Надеюсь, «прикладывают руку» не в плане физического насилия?

– О, нет, конечно. Я имела в виду, что Марк принимает самое активное участие в воспитание нашей дочери.

Я взяла морс и сделала несколько больших глотков. Лгать было нелегко, и я переживала, как бы на моем лице не проступила краска от волнения.

– Как вы друг другу не надоели за столько лет?

– Так бывает. Когда люди любят друг друга.

Губы Харитонова чуть дрогнули в усмешке.

– И ты никогда не жалела о своем выборе?

Он словно выпытывал у меня правду, которую я скрывала. Я выдержала паузу, наблюдая, как Игорь взял нож и разрезал на две части кусочек мяса, что был в картофельном пюре.

– К чему эти вопросы? – не найдя подходящего ответа, спросила я.

– Хочу понять, насколько у вас все серьезно.

– Для чего?

– Оцениваю свои шансы…

Я усмехнулась. Правда или шутит?

– Ребенок не убеждает тебя в серьезности наших отношений?

– Я не считаю, что дети – показатель прочности семьи.

– Руководствуешься собственным опытом?

– У меня нет детей, если ты об этом, – и несколько нервно продолжил, разрезая ножом очередной кусочек мяса: – Зато у моего отца их было трое… двое из которых на стороне. Он жил на две семьи, и никак не мог определиться, где ему лучше. А мама все терпела и ждала, что выбор будет в ее пользу. Но ее смерть наступила раньше, чем это случилось. Мне тогда было четырнадцать лет. Отец забрал меня в новую семью, где были мои единокровные братья. Четырьмя и шестью годами младше меня. В подростковом возрасте оказаться в доме женщины, которая косвенным образом стала причиной смерти моей матери – это было слишком для меня, – он стал жевать мясо, и видимо погрузился в воспоминания. – В общем, это были не самые лучшие годы в моей жизни. Мне нечем в них гордиться.

– Поразительно, как часто я слышу такие истории. Отец Марка тоже жил на две семьи и ушел к другой женщине только, когда Марку исполнилось восемнадцать. Да и, что греха таить, мой отец тоже ушел от мамы не так давно. Сейчас женат и растит еще одну дочь. Но в моем случае, я не держу обиду на отца. Он счастлив в новом браке, и я рада за него. Лариса хорошая женщина, именно она сейчас помогает мне с Полиной, моей дочерью. Берет ее к себе на день. Пока мы работаем.

– Тебе повезло с мачехой.

– Может, ты просто не пытался подружиться со своей. Я тоже не сразу приняла Ларису, но ради отца я переступила через свою гордость и примирилась с ее присутствием в его жизни.

– Между твоим и моим случаем есть существенная разница. Моя мать умерла, и ее смерть я не смог простить этой женщине.

– Твоя мачеха жива?

– Нет. Она умерла, когда я жил в Питере. И как бы жестоко это ни звучало, я был рад ее смерти. Она не любила меня, и даже не предпринимала попыток подружиться со мной. Она и два ее отпрыска сделали мою жизнь невыносимой, но все, что нас не убивает, делает нас сильнее. И может быть за это я должен быть ей благодарен. Она научила меня выживать в любой ситуации, но сама при этом оказалась слаба и уязвима.

– Ты общаешься со своими братьями?

– Нет. Сейчас они далеко отсюда, и надеюсь, я их больше никогда не увижу.

В другой раз на обеде Игорь снова заговорил о Марке. Я плохо спала, потому что Полина всю ночь капризничала, и мы не могли понять, что с ней не так. Температуры не было, но она часто просыпалась, и даже ночное кормление не помогло ее успокоить до самого утра. Сон пришел к ней только с рассветом, когда всем нужно было вставать. И, когда я собирала ее к Ларисе, она не издала ни звука, пребывая в сладком сне. Мачеха сказала, что Полина так среагировала на погоду. Ночью был сильный ветер, и часто дети очень чувствительны на такие явления природы.

Игорь заметил мое состояние еще на работе, когда застал меня за чашкой кофе, но заговорил об этом только в кафе.

– Плохо спала сегодня?

– Выгляжу безобразно, да?

– Нет, просто бледная. Это Марк тебя так вымотал ночью?

Бог ты мой! Как он может задавать такие вопросы женщине, с которой едва знаком? О нет, Лиза, только, пожалуйста, не красней. Я сделала несколько глотков морса, и понадеялась, что сумела тем самым скрыть свое смущение.

– Полина плохо спала. Всю ночь капризничала, мне приходилось к ней подниматься.

– А Марк? Он тоже поднимался?

– Конечно. Мы поочередно. И так всю ночь. А когда пришла пора вставать, Полина уснула крепким сном.

Я снова лгала про Марка. Он тоже просыпался, но и с места не сдвинулся, чтобы разделить все тяготы семейной жизни напополам. Сейчас у него не было оправданий, я тоже работала, но больше обязанностей из-за этого у него не стало.

Игорь посмотрел на дисплей своего телефона и заметил, что время нашего обеда подходит к концу. Он махнул официанту и, когда тот подошел, попросил счет. Я, как и прежде, предпочла за свой обед рассчитаться сама.

Поведение Игоря по отношению ко мне менялось с каждым днем. Если на мне была верхняя одежда, он помогал мне ее одеть или снять. На прощание по вечерам, которое проходило перед служебным входом внутри здания, вместо рукопожатия, он перешел на поцелуй в руку. И однажды это заметила Альбина, которая стремилась на выход после рабочего дня. Она быстро отвела глаза, когда я сконфуженно на нее посмотрела, но я успела заметить неодобрение в ее взгляде. Я не понимала, как мне относиться к поведению Игоря. В этом вроде бы не было ничего неприличного, но вместе с тем взгляды, которыми он сопровождал свои действия, говорили о другом.

Разумом я понимала, что должна это прекратить, объяснить, что его ухаживания, а это смахивало именно на них, безнадежны и компрометируют меня. Но где-то внутри чувствовала, что они мне приятны и волнительны. Харитонов пробуждал во мне то, что казалось уже забыто для меня навсегда: трепет от прикосновений, томление под взглядом, желание быть услышанной. Я поражалась его энергии, умению вести себя с людьми, какие бы посты они не занимали. Его самоуверенность и целеустремленность вызывали мое уважение и восхищение. Он был интересным собеседником, благодарным слушателем, разбирался в вещах, которые представляли для меня большое значение.

Я думала таких, как Шандор больше нет: умных, любознательных, ценящих культуру и искусство. Конечно, экспрессии и самодовольства в Игоре было гораздо больше, чем в Слободе, Харитонов знал себе цену и не скрывал своего превосходства над другими, но в остальном он очень напоминал мне Шандора. Главным образом тем, что умел не только говорить, но и слушать. А за два года я так по этому изголодалась, что все внутри рвалось навстречу забытым ощущениям и эмоциям.

Когда вместо того, чтобы провести 9 Мая в кругу семьи, помянуть дедов, погибших на войне, и посмотреть парад, я понеслась на работу, чтобы репетировать театрализованную экскурсию, Марк снова выразил мне свое недовольство. Он злился, что выходной день я посвящаю работе, игнорируя свою семью.

– Марк, скоро это закончится, – обувая туфли на платформе, сказала я. – Потерпи еще две недели, и я вернусь в семью. Но сейчас мне нужно полностью отдаться подготовке к празднику. Пойми, я не могу иначе. Это моя работа. Командная работа. Я не могу всех подвести.

Я поцеловала его. Он отказался везти меня на работу, и мы прощались с ним на пороге дома.

– Хочешь, я приготовлю нам сегодня вечером праздничный ужин? – предложила я, чтобы хоть как-то реабилитироваться в его глазах. – Только, пожалуйста, не обижайся.

– Готовишь ты не очень, – он прижал меня к себе и тихо продолжил: – Но есть кое-что, что ты делаешь лучше всего…

И он поцеловал меня. Я пообещала ему романтический вечер, если ужин его не устраивает, и вышла из дома.

В городе проходили праздничные мероприятия по случаю Дня Победы и многие улицы в центре перекрыли. Мне пришлось выйти из автобуса заблаговременно и прошагать несколько кварталов. Я не учла этого обстоятельства, и поэтому опаздывала к началу репетиции. Но погода была теплой и солнечной, и кроме толпы людей ничто не мешало моему скорейшему продвижению до места назначения.

На репетиции решили, что я буду вести экскурсию в привычном формате, а действующие лица демонстрировать описываемые мною события, облачившись в соответствующие экспозиции костюмы. Это позволит мне переходить из одного зала в другой без потери времени на переодевания. Потому что изначально предполагалось, что я сама буду действующим лицом театрализованной постановки. К театральной игре призвали тех сотрудников музея, которые не связаны непосредственно с работой экскурсионных залов, но были не прочь выйти из «тени» и показать себя во всей красе.

Сценарий экскурсий был изменен, добавлены новые реплики, местами комичные. Также было решено провести викторины по окончании каждой экскурсии для выявления лучших слушателей и награждения их мелкими сувенирами, копиями экспонатов в музее.

Харитонов, заглядывая в программу мероприятия, пояснял, что за чем будет следовать и в какое время. Где будут размещаться мастер-классы, где проходить лекция на различные исторические темы, каждому объяснял его роль и местонахождение. Большая ответственность лежала на смотрителях музея, которые должны внимательно следить за посетителями, чтобы все экспонаты остались в целости и сохранности, ничто не пострадало из-за наплыва гостей.

Помимо выступления джазовой группы в сквере Жукова, в самом начале мероприятии планировалось выступление ансамбля кубанского хора и танца перед входом в музей. Для движения транспорта улицу на период празднования собирались перекрыть.

Когда со всеми подготовительными мероприятиями было покончено, все детали обсуждены, мы стали расходиться по домам. Я не говорила Харитонову, что сегодня меня никто не встречает, вышла раньше него и направилась по тому же маршруту, по которому приехала сюда. Дороги еще не открыли, и путь снова предстоял неблизкий.

Через минуту меня нагнал Харитонов.

– Лиза, – позвал он, – тебя подвезти?

– Спасибо, – не останавливаясь, сказала я, чуть повернув к нему голову, – я доберусь сама.

Игорь схватил меня за плечо и вынудил остановиться.

– Все дороги перекрыты, тебе идти черт знает куда. А моя машина всего в двух кварталах отсюда.

Он махнул за свою спину, указывая, где припарковался.

– Ничего страшного, – высвобождаясь из его цепких пальцев, сказала я. – Как-то же я дошла сюда утром.

Нас обогнали наши коллеги, которые еще раз с нами попрощались. Мне стало неловко, что нас с Харитоновым застали вместе в нерабочее время.

– Лиза, я настаиваю. Мне нужно кое-что с тобой обсудить.

– Давай обсудим это во вторник. Завтра у меня выходной.

И я повернулась, чтобы уйти. Но Игорь вновь схватил меня за плечо.

– Лиза, я не могу ждать до вторника.

Невольно я посмотрела направо, чтобы убедиться, что наши коллеги скрылись за углом и не видели, как Харитонов хватал меня. К счастью, их не было видно.

– Игорь, зачем все это?

– Хочу быть тебе полезен.

Я попыталась высвободить свою руку из его тисков, но он не отпускал.

– Ты полезен, но на работе. За ее пределами мы не можем встречаться. Я…

– … почти замужем, – закончил он, – я помню. Но что-то подсказывает мне, это не препятствие.

– Наверное, твое самолюбие. Вокруг полно женщин, измени объект своего внимания. Я не та, кто тебе нужна.

Он взял меня и за второе плечо. Он был немного ниже Шандора, но выглядел мощнее его, и мне почудилось, что он перекрыл мне весь свет и воздух, когда я оказалась перед ним в тисках его рук.

– Ну, послушай, я просто хочу подвезти тебя. Могу до ближайшей остановки, где ты сможешь пересесть на автобус. Надо обсудить с тобой мероприятия после праздника. Есть у меня кое-какие идеи.

– Давай сделаем это в рабочее время.

– Ты не доверяешь мне?

Он сильнее сжал мне плечи.

– Игорь, ты делаешь мне больно.

– Извини. – Он отпустил меня.

– До вторника.

И я, обернувшись, пошла дальше.

Он больше не стал меня догонять. Сердце бешено колотилось. Никогда прежде я не испытывала такого натиска. Приставания Кулагина выглядели такими мальчишескими и пошлыми против напора Харитонова. Игорь не переступал граней, при этом шел как танк. И самое поразительное, что мне это… нравилось.

Но я не могла не считаться с Марком. Он не заслуживал моего предательства. Я надеялась, что мое внезапно возникшее увлечение Харитоновым быстро пройдет, страсти утихнут, возможно, я уже притупила их в Игоре, и все вернется на круги своя. Даже не верилось, что еще неделю назад я не была с ним знакома. Такими насыщенными были эти дни на работе, что казалось, прошел месяц, а не шесть дней. И такая смута на душе… Так не похоже на меня…

Полине уже исполнилось три месяца. Особо улыбчивой она не была. Если и проявляла такие эмоции, то только по отношению к бабушке Лене и Ларисе, с которыми бывала чаще. На меня она всегда смотрела с интересом и любопытством, словно пыталась понять мою роль в ее жизни. Такие же эмоции у нее вызывал и Марк.

Утром я проснулась от плача Полины, и, заменив ей подгузник, положила ее в нашу кровать. Марк еще спал, и я тоже была не прочь немного полежать с закрытыми глазами. К нам заглянула мама и сказала, что сейчас сделает смесь.

Я почувствовала, как дочь коснулась меня своей ручкой. В полудреме мне показалось, что она погладила меня по щеке. Я открыла глаза. Она смотрела на меня очень внимательно, взглядом взрослого человека. Словно изучала. Невольно я улыбнулась в ответ и дала ей свой указательный палец, она обхватила его своей крохотной ручкой и потянула в рот.

– Нет, Полина, он грязный.

Она заплакала, и идиллия закончилась. К счастью, подоспела мама с бутылочкой, забрала Полину, и они ушли кормиться. Как бы я временами не обижалась и не ругалась с мамой, сейчас я была очень благодарна ей за помощь.

Не меньшую признательность я испытывала и к Ларисе. С тех пор как она взяла на себя роль няньки, я прониклась к ней симпатией и уважением. Мачеха рассказывала, чем планировала заняться с детьми в предстоящий день, а вечером отчитывалась, что из этого было сделано. Несмотря на увеличившиеся обязанности, она со всем справлялась и по дому. Все было прибрано, вымыто и приготовлено к приходу отца. И никаких нареканий друг к другу. Настоящая идиллия. Могла только за них порадоваться… и немножко позавидовать.

В процессе недолгого общения с мачехой, я узнала, что родилась и выросла она в Тихорецке. Там же сейчас живет ее мать, туда она уезжала, когда рассталась с моим отцом. В Краснодаре она окончила Кубанский медицинский университет и осталась здесь работать. До отца уже бывала в браке, но недолго и все закончилось разводом, детей не было. Когда познакомилась с моим отцом, уже отчаялась устроить свою судьбу и не ждала от нее благосклонности. Просто плыла по течению, полностью отдавалась работе и занималась самообразованием. Она не вдавалась в подробности развития их отношений, считая это бестактным по отношению ко мне и моей матери, но об этом я кое-что знала от отца и не требовала деталей.

Маша каждый раз встречала меня одними и теми же словами: «Изя – систа», что означало – Лиза – сестра. Я улыбалась ей в ответ, но иных чувств не проявляла. Хотя могла утром посадить ее к себе на колени, вернее, она сама любила на них забираться, и мы играли в сороку-ворону. Пока рядом не было отца, я выносила ее легче. Полина у нее вызывала интерес только первый день, а потом она стала относиться к ней как к вещи, не замечала и реагировала на нее только, когда та плакала.

С отцом я виделась редко, обедать вместе тоже не получалось. Особенно в последние дни, когда этим временем располагал Харитонов. Но мы общались с отцом по телефону, и я приглашала его с семьей на наш праздник. В моем голосе он слышал энтузиазм и возбуждение, и радовался, что работа смогла меня взбодрить.

Следующие две недели выдались не менее, а то и более интенсивными. В соседних залах, где обычно проводились временные выставки, шли подготовки к дню музеев – менялась экспозиция. Часто видела там наших научных работников и Харитонова, которые вместе разрабатывали концепцию новой выставки, ее проектирование, составление необходимой документации и, как заключение, ее презентацию. Ждала, что со дня на день мне принесут материал, который я должна буду излагать в своей экскурсии.

Обеды прекратились. С Игорем мы общались только по общим рабочим вопросам, в пределах стен музея. Он вел себя со мной ровно, как и со всеми остальными коллегами, на личные темы не говорили, к событиям прошлой недели не возвращались. Я вздохнула полной грудью, ощутив свободу от соблазнов. Стало легче думать о работе, ничто не отвлекало.

Долгожданный день настал. Все волновались. С утра мы украшали залы, готовили площадку для мастер-классов, проглядывали программу мероприятия, чтобы не забыть последовательность. Ансамбль подъехал вовремя, готовились открыть мероприятие. Приехал и подъесаул Артемий Воронцов, готовый к посвящению ребят в казаки и рассказам о кубанском казачестве. Руководитель гончарной мастерской Никита Борисович и Оксана Тимофеевна тоже прибыли на место заблаговременно. Выгрузили свои гончарные круги, установили их под крытой палаткой, размещенной у стен музея, и подключили к электричеству.

Улучив минуту свободного времени, я подошла поговорить с Оксаной Тимофеевной. Она знала, что я была в декрете, и поинтересовалась, как протекают дни моего материнства. Услышав короткий отчет о моей дочери, Оксана Тимофеевна полюбопытствовала, как поживает счастливый отец, чем занимается. Последний вопрос остался мне непонятен. Она не знала Марка, и он никогда не появлялся в мастерской.

– Жаль, что больше не работает у нас, – сказала Оксана Тимофеевна, – такой хороший мастер. Его ученики приводят своих друзей, все хотят к нему. Чем он сейчас занимается?

– Погодите, вы о ком?

– О Юре, он же отец твоего ребенка?

Все встало на свои места.

– Нет, не он. С чего вы так решили?

– Прости, я думала, между вами что-то было.

– Вам показалось, – как можно увереннее произнесла я.

Я повернулась, чтобы уйти и натолкнулась на Харитонова. Как долго он здесь стоял? Что слышал? Все ответы я получила тут же.

– Значит, романтическая история все-таки была, – ухмыляясь, заключил он.

Я ничего не сказала и ушла.

Это были одни из самых насыщенных дней в моей жизни. Я испытывала гордость от того, что была причастна ко всему происходящему, и даже привнесла что-то свое. Празднество проходило на высоком уровне. Программа мероприятия сменялась одна за другой, все работало как часы, никаких сбоев, никаких проволочек. Харитонов постоянно следил за каждым пунктом плана, давал немые знаки всех действующим лицам, когда требовалось наше участие. Мы понимали его с полувзгляда и торопились выполнить задачу, как того требовал распорядок. И так два дня подряд. Когда настала очередь выступления джазовой группы в сквере, мы вздохнули с облегчением, «мы это сделали» – читалось на всех лицах.

На празднике побывал отец с Ларисой и Машей, видела я и Юлю с ее подшефным классом, но я не могла подойти к ним, постоянно была в работе, смогла им только помахать на расстоянии. Их одобрительные знаки в виде поднятого большого пальца говорили мне больше слов.

Уснула я в тот воскресный день без задних ног.

К сожалению, понедельник был выходным только у меня, и поспать не удалось. Полина разбудила меня, едва за всеми закрылась дверь. Мама накормила ее – записка о том лежала на тумбочке. Я положила дочь рядом, дала игрушку и хотела поспать еще, но минут через пять она подала голос и не успокоилась, пока я не открыла глаза. Она перестала плакать, но куксила губы, готовая повторить «концерт».

– Мамочка устала и хочет выспаться, Полина же не будет ей мешать? Хочешь, я включу карусельку?

Я встала и, переложив ребенка обратно в кроватку, завела музыкальную игрушку. Сама снова плюхнулась на подушку и попыталась уснуть. Полины хватило ровно на то время, что играла карусель. Потом она стала плакать, и чем дольше я не реагировала на ее крик, тем истошнее он становился. Со словами: «Когда же это закончится?» я была вынуждена встать с постели. Снова завела карусель, пошла умываться.

Я смотрела на свое отражение в зеркале, и не понимала, отчего я такая? Неужели с ребенком Шандора было бы то же самое? Ведь не может же материнская любовь зависеть от чувств к мужчине, от которого у тебя дитя? Плачут дети одинаково – что от любимого, что от нелюбимого. Может, я не рождена для материнства? Тогда для чего? Я вспомнила цыганку: «И много детей вижу…» Неужели это мои дети? Много? Я одну вынести не могу, а она говорила «много». Ерунда какая-то. Как я могла поверить такой чепухе?

Я вернулась к дочери, она снова заплакала. Взяв ее на руки, я подошла к шкафу, открыла створку, одной рукой нашла шкатулку и вынула оттуда фото. С госэкзамена. Наш танец. А есть ли дети у него? Наверняка, есть. Возможно, сын. Чтобы самоутвердиться среди своих. Сын для цыгана – это признание его состоявшимся как мужчина. У Шандора обязательно должен быть сын. Иначе ему не подняться в глазах отца.

Оказавшись на руках, Полина перестала плакать и потянулась к фотографии, хотела его схватить.

– Нравится тебе здесь мама? – спросила я дочь. – А дядя? Если бы ты только знала, как бы я хотела, чтобы это был твой папа.

Она заплакала. Очевидно, от того, что я не давала ей желаемое фото, а не от моих слов. Понимать их она еще не могла. Я убрала фото на место, задвинула шкатулку поглубже в шкаф. Время воспоминаний прошло, наступила реальность.